Псевдореволюционность ряда художников, которая граничит с буржуазным анархизмом или является таковым, в условиях массовой культуры становится духовной основой художественного богостроительства, миро-созидания, мифотворчества. Предметные символы нового мира — массовое производство фетишей, мифов, «новых икон»,— все это вливается в единый поток «массового искусства-религии». Превращение модернистского искусства из ультрареволюционной силы в средство массового воодушевления и буржуазного конформизма имеет не только свои социально-исторические предпосылки, но и, так сказать, свою философию и психологию. Обратимся для наглядности к учению одного из крупнейших идеологов модернизма А. Мальро, взгляды которого в огромной степени способствовали рождению или, точнее, возрождению богостроительного новорелигиозного понимания массового популярного искусства.
Монументальный четырехтомный труд Мальро со скромным названием «Психология искусства», который вышел в свет как раз на исходе первой половины нашего столетия, можно назвать «Библией» современного буржуазного искусствознания. Сплав теоретических импровизаций и социологического анализа, небезынтересные рассуждения археолога-искусствоведа, острое художническое чутье и мастерство публициста заставляют при чтении его работ усомниться в том, что перед вами просто «Психология искусства». Дело в том, что больше всего Мальро занимают социологические гуманистические принципы современного искусства. Оговорим попутно, что в учении Мальро о стиле, об отношении к традициям и искусству Востока, о новом положении художника и назначении искусства немало заимствований из эстетики Ортега-и-Гассета, хотя установить какие-то внешние связи и общность в их учении об искусстве бывает иногда довольно трудно.
В эстетике А. Мальро проповеди гуманизма искусства заглушаются пафосом индивидуализма, а фанатичная вера в особое предназначение человека, в отличительное существование личности, вера в ее ценность как оригинального самобытного существа приводит, однако, к отрицанию такой оригинальности, отличительности и ценности. И причина этому — социологический субъективизм теории искусства Мальро, который особенно наглядно проявился в его настойчивых, но тщетных попытках провозгласить через творческий акт художника явление Анти-Судьбы — новый богоборческий гуманизм. Исходя из бесспорной для него истины о всеобщем «кризисе духа» и «утраты ценностей» в современном мире, Мальро пытается объяснить причину этого кризиса гибелью христианства, а также крушением всех благих намерений человека. «Смерть бога» и последовавшая за ней «смерть» человека как бы привели к окончательной утрате человеком своей первозданной сущности.
Осознание и организация человеком своей судьбы, по его мнению, сегодня возможны только в созданиях искусства, вот почему в последний период своего творчества, примерно с 1945 года, Мальро всецело обращается к искусству в его различных видах и особенно к тем из них, содержание которых «открывается» человеку с первого взгляда, моментально. Таковыми, по его мнению, являются живопись и скульптура (в отличие от музыки или литературы, «открытие» которых происходит постепенно и медленно).
Причина такого предпочтения в том, прежде всего, что «пластические искусства сами по себе есть универсальный поэтический язык», в котором так нуждается современный человек. «Эти произведения, — полагает Мальро,— наиболее известны во всех странах и не нуждаются в переводе». Пластические искусства гораздо более удобны для широкого знакомства с ними. Один зал Лувра представляет целую систему или цивилизацию; один альбом репродукций в руках зрителя представляет живопись целой страны, эпохи. Наконец, появляется репродукция, которая позволяет легко и быстро сравнивать и сопоставлять. Налицо, таким образом, факт не только количественного порядка — массовое распространение произведений искусства, усиление «зрительного» контакта широкой публики с процессом художественного творчества, но и факт новых социальных связей искусства и человека, искусства и изменившихся условий человеческой практики. И хотя свою космологическую теорию «воображаемого музея» Мальро пытается построить, минуя конкретный живой опыт современного человека, он не может обойти тот очевидный и немаловажный для него факт XX столетия, что «пластические искусства создали свое печатное дело» (речь идет о возможности почти с типографской скоростью делать копии, слепки, то есть репродуцировать, тиражировать оригинальные произведения живописи и скульптуры). Но этот немаловажный в современной художественной жизни фактор Мальро абсолютизирует до того, что, по его мнению, только репродукция обеспечивает развитие «воображаемого музея». Основное новшество «воображаемого музея» по отношению к традиционному музею состоит в том, что через размножение — тиражирование и распространение с помощью репродукций признанных шедевров, через массовый доступ к произведениям искусства нашему взгляду, который мало-помалу становится чувствительным к стилю, внушается так называемая новая ориентация. Собранные вместе, произведения живописи и скульптуры, ставшие «картинками», обретают свою новую общую доминанту — и музей целиком превращается в диалог стилей. Произведения, таким образом, сведены к их стилю, а стили в свою очередь начинают новую жизнь: альбом задает им ускорение, подобно тому как в фильме «ускоряется» жизнь растения.
