Вожди революционно-демократического движения 60-х годов XIX века Н. Г. Чернышевский и Н. А. Добролюбов стояли во главе всей идейной жизни своего времени. Продолжатели славных традиций Белинского и Герцена, они занимали самые передовые позиции не только в русской, но и в мировой философии и науке домарксистского периода. Основополагающее значение имели их суждения и по вопросам преподавания литературы. Наряду с трудами Чернышевского и Добролюбова в области педагогики, эстетики и литературной критики, оказавшими могучее влияние на формирование передовой методической мысли, мы находим в их наследии множество замечательных высказываний, непосредственно относящихся к преподаванию литературы. Органически вытекая из революционных и материалистических взглядов великих критиков, их методические суждения опирались вместе с тем на передовую практику преподавания, в первую очередь на их собственную учительскую практику.
Формирование педагогических интересов и убеждений Чернышевского и Добролюбова начинается еще в годы их ученья в высшей школе. Основным идейным источником для них были педагогические работы Белинского. Чернышевский и Добролюбов были, конечно, знакомы и с официальной педагогикой, но она представляла для них интерес только как материал для критики.
В Петербургском университете, где с 1846 по 1850 год обучался Чернышевский, педагогика специально не изучалась. Но этот пробел в известной мере восполнялся лекциями проф. А. В. Никитенко. Эти лекции обычно включали разборы отдельных произведений и зачастую принимали характер живой беседы со студентами. «Никитенко... толковал о словесности и ее преподавании»,- записывает Чернышевский в своем дневнике 28 февраля 1849 года. Кроме того, на занятиях у Никитенко студенты читали свои сочинения нередко на педагогические темы. В начале 1849 года Чернышевский собирается читать у Никитенко свою статью о воспитании, посвященную доказательству того, что «должно воспитывать детей не так, как теперь». 13 декабря того же года он выступает с сочинением «О том, какие книги должно давать читать детям», которое «парадоксальностью темы» вызывает недовольство профессора. Уже на университетской скамье Чернышевский усваивает себе критическое отношение к либерально-буржуазной литературной и педагогической, науке, одним из видных представителей которой был в ту пору Никитенко. Немалое значение в формировании методических позиций Чернышевского имело его участие в педагогическом кружке известного критика и педагога-демократа 50-х годов И. И. Введенского. В спорах с И. И. Введенским и участниками его кружка, учителями-словесниками и литераторами Г. Е. Благосветловым, А. П. Милюковым, А. А. Чумиковым, Чернышевский проверяет и оттачивает свои педагогические и методические взгляды. К этому времени у него складывается критическое отношение к господствующим направлениям в преподавании словесности. В письме к своему другу революционеру М. И. Михайлову, готовившемуся к пробной лекции в военно-учебном заведении, Чернышевский перечисляет пособия, которыми принято было пользоваться в подобных случаях: пресловутый «Опыт краткой истории русской литературы» Н. И. Греча, примечания к третьей части «Полной русской хрестоматии» А. Д. Галахова и его же «Историческую хрестоматию», «Очерк истории русской поэзии» А. П. Милюкова, «мерзейшую» книгу по древней русской словесности С. П. Шевырёва, статьи В. Г. Белинского и В. Н. Майкова. Но тут же добавляет: «Разумеется, все это вздор, без всего этого, кроме статей Белинского, вы можете обойтиться».
К сожалению, о работе Чернышевского во 2-м кадетском корпусе, где в 1850 году началась его педагогическая деятельность, не сохранилось почти никаких сведений. Но несомненно, что как пробная лекция Чернышевского, так и его кратковременное (до отъезда в Саратов) преподавание в корпусе не прошли незамеченными. Чернышевский имел все основания утверждать в своем дневнике, что «оставил по себе некоторую репутацию в Петербурге» и что место для него «всегда готово». Впрочем, мимо внимания военно-учебного начальства не прошло и то обстоятельство, что наряду с колоссальными знаниями и превосходными педагогическими способностями Чернышевский обнаружил в своем преподавании пренебрежение к признанным авторитетам и «предосудительную» смелость в изложении своего предмета. Новаторская методика Чернышевского и его независимое поведение стали для него при вторичном поступлении в кадетский корпус (после возвращения из Саратова) источником неприятных столкновений с начальством и привели к уходу из корпуса в 1855 году.
