В 28-м году я опять начал работать в артели. Звание мне стало: мастер по золочению и серебрению. А попросту - золотарь да серебрило. Работа было посменной. Со мной Александр Дмитриевич Огородников работал. Две бригады у нас было и обе вместе золотили, серебрили. В великой тесноте. Тут и золотили, тут и сливали. В тридцатом году составлял я оксидоровку радужную. Ванна на 60 ведер - не шутка! Дело к концу шло, а за мной посыльные все прибегают: иди к телефону. Я не иду. Нельзя мне бросить ванну. А ко мне опять: срочно к телефону! "Ну, говорю, с этой химией шутки плохи!" А мне: "Ничего!" Вот, пока я ходил, подручные мои вывалили мышьяк в ванну сразу, мы, мол знаем, как ванну составить. А мышьяк из совочка надо рассыпать понемногу. Я пришел - а они лежат вповалку и туман голубой над ними. Я догадался. Вытащил сразу двоих. Потом своего ученика вытащил Володю Курдюкова. Побежал к ручью ополоснуть лицо, в себя прийти... Да вот как к проруби ткнулся, так и остался. Уж через час фарбовщик один пошел к проруби воды зачерпнуть, а я там. Уже зима была, мороз. Бедолаги мои провалялись в больнице по три недели, а я пять месяцев - с крупозным воспалением легких. Операция была. И вышел я из больницы инвалидом. Вот вроде и вся моя золотарская судьба. Но в 37-м году вызвали меня в наше управление, оно в Ярославле было. Давай, говорят, поработай. И снова я стал при золотом деле жить. У нас в округе сколько деревень и сел ювелирных! Вот работал я по золотке в Сопыреве, в Веселове, в Густомесове, в Сидоровском. Учил, готовил других мастеров в каждом но- вом месте. Вроде Кирилла и Мефодия в одном лице был по золотой-то части, доносил ремесло зто до народа. Но больше работал дома. Человек 500 приносили мне свою работу: из Густомесова артельные мужики, от своей артели красносельской, от сидоровской. Были у меня среди такого множества людей и любимые мастера. Иные явятся, как праздник принесут. Работа-то муторная, однообразная, хоть со стороны вроде бы смотреть на волшбу походит. Вот из Густомесова придут отец да четыре сына. Монев Александр Андреевич со своими молодцами. Приносят они работу всегда интересную, все больше броши. Это не "обручалка" вам, не "калач!" С выдумкой! Лучше Александра Андреевича никто не работал броши. Принесет брошку "ландыш" - залюбуешься! Лист серебряный, и накладка в кастах, как цветочки ландышевые по ней! Веселый народ они были. Все пятеро в полушубках ввалятся: из-за Волги с мороза к тебе пришли, как из другого мира. Только пар от них. Я золочу, а они смеются, балагурят, вина принесут, пьют полегоньку. Веселый народ!.. Да..." Старый мастер задумывается о чем-то приятном. А я прошу его рассказать, донести до меня ту обстановку, быт его былой, в котором "одевал" он чужую работу в золото да серебро. "А золотил я в разных местах. Была у нас и "кузница". Печка-столбик там стояла. В большом чугуне - старое золочение, лет по 15-ти держали тот раствор, как вчерашние щи. Золочение же проводили в блюдах больших. Ставишь блюдо на плиту - и кипятишь, помешиваешь. Это первоначально, первобытно... А потом к совершенству шло. Вот батареи стал я использовать при золочении. Тут уж убытка не было. По книге. Только смотришь дозировку. Столько-то "едкой кали", столько-то "куприйкалийцеанатуму", фосфорного натру, сернокислого натру, углекислого натру..." Перечисляя всю эту премудрость на свой речевой лад, старик важным становится, величественным. Не шутка терминология! "Потом уже не в "кузнице" я золотил, а в сенях на примусах. Три примуса у меня постоянно пылали. Вот только не кашу на них варили! Работал я с пяти часов утра до десяти часов вечера!.. Так я с восьмилетнего возраста и работал. Отец же мой начал с 17 лет работать кресты эмалевые, а когда глаза стали плохо видеть, перешел на выработку "обручалки" - колец обручальных. Золотил он всегда сам. Вот пойдет, бывало, плавить серебро в кузницу и меня с собой возьмет, чтоб привыкал. Углей ему принесешь, изложницы нагреешь, "подъемы", клещи то есть, подашь, молотки из дому принесешь. Он кует, а я уже ему держу на наковальне слиток клещами, в восемь-то лет! С того времени так все при металле..." Сергей Александрович теперь целыми днями до глубоких сумерек в огороде. Нередко в дом, его постучат: "Приходите позировать!" Это из Красносельского училища художественной обработки металлов приглашение. Старик не отказывается. Приходит. Сидит на возвышении седой, спокойный, словно бы дремлющий или думу думающий долгую - длиною в жизнь. Тихо. Поскрипывают планшеты, шуршат карандаши по бумаге. Спокойно сидит старик, терпеливо. Может, думает он о том, что в стенах училища тоже не воздух просто, а раствор - "золочение" - и происходит в данный миг невидимый почти процесс, вроде гальванического: откладывается в молодых людях, полукружием обступивших его, золото навыка, искусства, творчества. И своих внуков может увидеть он здесь... Ну а они - молодые?.. Что видят они в нем? Старика? Натурщика? Модель живую? А может, тоже угадывают по его седине, по голубоватому туману глаз одну из уходящих легенд красносельского ювелирного промысла? .. Рассказано вот о двух выходцах из старого Красного. Немного их осталось - стариков. В двух этих рассказах, разумеется, не могло полно прозвучать самое главное о красносельской старине, о принципах этой старины. Вот почему мне хотелось бы рассказать о прасолах. Поскольку рассказ этот может пролить свет на многое. Вы уже обратили, очевидно, внимание, что слово "прасолы" не раз употреблялось в этом повествовании. Посмотрим попристальнее, что же скрыто за этим словом.
