Крупнейший художник Хемингуэй вошел в историю литературы певцом простых, честных людей, их права на труд, свободу и уважение. Когда его герои активны, деятельны, целеустремленны, это дает им радостное ощущение бытия; бездеятельность, пассивность, горестное самосозерцание, отрешение от мира означает их гибель. Отстаивая необходимость для человека познавать себя, добиваться гармонии внутреннего мира и обстоятельств жизни, писатель выступал за действенное, энергическое отношение к миру, ибо оно одно, в его глазах, выход из многочисленных тупиков и волчьих ям, расставленных на пути человека судьбой, случаем и — главное — жестоким, лицеприятным миром капиталистических отношений.
Глубокое сознание писательского долга, искренний, сердечный гуманизм, уважение к труду руководили всеми помыслами писателя демократа, антифашиста, доброго друга советских людей.
Хемингуэй не был коммунистом и не располагал ясным представлением об идеях революционного преобразования общества, но он глубоко чувствовал правомерность всякой попытки удержать завоевания демократии, пером и оружием отстаивал дело
прогресса и на выжженных солнцем равнинах Испании, и на полях второй мировой войны.
Отвечая на вопрос, почему Хемингуэй столь популярен в нашей стране, хотя он был чрезвычайно далек от конкретных интересов, которыми жило советское общество, В. Каверин говорит: «Читая его, можно многое узнать, о многом догадаться. Это — точность судьи, произносящего приговор. Это — правда, на которой никто не настаивает, но которая верно рисует расстановку социальных сил, борьбу низости и чести, разума и зверства».
«Правда нужна на таком высоком уровне, чтобы выдумка, почерпнутая из жизненного опыта, была правдивее самих фактов»,— замечал Хемингуэй.
К этому убеждению он шел, преодолевая влияние декаданса с его ложным пониманием правды как фактографической точности и простоты, как огрубленного примитивизма.
Нельзя, впрочем, сказать, что движение на этом пути привело Хемингуэя к полному успеху: художественно ощутимой ясности цели творчества, большой жизненной правде, исключающей правду объективистскую, вневременную.
«Когда отходил на задний план ученик, скованный канонами Гертруды Стайн, именно тогда побеждал истинный реализм в творчестве мастера Хемингуэя. А рецидивы наигранного бесстрастия порождали у него натуралистическую пестроту и тесноту, в которой терялось истинное обличье такого простого и прямого писателя».
В лучших своих вещах Хемингуэй, преодолевая разочарования и боль за общество, погрязшее в несправедливости, остается рыцарем надежды, бойцом переднего края в борьбе против унижения и бессилия простых и достойнейших, в борьбе за человечность отношений и награду по справедливости. И основной герой писателя — стойкий, мужественный, верный слову человек, порою ироничный, а когда и восторженный, нередко многоопытный, а то лишь вступающий в жизнь, он деянием, силой внутренней убежденности, внутренней прочностью завоевывает уважение и симпатию читателя.
Писательский путь Хемингуэя неровен и неоднозначен, истоки его можно отыскать еще в школьной газете и литературном журнале, где он выступал в качестве- репортера и редактора, заимствуя темы из жизни родного городка Оук-Парка и подражая «настоящим» журналистам, издевался над пуританской моралью, навсегда оставшейся злейшим врагом писателя.
В 1918 г. Хемингуэй, уже корреспондент провинциальной газеты «Канзас стар», добровольцем американского Красного Креста отправляется на европейский театр военных действий. Первая мировая война оставила глубокий след в сознании молодого американца, лишив душевного спокойствия, вызвав к жизни новые мысли о человеке и его судьбе, определив темы многих произведений Хемингуэя.
После войны продолжается его журналистская деятельность на родине и в Канаде, а с 1921 г. Хемингуэй — иностранный корреспондент американских газет в Европе — Испании, Швейцарии, Франции.
В политических очерках, жанровых зарисовках, корреспондентских отчетах о событиях экономической и культурной жизни оттачивается мастерство Хемингуэя, формируется его мироощущение: ненависть к монархо-фашизму, демократизм, уважение к личности и народу.
Время от времени в различных европейских изданиях появляются небольшие рассказы Хемингуэя, наконец, в 1924 г. в Париже выходит его первый сборник «В наше время».