В Саратове Чернышевский начал свою преподавательскую деятельность в первой половине 1851 года, в разгар политической реакции, наступившей после 1848 года. Официально Саратовская гимназия пользовалась в то время репутацией вполне благоустроенного учебного заведения, лучшего в Казанском учебном округе. Но множество воспоминаний и неофициальных отзывов рисует чрезвычайно мрачную картину педагогического застоя и организационных неурядиц, царивших в гимназии. Эти свидетельства подтверждаются отзывами самого Чернышевского. В письме к М. И. Михайлову от 28 мая 1851 года он под свежим впечатлением так характеризует обстановку в гимназии: «Учителя - смех и горе, если смотреть с той точки зрения, с какой следует смотреть на людей, все-таки потершихся в университете, - или позабыли все, кроме школьных своих тетрадок, или никогда и не имели понятия ни о чем. Разве, разве один есть сколько-нибудь развитой из них... Директор - страшный реакционер, обскурантист и абсолютист».
Характеристика Чернышевского вполне приложима и к саратовским учителям-словесникам, которые строго придерживались а преподавании казенных учебников и соответственно этим пособиям строили систему своих занятий. Под их руководством гимназисты упражнялись в составлении хрий и, изучая пиитику, иллюстрировали ее положения «образцами» из сочинений писателей XVIII века. Современные журналы и статьи Белинского вовсе не доходили до учащихся.
Приезд Чернышевского внес разительные изменения в учебную и воспитательную жизнь гимназии. Реакционная часть учительства во главе с директором с самого начала отнеслась подозрительно к педагогической деятельности учителя-новатора, и только отдельные преподаватели (в частности, талантливый учитель географии Е. А. Белов) поддержали его. Но с учащимися у Чернышевского сразу же установилась тесная связь. «Память о нем навсегда сохранилась между его учениками», - вспоминал ученик Чернышевского писатель-демократ М. А. Воронов. Известно, что впоследствии, когда великий критик находился уже в Петербурге, его бывшие ученики, студенты высших учебных заведений, поддерживали с ним близкие отношения.
Учебники риторики и пиитики, принятые в гимназии, Чернышевский оставил только для подготовки к экзамену. В основу преподавания были положены чтение и разбор литературных произведений преимущественно новейшего периода. О художественном чтении Чернышевского сохранилось множество свидетельств. «Он входил в характер действующих лиц и менял, смотря, по содержанию, голос, тон и манеры. Казалось, он сам, переживал те события, о которых читал», - вспоминает И. А. Залесский. О том же пишут в своих воспоминаниях и другие ученики Чернышевского - М. Воронов и Г. Шапошников.
Изучая творчество Пушкина, Лермонтова, Гоголя и Гончарова, Чернышевский привлекал внимание учащихся к общественному содержанию их произведений, к заключенной в них критике социального строя. «При прохождении словесности, - указывает Ф. В. Духовников, - особенно при чтении писателей, он касался мимоходом и тех язв, которые разъедали тогда русское общество... Крепостное право, суд, воспитание, политические науки и т. п. темы, о которых было запрещено рассуждать даже в печати, были предметами его бесед с учениками...» «Он говорит о вреде крепостного права», - с ужасом восклицал директор Мейер. Мейер запрещал Чернышевскому знакомить учащихся с современной литературой, но его приказания и угрозы оставлялись молодым учителем без внимания.
На материале художественных произведений Чернышевский знакомил учеников и с теорией литературы. Судя по воспоминаниям учеников, он совершенно игнорировал традиционную пиитику и главное внимание направлял на разъяснение таких методологических вопросов, как познавательное и воспитательное значение литературы, историческая обусловленность художественного творчества, роль писателя как передового общественного деятеля. Ученик Чернышевского И. А. Воронов так характеризует эти занятия: «Знакомство с теорией русской литературы и ее отделами Чернышевский сообщил ученикам через сведения об основах этой науки и практически знакомил учеников с классическими произведениями авторов, разбирал их влияние на общество и его развитие и вообще способствовал к правильному уразумению духа и направления авторов в зависимости от исторических причин и явлений».