ПРАСОЛЫ
Еще при малом развитии промысла,при крепостном праве, ходили по Красному торговцы, стучали по окнам: "Хозяин! Нет ли серег-колец, крестов-образков?!." В середине прошлого века картины такой не наблюдалось - роли поменялись. Теперь мастер шел под окна к торговцу с теми же почти словами, заменяя в них разве что "нет ли"? робким "не надо ли?". Торговец быстро понял выгодность своего положения, начал притеснять мастера. Выражалось это чаще всего в уменьшении платы за работу мастеров. Более "темным" становится способ расчета. Деньгами выдается мастеру лишь малая часть причитающегося, остальное же торговец (прасол по-красносельскому) предлагает мастеру получить продуктами первой необходимости, ставя за них удвоенную против обычного цену. На руку торговцу было отсутствие правильной организации торговли и кредита под залог изделий кустарей. Часть кустарей "работала" свои изделия из получаемого от прасолов по весу серебра. По весу же сдавались и готовые изделия, за которые прасолом устанавливалась незначительная плата. Другие мастера, "работая" из своего материала, не имели возможности сбывать самостоятельно свои изделия на рынок и вынуждены были продавать их тем же прасолам за ту же самую плату, исключая стоимость материала. Только самая небольшая часть мастеров-кустарей сбывала изделия свои на рынок. Кстати, они же впоследствии становились такими же скупщиками, прасолами. При таком положении дел невысокая оплата труда кустарей лишь продолжала понижаться. Мастера в погоне за более или менее подходящим заработком вынуждены были удлинять ежедневное время работы, уже не заботясь об изяществе и качестве изделий. Если ранее мастер, работавший изящнее прочих, мог рассчитывать на более высокую оплату за свой труд, то позднее получал больше тот, кто работал быстрее. Получалось по пословице: беда беду родит. Быстрота, вынужденная быстрота в работе, приводившая к ухудшению вида изделий и их крепости, вследствие же этого вела к новому понижению цены за изготовленный мастером товар. Получался порочный круг, из которого выхода не было. В то же время при обнищании кустарей дела прасолов шли в гору.
До 1895 года в летнее время кустари по вечерам не работали. С наступлением осени начиналась работа при огне. И первое сентября почиталось в Красном за праздник. С этого дня работать начинали усидчивее, что означало и работу по ночам. Праздник этот так и называется по-местному - "засидки". Погоня за неуловимым заработком сделала жизнь кустаря беднее на один праздник. Сохранялся он позднее уже без собственного значения этого слова, потому что работали в вечернее время уже и летом. Засидки стали, так сказать, круглогодовыми. Таким образом, хозяином положения в промысле был рубль, а не искусство, прасол, а не мастер. Уже в упоминаемом здесь труде "Развитие капитализма в России" Ленин писал: "Мелкие крестьянские промыслы порождают в массе случаев особых скупщиков, специально занятых торговыми операциями по сбыту продуктов и закупке сырья и обыкновенно подчиняющих себе в той или другой форме мелких промышленников". Женский труд применялся в промысле наравне с мужским. Использовался довольно широко и труд малолетних. Дети становились прямыми помощниками родителей с 7 - 8-летнего возраста. Особенно часто детский труд использовался на пайке цепочек, так как занятие этим требовало острых глаз и чуткости детских рук. Все это отражалось не только на здоровье детей, но и на их умственном развитии. Прасолы Красного - это не какая-то малая кучка людей. В 1912 году из 542 промысловых дворов села Красное 46 дворов принадлежало прасолам, не имеющим своего производства. Из того же числа дворов 11 принадлежало хозяевам крупных мастерских, которые, кстати, также не ограничивались только одной продажей изделий, изготавливаемых в собственных мастерских. Скупщики водились не только в селе Красном, но и в каждом селе, в каждой деревне красносельской округи, в которых крестьяне занимались ювелирным промыслом. Так, например, в Сидоровской волости был прасол Рябов из деревни Кононово, на которого работали не только 15 промышленных дворов этой деревни, но и много дворов в других деревнях этой волости. Прасолы... Промысел был для них истинно золотым дном. На отблески, отсветы этого дна слетались и торговцы-пришельцы из Питера, Москвы, Киева... Всем мерещилась здесь пожива, но не искусство. Сергей Александрович Грустливый немало рассказал мне о них. Все типажи, все проныры, знающие, где пахнет копейкой. У Сергея Александровича дар изображать их "в лицах". Вот он начинает рассказывать про дедушку Афанасия, как звали в Красном прасола Афанасия Павловича Саксонова... Лицо становится прехитрым, глаза незнакомо забегают. Таким, наверное, и был этот "дедушка Афанасий"... И Сергей Александрович поясняет: "Он не выговаривал "д". Все у него получалось через "т". Имел он пивную в центре села, чайную. В пивной он и умер за стойкой, хотя сам трезвенник был... Плешивый был, с бородой, роста небольшого, но плотный. Он ничем не брезговал. Заартачится иной прасол, не берет товар. Что делать мастеру? Иду к дедушке Афанасию! Он возьмет. Правда, так возьмет - не обрадуешься. Зато расчет у него скорый: тут же и получай денежки. Знал, как себя с мастерами держать: шуточкой-прибауточкой окрутит. Придет мастер: "Афанасий Павлыч, возьми товар!" "Если никто не возьмет - приходи ко мне. Я возьму!" "Так уж я у всех был, Афанасий Павлыч! Не берут..." Помолчит дедушка Афанасий. Вроде бы и в раздумье. Равноду-у-ш-ненько спросит: "А сколько ты за это просишь, что люди не берут?.." - "Да два рубля за фунт! Кольца у меня..." "Полтора рубля получай и расчет сейчас дам!" Делать нечего - надо отдавать. А то семья дома ждет.
Возьмет дедушка Афанасий товар, а летом с открытием навигации он продает этот товар по хорошей цене другим заезжим торговцам. Сам дедушка Афанасий никуда не ездил из Красного с товаром. И этот товар он перепродавал тоже на дому.
Были и мелкие торговцы ювелирным товаром, вроде коробейников... С ящичками ходили, ездили. Придет такой торговец к Саксонову: - Афанасий Павлыч! Дай товару! Попродавать... - Так ведь ругаться будем... - Почему, Афанасий Павлыч? - Да ты мне сейчас издалека кланяешься, а возьмешь товару-то - не будешь кланяться-то. Мне не жалко товару, а жалко того, что знакомство потеряем. - Ну, что ты, Афанасий Павлыч! Что ты! - Ну, ну! Бери! На. Доверю, доверю. А сколько тебе? - Да рубликов на двадцать пять... - Многонько пожалуй... А?! Ну да бери, бери... Раз дает, другой. На третий раз торговец побольше заберет. И правда: проходить после этого стороной норовит. Проторговался, прожился.
Дедушка Афанасий кричит ему: - Николай! Николай! Подь-ко сюда. Что, милый, не кланяешься мне? Вот ведь я какую обиду тебе сделал! Доверил много-то! А? - Да уж извини, Афанасий Павлович! Расплачусь. - То-то. Не забывай! Дедушка Афанасий - целая эпопея в памяти старика Грустливого. Многих прасолов помнит Грустливый. И почти к каждому из них нечто вроде притчи. И смешно и горько. "Да... Прасола... - в раздумье произносит он.- Вот отец у меня работал в Петербурге Как сейчас помню и адрес, по какому он отправлял изделия свои туда: "Горохова, 49. Абраму Яковлевичу Почталец". И сам Почталец ездил к нам в Красное трижды в году. Худощавый, низенький. Интеллигентного вида. Ему отец до смерти работал. Гурману Борису Ильичу в Москву он также работал. Киевскому еврею Сутину работал, я уж потом тоже ему работал. Братья Лазоровские оттуда же ко мне ездили. Брали цепи вчерне и золотили их в Киеве сами - так куда им было выгодней..."
