Верхне-Волжское книжное издательство Комитета по печати при Совете Министров РСФСР, 1969 г.
CЕРЕБРЯНЫХ ДЕЛ РЕМЕСЛО, СЕРЕБРЯНЫХ ДЕЛ ИСКУССТВО
Верхняя Волга - начало русского Севера. Здешний край даровит и самобытен. Здесь, на севере, всегда была благодатная почва для всякого "ручного" искусства. И по сей день это искусство живет как фольклор, ежедневно творимый умом и руками искусников да умельцев. Стародавний край промыслов... Память веков заносит нас в самые далекие и темные дали его судьбы. И всюду там светят душе чародейские огни промыслов. То золотыми высверками оживут эти огни на корабельном узорчатом боку братины, то отполыхнут молнией на дорогом оружии, а то и целым солнцем заплывут в твой день какой-нибудь жаром пышущей хохломской посудиной... Еще в силах представить мы и самих чародеев, служителей меры и красоты, колдовавших над златом, медью и сталью, над теплым обрубком липы, над гранью хрустальной. И кажется: с годами все пристальнее наше внимание к их искусству, все глубже и объемнее наш взгляд, все слышнее нам зовы этого рубленого и сказочного края, края, где режут по дереву, вышивают, гранят хрусталь, пишут иконы, чеканят... Здесь и поныне витает могучий и светлый дух дедов - "каменосечцев и древоделей", златокузнецов, столбовых скобарей, развеселых игрушечников, выдумщиков, кем создавалась и в самые беспросветные лихолетья "радость для души и для глаз утеха". Сложен и неровен путь бытовавших здесь промыслов из глубины столетий к нашему дню. Иные не дошли, не дотекли вовсе. Обмелели, оскудели в пути на ветрах времени. Многие из дошедших претерпели немалые изменения, почти перестав быть самими собой. Но, пожалуй, особенно интересна, в смысле многих перепадов и перипетий, судьба серебряного промысла, испокон осевшего ниже Костромы, по берегам Волжской излучины в селе Красном и его окрестностях. Необычную судьбу имеет Красносельский ювелирный промысел. Развитие его протекало по руслу запутанному и ложному, может быть, большую часть своего пути промысел шел путем утрат, тогда как иные, равные ему по известности, шли, обретая себя, шли, умея сохранить свое лицо. Дело тут в выборе самого пути. Красносельский кустарь менее всего был "свободным художником". Художественное начало на протяжении добрых полутора столетий вообще не имело на красносельской земле почвы для себя. Не имело потому, что эти дорево- люционные полтора столетия для красносельского промысла - годы последовательного разрушения художественных традиций до почти полного исчезновения их. Красносельский ювелирный промысел во второй половине XIX века уже совсем не художник. Ремесленник. Рынок диктовал ему свои условия, а промысел спешил не отстать от них. Говорить об индивидуальной манере отдельных мастеров к этому времени уже не было возможным. Если, к примеру, для профессионального кустаря - мастера Палеха или Хохломы, Великого Устюга или Федоскина - законы художественной традиции, законы народного искусства были азбукой жизни, то для красносельского кустаря эти законы были подменены со временем законами рынка, законами купли-продажи. Кстати, законы эти пришли в Красное не случайно. Возможность такой подмены заложена была в самом характере красносельского промысла. Промысел был, точнее казался доступным, "не хитрым, не мудреным" для всякого, кто имел руки. Серебряное ремесло здесь, на бедных северных землях, было почти спасением для многих и многих, и не "второй тягой" здешней деревни, а наипервейшей. Об этом явлении пишет В. И. Ленин в своей работе "Развитие капитализма в России": "Село Красное Костромской губернии и уезда - одно из тех промышленных сел, которые являются обыкновенно центрами нашей "народной" капиталистической мануфактуры".
"Промышленное село..." Не центр художественного промысла, а центр "народной" "капиталистической мануфактуры"! Вот правда о Красном конца XIX и начала ХХ столетий. У промысла уже в ту пору не художественно-промысловый, а индустриальный размах. По широте распространения своих изделий красносельский серебряный промысел мог бы поспорить с любым промыслом России. Трудно было отыскать уже тогда в европейской или азиатской части страны село, деревушку, где бы женщины не носили красносельских дешевых серег-калачей, колечек-супиров. А уж о нательных крестах и образках и говорить не приходится.
Красносельский ювелирный промысел - это "работа на народ, на весь мир". В этом давняя тенденция его, его направление.
Костромские купцы Морозовы, Шпажниковы, Пушиловы, Павел Кондырев торговали красносельскими изделиями в городах Сибири. Пушиловы торговали еще в Москве, Сорокин имел торговлю в Петербурге, Чувиляевы - на Украине, Шпажниковы - сразу в нескольких городах: в Москве, Курске и Харькове. На любой из ярмарок, где бы их ни устраивали, можно было встретить красносельские изделия: дешевые ювелирные украшения - серьги, браслеты, медальоны, броши, цепи, серебряные предметы - от солонок до подстаканников, небольшие штампованные образки, крестики-тельники. Все крупные монастыри имели связь с красносельским промыслом, давали заказы на изготовление образков с изображением местно чтимых святых для продажи в Киеве, Троице-Сергиевой лавре, в Чернигове и прочих местах. Одним словом: география распространения красносельских изделий была довольно широкой. Правда, если забежать вперед и посмотреть, как выглядит эта "география" сегодня, то можно увидеть, что Красное уже не всероссийский, а всемирный поставщик. Но об этом далее. А пока о том, как та великая широта вела промысел к сужению его творческих возможностей, к потере его творческого лица, к торжеству ремесленного начала над художественным.
Пассажир, плывший по Волге в самых первых roдах нашего века на одном из речных пароходов санкт- петербургской компании "Надежда", при подходе к селу Красному мог прочитать в путеводителе, выпущенном этой компанией, следующее: "Село Красное (Яковлевское) славится кустарным производством мелких изделий (крестиков, колец, серег и т. д.) из серебра, золота и разных сплавов. Этот промысел развит и в других ближайших селениях, особенно в селе Сидоровском". И далее: - "Дешевизна изделий из сплавов поразительная: бронзовые серьги можно купить за 2 - 3 копейки". "Дешевизна..." Вот какое представление увозил на память о здешнем промысле пассажир компании "Надежда". Ну что ж, компания смотрела в точку, как говорится. Она не лгала своему пассажиру даже из желания сделать его водное путешествие богаче одной сказкой, одним вымыслом о чудесных превращениях серебряного слитка в руках тамошних умельцев. Сказки все равно бы не получилось, хоть и промысел, действительно, серебряный и село само вон с каким ярким названием - Красное!.. А промысел вовсе не сказками жил. Жил он нервно, тяжело и даже жестоко, хотя и небывало широко. Годовой вес изготовленных изделий доходил до двух тысяч пудов! И вес этот составляли в основном 3 - 5- граммовые изделия. Промысел рос вширь, но это была широта дешевизны, широта падения, а не взлета. Несмотря на кажущееся расширение, промысел вымирал. Вымирал, разрастаясь... Не случайно Н. Н. Корбицкому, автору книги "Кустарный промысел ювелирных изделий в Костромской губернии и его развитие", изданной в 1913 году, приходит мысль: "Ему, как кустарному промыслу, при имеющихся условиях рынка и производств, все возможно, что скоро не будет места. Изменить же свою организацию он не в состоянии, так как никогда не может перейти в фабрику и закончить цикл своего развития".