Характерной особенностью преподавания Чернышевского был историзм. Записывая 15 сентября 1850 года в дневнике свое впечатление о прочитанной во 2-м кадетском корпусе пробной лекции, он уже тогда отметил свои «склонности к историческим выводам о развитии». В историческом плане рассматривались им крупнейшие произведения русской литературы и в Саратовской гимназии. На произведениях древней и новой русской литературы Чернышевский воспитывал у учащихся интерес к историческому прошлому, чувство национальной гордости, патриотизм.
В связи с изучением литературы Чернышевский знакомил учащихся с вопросами политики, философии и истории. «Литература у нас пока сосредоточивает почти всю умственную жизнь народа», - писал он впоследствии в «Очерках гоголевского периода русской литературы», и ее «энциклопедическое значение» объяснял «оригинальным состоянием», в каком находилась идейная жизнь в самодержавно-крепостнической России. В соответствии с этим Чернышевский своему преподаванию также придавал энциклопедический характер. «Кроме своего предмета,- рассказывает М. А. Воронов,- он сообщал нам необходимые понятия почти о всех науках...». Такому синтетическому ознакомлению с системой наук Чернышевский придавал большое значение. В те же годы он пишет в дневнике о своем желании познакомить О. С. Васильеву, свою будущую жену, с «энциклопедией цивилизации». «Тут у нас явится курс гораздо более полный, чем какой теперь у меня в гимназии», - подчеркивает он. Известно, что в Петропавловской крепости Чернышевский мечтал создать «Энциклопедию знания и жизни». О содержании и характере исторических знаний, сообщаемых Чернышевским ученикам, можно судить по одному эпизоду, зафиксированному в воспоминаниях Е. А. Белова: «При одном из таких вопросов (по истории.- Я. Р.) он увлекся, разговорился, нарисовал план залы Конвента, обрисовал партии, указал места, где партии сидели, и т. д. Молодежь, конечно, была в восторге».
Содержанию преподавания вполне соответствовали и методы,, применявшиеся Чернышевским. Основным методом занятий была беседа с учениками. Чернышевский охотно предоставлял учащимся возможность спорить между собой, оспаривать мнение учителя и высказывать свои мысли. В этих обсуждениях молодой словесник принимал деятельное участие, поддерживая всякое живое и смелое суждение. Такие же цели преследовал Чернышевский, руководя письменными работами учащихся.
С приездом Чернышевского по-новому, стали проводиться литературные беседы. Вместо схоластических сочинений, например «О благородстве души», «О различии между рассудком и разумом, степени аналогии между собою и слияния в общем источнике - уме» и пр. Чернышевский стал давать серьезные, общественно направленные темы, требующие добросовестной подготовки и самостоятельных размышлений. Так, ученик Иван Песков представил сочинение на тему «О введении действительности в роман и историю», ученик-поляк Кассиан Пашковский написал работу «Взгляд на польскую литературу во время царствования дома Ягеллонов», Михаил Воронов (автор цитированных воспоминаний) составил «Исторический обзор укрепления прав и имущества до Екатерины II». По поводу первого из этих сочинений рецензент учебного округа проф. Н. Н. Булич писал: «Видно, что автор знает свой предмет, с любовью занимается словесностью и владеет прекрасною начитанностью. Самые ошибки во взгляде и историко-литературных фактах показывают, что труд его самостоятелен, что оь пишет не из книг, не с чужого голоса. И слог его вообще хорош...»
Воспитательная работа, проводившаяся Чернышевским в стенах учебного заведения, дополнялась общением с учениками вне школы. Заведуя ученической библиотекой, он имел возможность руководить чтением гимназистов, их идейным и культурным развитием. Но кроме этого, Чернышевский давал ученикам свои книги и часто беседовал с ними неофициально, во время прогулок или на дому. Естественно предположить, что по своему политическому содержанию эти беседы носили еще более острый характер, чем в классе.
Время работы Чернышевского в Саратовской гимназии занимает заметное место в общественной биографии великого революционера-демократа. Учительская кафедра была для Чернышевского первой общественной трибуной, с которой он мог пропагандировать свои идеи. «Я делаю здесь такие вещи, которые пахнут каторгой, - я такие вещи говорю в классе», - пишет Чернышевский в дневнике 21 февраля 1853 года. «Меня каждый день могут взять», - записывает он три недели спустя. Рассматривая эти записи в свете революционных и социалистических взглядов критика в начале 50-х годов, мы можем утверждать, что и его преподавание в Саратове носило революционный характер. Из архивных документов позднейшего периода известно, что революционная традиция преподавания, основанная Чернышевским, поддерживалась в Саратовской гимназии и в 60-х годах.