И снова смешок, в усах лишь припрятанный, промелькнет под струенье слов: "А то еще от Москвы Арон Барахович приезжал через каждые 2 - 3 месяца. Паралитик, почитай, видел плохо, а вот разглядел, где поживиться можно. Вон откуда приезжал!
Подрядил он Алексея Аксентьевича Чулкова, Гармошкиным у нас его кличут, чтоб тот водил его, вроде поводыря. К тому ж язык русский плохо он знал и был ему Гармошкин вместо переводчика и личного секретаря. 12 целковых платил ему Арон. Да кого сюда только не приносило! От крупных до маленьких. Кесарь вот был... Коробейник. По ярмаркам, по чужим городам шлялся. Сам крестов наделает. Приедет на ярмарку, сидит, торгует. Хитро торговал. Крестов он привезет мельхиоровых больших и маленьких - серебряных. Но и те и другие нательные. Подходят покупатели, спрашивают: "Дедушка, почем кресты? .." - "Цена одна, цена одна: большой металлический и маленький серебряный, а цена у меня одна - пять копеек, пять копеек!" Вот у него все мельхиоровые и разберут кресты. Ему того и надо! А большие прасолы друг с другом знались! Компанией всегда вместе держались, как стая. Собирались по вечерам в карты поиграть - купечество! Вот Андрей-то Чулков (о нем было уже рассказано. - В. Ш.) зашибал шибко. Поедет с товаром на ярмарку, а назад приедет... не только чтоб денег привезти - в исподнем! Он никого не почитал. Прасола, бывало, запрутся, прикажут человеку, чтоб никого не пускал к ним. А Чулков увидит у них свет на втором этаже и стучит. Ну, человек ему внушает, мол, нельзя, не велено. "Поди, скажи им, что знаменитый актер пришел Любим Торцов!" Человек пойдет, доложит. Прасолы - карты в сторону, после еды да питья отчего не позабавиться!?" "Давай его сюда!" Входит Чулков. На обеих ногах вместо сапог по старому картузу бечевками прикручено. На голове- тоже картуз, козырьком назад. - Здравствуйте, господа пузатые! - Здравствуй, здравствуй! Ты, Андрюша, вроде опять немножко зашиб, a? А мы-то думали и впрямь Любим Торцов... - Я любимее и торцовее. И желаю с вами в карты сыграть. - Да как же ты будешь играть, мил человек, у тебя одна душа и ни гроша, а поверх души одна рубашка. - Я не проигрывать пришел - выигрывать! У меня всегда все козыри! - Как так? - А так! Снимает с одной ноги картуз, козырьком об стол- шмяк! "Вот вам один". Второй снимает и опять об стол козырьком. "Вот вам второй! .. А это вам третий - дама пик! - И бряк с головы картуз об стол.- Моя взяла. Денежки, господа!" Те, известное дело, поржут и скажут: "Ну, денежки ты свои имей, а вот за находчивость выпить тебе не грех". И так накадят его, что как мертвый потом валяется. Так и унесут на улицу..." Рассказам таким нет конца. Да. Старина красносельщины густа и смешным, и печальным. И, воспроизводя здесь услышанное мной от старейших жителей села Красного, я забочусь об одном - дать почувствовать читателю здешний необычный воздух, увидеть Красное как бы из глубины.
В ПОИСКАХ ВЫХОДА
Нельзя сказать, что Красное не искало путей к изменению сложившегося порядка в своем промысле. Промысел, разросшись до грандиозного, продолжал в то же время все дальше разрушаться, нивелироваться как художник. А было ли оно хоть когда-то свое, здешнее, особенное лицо промысла, его художественный почерк? Было, как была и почва для появления целого ряда отменных мастеров-серебряников. Правда, изделия их были и грубоваты, и архаичны. Не лишены они были и стилистических колебаний, и более того - смешения всевозможных стилей. Строгий, унаследованный от давних времен орнамент в соседстве с легкими завитками рококо был характерен для изделий той лучшей поры. Речь идет о XVIII веке. Но при этом в грубоватой, но искренней наивности работ того времени была та особая привлекательность, которая лишь и присуща истинно народному творчеству. Речь идет именно о народном творчестве, о промысле, живущем в гуще народа. В разное время мастера Красного, чувствуя, что необходимо каким-то образом выбраться из создавшегося тупика узкой специализации, посылали детей своих для обучения в столичные мастерские. Но, видимо, не было случая, чтоб дело доводилось до конца. Посланный вскоре возвращался, так как семья не могла содержать его. В конце прошлого столетия, в 1897 году, по инициативе Костромского уездного земства в селе Красном был открыт класс технического рисования. Сюда принимались дети, достигшие одиннадцатилетнего возраста, - и мальчики, и девочки. В классе преподавали рисование, лепку, черчение, проводились практические занятия по золото-серебряному делу, гравировке по металлу, учили чеканному, сканному, эмальерному, посудному и ювелирному делу. Более того, класс рисования принимал заказы на изготовление золотых и серебряных изделий. Обучалось в классе до семнадцати человек. Целью устройства класса было развитие художественного вкуса среди кустарей. Но деятельность класса при его скромных средствах для такого большого промысла, как Красносельский, в котором работало в то время до 6000 человек, не могла, разумеется, оказать определенного влияния на развитие промысла. После нескольких лет существования класса технического рисования возникает мысль о преобразовании его в художественную ремесленную мастерскую. Кстати сказать, мысль эту поддержало и местное население, хотя при зарождении класса оно недоверчиво отнеслось к той новинке. Кустари довольно охотно вносят небольшой процент от продажи выработанных ими вещей на постройку здания будущей Художественной ремесленной учебной мастерской. Занятия в новом здании мастерской начались 1 марта 1904 года. Учащимися ее стали 46 бывших учеников класса технического рисования. Был утвержден устав Художественной ремесленной учебной мастерской, где говорилось о назначении ее: "Сообщать обучающимся художественные познания и технические приемы, необходимые для мастера по золото-серебряному делу". Мастерская начала свою деятельность с трех нормальных классов и одного приготовительного. Первый выпуск учащихся состоялся в 1905 - 1906 году. Окон- чившие получили звания мастеров по золото-серебряному делу.