Человек, знающий о судьбе этого промысла, сегодня наверняка улыбнется, встретив такое соображение. Но ведь то - сегодня!.. Сегодня многое видится другими глазами. Тем интереснее заглянуть в судьбу красносельского промысла глубже, проследить течение ее от истоков. Нам предстоит совершить с промыслом его путь. Путь от искусства к ремеслу и от ремесла к искусству. Серебряных дел ремесло, серебряных дел искусство - вот переменчивые берега этой реки с довольно известным в России названием Красносельский ювелирный промысел. Реки ищут новые берега и, обретая их, оставляют в стороне старицы. Обычно это красивые и тревожные места, где и сама неподвижность, и тишина словно бы хранят память о былом течении, о жизни безвозвратно ушедшей и нынче почти забытой. Но чем-то манят нас эти места... Чем-то они нас тревожат! Может, тем, что, глядя на эти старицы, видишь вдруг, каких мук стоили реке поиски сегодняшней ее дороги. Посетим и мы несколько таких стариц.
К ИСТОКАМ
В возникновении серебряного дела на красносельщине немало живет преданий и догадок. Однако корни промысла уходят го раздо глубже, чем представляется и самым старейшим жителям села Красное. Не на всю глубину может увидеть их и дотошный исследователь. Вещевые и документальные материалы красносельской старины сохранил для нас почти только XVIII век. Но уже то, насколько богат он именами мастеров, связанных происхождением с красносельской землей, позволяет догадываться, что все здесь гораздо глубже и стародавней. Сама история может подтвердить эту догадку. Край этот связан с именами бояр Романовых, Годунова Бориса, графа Орлова. Села Сидоровское и Красное - дворцовые села, села-вотчины. Вокруг них и ведется давний неразрешимый спор: в красносельских или сидоровских домах засветился, заиграл впервые тот первый слабый лучик серебряного ремесла, которое на века покорило здешний край - добрую сотню сел и деревень. Те красноселы, которым ныне было бы по сто пятьдесят лет, рассказали бы, что они помнят время, когда в Красном было всего три мастера по серебряному делу, что в Красном и началось оно. Но предания с противоположного берега Волги, с правого, где раскинулось село Сидоровское, поспорят, что именно там впервые повелось оно. И припомнят сидоровские жители случай, что владелец села граф Орлов отправил крестьянского мальчика Яшу Осинина в Москву для изучения ювелирного ремесла и как потом уже Осинин основал в Сидоровском ювелирную мастерскую. Вот эта, мол, мастерская и есть начало серебряного дела. Может быть, в этом есть доля истины, но не главной, не основной. И вот уже ловит слух иную легенду, рожденную на противоположном берегу... От покорения Пскова и Новгорода началось все. Разгромленная новгородская вольница, бежав, селилась по берегам Волги, в лесах. Какая-то часть ее обосновалась в Дубовой гриве, остатки которой еще и ныне можно видеть под Красным. Вот с того времени и началось, пустило корни на красносельщине серебряное производство. Но сначала было оно медным. Именно в ту пору в Вологде и в Великом Устюге делают золотые и серебряные вещицы с рисунками чернью другие мастера, бежавшие из Новгорода и Пскова. К сказанному добавят досужие люди, что немало тут связано и с бывшим в этих местах иным "промыслом" - с изготовлением звонкой фальшивой монеты... Много-много легенд и преданий позади у промысла. В любом из них - доля истины. Но обратимся к спискам мастеров, работавших в Серебряной палате Москвы в XVII веке. В последней четверти этого века в числе мастеров был золотарь Михаил Савельев из села Красное. В первые годы XVIII века упоминаются имена мастеров-серебряников из Красного и Сидоровского, бравших в Оружейной палате пробы и "позволительные письма". Это - Чутков Алексей, серебряного дела мастеровой, человек из села Красное, Иванов Федор - крестьянин дворцового села Красное, Исаев Андрей из того же села посадский человек . Упоминаются там Конопляночкин Федор, Ханыкин Федор, Сысоев Мирон, Бабушкин Осип, Васильев Степан... Это далеко не полный перечень имен. Но и он дает основание думать, что задолго до упомянутых здесь лет серебряное производство существовало и в селе Красном, и в селе Сидоровском. А некоторые обстоятельства свидетельствуют, что производство это первоначально было более интересным и несло на себе печать индивидуальности и самобытности мастера. Правда, виды техники, применявшиеся здешними серебряниками в то время для украшения изделий, несколько однообразны: преимущественно резьба и чеканка. Обычная сегодня для красносельского ювелирного промысла скань и эмаль на изделиях той поры не встречаются. Зато встречаются черневые работы, ныне незнакомые руке красносельского мастера. Но они и не оригинальны, и не отмечены высоким качеством: чернь с заплывами, рисунок довольно нечеток. Черневая техника не характерна для здешнего промысла, она и не может быть определителем его лица. Лицо это определяли в ту пору именно резьба и чеканка. И в подтверждение этому уместным будет рассказать о мастере серебряного дела Григории Степановиче Ратхове - крестьянине села Сидоровского.