Педагогическая деятельность Чернышевского в Саратове представляет важную главу и в истории преподавания литературы. Введенная им система широкого ознакомления учащихся как с самой литературой, так и с ее теорией и историей, его методика бесед и письменных работ, совершенное умение развивать самодеятельность учащихся и, главное, воспитывать прочные, сознательные революционные и патриотические убеждения - все э'ти особенности методического стиля Чернышевского заслуживают внимательного изучения в наши дни.
Наконец, работа Чернышевского в Саратовской гимназии имела, несомненно, определяющее значение и для формирования его теоретических убеждений. Здесь, на уроках словесности, он имел возможность развернуто изложить свои эстетические взгляды, которые позднее легли в основу его сочинений по эстетике. В процессе практической деятельности в школе формировались и методические убеждения Чернышевского.
Педагогическая практика и методические взгляды Н. Г. Чернышевского нашли характерное отражение в незавершенном учебнике грамматики, над которым великий критик работал, по-видимому, в 1854-1855 годах, по приезде из Саратова в Петербург.
Учебник Чернышевского 21 представляет собой опыт изложения грамматических понятий на материале художественных произведений Пушкина («Пир Петра Великого»), Лермонтова («Три пальмы») и Гоголя («Вий»). Встречающиеся в рукописи упоминания о других произведениях («Медный всадник», «Шинель») дают основание предполагать, что в дальнейшем изложении («Грамматика» обрывается на шестом уроке) количество привлекаемых произведений могло быть увеличено.
Чернышевский возражает против «бесполезных тонкостей при изучении грамматики. В изложении грамматических форм он идет от художественного текста, от непосредственных впечатлений учащихся. Чернышевский начинает с выяснения содержания целого произведения и отдельных его частей. В живой ткани произведения он выделяет сначала предложения, «части, имеющие полный смысл», потом «основные слова» - подлежащее и сказуемое - и в связи с этим знакомит с именами существительными и глаголами. Рассматривая на конкретном материале структуру предложения, он попутно дает определение отдельных частей речи (местоимение, прилагательное, причастие, наречие) и вскрывает их синтаксическую и стилистическую функцию, характеризует интонацию разбираемых предложений и сообщает пер воначальные сведения о пунктуации. Каждое новое положение закрепляется путем последующего разбора текста. На первых же уроках Чернышевский знакомит учащихся со всей основной терминологией. «Знаете ли? - пишет он в конце третьего урока, - всего еще каких-нибудь три-четыре урока, и тогда уже разве только изредка будет нам нужно заводить знакомство с каким-нибудь новым словом, - почти все слова, какие только нужны для грамматических объяснений, будут нам знакомы». Вводя учащихся на первых же порах в понимание основных грамматических понятий, Чернышевский исходил из убеждения, что в процессе дальнейшего практического анализа художественного текста восприятие учащимися грамматической структуры речи будет становиться все более глубоким и полным.
Изучение языка Чернышевский связывает с усвоением идейного смысла текста. Поэтому для филологических наблюдений он выбирает идейно-насыщенные тексты и перед грамматическим разбором внимательно анализирует их содержание. Так, в комментариях к основной части учебника он дает характерное, социально заостренное толкование стихотворения «Три пальмы». «Жаль этих прекрасных пальм, не правда ли? - пишет он. - Но что же, ведь не век было расти и цвести им, - не нынче, так завтра, не завтра, так через год, умерли бы они, - ведь уж и листья их начинали вянуть: смерти не избежит никто. Так не лучше ли умереть для пользы людей, нежели бесполезно? Не надобно ли, жалея о прекрасных пальмах, признать с тем вместе, что смерть их была лучшею, прекраснейшею минутою всей их жизни, потому что они умерли для спасения людей от холода и хишных зверей? И разве люди, для блага которых погибли они, не будут вспоминать о них с благодарностью? Да, когда хорошенько подумаешь об всем этом, невольно скажешь: хороша жизнь, но самое лучшее счастье - не пожалеть, если надобно, и самой жизни своей для блага людей!» Само по себе такое понимание стихотворения Лермонтова является спорным. Известно, что в современных программах, учебниках и в практике преподавания дается иное истолкование «Трех пальм». Но замечателен демократический, революционный гуманизм, составляющий основу этого разбора, пронизывающий каждую его строку.