На годы овладевает Хемингуэем тема «потерянного поколения»: «И восходит солнце» («Фиеста») — 1926 г., сборники рассказов «Мужчины без женщин» — 1927 г., «Победитель не получает ничего» — 1933 г., прославленный антивоенный роман «Прощай, оружие!»—1929 г.,— остались свидетельством глубокого душевного потрясения целого поколения людей, что юношами уйдя на фронт, познали всю суть громких слов и расхожих идеалов буржуазной цивилизации.
«Прощай, оружие!» — протест писателя против мира, в котором любой и каждый конфликт должна разрешить война.
Невозможность, даже непристойность высоких слов в применении к той страшной и бессмысленной человеческой бойне, которую наблюдал и участие в которой принимал сам Хемингуэй, вступивший в итальянскую армию драться «за спасение демократии»,— лейтмотив романа.
И герой его, американский лейтенант на итальянской службе Генри, теряет и веру в благородную цель войны, и свою любимую. Опустошенный и бесприютный, лишившийся всякой опоры в жизни, Генри слепо и безнадежно бредет навстречу будущему.
Новые нравственные цели не заступили места потерянных ценностей. Разочарование, скорбь, безнадежность в сочетании с обнаженностью сердца и болезненным чувством неудовлетворенности стали отличительными качествами многих.
Неуютно жить в послевоенном мире, не разрешившем своих противоречий, но герои Хемингуэя и в горькой своей судьбе, и в известной отрешенности все же вызывают симпатию, по крайней мере лучшие из них, сознающие неслучайность своих трагедий.
Философия отчаяния, безволие героев в конце концов чужды автору, но все же легко расслышать и его искреннее сочувствие
жертвам времени. И пока перед героями продолжает стоять вопрос о том, как же следует жить дальше, Хемингуэй отказывается считать их по-настоящему потерянным поколением.
В 1932 г. печатается «Смерть после полудня»; рассказывая об испанском матадоре, писатель славит достойное мужество человека и в поражении. Тема смерти, простой, «в чистом виде» — важнейший мотив книги. Смерть — это серьезно, как бы говорит писатель, это итог. Каким подойдешь ты к нему и каким его встретишь?
Хотя Хемингуэй и декларировал независимость художника от политики, фактически он не мог устраниться от участия в демократических движениях времени. Наблюдать, описывать, изображать правду нельзя было вне ясно выраженного отношения к нависающей над миром угрозе фашизма — об этом свидетельствует целый ряд его статей 30-х годов.
В рассказах Хемингуэя тех лет зазвучала беспощадная критика губительной силы денег; скептицизм и неуверенность героев прежних лет уже не находят писательского оправдания, бесплодие и беспомощность караются им прежде всего как вина самого человека («Снега Килиманджаро», 1936).
«Иметь и не иметь» — этот роман писателя появляется в 1937 г. и становится существенно новым этапом творческой эволюции Хемингуэя.
Несомненна творческая близость Хемингуэя к традициям русской классической литературы, в частности родство его рассказов и романов с новеллистикой и повестями Чехова. Гражданственность, активность общественной позиции, немногословная искренность, выбор трагических ситуаций не могут не напомнить нам творчества А. П. Чехова.
«В своих лучших вещах он повторил чеховскую трагедию проснувшегося и не находящего выхода сознания. Недаром кульминация в его книгах почти всегда связана с той страшной минутой просветления, когда человек вдруг понимает, что он не может жить так, как жил до сих пор».
Индивидуализм, отъединенность героя от мира становятся в значительной степени прошлым в творческой практике писателя.
В дни гражданской войны в Испании Хемингуэй — председатель Общества американских дру*зей испанской демократии, он снаряжает для республиканцев несколько санитарных машин, отправляется в республику в качестве корреспондента, а фактически — участника борьбы против фашистских мятежников. Как товарищи по оружию сошлись здесь писатели многих стран: Ральф Фокс, Мате Залка, Людвиг Ренн, Михаил Кольцов.
Находясь в центре событий, он пишет пьесу «Пятая колонна» (1937)—о трудной работе республиканской контрразведки. В речи «Писатель и война» (1937), испанских очерках Хемингуэй призывает активно защищать завоевания человеческой культуры.
Теперь Хемингуэя занимает уже не смерть, как таковая, а проблема ее осмысленности, проблема цели существования.
Герои «Испанской земли» и «Пятой колонны», интеллигенты анархо-индивидуалистического склада, оказываются способными на энергичное воодушевление общенародными, демократическими целями.