ОТМЕТИВШИЙ СЕРДЦЕМ
В 1788 году на Никольской улице в Костроме жил в собственном доме и работал серебряного дела мастер Григорий Степанович Ратков, крестьянин вотчины графа Владимира Григорьевича Орлова села Сидоровского. Жил мастер тихо, мирно, как бы вдвоем со своим серебряным ремеслом. Так был привязан он к делу. С зарей раздавался в его доме частый перестук молоточка. Бежал по серебряной пластине затейливый травяной узор, и солнце вспыхивало под быстрым чеканом, словно бы пляшущим меж пальцев мастера. Григорий Степанов щурился, брал свое изделие и, ставя его на вытянутых руках и так, и этак, следил, как переливался по нему теплый колыхливый огонь отблесков. Работал мастер не в пример интереснее любого из костромских чеканщиков. Живее, свободнее вытекал, выпевался под его рукой рельеф. Когда-то в молодости был послан он графом с другими односельчанами в Москву для обучения серебряному ремеслу. Не всем далось в руки оно. Иные вернулись восвояси. Вот ему да Алексею Иванову далось. Алексей так и остался в Москве. Мастер отменный. Присматривался не раз Григорий Ратков к работам местных мастеров. После всякий раз покачивал головой: "Не то! Травный орнамент - суетлив и сух. Рельеф низок, без игры. На таком свету играть в жмурки негде. Рисунок несвободен, четкости маловато, сочности также". Весьма уступали те работы работам столичных мастеров и в изяществе форм и орнамента, в тонкости, в технике обработки. Грубовато смотрелись. "Однако, в цех их записаться надобно... Житья не дадут..." - частенько в ту осень размышлял мастер. Работал он незаписанным в цехе. В ту пору уже крепко прививалось в Костроме еще Петром 1 введенное цеховое устройство: "Каждое художество и ремесло свои особливые цунфты (цехи) или собрание ремесленных людей и над оными альдерманов (или старшин) по величеству города и по числу художников имеет, також и каждое ремесло и художество свои книги имеют, в которых регулы или уставы права и привелегии ремесленных людей содержаны быть должны". "Костромская управа серебряного ремесла" зорко следила, чтоб не было в городе вне ее существующих мастеров. Вот и ему, Григорию Раткову, в сентябре пришло от управы предупреждение, как не записанному в цех. А прежде того поступило в управу "доношение" от записных мастеров: "Усмотрены нами, нижепоименованными, в здешнем городе Костроме незаписанные нашего ремесла в цех, и не имея управного дозволения производят разную серебряного ремесла работу, в противность высочайшего ремесленного положения пунктов..." И далее: "...покорно просим, по сходству вышеписанных высочайших узаконениев, тем незаписанным серебряных дел мастерам в произведении их ремесла запретить, или естьли пожелают они в цех наш записаться, тех по силе означенного положения 60-го пункта освидетельствуя работу, и взяв по сходству 70-го пункта, определенные сходом ремесленные числа у них дать дозволение производить вышереченную работу". Всего в Костромской серебряной управе к тому времени было записано около пятидесяти мастеров серебряников, работавших кто в самой Костроме, кто в деревнях и селах губернии. Не взносов, взимаемых со всякого вступающего в цех мастера, жалел Григорий Ратков. Честью своей дорожил. При приеме в цех "записные мастера" задавали принимаемому "урок", свидетельствовали его работу, а уж затем составлялся ими рапорт для управы: от нее мастер получал "дозволение" на производство работы. Вот вся эта "церемония" страшно не нравилась мастеру Раткову. "Однако, против силы - куда?! Придется пойти поклониться, возьмите меня, мол, в ваш цех, испытайте мое мастерство! .. - ворчал Григорий Степанов. - Может, и не погожусь я для такого дела!" В тот ноябрьский день собралось в управе заседание старейшин. Собрались Илья да Федор Серебрениковы, Дмитрий Заводов с ними. В присутствие Ратков вошел с достоинством. Объявил свое желание "записаться серебряного цеха в мастера". Заседание старейшин, выслушав его, постановило: "Призвать записных мастеров для свидетельства вышеозначенного крестьянина Григория Раткова работы, задать ему урок и если работа совершенного и исправного признака она будет, в сию Управу репортовать". Работу, заданную ему, Ратков, по свидетельству записанных мастеров, выполнил "добропорядочно и исправно". В том же месяце он был зачислен в цех и получил "дозволение" производить "по здешнему городу Костроме всяких серебряных дел ремесло..." Работы свои мастер Ратков метил сердцевидным клеймом с двумя начальными буквами его имени и фамилии. Мастер конечно же не мудрствовал, выбрав для своего клейма именно эту форму. Но работы его, известные ныне, заставляют думать, что выполнены они человеком, богатым фантазией и чувством красоты. Они отмечены большой теплотой, орнамент, их украшающий, выполнен свободно и сочно, их "работал" человек большого живописного дарования, занимающий исключительное место среди прочих костромских серебряников XVIII века. И человек этот был выходцем из тех мест, судьбе которых посвящена эта книга. На изумительном чеканном окладе киота иконы "Федоровской богоматери" с черневыми дробницами выбито "1783 году работаны сии чудеса черневые мастером Григорием Ратковым". "Работаны сии чудеса черневые..." Так мог написать лишь человек, понимающий силу искусства, знающий его чудесное и непреходящее величие. Может, и не со всем но обязанности человек этот оставлял на каждом изделии своем след клейма - маленькое сердце...
ВЫСОКИЕ ГОРЫ
Очевидно же, не один граф Орлов посылал своих крепостных обучаться серебряному ремеслу. Примеру его следовали и соседи.
При графе Панине в селе Сидоровском была основана ризочеканная мастерская. Изделия ее славились широко. И очевидно же, что организация такой мастерской могла состояться лишь при достатке умелых и талантливых рук. Видимо, село Сидоровское той поры какое-то время сохраняло особое место в местном серебряном промысле, может быть и первое даже. Но уже в 70-х годах прошлого столетия, с постройкой Шуйско-Ивановской железной дороги, Сидоровское утрачивает выгодность своего положения и на первом месте оказывается село Красное, принадлежавшее в то время князьям Вяземским. Село это находилось с Костромой на одном берегу и было менее оторванным от значительных центров России. Вот к тем годам, очевидно, принадлежит начало совсем уже новой легенды-были, которую довелось мне услышать от старейшего жителя села Красного Чулкова Ивана Андреевича. Любопытно, что сам он безоговорочно верит тому, о чем рассказывает. По малограмотности своей он не особенно сведущ в "ходах истории", но в ясной памяти его весьма картинно и живо сохранено все то, что оставлено ему как бы в наследство. Суждения таких людей обычно недалеко выходят за пределы привычных мест, но эта неопасная "узость" ничто в сравнении с той широтой чисто народного толка, широтой манеры показывать старину. Именно показывать, а не говорить о ней. Передо мной сидел крепкий старик, годы которого ушли за восьмой десяток. Поглаживая темную еще бороду, он рассказывал мне... о начале серебряного промысла. Именно о том, откуда все и пошло, повелось... "Все началось с барсучьей охоты. - Как так?
- А так. Отец мой, Андрей Федорович Чулков, да крестный его, Андрей Серапионович Пушилов, пошли на Высокие горы... (Поясню за Ивана Андреевича: есть такое чудесное место в пяти километрах от Красного. Чистые сухие холмы высоко над Волгой возносят здешние сосновые чащи.) - Есть там за Высокими горами Большое болото, так его зовут у нас. Вот там водились барсуки. А Пушилов смерть любил травить их собакой. Лысок звали собаку. Только в тот раз не на барсуков они напали. Нашли другое... Залаял в чаще Лысок. Поспешили туда. И нашли там бежавших из Сибири ссыльных поляков. Вот они и проживали на Высоких горах, скрывались. И вырабатывали там в шалаше сережки, колечки, супирчики, брошки. Инструмент, само собой, у них был. Из монет медных и серебряных они это все выделывали. А этот купец Пушилов заинтересовался. Он сам монетчик был. Его даже сослали за это дело потом. И вот он им деньги дает и говорит: "Пойдемте! Мне надо с вами поговорить". "Ондрюшка! - говорит. - Возьмем их в светелку к тебе. Там никто их не будет знать, и пусть они тебя научат вот этому ремеслу". Отец согласился. Ну как же: раз крестный говорит! Месяц, два, три они прожили. И вот научили они отца моего Андрея Федоровича. Пушилов тоже времени не терял. Они ему подсказали, что нужна, мол, машина, чтоб не от руки писать на сотельных. Привез он эту машину из Польши. Устроились на Пустыньке в подвале церквушки деревенской Там был один поп да псаломщик. Да два дома было у самой Волги. Рядом с церковью-фабрика Лапина. Против Высоких гор это место, где теперь ГРЭС строят. Деньги сбывал Пушилов по фабрикам. А полякам он сделал документы и отправил их в Польшу. Ну, а народу диковинка на Пушилова-то: купец купцом, да нигде не торгует, ничем не занимается, а из "трешниц" закрутку вертит. Вот его и замели.