Интересно также рассуждение Чернышевского по поводу повести Гоголя «Вий». «Видите ли, стоит только обратить хоть немножко внимания на то, что говорит Гоголь, и увидишь, что он смешит только сначала, а потом и наводит на мысли грустные и добрые. Когда автор описывает человеческую жизнь так, что от смеха над смешными людьми читатель переходит к сожалению о людях, то говорятся, что этот писатель - юмористический писатель и что его сочинения проникнуты юмором, то есть написаны так, что смехом наводят читателя на грустные и добрые мысли; ведь от сострадания о людях уже не далеко до желания помочь им, насколько то в наших силах. И теперь каждый из нас, у кого не совсем дурное сердце, если встретит мальчика, подобного бурсакам, о которых пишет Гоголь, почувствует, что мало того, чтобы улыбнуться смешному и неловкому виду этого мальчика, а надобно помочь ему, потому, что он несчастен». В этих словах мы слышим живой голос замечательного учителя-демократа, умевшего сочетать на своих уроках глубокий анализ идеи произведения с выяснением его художественных особенностей, четкую логическую мысль с горячим чувством любви к народу.
Для Добролюбова, как и для Чернышевского, педагогическая деятельность не была случайным занятием. В сочинении «Мое призвание к педагогическому званию», представленном при поступлении в Петербургский педагогический институт, Добролюбов писал, что в своей «благородной решимости» «посвятить себя на служение отечеству» он остановился на «звании педагога». Для педагогической деятельности, заявляет Добролюбов, он чувствует в себе «и способность, и желание, и терпение». «Неутомимо и твердо, с непременною решимостью, с любовью и с чистым желанием добра своим слушателям хотел бы я проходить свое служение», - подчеркивает он, и смысл этого служения видит в том, чтобы «передавать новые истины новому поколению». Правда, в письме к родителям, написанном две недели спустя, Добролюбов отозвался о своем сочинении иронически. Однако его насмешливый тон скорее нужно отнести к наивной, восторженной форме сочинения, чем к его содержанию, вполне серьезному и глубоко искреннему. Интерес к педагогическому делу Добролюбов сохранил на протяжении всего своего обучения в институте и в последующее
время. Борясь с воспитательной системой директора института реакционера И. И. Давыдова, критически оценивая официальный курс педагогики, читаемый проф. Н. А. Вышнеградским, и курс истории литературы в изложении С. С. Лебедева, Добролюбов вырабатывал свои педагогические и методические убеждения.
Педагогическая деятельность Добролюбова протекала в более скромных формах, чем у Чернышевского. Она ограничивалась частными уроками, которые он давал в дворянских семьях Куракиных, Малоземовых, Галаховых, Кавелиных, Татариновых. Некоторые сведения сохранились только о его занятиях с одной ученицей - Наташей Татариновой. По ним мы можем судить о содержании и методике его преподавания, почти полностью совпадающими с особенностями педагогической манеры Чернышевского.
Как и Чернышевский, Добролюбов приступил к педагогической деятельности во всеоружии, с превосходной научной подготовкой и передовыми политическими и эстетическими взглядами.
Свои уроки Добролюбов начинал с краткого изложения древней русской литературы. Более подробно он рассматривает устное народное творчество, внимательно прослеживая отражение в нем жизни русского народа. При изучении былин Добролюбов выясняет «взгляд народа на великого князя Владимира». Говоря о народных песнях, он характеризует семейные отношения, господствующие в крестьянской среде, указывает на проявляющиеся в них элементы грубости, но тут же выясняет исторические причины этого явления. Изучая в следующем году с Н. Татариновой и ее двоюродной сестрой всеобщую литературу, Добролюбов опять-таки начинает с фольклора: на первом уроке он разбирает «Наль и Дамаянти» в переводе Жуковского.