Ближайшее знакомство писателя с самозабвенной жертвенностью борьбы против фашизма, с откровенным лицом этого главного врага человечества не только предопределило большую простоту и естественность персонажей, но и существенно сказалось на его творческой манере: приглушеннее зазвучали чисто «хемингуэевские» тона. Судорожность речи, стремление заслониться от «проклятых» вопросов многословием внешних описаний, увлеченность «нейтральными» темами — профессиональным изображением охоты, рыбной ловли, военного дела — все это постепенно уступает место более «традиционному» реалистическому мастерству.
Завершилась испанская трагедия — отзвуком ее стал и роман Хемингуэя «По ком звонит колокол» (1940). Это 64 часа жизни американца Роберта Джордана, сражающегося на стороне республиканцев.
Герой во многом — и биографией, и привычками, и мыслями — напоминает нам самого Хемингуэя; он тоже убежденный, воинствующий антифашист, но «не настоящий марксист». Он просто верит «в Жизнь, Свободу и Право на Счастье».
С героем связана тема долга, проходящая через весь роман: перед идеей выполнения задания меркнет мысль о ценности и невозвратности собственной жизни.
Книга пронизана ощущением трагедии — мысль о гибели не оставляет героя. И все же герой, уходя из жизни, не считает себя обворованным; наоборот, он говорит себе: «Почти год я дрался за то, во что верил... Мир — хорошее место, и за него стоит драться, и мне очень не хочется его покидать. И тебе повезло, сказал он себе, у тебя была очень хорошая жизнь... У тебя была жизнь лучше, чем у всех, потому что в ней были вот эти последние дни. Не тебе жаловаться».
Гуманизм Хемингуэя этого периода теснейшими узами связан с пониманием писателем личной ценности человека. Со времени «Иметь и не иметь» в его книгах постоянным, хотя чаще всего и скрытым рефреном существования и борьбы личности становится писательское убеждение: «Человек один не может. Ни черта». Тем не менее всеми гранями души своей герой раскрывается, когда он один на один с судьбой. И желая своим героям большой, настоящей удачи, Хемингуэй все же высшим мерилом ценности человека делает ситуацию «победа в поражении».
В этом смысле цель борьбы может быть малой или большой общезначимой или очень личной — в одном случае речь идет о борьбе с фашизмом на кровавых полях Испании, в другом — о драматическом сражении с огромной рыбой.
Нравственная победа человека над врагом и собственными слабостями в совокупности и утверждает высокое достоинство личности, ее право на самоуважение и уважение окружающих, хотя бы реальная цель усилий и не была достигнута.
В подобном гуманистическом идеале, разумеется, немного всесокрушающего оптимизма, далеко не всегда соотносящего возможности героя с силой сопротивления среды; порою он отдает сердечной горечью, но активный характер его несомненен.
В годы второй мировой войны Хемингуэй — военный корреспондент в Китае, затем принимает участие в полетах английской бомбардировочной авиации, с союзными войсками проходит по Франции и Германии.
В 40-е и 50-е годы писатель продолжает неустанно работать над новыми произведениями, но издает немногое.
Свидетельством горького недоумения Хемингуэя результатами второй мировой войны стала его повесть «За рекой, в тени деревьев» (1950).
Полковник Роберт Кентуэлл обречен; остро ощущая приближение смерти, отдаваясь милым воспоминаниям юности, сохраняя внешнее спокойствие, герой всецело в прошлом, в давних своих привязанностях, в мечтах и боли былого. Антифашист, мужественный человек, симпатизирующий простым людям, лишенный рисовки и чувства ложного умиления перед своей стойкостью, в высшей степени порядочный человек, Кентуэлл тем не менее способен вызвать лишь сочувствие читателя. Ему недостает больших и активных идей, значимой цели существования, которая превышала бы просто решимость мужественно уйти из жизни.
И последняя любовь его к юной венецианке проникнута чувством безнадежной обреченности: смерть, о скором наступлении которой знал Кентуэлл, уносит героя, так и не узнавшего полной радости бытия.
В 1952 г. появилась повесть «Старик и море» — во многих отношениях характерная для итоговых лет жизни писателя книга.
«...Вся творческая эволюция Хемингуэя идет... по пути преодоления трагического стоицизма, пассивной героической позы, которая никак не может удовлетворить такого неустанно ищущего, не смирившегося, жизнелюбивого человека, как автор «Старика и моря»,— справедливо замечает Зильма Маянц.