Ну а отец разжился, женился, сделал мастерскую. Научил кузнецов пилы в деревнях зубить, приговорил некоторых угли обжигать. Угли потребовались. Все делалось из-под молотка. Серебра негде было достать сначала, и все из монет делали. Были тогда рубли серебряные. Расковывали. Яковлевское село было староверческим. Каждому понадобились кресты нательные. Кресты делали отливные с молитвой: "Да воскреснет бог", "Спаси и сохрани..." Кресты пошли в Москве. В Роговскую церковь стали сдавать, староверскую. А отцу подсказали: ты, мол, вот, мастер, сделай несколько экземпляров, чего ты делать можешь, и посылай на выставку в Нижний Новгород. Он так и сделал: кресты, серьги, броши, колечки послал. И вот ему там присвоили медаль и лист похвальный, что, мол, "село Красное им просвещается". И в записи дали ему наказ подготовиться к выставке в Париже. А ведь еще не вполне были мастера: из-под молотка, из-под пилы, из-под руки все шло, вырабатывалось! Заметил как-то отец: ложка серебряная пожелтела от тухлого яйца. Он и обрадовался. Ага, как золотая получилась! Стал изделия делать и таким образом окрашивать. И послал в Париж, заполнив анкету: такие, мол, "золоченые" изделия. Там посмеялись. И прислали отцу книгу "Гальванопластика" на французском языке. Понять отец ничего не может. Тут случилось ему быть в Москве. Зашел в магазин. Торговал там Мюр и Мюрюлиз - самая богатая фирма в Москве! Отец объясняет мол, я мастер, да вот не могу в этой книге разобраться. (Он искал все переводчика). Мюр его спрашиваете "А что ты делаешь сейчас?"- "Кресты вот везу в Роговскую церковь..." - "По какой цене продаешь кресты?" Отец, смекнув, надбавил цену- то. Мол, будет торговаться - придется уступить, может быть... А тот: "Хорошо, - говорит, - оставляй. У меня есть кресты, да не такие - без молитвы. Давай работай на меня!" Отец согласился. Тот ему сразу заказ большой дал. "Вот мне бы, хозяин, инструменту найти хорошего: циверов, плавцанок, флащиков, бивценок..." - говорит отец. "Вот я тебе записку дам". Написал. "Сходи к Роберу Кенцу". Отец от него и навез всяких инструментов. И с книгой взял на себя все Мюр: "Переведу". Через месяц книга на русском языке была готова. Со всеми рисунками. - Сколько вам за работу-то? А он ему: - Вот вам два экземпляра по-русски, а этот-де подлинник, я оставляю у себя. - А вот сколько! - И, вынув бумажник, отсчитал. Подает отцу пять "катерин" - пятьсот рублей. По пути из Москвы встретился отец с костромским ювелиром Савельевым. Тот показал ему свою мастерскую. Отец ходит, смотрит... Ризы сверкают, паникадилы. Нагляделся, как чеканщики работают, как штампы режут.
Пресс давильный заказал. А у нас его потом назвали "бойной". Бьет... Отец и согласился у Шипова на заводе его отлить.
"Бойну" привезли в Красное. Но ошиблись. На чертеже-то у нее винт в три нитки, а отец думал, что одна. И к нашему делу бойня не годится. Народ-то в Красном:, "Ха-ха! Вот привез машину! 60 пудов весом. Везли татарские лошади. Все колеса переломали. Все оси! Трое суток везли Андрюхе Шилову (прозвище это было у отца). А она у него и не пошла в работу-то!"
В то время баки на берегу Волги делали. Нужны были заклепки. А у кузнецов вручную плохо дело шло. Вот им и сбыл отец первый в Красном "прец". Да еще и приплатили ему. На заклепках дело пошло хорошо! Инженер объяснил, что если б было три нитки на винте, то она бы имела обратный ход самостоятельный. А сейчас сила большая, а дурная. Отец перелил снова винт. Стала бойня отскакивать сама. Вот и начало мастерской. По 12 - 15 учеников было у отца. Купцы, которые в Красном льном торговали, стали завидовать ему. Они и начали сманивать людей, каких отец обучил ремеслу. И началось оно прасолство. Василий Чулков (Стружкин) был, имел большую мастерскую, Иван Кондырев, Михайло Романов, Чувеляев. Много развелось таких купцов к началу века! Началась конкуренция". Вот, оказывается, как все просто было с возникновением промысла! Я не стал разубеждать старика. Зачем?! Пусть остается его быль не просто анахронизмом забавным. Ведь речь идет о серебряном промысле, об истоках реки редкостной, звоны и отблески которой во многих местах живут. Отчего бы не поверить, что все началось однажды ясным осенним утром на Высоких горах с барсучьей охоты... Кстати, я держал в руках ту книгу, когда-то переведенную в Москве специально для красносельского разбитного крестьянина Андрея Чулкова. Страницы ее пожелтели, переплет потрепан порядком. А запах лежалой меди от ее стареющей бумаги шепнул мне: "Все правда. Все начиналось именно так! .."
СТРАНА ИГРУШЕЧНЫХ ФАБРИК
Всякому издавна населенному месту, будь то село или городишко самый захудалый, присуще нечто свое, сокровенное, что определимо разве таким вот понятием, как дух. Понятие вроде бы и не ахти какое отчетливое, но более точного, пожалуй, не подобрать. Там русский дух, Там Русью пахнет... Вот так и в любом местечке российском "Русью пахнет", и всегда несколько по-своему, на свой лад, особенно. Если хотите, это воздух духовной жизни такогo-то края. И веяния его дают уже о себе знать, едва прожито вами в новом, еще не разгаданном месте дня два-три. Это каждому знакомо, кто повидал землю, походил по ней. Такой-то городок лег на душу легко, празднично, в ином месте душе было беспокойно, настороженно даже, и унесла она в себе это чувство-впечатление об увиденном месте. Просто был угадан дух, просто подышалось тем особенным воздухом духовной жизни посещенного вами места. Красное... Уже в самом имени его есть то, что в чутком к русскому слову человеке будит это доброе любопытство: поскорее узнать, чем красно оно, что за воздух там и не пахнет ли он сказочным...