Таким образом, пишет Мальро, в искусство вступают те «всеобщие сверххудожники, которые имеют неясное происхождение, жизнь, достижения, уступки вкусу богатства или соблазна, агонию или воскрешение, и которые называются стилями». Само восприятие всего предшествующего искусства сквозь призму единого стиля меняется радикальным образом. Так возникает «воображаемый музей», который отныне вбирает в себя многочисленные произведения доисторических эпох и современных музеев, предметы природы и «готовые изделия», которые люди начинают рассматривать как произведения искусства. Прежде это относилось только к восприятию так называемых «священных» искусств. «Отделенные» от своих функций Дева или шумерийский идол воспринимались как произведения искусства: как живопись («набор цветов») или скульптура («определенная в пространстве форма»). Трансформация вкуса и метаморфозы восприятия искусства имеют для Мальро определенный отправной пункт в истории: 50-е годы XIX века, прошедшие под флагом Мане, который первым «порывает с предметным видением мира и считает бессмысленным, чтобы картина была на что-то похожей. Мане ставит под вопрос эстетику «сходства предмета и его воспроизведения».
Живопись, которая раньше была средством и была тем самым подчинена прихоти воспроизводить реальные или воображаемые зрелища, становится теперь, по мнению Мальро, для самой себя своей собственной целью.
В основе концепции Мальро — стремление утвердить личностный, художественный произвол, тот творческий индетерминизм, который санкционировал бы безраздельное проявление человеческой субъективности. Залогом человечности искусства Мальро считает безусловный характер самого процесса творчества. В этом про цессе художник, подобно мессии, осуществляет высшее предназначение человека — борется против судьбы, против вещной и бесчеловечной реальности бытия, осуществляет переход в мир подлинных человеческих ценностей. Основная задача художника — пиктурализация («охудо-жествление») мира, «преобразование» его по законам искусства. Отсюда и наиболее употребительное у Мальро понятие «редукции» (ослабления) непосредственного значения изображаемого объекта за счет «доминирующего присутствия в нем творческой субъективности художника. Главное звено в процессе пиктурализации мира — индивидуальный стиль, безусловное самовыражение личности художника, который «как бы жаждет аннексировать мир, все подчинить своему стилю».
Провозглашая под видом нового гуманизма художественный субъективизм, создавая «Святого без веры», стремясь преобразить мир путем его художнической «трансформации и трансфигурации», Мальро культивирует, по существу, тот же «христианизм без бога», за который так горячо ратовал X. Ортега-и-Гассет.
Но в отличие от испанского философа, размежевавшего искусство «элиты» и «массы» и выступившего против второго с позиций первого, Мальро освящает их союз под флагом «доминирующей творческой субъективности» художника. Собственно, наиболее значительное, что могло создать буржуазное искусствознание к середине нашего столетия — это с новой силой провозгласить незыблемость чистой субъективности, необходимость максимальной свободы творческого духа. Буржуазные художники внемлют каждому новому благовесту свободы, и пророчества Мальро, конечно, вызвали у многих из них неподдельное благоговение. С его учением связаны их многочисленные эксперименты, в том числе и те, которые составили основу «популярного искусства».
Царство «чистой субъективности» в суровых условиях буржуазной действительности оказывается господством грубой предметно-вещественной реальности бытия, а свобода творческого духа постоянно ограничивается жесткими рамками коммерческой необходимости. Но чем больше гнет буржуазной действительности, тем вожделеннее мечта художника о свободе, тем неистребимее тяга к душеспасительным версиям о царстве «вечной весны» искусства, о беспредельной и безусловной силе творческой субъективности художника. Этим, главным образом, объясняется то (странное на первый взгляд) обстоятельство, когда, казалось бы, крайне субъективистские, индивидуалистические (а иногда полумистические или даже мистические) концепции искусства пользуются безраздельным кредитом у ряда буржуазных художников и творческой интеллигенции. Настоящим откровением поэтому для многих современных художников поп-арта явилось недвусмысленное провозглашение нового массового художественного феномена — «искусства-религии».
Настойчивые проповеди буржуазными учеными новой художественной религии, характерным теоретическим выражением которой явилась концепция «искусства-религии», обусловлены прежде всего процессами развития «массового искусства, но их содержание не может быть до конца понято в отрыве от тех субъективистских принципов искусства, которые так обстоятельно развиты Ортега и Мальро и многими другими проповедниками чистого искусства.
Концепция «искусства-религии», подобно теории «новой мифологической образности», лишний раз подтверждает близость и взаимную связь таких «полярных» явлений буржуазного сознания, как индивидуализм и «массовость», конформизм и буржуазный авангард. В свете новорелигиозной теории «массового искусства» становится очевидным то обстоятельство, что индивидуализм и дегуманизация (как «очищение» от реального у Ортега или «редукция» у Мальро) элитарного буржуазного искусства не столько выступают против, сколько подготавливают его «омассовление», наступление тоталитаризма. Под сенью «искусства-религии» примиряются и согласуются, таким образом, наиболее крайние и характерные принципы буржуазного художественного сознания, поэтому «искусство-религию» некоторые западные ученые пытаются представить как закономерный финал многовековой, истории искусства.