Древняя книжная литература излагалась Добролюбовым коротко, в самых существенных чертах. Главное внимание уделяется новой и новейшей литературе. Как и позднее, в своей работе «О степени участия народности в развитии русской литературы», Добролюбов оценивает писателей с позиций революционера и демократа. Он критикует Карамзина за его пренебрежительное и враждебное отношение к французской революции и Жуковского за гимн «Боже, царя храни». Он решительно отвергает творчество реакционера и крепостника Фета. Зато стихи Полежаева и революционно-демократическая поэзия Некрасова оценивается им как высокие образцы прогрессивного творчества. «Я не буду вам толковать о художественных красотах и т. п.,- говорит Добролюбов своей ученице,- обо всем этом вы и без меня будете много слышать и читать. Я постараюсь выяснить, какая сторона жизни выразилась в таком-то произведении, какие мысли высказал такой-то писатель, были ли вообще у него какие-нибудь мысли».
Подобно Чернышевскому и в духе своего впоследствии сформулированного «реального метода» Добролюбов в связи с изучением литературы рассказывает своим ученицам «и об истории, и о философии, и о жизни». Он неизменно руководствуется принципом историзма при анализе и оценке любого художественного произведения. Объясняя Н. Татариновой стихотворение Полежаева «Вечерняя заря», Добролюбов подчеркивает, что для понимания его нужно знать, «при каких обстоятельствах оно было написано». «Вы к тому-то отнеслись слишком строго, - говорил он иногда своей ученице, - то, что теперь кажется смешным, в свое время имело известное значение».
В своих ученицах Добролюбов старался развить умение самостоятельно оценивать литературные произведения. Расспрашивая ученицу о прочитанной книге, он ставит вопрос: «Не можете ли вы мне сказать, на какие мысли вас это навело?» Предлагая написать изложение рассказанного им урока, он говорит: «Если найдете возможным, прибавьте, что вы сами об этом думаете». Добролюбов доволен, когда ученица, выполняя домашнее задание, пишет живое, остроумное сочинение в сатирическом духе, обнаруживая в нем наблюдательность и независимость от школьных штампов.
Сказанное о методической манере Добролюбова подтверждается анализом сохранившихся учебных тетрадок Н. А. Татариновой-Островокой. Тематика сочинений, которые выполнялись ею по заданию Добролюбова, их содержание и исправления молодого педагога представляют значительный интерес.
Темы сочинений многообразны. Мы видим здесь письменные работы об отдельных русских и иностранных писателях (Державин, Лермонтов, Шиллер) и о целых литературных направлениях («Сатирическое направление в России»). Наряду с сочинениями на общественно-литературные темы («Религия в народе русском по литературным памятникам») имеются сочинения по теории литературы («Пошлое и низкое в искусстве»). Нередко встречается работы творческого характера (например, «Из К... в Петербург» или «Город и деревня»). Много внимания посвящено фольклорной тематике («Стих о голубиной книге», «Великий князь Владимир»). Встречаются и переводы (например, из «Валленштейна» Шиллера). В различных типах сочинений - историко-литературных, общественно-публицистических, творческих - Добролюбов охотно пользуется формой сопоставления («Коряель и Расин», «Барнав и Мирабо», «Богатый и бедный»).
Все сочинения носят на себе следы тщательной правки учителя. Исправления носят обычно стилистический и уточняющий характер, больших перемен они в текст не вносят. В таких изменениях, по-видимому, не было и нужды, поскольку содержание работы определялось в предшествовавших беседах учителя с ученицей. Исправляя сочинение, Добролюбов тщательно следит за тем, чтобы заключенные в нем мысли были выражены точно, опрецелительно, коротко.
На какую бы тему ни писалось сочинение, оно всегда отличается яркой общественной направленностью. В работе «Речи в „Кадме и Гармонии"» ученица Добролюбова иронически отзывается о доказательствах Хераскова в пользу преимущества монархической власти. В сочинении «Сатирическое направление в России» доказывается, что в литературе XVIII века сатирические стихотворения были «естественнее и национальнее», чем лирические стихотворения и трагедии. «Будучи окружены предметами, более заслуживающими осуждения, нежели возбуждавшими восторг, они (писатели.-Я. Р.) были принуждены прибегать к общим местам и высокопарным возгласам, когда им нужно было выражать восторг в своих одах, между тем как для какого-нибудь сатирического сочинения им стоило только посмотреть вокруг себя, и они находили тысячу живых предметов для сатиры» (выделенные слова представляют собой поправки, внесенные учителем). В сочинении «Русская народная песня», констатируя грустный характер крестьянской песни, Н. Татаринова отмечает: «Причину этого характера русской песни надо искать в притеснениях, которые всегда терпел народ, и вообще в его печальной участи». В результате анализа образа князя Владимира по материалам былин она приходит к такому выводу: «Народ не питал особенного уважения к этому князю, в котором представляется вообще олицетворение княжеской власти».