Едва ли не с открытием навигации в Красное со стороны Волги - паломничество. Но пройтись по Красному, посетить даже его знаменитую ювелирную фабрику - еще полдела. Тем более, что все это случается и спешно, и едва ли не в строю организованных экскурсантов. В Красном надо пожить. Остановиться, прислушаться, приглядеться. И тогда от белокаменных, бывших "купецких" да "прасоловских" домов, и тут и там разрушающих сероватую монотонность его деревянных улочек, чем-то повеет... Загадочно над всем этим блеснет опрокинутый золоченый полумесяц-поперечина на кресте, вознесенном высоко в небо древним храмом Богоявления, построенным еще при Борисе Годунове его волею. 1592 год... С недавнего времени храм - краеведческий музей. Дух Красного не прост. Веяния глубокой старины в соседстве со всем тем, чем отмечено каждое приволжское селение - широтой, вернее, размашистостью... И все-таки над всем этим есть еще нечто... Вглядевшись сегодня в его дома, не скажешь, что они не просто дома. Обыкновенные, каких по России многие тысячи. И все-таки необыкновенны они. Многие из них полстолетия тому назад были почти что фабриками со своим производственным циклом. Это была целая страна карликовых, игрушечных фабрик, на которых рабочие - вся семья. "Фабрики" эти были специализированы. Развиваясь, серебряное производство создало множество необычных промыслов - промысел ковалей, занятых исключительно одной ковкой серебра, промысел резчиков по стали, резчиков по серебру, полировщиков (воронильщиков по-местному), промысел крепачей, занимавшихся вставкою камней и, угольный промысел. Это о подсобных промыслах. А сколько их было внутри серебряного промысла основных! В одном доме семья вырабатывала кресты эмалированные, в другом - эмалированные образки, в третьем - браслеты, там - броши, там - брелоки, в другом месте - кольца гладкие, обручальные, рядом - тоже кольца, но с украшениями, с камешками - "супиры". Вырабатывали посудный товар, цепи всевозможные: панцирные, крестовые... Особенно высоко поднялся в начале нашего столетия посудный товар. Он легко конкурировал с московским фабричным товаром. И тем не менее видимая широта перечисленных здесь ответвлений от промысла не может представить нормальной. По сути своей промысел питался не от художественной почвы, а потом и кровью мастеров. Условия работы их были весьма тяжелыми. Во второй половине прошлого века оборудование надомных мастерских было крайне примитивным. Паяльную лампу заменял разбитый чайник, трубка паяльная - самодельная, многие принадлежности для обработки изделий грубы, несовершенны. Из-за столь примитивного оборудования мастерских, из-за тяжелого материального положения кустарь-серебряник в силу необходимости слишком узко специализировал свое ремесло. Если он работал кольца, то уж не брал никаких других заказов, так как не имел иных инструментов и приспособлений, кроме тех, какие использовал на выработке колец. Да он и не умел делать иного. Специализация душила промысел, расчленяя его по мелочам. Надо помнить, что речь идет о надомном производстве, о производстве замкнутом в самом себе без всякого отношения к другим соседним производствам. Художественное начало, таким образом, отмирало. Да и о каком художественном начале могла идти речь, если кустари на заре нынешнего века на работу тратили в сутки более 15 часов. Но зайдем в дома, бывшие когда-то карликовыми фабриками. Вот дом Каменских чуть в стороне от центра села Красное. Хозяин, то и дело оглаживая кавалерийские усы, рассказывает... "Работал я с отцом у крупного кустаря, он же и прасол, у Петра Михайловича Муромкина. На него работало несколько человек. Мы с отцом плавили серебро, ковали, вальцевали его ручными вальцами, а дальше было - не наше дело..." Бой старых часов. Короткое молчание Павла Андреевича Каменского. И снова со стариковской хрипотцой повествование: "Сплавили, вывальцевали, сдали... Вот так с 15 лет работал. С фунта платил прасол 10 копеек. Поднатужимся - выковывали до 15 фунтов в день. Брат мой Александр жил у хозяев Сорокиных, где и отец тоже работал. А я с 18 лет начал работать дома уже самостоятельно. Купил серебра, работал эмалевые кресты. Начал с 5 фунтов. Немного, конечно. Но так было заведено. Я купил эти 5 фунтов, пришел к другому, говорю: "Дай мне на переплавку серебра фунта три". Он дает. Я это серебро сплавляю вместе со своим. Отковываю, вальцую. Потом прецую - нарубаю заготовок под крестики. Набивал их, штамповал, у хорошего кустаря был штамп, а на нем - Адамова голова, Иисус Христос. Набьешь крестов, выплачиваешь хозяину штампа по 15 копеек за фунт. У соседа Антонова Михаила Алексеевича я пользовался и "бойкой", и штампом. Набил я крестов, принес домой, отжег. Вскипятил кипятку, добавил в него серной кислоты, в кипятке их, кресты, отбелил. Они сделались у меня белые, чистые. Протер их в опилках досуха и начинаю "стукать именником". Две буквы отбиваю "ПК" - Павел Каменский... И работа мелкая. И сам ты при ней в сокращении до двух букв... А на другой день иду в Пробирное управление. Там мой товар "опробуют", а потом дают мне в руки клеймо и - стучи по крестам! Тут уж другое выбиваешь- пробу, что товар твой, действительно, 84 пробы. Опять плата с тебя 50 копеек с фунта - пошлина. Приношу я изделия свои домой и начинаю их на наковальне чистым молоточком расстукивать, ровнять, поскольку при клеймении кресты мои погнуло. Потом уж припасаю эмаль. Толку ее в железной ступке первоначально, а затем уже в стеклянной ступке, стеклянным пестиком растираю мелко-мелко и промываю, чтоб чистая была моя эмаль. Эмаль припасена: синяя, красная, бирюзовая... Красная на крест шла - на дерево (на чем Христос был распят), а сверху, где Саваоф сидит, отец, бирюзовую эмаль клал. На крылышки ангельские шла эмаль синяя... Вот так и начинали семьей мазать эмалью кресты. Разводишь потом жар из древесного угля. Из Кореева привозили тот уголь. Клали мы кресты на железные пластинки и, как пироги на противне,- в жар. Железными клещами, "емками" по- нашему. Эмаль моментально расплавляется. Пластинку с крестами выхватываешь, берешь следующую. Пошло дело. Потом рассаживаемся, кто где приспособится, и начинаем спиливать заплывы эмали наждачными брусками. Спилили, промыли, протерли в деревянных опилках и вторично - в жар. И кресты получаются чистые, светлые! Потом, значит, припаиваем ушки. Кресты разные были: в 25 золотников, в 35, в 45, даже до 65 золотников - сотня! Все мелочь. Мы ведь нательные кресты делали. После, как припаяли ушки, начинаем всей семьей "скобычить" - это, чтоб крест в ушко прошел. Потом в дело припой пошел - серебра, зеленой меди, бронзы то есть. Если я плавлю, скажем, припой "половинчик", то кладу золотник серебра на золотник "зеленки" - меди. Напилишь этот сплав рашпилем, искрошишь. А плавили просто на ольховой головешке - она дыму не дает, копоти. Тут угли под рукой у тебя - чайник с керосином, февка - труба для дутья. Паяй! Пристроишься у печки, дуешь - подуваешь на свою мелочь - паяешь. Потом опять в отбел после пайки, подготовка к золочению. Жена ставит большой самовар - только пар на всю избу, я кладу кресты в золотарное блюдо, наливаю кипятку крутого, купоросного масла или серной кислоты (только чихай!). Покупал кресты, отбелились они, опять белые, чистые. Споласкиваешь их в холодной воде. Беру мешок (материал был крепкий) и в кислом квасу начинаю их "чесать". Квас кислый отъедал всю грязь. Отбел делать не больно хорошо - он для здоровья плох. Вот мы в квасу и "чесали": трясли, переворачивали кресты в мешке. Из кваса высыпаешь в блюдо, опять промываешь и несешь на горн. В огороде была у каждого хозяина землянка, вроде кузницы. Вот там ты "химичишь", колдуешь над золочением. Золото мы у прасолов покупали. В кузнице берешь чашку фарфоровую, наливаешь в нее азотной кислоты, соляной кислоты, в общем составляешь "царскую водку", в которой золото разъедает. На жар ставишь на сковородке, чтоб скорее золото растворилось. А рядом котел кипит со старым золочением. Сыплешь желтый цианистый калий. Стравленное золото из чашки сливаешь в котел, продолжаешь кипятить. В кузнице твоей темно, только огонь пляшет, да пар машет, да ты, как черт, почихиваешь над тем паром-варом. Потом "шпиятеры" - цинковые пластины - ставишь в том котле, изделия туда же, кресты, и пошевеливаешь там двумя деревянными палочками, как поварешками, а золото знай себе на изделия садится. Ага! Вроде бы хорошо... Сливаешь. Промоешь и несешь домой. Опять протрешь кресты в опилках. "Ну, ребята, давайте!" Брат садится гравировать, мать - самая главная полировщица - гладить кресты каменным воронилом. Все закончим. Я завертываю кресты эти в бумагу, шапку на голову и иду к прасолу, который кресты мои скупает. Приношу, спрашиваю: "Ну как, может, купите? .." Он не спешит... "А какие они у тебя?" - "Вот..." Поглядит. Цена известная: четыре копейки золотник. Кладет на чашку весов, на другую серебро. Серебро отдает тебе, кресты оставляет себе, платит за работу и обязательно дает осьмушку золота. За это удержит 75 копеек. Ты, значит, шапку опять на голову и домой - все начинать сначала, за свое дело. Вот каждую неделю так. А работало нас четверо- мать, жена, брат и я... Бот и вся история... - вздыхает старик. - Мы кресты делали, другие - кольца, серьги, а труд один и тот же, разница только в названии". Часы, урча, похрипывая, бьют да бьют свое, - старинные, темноликие, с бронзовым важным маятником, на котором скачет сегодняшний электрический свет. Время... Оно увело тебя под неторопливый рассказ старика Каменского далеко из этого дня. И хочется побольше увидеть там, в оставшемся далеко позади. Совершим еще одно небольшое путешествие в Красносельскую старь.