Собственно, первые выпускники мастерской были свежей струей, влившейся в стоячие воды промысла. Разумеется, мгновенного улучшения не последовало, не всколыхнулись тут же эти "воды", но бывшие питомцы мастерской уже не могли, приходя в мастерские Красного после четырех лет обучения, примириться с обстановкой, с требованиями производства старого прежнего промысла. И в 1913 году в селе Красном открывается образцовая мастерская. За год до ее открытия бывшие выпускники мастерской при содействии заведующего В. М. Анастасьева организуются в художественно-ремесленную артель. Как видите, слово "художественно" начинает завоевывать себе место в промысле. Устройство артели дает возможность окончившим курсы учебной мастерской работать в том направлении, которое они получили. Артель убедительно доказала значение художественно-ремесленного образования для промысла. Она за малое время существования участвовала на многих выставках, изделия ее пользовались успехом и находили сбыт. Продажа изделий производилась и на волжских пароходах, курсировавших между Ярославлем и Нижним Новгородом. Учебная мастерская, таким образом, постепенно расширяла границы своего влияния. Но перед ней стояла главная задача. У Красносельского промысла сложился традиционный характер производства. Характер, как мы уже видели, довольно неширокого свойства. Позади у промысла лежало целое столетие - путь немалый. Столетие это, имеется в виду XIX век, было временем за- мерзания искусства, как основы промысла. Это было столетием ремесла. На протяжении всего XIX века не наблюдалось в промысле никакой эволюции. В изделиях его не чувствовалось связи с русским народным искусством, не замечалось малейшего проблеска самобытного народного творчества. Для дальнейшего развития промысла, которое наметилось с возникновением учебной мастерской, необходимо было не только способствовать развитию вкуса и технических навыков, но и придать изделиям национальное своеобразие. В своеобразии этом должны были сказаться, очевидно, вполне местные особенности природы, быта, нравов. Ведь в любом кустарном промысле именно это своеобразие является наиболее ценным. Промыслу предстояло обрести лицо - собственное, живое, народное. Понятно, что быстрой эволюции не могло произойти. На молодых мастеров, как, видимо, и на весь процесс художественного воспитания в учебной мастерской, влияли многие побочные течения той поры. Просматривая каталоги изделий, выработанных учебной мастерской, видишь, что при большом разнообразии изделий почти все они вычурной, усложненной формы, орнаментовка их далека от народного орнамента. Чаще всего она напоминает виньетки и заставки журнала "Нива", немалое влияние тут и школы барона Штиглица. Небольшие вещицы дамского туалета до чрезмерности усложнены - сплетения рыб, ветвей, птиц, да и конструктивно вещи довольно несуразны. Но в каждой вещи - поиск, желание сделать ее художественной. Разумеется, есть среди них и удачи. Но очень много случайного, наносного. Однако промысел явно вступил в пору поисков и находок
О СУДЬБАХ ЮВЕЛИРНОГО ИСКУССТВА
Дальнейший путь промысла - артельный и лишь в наши дни, с начала шестидесятых годов, - фабричный. Ощутимые изменения для фабрики принесли именно шестидесятые годы-годы истинного и широкого пробуждения интереса к народному искусству. А в этом смысле мы сказочно богаты, хоть и выглядим порою нелепо, как человек жаждущий в близком соседстве с водой. Лишь по одной только Российской Федерации свыше двухсот всевозможных предприятий и мастерских, где вытачивают матрешек, расписывают, режут, ткут, плетут, вышивают... Буквально за несколько лет фабрика преобразилась: расширилась, улучшилось ее оборудование, и главное - сюда пришел настоящий художественный поиск. Мне вспоминается красносельская артель шестидесятого еще года. Бревенчатые, грязноватые, с плохим освещением вспомогательные, заготовительные цеха, бревенчатая же изба - гальванический цех с нездоровыми условиями труда. Самым замечательным зданием был так называемый "красный корпус". Старой, дореволюционной постройки здание в два этажа, с подвальными помещениями, где расположен прокатный цех, тяжелое оборудование, прокатные станы в основном, где производили вытяжку металла на проволоку и вили проволоку. Первый этаж интереснее. Здесь и сейчас делают сувенирные изделия, ложки, шлифуют посуду. На втором этаже - экспериментальный цех. Собственно, здесь зарождается все, что становится позднее продукцией фабрики. Рядом с ним - эмальерный цех и музей фабрики, в котором отведено место здешним художникам. Первой ласточкой расширения фабрики была постройка в 1961 году двухэтажного здания гальванического цеха. Пока цех размещен лишь на первом этаже. Здесь кафель, чистота, мощная приточновытяжная вентиляция. При генеральной реконструкции фабрики, завершение которой произойдет в семидесятых годах, здание это целиком будет гальваническим цехом. Второй этаж этого здания отдан пока что под участки крепки, полировки, упаковки готовой продукции. Любопытно, что при увеличении гальванического цеха вдвое число работающих в нем уменьшится во столько же. В 1964 году фабрика получила еще одно здание, в котором разместилось несколько цехов. На верхнем этаже - цех монтировки, самый многолюдный на фабрике. Несколько сотен женщин заняты здесь монтировкой - сборкой сережек, брошей и прочего. Много света от огромных окон, от ламп дневного света. Просторно, чисто. Вполне современное производство. Здесь царство тонких и точных движений, плавности, здесь работают женские руки, вернее сказать, пальцы. Находясь здесь, не догадываешься, что этажом ниже работают мощные прессы, станки - громыхающие великаны. Там - заготовительный цex, прессовое хозяйство. Но и этот установившийся порядок недолговечен. Сюда в огромный монтировочный цех переберется экспериментальная мастерская из старого "красного корпуса", ниже обоснуется столярный цех. По плану генеральной реконструкции в Красном будет, по сути дела, фабрика в фабрике. Будет построено здание-гигант, которое объединит в своих стенах весь процесс основного производства - от заготовки до монтировочных и отделочных работ. Речь идет об автоматических и полуавтоматических линиях. Перестройка предстоит немалая. Даже "красный корпус" претерпит изменения: он вырастет на этаж. Здесь разместятся бытовые помещения, а в надстроенном верхнем этаже обоснуется фабричное управление. Любопытна цифра, выражающая "метраж" будущих производственных площадей- 12 тысяч 500 квадратных метров! Вот что будет иметь фабрика в семидесятых годах вместо сегодняшних четырех тысяч квадратных метров! Площади вырастут почти втрое. А вместе с ними вырастет и план: с 5 миллионов 500 тысяч до 13 миллионов рублей. Число работающих при всем этом увеличится незначительно, примерно на 200 человек.
Территория фабрики будет асфальтирована, будет построена современная столовая из стекла и бетона на сто посадочных мест. Меж службами фабрики заснуют электрокары... Все это изменит фабрику до неузнаваемости...