Исторический подход, прививаемый Добролюбовым, явственно сказывается в сочинениях. В работе «Достоинство русских писателей XVIII века» после суровой критики Сумарокова, Петрова, Державина высказывается такая мысль: «Невозможно было перешагнуть от слога Ломоносова к слогу Пушкина, литература наша совершенствовалась медленно, но тем не менее она постоянно шла вперед, и это обстоятельство заставляет нас ценить относительные заслуги писателей». И дальше: «Изучая литературу какого бы то ни было народа, нельзя выбирать только лучших писателей, потому что для правильной и полноценной оценки какого-либо таланта нужно знать, в какое время и при каких обстоятельствах он жил... Тогда уже не скажешь: «Ломоносов плохой стихотворец: он писал даже хуже Фета; но скажешь: Ломоносов имел большой талант: он писал в двадцать раз лучше Тредиаковского».
Начиная с 1857 года Добролюбов совмещает педагогические занятия с литературной и публицистической деятельностью. Свои литературно-критические, педагогические и методические идеи он впервые применяет на уроках. Подобно Чернышевскому, Добролюбов вырастает как революционно-демократический критик в значительной мере в процессе своей практической деятельности учителя-словесника.
Советская методика литературы и современная практика преподавания, базирующиеся на основополагающих принципах марксистско-ленинской методологии, представляют собой принципиально новый и высший этап сравнительно даже с самыми крупными достижениями дооктябрьской эпохи. Однако педагогический опыт Чернышевского и Добролюбова глубоко поучителен для советского учителя-словесника. Безукоризненная научная подготовка преподавателя, прогрессивная идейность и воспитательная устремленность, пронизывающие весь педагогический процесс, последовательная увязка преподавания с актуальными вопросами современности, связь содержания и методов преподавания, методическое новаторство, неразрывно связанное с борьбой как против догматизма, так и против прожектёрства,- таковы важнейшие черты преподавательского облика Чернышевского и Добролюбова, поучительные и ценные для советского учителя.
Революционеры-демократы, Чернышевский и Добролюбов рассматривали вопросы воспитания в свете подготовки народной революции и воспитания революционных кадров.
В качестве просветителей Чернышевский и Добролюбов придавали просвещению, науке решающее значение в общественном развитии. «Чем больше людей в стране выучивается читать, получает привычку и охоту читать книги, - писал Чернышевский в статье «О причиных падения Рима», - чем больше в стране становится людей грамотных, просвещенных, тем больше становится в ней число людей, способных порядочно вести дела, какие бы то ни было,- значит, улучшается и ход всяких сторон жизни в стране. Стало быть, основная сила прогресса-наука; успехи прогресса соразмерны степени совершенства и степени раепространевдности зданий». Но Чернышевский не останавливается на таком идеалистическом понимании причин общественного прогресса. Он подчеркивает, что, поскольку речь идет о коренном улучшении народной жизни, «на одно просвещение нельзя надеяться». «Улучшение общественного и материального положения» рассматривается им как «необходимейшее предварительное средство для возможности распространяться просвещению и улучшаться нравам». Поэтому и Чернышевский и Добролюбов неизменно выступают с требованием «коренного изменения» социальных отношений, «радикального лечения, серьезной операции» общества. Последовательные революционеры, они понимали, что без насильственного ниспровержения существующего строя, «без участия особенных, необыкновенных обстоятельств нечего и ждать благотворного распространения здравых тенденций в массе народа».