Художественное дарование Хемингуэя, как всякого поистине крупного таланта, крепло, видоизменялось, но оставалось все же личной, строго индивидуальной приметой его писательского мастерства. Очень точно своеобычное разнообразие письма Хемингуэя определил Иван Кашкин.
«Каков же он, этот стиль? Что это — репортерская сжатость, недоговоренность, подтекст его первых книг или более широкое дыхание романа «По ком звонит колокол», судорожная сдержанность или живой, непринужденный диалог, четкость лаконичных описаний или необъятные периоды для тех же описаний и лирическая дымка внутренних монологов, подчеркнутая сухость «объективного» тона или взволнованная патетика публицистических выступлений? Ни то, ни другое, ни третье в отдельности. И то, и другое, и третье, вместе взятые. Мастерство гибкое и емкое»
Трудности, сомнения, колебания, утраты — этим путем шел Хемингуэй к итоговому представлению о сущности бытия, о цельном и ясном содержании жизни как борьбе за осмысленное и достойное существование.
В повести «Старик и море» герой Хемингуэя внешне как бы опрощается. Он уже не интеллигент, стоящий на перепутье жизненных концепций, в честном бою идущий к преодолению тяжких недоумений. Это необразованный рыбак, честно делающий дело, «для которого он создан».
Но простота героя не сродни примитиву души и ограниченности мысли. Сантьяго широко и свободно осмысливает действительность и с полным правом может быть принят как выразитель определенных сторон идейно-эстетических устремлений писателя: в пределах доступного ему жизненного материала герой размышляет о верности долгу, высоком мастерстве, жизненном предназначении и т. п.
Проблема повести близка к теме раннего рассказа «Непобежденный», фабула: охота старика на огромную рыбу, разорванную затем в клочья акулами,— использована автором в фельетоне «На голубой струе» («On the Blue Water», 1936), сцены рыбной ловли во многом сходны с аналогичными в «Иметь и не иметь». При всем том «Старик и море», безусловно, оригинальное произведение большого самостоятельного значения.
В экспозиционной части Хемингуэй немногословными штрихами рассказывает о жизни героя в прошлом, внешних факторах его существования, связях с окружающими.
Сантьяго и Манолин — имена старика и мальчика, но они не звучат в повести: они как будто мелки перед словами «старик»
и «мальчик», выступающими средством обобщения, они подчеркивают типичность образов.
К тому же Хемингуэй постоянно акцентирует, что это именно старый человек и мальчуган, стоящие как бы на двух гранях человеческого существования.
У старика нет сети, которой мальчик хочет наловить наживку для крупной рыбы, нет у него и ужина, но оба — мальчик и старик — делают вид, что в хижине Сантьяго не все продано и есть, что перекусить на ужин.
Старик горд, но не тщеславен; а чувство собственного достоинства, подсказывающее, что вслед за займом — нищенство, заставляет его не только избегать просьб, но и отказываться от помощи.
Какие радости доступны старику?
«Ему давно уже наскучил процесс еды», он одинок, и только привязанность к мальчику, ученику и другу, скрашивает его отъединение от людей. Старик не мизантроп, просто годы ослабили его связи, сверстники ушли из жизни, и место живых заступили воспоминания.
Ушла и сила, но сноровка и выдержка — прежние, знаменитые по всему побережью.
Впрочем маленькие привязанности сохранились: он любит мороженое, интересуется бейсболом. Главное в его жизни мальчик, на которого смотрит он «доверчивыми и любящими глазами».
И еще работа. Восемьдесят четыре дня он выходил в море, но ничего не привозил, однако «никогда не терял ни надежды, ни веры в будущее». Этот неудачник с веселыми глазами человека, который не сдается, недаром говорит о себе мальчику, пресекая всякий намек на утешение: «Я — необыкновенный старик».
Простодушие не мешает ему сознавать свою необычность. И следующие шестьдесят страниц борьбы^ раздумий, мерно-покойного и насыщенного бурными событиями движения к финалу — поражению и победе — как нельзя лучше подтверждают гордые слова Сантьяго.
Старик с удивительной силой ощущает свою принадлежность целому миру. В душе поэт, он одухотворяет окружающее, и тысячи нитей связывают его с небом, морем, птицами, рыбами — всем живущим вечно и умирающим в свой срок.
Старик... постоянно думал о море, как о женщине, которая дарит великие милости или отказывает в них, а если и позволяет себе необдуманные или недобрые поступки,— что поделаешь, такова уж ее природа.