Но пока давайте задержимся в старом "красном корпусе" фабрики, на ее втором, пока что верхнем этаже, в фабричном корпусе, в фабричной художественной мастерской, где рождаются изделия на бумаге, где стоят они по стеллажам - уже воплощенные, уже в материале. Здесь, наверное, и легче, и предметнее повести разговор о лице фабрики, о лице красносельского ювелирного промысла. Ведущие художники фабрики: Петр Чулков, Леонид Игошин, Рафаил Медведев... Молодежь. Все они - выпускники Красносельского училища художественной обработки металлов. Училище - по соседству с фабрикой, буквально бок о бок с ней существует. Однако вот тоже проблема: выпускников последних семи-восьми лет на фабрике почти не встретишь, хотя именно они могли бы сделать уже сегодня многое для лица фабрики, для ее направления. Но у фабрики слишком ограничены возможности в предоставлении даже лучшим из выпускников интересной творческой работы и жилья. И несмотря на то, что красносельское училище почти единственное в своем роде!.. Только оно и способно давать фабрике, да и не только ей одной - многим другим родственным с ней предприятиям, новые творческие силы. Ну а те, кто сегодня работают на фабрике, в "эксперименталке", что они думают о судьбах здешнего ювелирного искусства, каким видят eгo?.. Упомянутый мной Петр Чулков - внук того самого Чулкова, о котором было рассказано в главе "Высокие горы". Он первым из красносельских ювелиров был принят в члены Союза художников РСФСР. Это художник- ювелир широкого диапазона. Он ищет и находит утраченное промыслом. Он умеет придать своей вещи декоративное и рациональное качество, народное и тонкое. С металлом он обращается так, словно знает слово тайное, знает, как вдохнуть в него душу живую, тепло дара человеческого. Пожалуй, все это присуще и художнику Игошину. Их отличает понимание сути ювелирного искусства. Может, потому они и много думают о судьбе его, как о своей собственной. Нельзя утверждать, что их пугает завтрашний индустриальный размах фабрики, нельзя, играючи, говорить, что он их и весьма радует. Их беспокоит: как все это скажется на лице фабрики? Едва зашел у нас разговор о предполагаемых и уже начинающихся преобразованиях, как один из художников заметил: "Мне кажется, должны быть сохранены и особые ручные операции, и даже целые цеха с применением чисто ручной работы, где все, почти все, - из-под руки талантливого мастера! Только тогда, очевидно, можно надеяться, что промысел, фабрика будет развиваться довольно гармонично, без вывихов и спадов. И прежде всего тут стоит разуметь скань красносельскую, чеканку, ныне забытую в Красном и во всех окружающих его селах, где держится ювелирное дело". "Да. Чеканка должна поселиться в Красном! - оживают другие.- Это необходимо! Тут столько возможностей! Вот где и показать Красному себя, свое лицо..." "Раз фабрика больше становится, тут и гадать не надо - курс ее на удешевление, на массовку. Ну а раз этого уж не избежать, то просто необходимы те несколько "ручных" цехов, о которых сказано. Цеха такие на особом положении держать, чтоб цена изделий, вырабатываемых в этих цехах, в мастерских определялась самим трудом, мастерством мастера, его искусностью!" И вот наряду с массовым выпуском изделий (разумеется, и красивых, и недорогих, как того позволят современные производственные условия, современная трактовка промыслу), наряду с этими изделиями, выполненными средствами штампа, иными прогрессивными средствами и способами, фабрика должна иметь ручное производство, обособленное от ее промышленного потока. Это, видимо, и будет тем ассортиментом Красного, который позволит здешнему промыслу быть оригинальным. А возможность к этому есть. У Красного есть его скань, есть у него из этой скани объемные декоративные фигурки настольные. (Тут, кстати, немало поработал Петр Чулков.) Есть у Красного ныне своя перегородчатая эмаль. Можно ее, видимо, как-то по-своему расписывать, не подражая Ростовской финифти. "А литье! - припомнил кто-то - Художественное литье! Ведь сколько выпустило за последние годы красносельское училище мастеров по чеканке и художественному литью! А ни единого не сыщешь на фабрике. Потому что условий нет для того, чтоб корни пустило это исконно здешнее искусство..." Вот оно уже и обозначилось, лицо промысла. Нужен промыслу такой цех, чтоб работа в нем велась на принципах и условиях художественного фонда, где изделия выполнялись бы небольшими сериями и вручную. И чтобы торговать ими без убытка... "Ну а если этому не бывать?" "Да, может произойти такое, тогда смешается божий дар с яичницей..." - довершает кто-то. Опасения художников не напрасны. И хотя в будущих планах фабрики записано - выпускать 25 процентов к общему объему продукции изделий сувенирного характера, все же нужны более конкретные категории и формы. Быть или не быть цехам ручного труда рядом с цехом поточного производства. Ведь речь идет об ювелирном искусстве, об искусстве редком, народном по сути своей. Поток, как бы он ни был хорошо налажен, не отметит изделия теплом человеческой руки.
И еще об одном говорили художники. О довольно странной позиции, занимаемой иногда министерством и Торговой палатой, закупающими образцы зарубежной ювелирной галантереи для внедрения их в отечественные ювелирные производства, в том числе и в красносельское. Разработана была даже система поощрения при внедрении заграничных образцов. Мне приходилось видеть эти образцы еще несколько лет тому назад. Они способны вызвать восхищение: настолько они совершенны в техническом исполнении. Блеск! Все это изготавливается с помощью точных штампов, выполненных в свою очередь совершеннейшими машинами. Разумеется, тут было чему поучиться. Принципу работы, например, конструктивному решению, приглядеться к системам зажимов. Но не копировать! Ведь это всего лишь добротная, как теперь часто говорят, работа, "чистая" работа полуавтоматических станков, что пока не по плечу фабрике, оборудование которой хоть и многостороннее, но - увы! - еще не по "последнему слову техники". И попытки "повторить", "блоху подковать" оказались неудачными. Ведь дело все в оборудовании. Когда фабрика будет располагать теми же техническими средствами, что и парижские ювелирные предприятия, изделия которых предлагались Красному за образцы, эта фабрика сможет, очевидно, наладить выпуск подобных изделий, да еще и более интересных, ярких, национальных, композиционно тонких и изящных, далеких от плагиата, на который недвусмысленно наталкивают в этом случае фабрику. А пока что на фабрике нет даже пантографа, без которого невозможно почти изготовить точные и художественно полноценные штампы.