В ПОТОКЕ РЕМЕСЛА
Описание Красносельского ювелирного промысла сошло с пути описания его как искусства на путь, близкий к ознакомлению с технологией изготовления вырабатываемой промыслом ювелирной продукции. Мы как бы погрузились в поток ремесла, самую малость полюбовавшись издали на живые струи былого ювелирного творчества. Забегая вперед, пообещаю, что эти струи, возродившись, еще озарят страницы моего повествования, о них большой и главный разговор еще впереди. А пока небесполезным для понимания сути многих ювелирных процессов считаю описание их. То есть я предлагаю все-таки войти, погрузиться в поток ремесла, ибо суть его процессов и по сей день та же. Поразительны изменения в условиях, в оснащенности производства, но основа, собственно, неизменна, ведь и сегодня самая массовая для промысла продукция - это серьги, броши, кольца, цепочки разных фасонов, брелоки и тому подобные предметы, да еще мелкая посуда - рюмки, стакаччики, ложки, винные приборы. Так же, как и прежде, большинство этих вещей после изготовления подвергается золочению, серебрению, гравированию, а некоторые из них - броши, браслеты, серьги, кольца,- кроме того, украшаются искусственными камнями, эмалируются. Да можно сказать, что сохранена и та же специализация, которая, правда, в условиях фабрики имеет более оправданный и даже необходимый смысл. Разделение труда сохранено и, видимо, в дальнейшем будет лишь прогрессировать. Ведь и в рассказе Павла Андреевича Каменского мы в довольно тесном кругу домашних производственных отношений видели, наблюдали это разделение труда, когда один вырубал заготовки, другой выбивал требуемое изображение, используя штамп, третий эмалировал, четвертый гравировал и т. д. Описание технической стороны промысла, для того чтоб человек, не сведущий в ювелирном производстве, мог хотя бы принципиально понимать суть некоторых процессов, должно быть отдельным для каждого производства, так как приемы и инструменты, употребляемые при этом, совершенно различны. В начале производственного процесса уже в те далекие годы стоял пресс, по-красносельски "прец". Конечно, это не тот пресс, какой можно увидеть в заготовительном цехе Красносельской ювелирной фабрики. Кстати, стоит сказать и о "разнокалиберности" этих сегодняшних прессов фабрики. Есть среди них малютки, для которых достаточно малого усилия руки, есть и "слоны", способные давить с усилием в двести тонн. Это уже не те балансирные, которые приходилось раскручивать вдвоем и вручную, а эксцентриковые, фрикционные, приводимые электричеством. Сидит сегодня у такого гиганта человек - штамповщик, слабое усилие - и - ух! - выдохнет махина, вдавив металл в металл.
А на участке мелкой штамповки только перестук стоит: работают сразу несколько десятков прессов. Было же когда-то иначе. Работа на "бойне" производилась двумя людьми. "Бойня" - тот же пресс, вес ее был что-то около шестидесяти пудов, - самый мощный по тому времени механизм в промысле. Работали так: один человек подкладывал под штамп предметы, другой - поворачивал рычаги, опуская винт пресса и поднимая его. Работали и по три человека на самых больших "бойнях". И обычный пресс, и "бойня" требуют большого внимания при установке верхних и нижних "шашков" и штампов. Следует выпуклое изображение на штампе точно совместить с его противоположностью на матрице и лишь после того, закрепив штамп и матрицу, работать.
Гравирование штампов - особая отрасль промысла, хозяева которой - граверы по стали. Штамповали в Красном большею частью кресты и образки. Собственно, с производства именно этой продукции и началось расширение промысла. И первыми крестами села Красное были кресты старообрядческие, так как оно само село - старообрядческое. Очень близка по технологии к выработке крестов и образков выработка золоченых эмалированных колец с выштампованными на них надписями, большей частью с именами святых. Заказчиками на такую продукцию были также, как на кресты и образки, монастыри и церкви, сбывавшие эти изделия в громадных количествах. Красное "гнало" массу всевозможных цепочек, разных по толщине и по длине, по виду своему. Изготавливались они из серебряной проволоки. В первую очередь приготавливали проволоку. При помощи "ворота" выкованный ковалями до известной толщины серебряный стержень постепенно протягивался через все более и более узкие отверстия - "волоки", пока не получалась проволока необходимой толщины. Полученную таким образом серебряную проволоку на особом станке - "скальне" - наматывали спиралью на круглый металлический стержень, толщина которого соответствовала внутренней поверхности звеньев предполагаемой цепочки. Кстати, как и все, чем было оснащено ювелирное производство тех лет, упомянутые здесь приспособления весьма примитивны. "Ворот", например, - длинная узкая скамейка, на одном конце которой укреплен горизонтально вращающийся при помощи рукоятки вал. К валу был прикреплен льняной ремень, к свободному концу которого были приспособлены клещи. На другом конце скамейки укреплена была неподвижно стойка. В нее-то и помещалась "волока". "Волока" же - просто стальная плита с просверленными в ней сквозными круглыми отверстиями разной величины.