В глазах старика океан живет полной, разнообразной и драматичной жизнью: птица-фрегат охотится за летучими рыбками, громадные морские черепахи, прикрыв глаза, поедают мерцающие ядовитые пузыри физалий, быстрая макрель и жирный тунец разрезают волны в поисках пищи. Летучие рыбы и морские ласточки — друзья старика, он испытывает к ним чувство нежной привязанности.
Жизнь — борьба, которая наполняет ее смыслом и содержанием; и старик обращается с напутствием к обессиленной птице, присевшей на лодку отдохнуть: «Отдохни хорошенько, маленькая птичка,— сказал он.— А потом лети к берегу и борись, как борется каждый человек, птица или рыба».
Старик и все человечество воспринимает частью огромной и в основном дружественной ему природы. О морских свинках, подплывших ночью к борту лодки, он думает: «Они хорошие... Играют, дурачатся и любят друг друга. Они нам родня, совсем как летучая рыба».
К рыбе он обращается, как к разумному существу: расхваливает товар, приглашая попробовать аппетитную наживку, уговаривает не стесняться. Наивно-поэтично, почти сказочно воспринимает он связь между собой и рыбой: «Жили-были три брата: рыба и мои две руки». Старик видит в рыбах чисто человеческие качества, воздает должное их чувствам и отношениям:
«...Рыбы, слава богу, не так умны, как люди, которые их убивают: хотя в них гораздо больше ловкости и благородства».
В отношении к живому в природе у старика нет и тени высокомерной снисходительности, в восхищении мужеством и силой пойманной им рыбы он способен даже заявить: «Человек — это не бог весть что рядом с замечательными зверями и птицами. Мне бы хотелось сейчас быть тем зверем, который плывет сейчас там, в морской глубине».
Что идет, конечно, не от суеверия, а от силы чувств и трепетного ощущения своей связи со всем живущим. И еще от того глобального понимания человечности, которая способна была бы обнять все достойное и прекрасное в жизни.
«Мне жалко, рыба, что так нехорошо получилось»,— замечает старик, когда видит, что ему не спасти от акул своего улова. Он жалеет, что борьба с рыбой не была только сном, что гибель ее оказалась напрасной.
Старик — замечательный рыбак, он прекрасно знает повадки и привычки всякой морской живности, по легкому подрагиванию лески он точно угадывает, что происходит на глубине шестисот футов.
Не будучи мрачным стоиком, одиноко замкнувшимся в своих горестях и неудачах, он очень земной человек; и если он в конце концов вырастает в наших глазах до величия исполина духа, то происходит это также на земной (может быть, правильнее сказать— океанской) основе.
Благородная значительность характера произрастает на делах обыденных, профессиональных; великое творится не героическим характером обязанностей, а героическим выполнением обыденного.
Отвлекаясь от приятных мыслей и бейсбола, старик говорит о себе: «Теперь время думать только об одном. О том, для чего я родился. Где-нибудь рядом с этим косяком тунцов, может быть, плывет моя большая рыба».
Он выполняет свое жизненное предназначение; его работа — его профессия и его искусство, она заполняет существование старика целиком именно потому, что это не просто ремесло, дающее хлеб.
В эмоциях, которыми живет старый рыбак, конечный результат его усилий — деньги не играют никакой или почти никакой роли. Его можно сравнить с талантливым актером, который в самозабвенной игре, конечно же, отрешается от мыслей о предстоящем жалованье, но который, естественно, не смог бы всецело отдавать себя сцене, питая только свой дух.
Старик вовсе не чувствует злобы, ненависти к рыбе за то, что она сопротивляется отчаянно, до конца. Его борьба с рыбой — рыцарский поединок, где противнику воздается должное, где победитель снимает шляпу перед побежденным в знак признания его бесспорных достоинств. И смысл борьбы для старика приобретает этот рыцарственный оттенок благородного соревнования: «Хоть это и несправедливо... но я докажу ей, на что способен человек и что он может вынести».
Трудно ждать от необразованного старика слов, более высоких и пышных: он и без них подымается в своей борьбе и восприятии ее — до подлинного пафоса.
«Ни разу в жизни я не видел существа более громадного, прекрасного, спокойного и благородного, чем ты»,— обращается Сантьяго к рыбе.