"Внедрение образцов", о котором здесь говорится, уже потерпело не одно фиаско. Так, Ленинградская ювелирная фабрика освоила несколько лет тому назад туалетный гарнитур: пудреница, зажигалка, расческа. Расческа в гарнитуре, правда, была своей, отечественной, а вот зажигалка - на английский манер, пудреница- на французский. Но эти "заимствования" еще полбеды. Они преходящи. Красному развиваться нормально, в соответствии с запросами времени не дает рынок. Рынок - вечный и неизбежный пока что рок Красносельского промысла, его непреодолимый барьер. Красное, как и сто лет тому назад,- работник на село. А тут пока что существует отставание вкусов, непонимание и прочее, и прочее. Это не секрет; и впасть тут в демагогию, сглаживающую остроту проблемы, - значит пройти мимо этой проблемы. За художественным направлением фабрики сегодня фактически не следят, об этом нет должной и постоянной заботы. Художественный совет в Москве, утверждающий изделия к производству, выступает лишь в роли эпизодической с речью короткой и категоричной, звучащей обычно так: "утвердить!" - "не утвердить". Это всего лишь весы, на которых взвешивается судьба того или иного изделия, предлагаемого фабриками. Организация художественных советов и организация торговли - два полюса, с интересами, почти не совпадающими. У одних тенденция художественного подхода, у других - торгового. Полюса противоборствуют друг другу. То, что художественный совет отвергает, как низкохудожественное, неинтересное, пошловатое, представители от торговли признают, одобряют. Посеребренные вещи там, где это необходимо, на Красносельской фабрике подвергаются оксидировке. Вещь, таким образом, приобретает в смысле художественном новое качество, она облагораживается, становится интереснее. Однако представители от торговли почитают такие облагороженные изделия за "непонятные народу"... Особенно этот подход дает о себе знать на оптовых ярмарках, на которых Красное заключает торговые договоры с организациями, торгующими на селе. Новинки, как правило, на ярмарках не идут, зато старое, благополучно неяркое, неброское раскупается. Основной покупатель фабрики - Росгалантерея. Она диктует фабрике свои условия. Другим оптовым покупателем можно назвать Кооппосылторг. Фабрика вырабатывает ныне изделия в основном из цветных металлов с последующим гальваническим покрытием - серебрением, золочением. Промысел ныне не серебряный.. Медь, томпак, мельхиор заменили серебро. Но и на этой "несеребряной" основе промысел может развиваться интересно. Главное в том, чтоб не было смешения "божьего дара с яичницей", по образному выражению одного из художников фабрики. В музее фабрики на одной из стен висит небольшая карта мира. Красное на этой карте как бы центр этого мира. Отсюда разбежались лучеобразно десятки ленточек - связей торговых. Иные пересекли даже Атлантику, иные обрываются в разных местах Европы и Азии. Ленточек, убегающих за рубежи страны, немного пока что. Да они еще и не означают, что тут налажены прочные и постоянные торговые связи. Ленточки, уводящие в Бельгию, Англию, ФРГ, во Францию, закрепили лишь эпизод, разовую связь. Эти страны интересует красносельская скань. Более значительной можно назвать связь Красного с Варшавой. Сюда отправляет оно посуду: винные, коньячные наборы, ложки. Если красносельский промысел будет иметь своей основой сканные изделия и посуду, его ждет большое будущее. Это здесь чувствуют. Не случайно красноселы на промышленную выставку в Монреаль 1967 года отправили изделия именно этих двух видов: винные наборы - "Матрешка", "Карусель", "Ледоход", наборы для чая, подстаканники нескольких видов, ложки, сканные декоративные блюда, бокалы для вина, кофейные сервизы.
КРАСНОСЕЛЬСКАЯ СКАНЬ И ПОСУДА
Да, нынче так и говорят - "красносельская скань", "красносельская посуда". Говорят так же просто, как "дымковская игрушка", "хохломская роспись"... Значит, есть уже лицо у красносельского промысла! Скань в Красное пришла при возникновении артели. Ранее техника скани Красному была неведома. Посуда исстари - марка красносельского промысла. За последние годы посуда Красного стала весьма интересной. Она выгодно отличается от декоративной ме- таллической посуды любой фабрики страны. Не могу говорить непристрастно ни об одной из этих работ промысла. И то и другое одинаково заманчиво, одинаково сказочно. И там и тут неоглядный простор для фантазии художника-прикладника, и там и тут с металлом происходит чудо.
Но... о скани и о посуде отдельно. Скань. Мне кажется, нынешняя родина ее - Красное на Волге - наиболее удачное место по каким-то трудно объяснимым признакам. Может быть, потому так кажется, что Красное - селение северное, оно же - селение волжское. Чудесная природа, характер людей - все здесь мне представляется благодатной почвой для развития этой ювелирной техники, такой затейливой, богатой, как сама фантазия народа, живущего в северных широтах России. Ведь и сказки не случайно на севере чаще жили, чаще здесь зарождались. С чем сравнима скань - это серебряное кружево? Зимнее, расписанное морозом окно. Пожалуй, оно наиболее подходит для сравнения. Но в оконном морозном узоре холод блещет, стужа колючими огоньками плещется, сумрак таится сугробный. Скань же теплом дышит. Скорее всего сравнима она с бойкой затейливой речью северных говорунов, мастеров вымысла да присказки, или с иной речью - с плавной, округлой, полунапевной... Только кажется "немой" эта серебряная "речь" узоров. Приглядеться надо, прислушаться. "Словарь" у скани богатый. Возможности ее применения в ювелирном деле - безграничны. Вот, кажется, вещь из-под штампа, гладкая, чистая, благополучная. А чего-то ей не хватает. Теплоты, пожалуй, руки человеческой... Несколько сканных элементов к ней и... ожила вещь, иной стала. Скань - чудо серебряное. С вологодским кружевом еще в близком родстве она. Как и там, на воло- годской земле, где рождается это кружево, красносельская скань - дело женских рук в основном. Там - плетея, здесь - сканщица, там из-под руки плетен вытекают "жемчужки", "речки", "елочки", "путаница", "морозы", воронья липка, здесь плетется, вьется пинцетом - "корцанками" - кружево из медной и серебряной проволоки. Но и здесь и там поется руками сказ о Снегурочке, о северных петлистых речушках, о спящих лесах, о нетающих узорах морозных. И вот в этот мир доброй красоты народного толка совсем еще недавно вошли огромные кубки-вазы - пышные, парадные, такие чуждые скромному духу северного художника. Ныне все это вызывает улыбку. Но нелепое еще живуче. Кому не ясно, что сканной подстаканник непрактичен, так же как и сканная хлебница. Но... Велика сила инерции. И подстаканник сканной идет, пробивает себе дорогу. Какая большая и ненужная работа! Так бескультурно, бестолково используется тончайшая техника, всегда понимаемая как чисто декоративное искусство, не применимое в вещах утилитарного характера. Возможности же иного применения скани, применения ее по назначению очень широки.