"Скальная" была небольшой удлиненной скамейкой с деревянными стойками, на которых помещался деревянный валик с еревянным колесиком на одном конце и с металлическим зажимом на другом. В зажим этот вставлялся круглый металлический стержень. На стержень наматывалась проволока, и работающий начинал вручную вращать колесо, отчего вращался валик, а вместе с ним и стержень. Короче: все это - деревянное, скрипучее, почти доисторическое. Полученную с помощью этих приспособлений проволоку разрезали вдоль спирали стальными ножницами. Получалось множество изогнутых уже, но разомкнутых колечек - будущие звенья цепочки. Затем начиналось спаивание колечек. Работу эту производили обычно дети, особенно если цепочка очень тонка. Труд этот, казалось бы пустяковый, был крайне нездоров. Детям, занятым спаиванием, приходилось дуть в паяльные трубки (февки) по многу часов. Для того, чтоб цепочка получилась после спаивания всех звеньев ровной, одинаковой, ее протягивали через соответствующие отверстия - волоки. А чтобы придать цепочке обыкновенную употребляемую форму панцирной или кандальной, ее скручивали, пока отдельные звенья не изгибались до нужной формы. После того, как цепочке придавали необходимую длину и толщину, к концам ее приделывали колечки, кисточки, всевозможные застежки - смотря по цели. Затем цепочка шла в отбел с последующим полированием ее. Последнее состояло в том, что отбеленные и высушенные цепочки встряхивали в холщовом мешке с сухими древесными опилками. Цепочки начинали блестеть. Цепочки изготовлялись самой различной длины и толщины, по-разному скручивались. Основные сорта назывались: бортовые - весом в 6 - 20 золотников, крестовые - весом в 1,5 - 6 золотников, кучерские- весом в.6 - 25 золотников, шейные дамские - весом в 6 золотников.
В среднем один человек мог спаять за день 7 - 8 аршин обыкновенной шейной цепочки. Цена аршину была 4 копейки. На аршин шейной цепочки приходилось около 400 колец. Значит, за один день работающий спаивал больше трех тысяч колец. Производство цепочек, наименее сложное, сосредоточено было главным образом в деревнях Есюнине, Ильине, Маланьине, Мишневе, Мельничищах. Принцип изготовления цепочек на сегодняшней фабрике почти тот же, но изменились условия работы: применено механическое дутье, используется оборудование, иные приспособления. Более сложно производство браслетов. Из серебряной пластины ножницами вырезывались две одинаковых узких полоски, длина их была равна окружности браслета, ширина же - несколько больше, чем последующая окончательная ширина браслета. Полоски изгибали в кружки, концы кружков спаивали друг с другом. Полученные кружки надевали на деревянные "болванчики" и ударами деревянного молотка им придавали овальную форму браслета. Затем края одного кружка (будущая наружная- верхняя часть браслета) на особой наковальне - шпираке - деревянным молотком загибали внутрь по всей окружности, а поверхности другого кружка, соответст вующей внутренней (нижней) части браслета, ударами молотка придавали слегка вогнутую, желообразную форму. Этот кружок припаивали с внутренней стороны к загнутым краям первого кружка. Таким образом получали полое кольцо овальной формы браслета. Кольцо это распиливали на две равные части. К концам половинок приделывали замок и петли. Половинки после присоединения получались как бы размыкающимися на петлях. В таком виде браслет отбеливался. Отдельно от него изготавливалась накладка, состоящая из всевозможных украшений и искусственных камней. Она прикладывалась к наружной стороне браслета. Чаще всего камни крепились при помощи кастов - круглых оправ, припаянных к поверхности накладки. После золочения браслет считался готовым. С искусственными камнями изготавливались и "супиры" - кольца и серьги. Серьги вырабатывались двух видов: одни - из серебряной проволоки, другие - дутые - из серебряной пластинки. Первые вырабатывались также двух типов: сережки змейкой и сережки пуговкой. Дутые сережки назывались "сережки калачиком". Их и по сей день зовут "калачиком", и по сей день налажено широкое их изготовление. Они к тому же и просты в изготовлении. В основном участники здесь - штамп и пайка. Выделываются такие сережки золочеными нескольких размеров.
Особняком от этих производств находилось, да и находится, пожалуй, сейчас, производство посуды. Славилось производством посуды когда-то село Сидоровское, но с перемещением ювелирного центра в село Красное производство это там захирело. Сегодня Красное широко экспортирует свои посудные изделия за рубеж. Но об этом позднее. Под столь общим названием "посуда" следует упомянуть довольно широкий круг предметов: рюмки, стаканчики, ложечки для варенья, ножи, вилки, щипцы для сахара, ситечки для чая и т. п. Все эти вещи также поступали в продажу обычно золочеными с выгравированными на них рисунками.
Каждый вид изделий требовал для своего изготовления особых условий, особых приемов. Производство это выглядело гораздо сложнее нынешнего. Сегодня применяется здесь самое широкое оборудование, позволяющее прибегать в каждом случае к штамповке или к давлению. Например, небольшие винные стаканчики обыкновенно штампуются. Раньше для изготовления такого стаканчика вырезали пластинку, форма которой представляла развертку боковой поверхности стаканчика. Пластинка изгибалась так, чтоб получался как бы стаканчик без дна. Края ее спаивались. Затем полученный усеченный конус расправляли, что было делом длительным. Все это аккуратно опиливалось, припаивалось донышко... Ныне на эту операцию уходит несколько мгновений.
Поверхность стаканчика отбеливали, "чесали" ее металлическими щетками, чтоб отшлифовать поверхность для позолоты. После золочения изделия "шабовали" и "воронили", а затем уже гравировали. Промысел занимался, да и ныне занимается, производством искусственных драгоценных камней. Камни эти изготавливали из особого цветного стекла. Производство это распадается на две совершенно самостоятельные отрасли: печатание камней (пожалуй, самая горячая отрасль в промысле - плавка стекла) и гранение их. Гранением ранее занимались в селе Сидоровском и в соседних с ним деревнях. Красное печатало камни. Ныне в Красном и гранят, и печатают камни. Вот, пожалуй, и весь круг основных работ Красносельского промысла, взятый из того времени.