Когда же плоды его победы пожрали акулы, старик скорбит не об убытках, он ставит неудачу в связь с проблемой своего жизненного призвания. Однако он не в состоянии поколебать устоявшегося сознания человека, занятого своим делом, подорвать веру в истинность, единственность своего жизненного пути: «Может быть, мне не нужно было становиться рыбаком,— думал он.— Но ведь для этого я родился».
Человек, с упоением и мастерством отдающийся своей работе, черпающий в ней радость бытия и ею утверждающий себя в мире, может быть, любимейший из героев Хемингуэя.
В работе-борьбе с «небывалой рыбой», акулами, в преодолении телесных недугов и слабости открывается нам мужественный характер старика.
Ситуации, острые и калейдоскопически сменяющие друг друга, требуют от старика быстрых реакций, точных, энергичных решений, и со всем этим он блестяще справляется.
Голодный, полубольной, с порезанной спиной и сведенной судорогой рукой, за много миль от берега в утлой лодчонке, старик может рассчитывать лишь на волю, сообразительность и громадный опыт, но главное, исключительное — это, конечно,
воля. В борьбе с самим собой преодолевает он слабость, апатию, боль и усталость, не дает себе ни в прямом, ни в переносном смысле плыть по течению.
Мертвая акула унесла на дно его багор, но он заставляет себя привязать к веслу нож, чтобы не встретить поражение без борьбы. «...Человек не для того создан, чтобы терпеть поражения... Человека можно уничтожить, но его нельзя победить».
Безоружный — без гарпуна и со сломанным ножом, в сумерках третьей наступающей ночи он, израненный и обессиленный, говорит себе в ожидании очередного налета хищниц-акул: «Драться... драться, пока не умру».
И в ход идут весло, румпель, острые деревянные обломки; бой продолжается, безнадежный для старика, но от этого не менее ожесточенный, бой наперекор неудаче, наперекор судьбе.
Две битвы — одинаково бескомпромиссные, выматывающие до предела: с рыбой и акулами.
Однако рыба — друг-противник, которого, несмотря на уважение, даже любовь, надо победить, потому что в этом — смысл существования рыбака, его собственной жизни.
А акулы — злая тварь, жадная и трусливая, не брезгующая падалью и насыщающая утробу добычей победителя в поединке равных.
Битва с меч-рыбой— рыцарский бой, сражение с акулами — уничтожение мародеров.
Во втором сражении старика нет высокого пафоса битвы, но есть мрачная предрешенность ее исхода, питающая настроение борьбы; если меч-рыба — олицетворение воинствующего духа, то акулы — драчливости стервятников.
Старик хочет решить для себя проблему жизни и смерти, разобраться в смысле насильственного вторжения человека в природу. Звезды — «далекие друзья» старика. «Рыба — она тоже мне друг,— сказал он.—...Но я должен ее убить. Как хорошо, что нам не приходится убивать звезды».
Трагична позиция человека, вынужденного жить гибелью своих друзей, разрушением окружающего.
Но вместе с тем это и неизбежный закон всего сущего, ему подчиняется природа в целом; потому нет какой-то особой вины старика, и он не ощущает ее: «...Я и убил ее для того, чтобы не умереть с голоду и накормить еще уйму людей».
И все же эта вынужденность нарушает гармонию связи старика с природой, он ощущает неловкость перед миром живого, хотя и принимает неизбежность происходящего: «Я многого не понимаю,— подумал он.— Но как хорошо, что нам не приходится убивать солнце, луну и звезды. Достаточно того, что мы вымогаем пищу у моря и убиваем своих братьев».
Сердце старика исполнено не умиления, но подлинно человеческой доброты и уважительного преклонения перед чудесами живого.
Среди размышлений о рыбе, о еде приходит и мысль, едва мелькнувшая, но чрезвычайно важная для понимания образа старика, протягивающая ясную ниточку к роману «Иметь и не иметь»: «Нельзя, чтобы в старости человек оставался одинок,— думал он.— Однако это неизбежно».
Ведь именно отсутствие в лодке мальчика-друга делает усилия старика бесплодными. Мысль Хемингуэя становится еще заостреннее оттого, что речь идет всего лишь о мальчике, но вместе с тем и о человеке, рядом с которым Сантьяго не чувствовал своего одиночества.
Что же означает замечание старика о неизбежности одиночества в старости? Наверное, немножко самообман и утешение, которыми старик поддерживает свое состояние постоянной готовности к борьбе. Так же точно он уверяет себя, что ему удобно, когда леса, натянутая рыбой, режет спину, что он полон сил и спокоен, когда борьба до предела измотала его.