По мнению одного из теоретиков художественной религии Л. Флама, искусство сегодня осуществляет двоякую роль: оставаясь самой сущностью человека, оно заменяет для него христианскую религию. Развитие «искусства-религии» определяется «через активную творческую субъективность, через религию творческой воли человека, осуществляющего самосозидание через самого себя». «Искусство-религия», «являясь медитацией между существующим миропорядком и человеческой субъективностью», открывает в то же время перед человеком всеобщий смысл этого миропорядка. Достигается это прежде всего через объективное предметно-активное начало искусства, которое «не может и не должно больше воспроизводить другую вещь, оно становится и знаком и значащим, субъект и объект в нем совпадают».
Согласно Фламу, процесс развития «искусства-религии» завершается в сюрреализме и поп-арте. Благодаря этим направлениям искусства в мире, «где человек овеществлен и отчужден, утверждается священное», «скрыто заменяется монотеизм, все другие теизмы и даже атеизм «искусством-религией». Именно в поп-арте отношения между зрителем и представленным зрелищем Флам рассматривает как «отношения между обожателем и священным объектом».
Искусство является уникальным явлением в жизни общества. Приобщаясь к искусству, ребенок учится смотреть на мир совсем другими глазами, учится видеть и беречь его красоту.
Роль народного искусства и традиционных народных промыслов в воспитании детей огромна. Помимо эстетического аспекта, народные промыслы обучают ребенка многим навыкам.
Ознакомление ребенка с живописью будет невозможно без проведения краткого экскурса в основные ее виды и жанры, к которым относятся портрет, пейзаж, натюрморт, интерьер.
Основная цель приобщения детей к искусству – это развитие их эстетического восприятия. У детей возникает интерес и формируется понимание прекрасного, развивается воображение.
Как научить ребенка рисованию? Готовых рецептов в данном случае нет и быть не может. Обучение рисованию – это не менее творческий процесс, чем само изобразительное искусство. Для каждого ребенка, для каждой группы необходимо найти индивидуальный подход. Есть лишь некоторые общие рекомендации, выполнение которых поможет облегчить задачу педагога.
Для занятий с детьми младшего возраста, которые еще только начинают учиться рисовать, лучше всего использовать нетоксичные водорастворимые краски – акварельные и гуашь. Преимущества этих красок очевидны – для работы с ними используется вода, они легко отстирываются от одежды, и, самое главное, не вызывают аллергии и пищевых отравлений.
Психологам и педагогам давно известно, что работа руками и пальцами развивает у детей мелкую моторику, стимулирует активность тех участков головного мозга, которые отвечают за внимание, память, речь. Одним из вариантов такого полезного детского творчества является оригами – создание различных фигурок из бумаги. Для этого нужны лишь бумага и ножницы
Очень важно, чтобы родители осознавали свою роль в формировании эстетических представлений ребенка, стимулировали его познавательную и творческую активность.
Для детского творчества используются два основных материала – глина и пластилин. Каждый из них имеет свои особенности в работе, преимущества и недостатки.
Плетение из бисера – это не только способ занять свободное время ребенка продуктивной деятельностью, но и возможность изготовить своими руками интересные украшения и сувениры.
Скульптура развивает пространственное мышление, учит составлять композиции. Рекомендуется обращать внимание детей на мелкие детали, важные для понимания сюжета.
Макраме уходит своими корнями в древнейшую историю, в тот период, когда широко использовалась узелковая грамота. Сегодня макраме выполняет декоративную функцию.
Плетение из проволоки стимулирует работу пальцев рук и развивает у ребенка мелкую моторику, которая в свою очередь стимулирует множество процессов в коре головного мозга.
При выборе имени для ребенка необходимо обращать внимание на сочетание выбранного имени и отчества. Предлагаем вам несколько практических советов и рекомендаций.
Хорошее сочетание имени и фамилии играет заметную роль для формирования комфортного существования и счастливой судьбы каждого из нас. Как же его добиться?
Еще недавно многие полагали, что брак по расчету - это архаический пережиток прошлого. Тем не менее, этот вид брака благополучно существует и в наши дни.
Очевидно, что уход за собой необходим любой девушке и женщине в любом возрасте. Но в чем он должен заключаться? С чего начать?
Представляем вам примерный список процедур по уходу за собой в домашних условиях, который вы можете взять за основу и переделать непосредственно под себя.
Та-а-а-к… Повеселилась вчера на дружеской вечеринке… а сегодня из зеркала смотрит на меня незнакомая тётя: убедительные круги под глазами, синева, а первые морщинки
просто кричат о моём биологическом возрасте всем окружающим. Выход один – маскироваться!
Нанесение косметических масок для кожи - одна из самых популярных и эффективных процедур, заметно улучшающая состояние кожных покровов и позволяющая насытить кожу лица необходимыми витаминами. Приготовление масок занимает буквально несколько минут!
Каждая женщина в состоянии выглядеть исключительно стильно, тратя на обновление своего гардероба вполне посильные суммы. И добиться этого совсем несложно – достаточно следовать нескольким простым правилам.
С давних времен и до наших дней люди верят в магическую силу камней, в то, что энергия камня сможет защитить от опасности, поможет человеку быть здоровым и счастливым.
Для выбора амулета не очень важно, соответствует ли минерал нужному знаку Зодиака его владельца. Тут дело совершенно в другом.