Если говорить о скани напайной, то есть о тех случаях, когда она участвует в декоративных вещах как их декор, дополнение, как серебряный или золотой рельефный узор по изделию, то сканные элементы могут присутствовать почти на всяком изделии.
Интересны творческие поиски Петра Чулкова. Известны его сканные объемные фигурки. Забавный ежик весь из серебряных завитушек. Совсем не колючий, скорее кудрявый. Фигурка лося, буйвола... Техника скани - излюбленная техника художника. Художник понимает, какое богатство в его руках. Достаточно вспомнить его брошь-брелок "Барашек" - одну из его несомненных удач. Сразу же хочется сказать,что вот такие фигурки зверей и зверюшек, птиц и рыб, очень занятные, невеликие по габаритам, выполненные в технике скани, очевидно, вполне могут стать ассортиментом красносельского промысла, одной из самых выразительных и прекрасных черт его лица. Вещицы такого характера могут как-то варьироваться. Тут возможно и применение эмали перегородчатой и при этом росписи по эмали, применение чеканки, литья. А сколько юмора можно вложить в фигурки этих зверюшек. Хочется фантазировать и фантазировать. Кому, скажем, не приятно оставить на столе своем небольшую потешную и яркую сканную фигурку боярина, выполненную с применением эмалей! Ну не боярин, так купчиха, не купчиха, так... - вон их сколько героев народных сказок, басен! Уже на этом пути для Красного немало открытий, удач очевидных. Уже и в этом можно показать лицо свое - ярко, озорно, празднично. Будь у фабрики цех вот такой: большой, не на один десяток мастеров и мастериц, работающих в ладу с художниками, да и самих художников побольше, цех, работающий по принципу мастерских Художественного фонда, - каких чудес можно было бы ожидать от такого предприятия за самое короткое время! Цех такой не потоком был бы занят, а выпускал, вырабатывал серии изделий, большую часть вручную, чтоб мастер "поколдовал", помудрил бы над вещью, вложил бы в нее частицу себя. Этот цех влиял бы и на общее состояние дел на фабрике, был бы мерилом ее культуры. В самом деле: не автоматика же, в конце концов, определит лицо фабрики. Определит его творчество. А творчеству нужны особые условия. И, наконец, о красносельской посуде. Посуда - конек Красного. Об этом я уже говорил. Как скажут на Красносельской фабрике, "в посуде у нас работают" Иван Орлов, Алексей Игошин, тот же Чулков, Кавалеров, да, собственно, все восемь ведущих художников фабрики. Все они понимают отлично, что такое красносельская посуда. Наиболее замечательны сервизы винные, и кофейные. Немало тут и выдумки, и вкуса. Двусмысленно выражение "заглянуть в стопку". Если заглянуть в стопку, выработанную красносельскими мастерами, то со дна, со стенок ее полыхнет жаром, ослепит: стопки обычно золотят изнутри. По самой стопке штихель гравера оставляет гравированный "в глянец" рисунок. Это традиционно. Посуда - благополучная отрасль промысла.
"КАМО ГРЯДЕШИ?!"
Ставя в конце книги этот библейский вопрос, тем самым я хочу подчеркнуть стародавность смысла, скрытого в нем, поскольку проблема выбора пути истинного для Красносельского промысла - все еще злополучная реальность. Упомянутые мной грядущие изменения мощностей и обьемов здешнего ювелирного производства, перспектива его коренной индустриализации - это, увы, для судьбы промысла не все. Ведь речь идет, как уже отмечалось, не о широте и расширении, а о поисках лица своего, то есть скорее - об углублении, об истинном понимании задач, если не о предназначении. В этом смысле красносельскому промыслу сегодня сложнее определиться, чем любому другому из широко известных художественных промыслов России. На что в более выгодном положении ныне велико- устюжский промысел "северной черни", а ведь и его способны основательно стеснить нынешние условия. Промысел этот тоже металлист. Но все здесь дышит традицией, и задача здесь не в поисках лица, а скорее в поисках "выражения" этого лица. Речь не о лице, а о направлении развития. Но и столь славному северному соседу Красносельского промысла приходится испытывать на себе немалые затруднения. Сегодня народные промыслы разбросаны по министерствам, имеющим к искусству самое неопределенное отношение, если не сказать, "ничего общего с ним не имеющим". В самом деле, что общего у создателей "северной черни" с Министерством приборостроения, средств автоматизации и систем управления СССР, в ведение которого передан их промысел, равно как и Красносельский? Среда явно инородная. В такой среде и тому и другому один выход - приспосабливаться к требованиям промышленного производства, "тянуть" вместе с механизированными, автоматизированными предприятиями чуждого профиля общий по Министерству план... Сегодняшние художественные промыслы - совершенно особый вид промышленности, если уж есть необходимость вообще относить их к промышленной категории. И планировать их работу необходимо особо, учитывая специфику. Речь должна идти о полной автономии художественных промыслов. Кстати, сегодня, мне думается, есть особо крепкая почва для возникновения такой автономии. Пробуждается интерес к старым крестьянским промыслам. Спроси сегодня "бывалошного", как говорится, человека, какие на нашей земле водились промыслы? Нескоро придет конец перечислению. Начнет такой человек вспоминать: "Древодельные были промыслы - ложку взять деревянную... В Кост ромской губернии ее вырабатывали из осины и березы. У ложки такой не одно было имя. Это уж от формы :зависело: носовка и круглая. А круглая в свою очередь называлась "тонкой", "межеумкой", "полубаской". Ложку вырабатывали в Макарьевском уезде. Ковши еще вырабатывались в Костромском уезде из ольхи и березы,- будет вспоминать рассказчик.- Половники, совки, деревянные чашки, блюда, тарелки, балясник и всякую мелкую точку токарную гнали, формы для выделки сыров. Шторы деревянные, гребни резные, по столярной части уж и перечислять невозможно. Бондарные изделия: шайки, кадушки, ушаты, бочки, чаны..." Это то, что из коренного дерева. А там поведет речь о том, что делали из луба, лыка, корня да прута. Тут и рогожный промысел, и выработка циновок, кошелей и той знаменитой лыковой обуви: лаптей, поршней, ступней, само перечисление названий которых уже вызывает улыбку.
А из прута, из обычного тальникового прута, из которого нынче одни корзины да кошелки к санкам детским плетут, сколько выходило всякой всячины. Из сосновой драни и корня плели пошевы, хлебницы, корзины, сундуки. Специальные учебные мастерские даже были организованы..." Было перечислено лишь то, что связывало трудолюбивого костромича с лесом.