Одиночество — тяжкий недуг — частично преодолевается в единении с природой: в пустынном море, когда давно ушли за горизонт берега, «Старик поглядел вдаль и понял, как он теперь одинок». Но там, в безбрежном море, появилась стая диких уток; «и Старик понял, что человек в море никогда не бывает одинок».
Противоположные по смыслу утверждения в продолжение нескольких строк — это не прозрения, открывающие закономерности того мира, который постигнут стариком до конца уже много лет назад. Это просто смена настроений мужественного человека, припертого судьбой к самому краю, человека, ищущего поддержку везде, где только можно.
Так почти всегда у Хемингуэя, самые тяжкие испытания на излом человек встречает в одиночестве.
Поражение настигает обоих участников борьбы, каждый из которых симпатичен и достоин уважения: и рыбу, которая воспринимается в конце как вполне одушевленное существо, ибо мы смотрим на нее глазами старика.
В поединок вмешивается третья сила — злая, неблагородная, омерзительная. Она не в состоянии противостоять борющимся, когда те здоровы и крепки. Она нападает исподтишка на обескровленных и ослабевших, хищно и трусливо. Это уже, из области стечения обстоятельств, злая ирония судьбы.
Именно потому в окончательной непоправимости неудачи старик не видит врага, осилившего его. Ему горько, но не в чем себя винить:
«А как легко становится, когда ты побежден! — подумал он.— Я и не знал, что это так легко... Кто же тебя победил, старик? — спросил он себя...— Никто,— ответил он.— Просто я слишком далеко ушел в море».
Неустанно отвечать судьбе ударом на удар, черпать силы не столько в удаче, сколько в бескомпромиссной готовности к борьбе как источнике самоуважения — вот пафос Хемингуэя.
Победа не в конечном результате, но в самой борьбе, если ты отдаешься ей целиком. Удача и победа вовсе не обязательный результат борьбы, из которой соткана жизнь; однако поражение и катастрофа, венчающие дело, не способны убить настоящего человека, целеустремленно шедшего к цели.
Для финала характерно ощущение продолжающейся жизни: старик одержал победу над болью, судьбой и одиночеством — старик спит, рядом с ним мальчик, и старику снятся львы, выходящие на песчаную отмель, символ радостей далекого детства.
Интересна —- и нова для Хемингуэя — тема вечности человека в смене поколений, закрепляющих мастерство личности и ее восприятие жизни.
Мальчик — не наблюдаемый и не наблюдатель, он опора, поддержка старика, и он — его будущее.
Победа в поражении — не новая тема для Хемингуэя, но это уже не победа в гибели.
В повести «Старик и море» больше уважительной веры в человека, не осложненной чувствами и поступками, привнесенными приспособлением к миру наживы.
События повести Хемингуэя, мужественной, прямой и человечной, воспринятые как аллегория, многообразно истолковывались в критической литературе. Сам Хемингуэй ограничился следующим замечанием о возможности расшифровки ее символов:
«Не было еще хорошей книги, которая возникла бы из заранее выдуманного символа, запеченного в книгу, как изюм в сладкую булку. Сладкая булка с изюмом хорошая штука, но простой хлеб лучше. Я попытался дать настоящего старика и настоящего мальчика, настоящее море и настоящую рыбу и настоящих акул. И, если это мне удалось сделать достаточно хорошо и правдиво, они, конечно, могут быть истолкованы по-разному»
Несомненная аллегоричность повести освобождает писателя от необходимости во многих случаях прямо высказывать заветное, повествование течет свободно, постепенно убыстряя свой ход и завершаясь покоем после битвы, исполненным глубокой внутренней патетики.
Действие еще и потому так живо, динамично, естественно развивается, что очень часто описание событий подменяется обращением старика к самому себе с приказом или советом проделать то-то и то-то, в повествование эпического плана вводится тем самым элемент драматический: «Тяните! — приказывал он своим рукам.—Держите меня, ноги! Послужи мне еще, голова! Послужи мне. Ты ведь никогда меня не подводила».
Не разорванными восприятиями — размышлениями, а образной логической речью старика передается и все, что окружает его, когда он говорит с рыбами, птицами, звездами, своей лодкой, далеким берегом, собирающейся непогодой.