ЗОЛОТАРЬ ДА СЕРЕБРИЛО
На читающего эту книгу, наверное, уже повеяло тем странным тайным духом, которым отмечено Красное, его затейливая, но и сумрачная старина. Только что мы посетили одну из бывших "игрушечных фабрик" - дом Павла Андреевича Каменского. Рассказанное им переселяет в старинный и редкий мир, может быть единственный в России, где "над златом чахнут", но не над златом сундука... Речь идет об изнурительной, на бесконечность заведенной работе, не имеющей никакого отношения к ювелирному искусству. Но пройдем полсотню шагов до еще одной бывшей "игрушечной фабрики". До дома Сергея Александровича Грустливого. Он один из тех, кого считают в Красном основателем фамильной династии ювелиров. Сыновья его - ювелиры, внуки - также склонны к тому. Сергей Александрович в красносельской старине несколько на особом месте. Но... Старики хорошо говорят. Интересно. Надо ли рассказывать за них, если, к счастью, живы сами и память имеют ясную. Сергей Александрович Грустливый...Седенький согбенный старичок, хотя и помоложе Павла Васильевича Каменского, а "сдал" пораньше. На это есть причины. Смотрит живо, но глаза за голубым дымком, где-то, словно осел на них весь чад, дым и пары ядовитые, которыми столько дышал он, многие годы служа красносельскому промыслу его первейшим "золотарем да серебрилой". Такие глаза, наверное, у добрых волшебников, у чародеев-кудесников должны быть... "Прежние" люди на слово пощедрее, без скупости. Много историй о селе Красном было рассказано мне Сергеем Александровичем. Не один зимний вечер провели мы с ним в долгих разговорах о том, как было, что было и кем был сам он... Грустливый. Даже в фамилии его слышишь словно бы отклик на что-то невеселое и старое-престарое. Но по натуре своей Сергей Александрович, мало сказать, общительный. Он еще и ногой притопнет при веселом случае, и усы подкрутит, и песню свою излюбленную споет: Скажи-ка, дядя, Ведь недаром... "Золотить я начал с 11 лет. Товар вызолотишь хорошо, да два товара испортишь. Однако толк вышел. Учился потом в техническом профессиональном училище. Повезло мне, можно сказать. Стоял у нас на квартире настоящий гальваник, и я пошел после училища к нему в ученики. Егор Никитыч Суворов. Подучился я у него. Вот он мне как-то и говорит: "Купи теперь, Сережа, элемент Бунзина - батареи. Я тебя научу, как с ним работать. Это что-то году в 1908 было. Поехал я в Ярославль за этим элементом. Сродник там у нас торговал. Приехал я к нему, говорю: "Дядя Николаша, вот мне что надо бы..." Он мне: "Со мной рядом есть магазин аптекарский. Пойдем". Пошли. Действительно, нашлись там элементы Бунзина. Я взял два аппарата. Возвратился в Красное. Вот так и стал золотить уже по-грамотному. Все пошло по химии. Сам зарядку батарей делал. Пошла работа. В ванну за один раз десять пар "калачей" на "меднике" - на проволоке медной - опускаешь или колец "обручалки" штук двадцать пять. И только успеваешь опускать да вынимать. Одну "меднику" опустил в ванну - другую вынимаешь оттуда. Отец у меня тоже золотарем да серебрилой был. Только золотил он попросту. В чугунке. Но от него я впервые все перенял. Учил он меня, как материалы варить, "кровяную соль", скажем, или "желтую каль". Ведь как было. Таили друг от дружки, что удавалось узнать новое. Вот матери моей двоюродный брат ездил в Москву со своим товаром и привез что-то похожее на сахар. Но названия так и не сказал, умирал, но не сказал. Тогда это вещество чудом казалось: немного в ванну положил - золоти хоть неделю. Потом я сам уж узнал, что это куприйкалийцеанатум!" Но коренные золотари пошли вот в Красном, и вообще в здешних местах, от Егора Никитовича Суворова: Павел Еферьевич Жаров, Алексей Васильевич Смирнов, Афанасий Иванович Чулков и вот я. Человек семь всего. Работы всем хватало. А в 18-м году организовали в Красном ювелирную артель. Это в том доме, где теперь поселковая почта. По 21-й год до призыва в армию я в артели состоял- золотил, конечное дело. А пока служил, артель эта распалась. Приятель аппарат мой после того жене моей принес. "На, - говорит, - Лизавета Лександровна, а то пропадет..." Ну, когда вернулся я домой, снова золотить начал на дому. Жена без меня на дому же "калачи" работала. А тут она стала моей помощницей. Сам я работал утро, пока жена по хозяйству управляется. Я отдыхать - она на мое место садится. Золотит. А уж маленькие детушки помогали - на "медники" нанизывали изделия, готовили к золочению... В доме был постоянно и чад, и смрад.
Искусство является уникальным явлением в жизни общества. Приобщаясь к искусству, ребенок учится смотреть на мир совсем другими глазами, учится видеть и беречь его красоту.
Роль народного искусства и традиционных народных промыслов в воспитании детей огромна. Помимо эстетического аспекта, народные промыслы обучают ребенка многим навыкам.
Ознакомление ребенка с живописью будет невозможно без проведения краткого экскурса в основные ее виды и жанры, к которым относятся портрет, пейзаж, натюрморт, интерьер.
Основная цель приобщения детей к искусству – это развитие их эстетического восприятия. У детей возникает интерес и формируется понимание прекрасного, развивается воображение.
Как научить ребенка рисованию? Готовых рецептов в данном случае нет и быть не может. Обучение рисованию – это не менее творческий процесс, чем само изобразительное искусство. Для каждого ребенка, для каждой группы необходимо найти индивидуальный подход. Есть лишь некоторые общие рекомендации, выполнение которых поможет облегчить задачу педагога.
Для занятий с детьми младшего возраста, которые еще только начинают учиться рисовать, лучше всего использовать нетоксичные водорастворимые краски – акварельные и гуашь. Преимущества этих красок очевидны – для работы с ними используется вода, они легко отстирываются от одежды, и, самое главное, не вызывают аллергии и пищевых отравлений.
Психологам и педагогам давно известно, что работа руками и пальцами развивает у детей мелкую моторику, стимулирует активность тех участков головного мозга, которые отвечают за внимание, память, речь. Одним из вариантов такого полезного детского творчества является оригами – создание различных фигурок из бумаги. Для этого нужны лишь бумага и ножницы
Очень важно, чтобы родители осознавали свою роль в формировании эстетических представлений ребенка, стимулировали его познавательную и творческую активность.
Для детского творчества используются два основных материала – глина и пластилин. Каждый из них имеет свои особенности в работе, преимущества и недостатки.
Плетение из бисера – это не только способ занять свободное время ребенка продуктивной деятельностью, но и возможность изготовить своими руками интересные украшения и сувениры.
Скульптура развивает пространственное мышление, учит составлять композиции. Рекомендуется обращать внимание детей на мелкие детали, важные для понимания сюжета.
Макраме уходит своими корнями в древнейшую историю, в тот период, когда широко использовалась узелковая грамота. Сегодня макраме выполняет декоративную функцию.
Плетение из проволоки стимулирует работу пальцев рук и развивает у ребенка мелкую моторику, которая в свою очередь стимулирует множество процессов в коре головного мозга.
При выборе имени для ребенка необходимо обращать внимание на сочетание выбранного имени и отчества. Предлагаем вам несколько практических советов и рекомендаций.
Хорошее сочетание имени и фамилии играет заметную роль для формирования комфортного существования и счастливой судьбы каждого из нас. Как же его добиться?
Еще недавно многие полагали, что брак по расчету - это архаический пережиток прошлого. Тем не менее, этот вид брака благополучно существует и в наши дни.
Очевидно, что уход за собой необходим любой девушке и женщине в любом возрасте. Но в чем он должен заключаться? С чего начать?
Представляем вам примерный список процедур по уходу за собой в домашних условиях, который вы можете взять за основу и переделать непосредственно под себя.
Та-а-а-к… Повеселилась вчера на дружеской вечеринке… а сегодня из зеркала смотрит на меня незнакомая тётя: убедительные круги под глазами, синева, а первые морщинки
просто кричат о моём биологическом возрасте всем окружающим. Выход один – маскироваться!
Нанесение косметических масок для кожи - одна из самых популярных и эффективных процедур, заметно улучшающая состояние кожных покровов и позволяющая насытить кожу лица необходимыми витаминами. Приготовление масок занимает буквально несколько минут!
Каждая женщина в состоянии выглядеть исключительно стильно, тратя на обновление своего гардероба вполне посильные суммы. И добиться этого совсем несложно – достаточно следовать нескольким простым правилам.
С давних времен и до наших дней люди верят в магическую силу камней, в то, что энергия камня сможет защитить от опасности, поможет человеку быть здоровым и счастливым.
Для выбора амулета не очень важно, соответствует ли минерал нужному знаку Зодиака его владельца. Тут дело совершенно в другом.
© Все права на статьи принадлежат авторам сайта, если не указано иное.
16 +