А обработка шерсти и изделия из льна и "бумаги" - от рыболовных снастей до набойки! А крестьянские пестряди, холстины и новины, половики, столешники, крестьянские скатерти (подорожные), камчатые, тамбурные, вафельные скатерти, полотенца крестьянской выработки. Вышивки крестьянские, производство роговых гребней, шапочное производство. А гончарный промысел, которому в любой волости Костромской губернии жилось не худо? Наконец, то, что называлось просто так: "разные производства", резчики по дереву, например. Те, знаменитые, большесольские! И конечно же - художественный металл.
Как видите одно перечисление уже значительно. А ведь названо далеко на все. Разумеется, многое из перечисленного сегодня не жизнеспособно, но сколько еще ждет своего второго открытия! И так в большинстве областей европейской России. Очевидно, речь могла бы идти о создании своего, промыслового управления, в ведении которого находились бы всевозможные народные промыслы. Все это представляется крайне заманчивым, смотря хотя бы на это всего лишь с одной стороны - с проблемы русского сувенира. Но крестьянский промысел мог бы еще составить для большинства сельского населения довольно надежную статью доходов в зимнее время, которое у нас на севере - полугодие! При существующем же порядке известные художественные промыслы попали в среду явно инородную, в которой им придется лишь приспосабливаться, а не расти в смысле художественном. Когда-то А. В. Луначарский писал: "В нашей стране очень много из русского, украинского, тюркского и т. д. художественного ремесла дожило до социализма. Вопрос ставится так: будет ли у нас продолжаться вытеснение кустарного искусства фабричной продукцией, как это было бы при дальнейших успехах капитализма, или развитие пойдет по иному пути"
Пока что можно видеть заботу о пути фабричном, индустриальном и лишь догадками да "благими пожеланиями" мостить тот, предполагаемый "иной путь". Художественным промыслам нужна автономия. В автономию свою они могут принять и просто народные промыслы, ныне оживающие в разных местах. Это решит все проблемы, поставленные ныне перед промыслом, и не только перед Красносельским. Видимо, тогда пассажир, проплывающий по Волге мимо красносельского берега, сможет прочесть в завтрашнем путеводителе: "Красное на Волге. Крупнейший центр ювелирной промышленности. Здешние мастера славны и известны во всем мире. Изделия их ценятся весьма дорого..."
В. И. Шапошников, 1968 год
.
Дети и искусство
Искусство является уникальным явлением в жизни общества. Приобщаясь к искусству, ребенок учится смотреть на мир совсем другими глазами, учится видеть и беречь его красоту.
Роль народного искусства и традиционных народных промыслов в воспитании детей огромна. Помимо эстетического аспекта, народные промыслы обучают ребенка многим навыкам.
Ознакомление ребенка с живописью будет невозможно без проведения краткого экскурса в основные ее виды и жанры, к которым относятся портрет, пейзаж, натюрморт, интерьер.
Основная цель приобщения детей к искусству – это развитие их эстетического восприятия. У детей возникает интерес и формируется понимание прекрасного, развивается воображение.
Как научить ребенка рисованию? Готовых рецептов в данном случае нет и быть не может. Обучение рисованию – это не менее творческий процесс, чем само изобразительное искусство. Для каждого ребенка, для каждой группы необходимо найти индивидуальный подход. Есть лишь некоторые общие рекомендации, выполнение которых поможет облегчить задачу педагога.
Для занятий с детьми младшего возраста, которые еще только начинают учиться рисовать, лучше всего использовать нетоксичные водорастворимые краски – акварельные и гуашь. Преимущества этих красок очевидны – для работы с ними используется вода, они легко отстирываются от одежды, и, самое главное, не вызывают аллергии и пищевых отравлений.
Психологам и педагогам давно известно, что работа руками и пальцами развивает у детей мелкую моторику, стимулирует активность тех участков головного мозга, которые отвечают за внимание, память, речь. Одним из вариантов такого полезного детского творчества является оригами – создание различных фигурок из бумаги. Для этого нужны лишь бумага и ножницы
Очень важно, чтобы родители осознавали свою роль в формировании эстетических представлений ребенка, стимулировали его познавательную и творческую активность.
Для детского творчества используются два основных материала – глина и пластилин. Каждый из них имеет свои особенности в работе, преимущества и недостатки.
Плетение из бисера – это не только способ занять свободное время ребенка продуктивной деятельностью, но и возможность изготовить своими руками интересные украшения и сувениры.
Скульптура развивает пространственное мышление, учит составлять композиции. Рекомендуется обращать внимание детей на мелкие детали, важные для понимания сюжета.
Макраме уходит своими корнями в древнейшую историю, в тот период, когда широко использовалась узелковая грамота. Сегодня макраме выполняет декоративную функцию.
Плетение из проволоки стимулирует работу пальцев рук и развивает у ребенка мелкую моторику, которая в свою очередь стимулирует множество процессов в коре головного мозга.
При выборе имени для ребенка необходимо обращать внимание на сочетание выбранного имени и отчества. Предлагаем вам несколько практических советов и рекомендаций.
Хорошее сочетание имени и фамилии играет заметную роль для формирования комфортного существования и счастливой судьбы каждого из нас. Как же его добиться?
Еще недавно многие полагали, что брак по расчету - это архаический пережиток прошлого. Тем не менее, этот вид брака благополучно существует и в наши дни.
Очевидно, что уход за собой необходим любой девушке и женщине в любом возрасте. Но в чем он должен заключаться? С чего начать?
Представляем вам примерный список процедур по уходу за собой в домашних условиях, который вы можете взять за основу и переделать непосредственно под себя.
Та-а-а-к… Повеселилась вчера на дружеской вечеринке… а сегодня из зеркала смотрит на меня незнакомая тётя: убедительные круги под глазами, синева, а первые морщинки
просто кричат о моём биологическом возрасте всем окружающим. Выход один – маскироваться!
Нанесение косметических масок для кожи - одна из самых популярных и эффективных процедур, заметно улучшающая состояние кожных покровов и позволяющая насытить кожу лица необходимыми витаминами. Приготовление масок занимает буквально несколько минут!
Каждая женщина в состоянии выглядеть исключительно стильно, тратя на обновление своего гардероба вполне посильные суммы. И добиться этого совсем несложно – достаточно следовать нескольким простым правилам.
С давних времен и до наших дней люди верят в магическую силу камней, в то, что энергия камня сможет защитить от опасности, поможет человеку быть здоровым и счастливым.
Для выбора амулета не очень важно, соответствует ли минерал нужному знаку Зодиака его владельца. Тут дело совершенно в другом.
© Все права на статьи принадлежат авторам сайта, если не указано иное.
16 +