Образность и глубина изображения достигаются «перекрестным» описанием, когда одним и тем же предметам и явлениям дается и авторская оценка, и характеристика их стариком.
В мастерски отточенном слове Хемингуэя оживают «настоящий старик», «настоящий мальчик», «настоящее море» — настоящая жизнь, насыщенная драматической, исполненной подлинного величия борьбой человека за высокое право на это имя.
Приворот является магическим воздействием на человека помимо его воли. Принято различать два вида приворота – любовный и сексуальный. Чем же они отличаются между собой?
По данным статистики, наши соотечественницы ежегодно тратят баснословные суммы денег на экстрасенсов, гадалок. Воистину, вера в силу слова огромна. Но оправдана ли она?
Порча насылается на человека намеренно, при этом считается, что она действует на биоэнергетику жертвы. Наиболее уязвимыми являются дети, беременные и кормящие женщины.
Испокон веков люди пытались приворожить любимого человека и делали это с помощью магии. Существуют готовые рецепты приворотов, но надежнее обратиться к магу.
Достаточно ясные образы из сна производят неизгладимое впечатление на проснувшегося человека. Если через какое-то время события во сне воплощаются наяву, то люди убеждаются в том, что данный сон был вещим. Вещие сны отличаются от обычных тем, что они, за редким исключением, имеют прямое значение. Вещий сон всегда яркий, запоминающийся...
Существует стойкое убеждение, что сны про умерших людей не относятся к жанру ужасов, а, напротив, часто являются вещими снами. Так, например, стоит прислушиваться к словам покойников, потому что все они как правило являются прямыми и правдивыми, в отличие от иносказаний, которые произносят другие персонажи наших сновидений...
Если приснился какой-то плохой сон, то он запоминается почти всем и не выходит из головы длительное время. Часто человека пугает даже не столько само содержимое сновидения, а его последствия, ведь большинство из нас верит, что сны мы видим совсем не напрасно. Как выяснили ученые, плохой сон чаще всего снится человеку уже под самое утро...
Согласно Миллеру, сны, в которых снятся кошки – знак, предвещающий неудачу. Кроме случаев, когда кошку удается убить или прогнать. Если кошка нападает на сновидца, то это означает...
Как правило, змеи – это всегда что-то нехорошее, это предвестники будущих неприятностей. Если снятся змеи, которые активно шевелятся и извиваются, то говорят о том, что ...
Снятся деньги обычно к хлопотам, связанным с самыми разными сферами жизни людей. При этом надо обращать внимание, что за деньги снятся – медные, золотые или бумажные...
Сонник Миллера обещает, что если во сне паук плетет паутину, то в доме все будет спокойно и мирно, а если просто снятся пауки, то надо более внимательно отнестись к своей работе, и тогда...
При выборе имени для ребенка необходимо обращать внимание на сочетание выбранного имени и отчества. Предлагаем вам несколько практических советов и рекомендаций.
Хорошее сочетание имени и фамилии играет заметную роль для формирования комфортного существования и счастливой судьбы каждого из нас. Как же его добиться?
Еще недавно многие полагали, что брак по расчету - это архаический пережиток прошлого. Тем не менее, этот вид брака благополучно существует и в наши дни.
Очевидно, что уход за собой необходим любой девушке и женщине в любом возрасте. Но в чем он должен заключаться? С чего начать?
Представляем вам примерный список процедур по уходу за собой в домашних условиях, который вы можете взять за основу и переделать непосредственно под себя.
Та-а-а-к… Повеселилась вчера на дружеской вечеринке… а сегодня из зеркала смотрит на меня незнакомая тётя: убедительные круги под глазами, синева, а первые морщинки
просто кричат о моём биологическом возрасте всем окружающим. Выход один – маскироваться!
Нанесение косметических масок для кожи - одна из самых популярных и эффективных процедур, заметно улучшающая состояние кожных покровов и позволяющая насытить кожу лица необходимыми витаминами. Приготовление масок занимает буквально несколько минут!
Каждая женщина в состоянии выглядеть исключительно стильно, тратя на обновление своего гардероба вполне посильные суммы. И добиться этого совсем несложно – достаточно следовать нескольким простым правилам.
С давних времен и до наших дней люди верят в магическую силу камней, в то, что энергия камня сможет защитить от опасности, поможет человеку быть здоровым и счастливым.
Для выбора амулета не очень важно, соответствует ли минерал нужному знаку Зодиака его владельца. Тут дело совершенно в другом.