Политическая программа Чернышевского и Добролюбова, будучи применена в педагогической области выразилась в требовании воспитать новое поколение демократической молодежи, людей высокосознательных, целеустремленных, деятельных, преданных своей родине и народу, вооруженных передовыми идеями и умеющих применять теорию к жизни. В рецензии на стихотворения Н. П. Огарева Чернышевский писал: «Мы ждем еще этого преемника, который, привыкнув к истине с детства, не с трепетным экстазом, а с радостною любовью смотрит на нее; мы ждем такого человека и его речи, бодрейшей, вместе спокойнейшей и решительнейшей речи, в которой слышалась бы не робость теории перед жизнью, а доказательство, что разум может владычествовать над жизнью и человек может свою жизнь согласить со своими убеждениями». И в тон ему, исполненный радостным предчувствием прихода новых людей, восклицал Добролюбов: «Они вырастут, они должны вырасти - с любовью к делу, с готовностью стоять за правду и не щадить ничего для поражения зла. Они внесут в свою деятельность -
Необузданную, дикую К лютой подлости вражду И доверенность великую К бескорыстному труду...
Именно эти люди сидят теперь на скамейках гимназий и уездных училищ...». К молодому поколению было устремлено все внимание, все чаяния великих русских демократов. «Ты ничего не пишешь о гимназистах, разве ты не сблизился с ними? - писал Добролюбов своему институтскому товарищу учителю М. И. Шемановскому. - Ведь ты знаешь, что вся наша надежда на будущие поколения».
В системе воспитания этого нового поколения центральное место должна занять школа. Здесь молодой человек приобретает знания, здесь формируются его убеждения и характер. В зависимости от постановки педагогического дела могут быть развиты или, наоборот, подавлены ценные качества детской натуры.
Поэтому Чернышевский и Добролюбов с сокрушительной силой обрушились на казенную школу и ее поборников. По поводу книги проф. О. Ф. Миллера «О нравственной стихии в поэзии», прокламировавшей отсталые педагогические взгляды, Добролюбов писал о «милой методе воспитания», идеалом которой является благонравие, молчалинская скромность, мещанская мудрость и верная чиновничья служба. Против этих принципов «отречения от своей личности и поклонения чужому авторитету» решительно выступали революционные демократы.
Воспитание должно иметь в виду формирование общественного деятеля, борца, который способен «ратовать за свои убеждения против целого общества», утверждали революционные демократы. В выполнении этой задачи они первостепенную роль отводили литературе. Рассматривая литературу как средство отражения жизни, Чернышевский и Добролюбов неустанно подчеркивали ее образовательное и воспитательное значение. «Изучение каждой науки учащимися,- писал Чернышевский,- должно содействовать их воспитанию. История литературы более многих других наук заключает в себе такого воспитательного элемента».
Важнейшими факторами, определяющими успешное выполнение образовательных и воспитательных задач школы, является, по убеждению Чернышевского и Добролюбова, наряду с прогрессивным научным содержанием преподаваемой дисциплины передовой учитель, хороший учебник и правильная методика.
На своем собственном преподавательском опыте Чернышевский и Добролюбов могли убедиться в том, какое место в педагогическом процессе принадлежит учителю. Оии имели полную возможность оценить ту особую воспитательную роль, какая выпадает на долю учителя-словесника, поскольку литература, по самой сущности своей, обращается не только к уму, ко и к чувству и воображению ученика и, таким образом, обладает способностью целостного воздействия на характер и поведение человека. Они видели, наконец, как возросло значение личности педагога-воспитателя в 50-60-х годах, когда на педагогическую арену выступил учитель-разночинец. «Всякий, кто учился в какой-нибудь школе, может припомнить, что значит для подрастающих мальчиков новый молодой учитель, особенно по такому предмету, как словесность или история», - писал Добролюбов. От инициативы и умения учителя зависит, в значительной мере, и рациональное использование учебника, и применение правильного метода: «Порядочный учитель может многое изменить, сократить иди добавить в учебнике, может оживить и облегчить изучение предмета при помощи хорошей методы преподавания». Выбор же правильного метода Добролюбов ставил в зависимость от педагогических целей учителя и от ясности понимания им этих целей. Поэтому формулирование цели воспитания заняло такое большое место в педагогической концепции Чернышевского и Добролюбова.
В своих педагогических трудах Чернышевский и Добролюбов подвергли острой критике ряд методических систем, широко распространенных в их время и находивших воплощение в учебниках, методических пособиях и практическом преподавании.
Такой была прежде всего догматическая система преподавания. Типичные черты схоластического учебника Чернышевский демонстрирует на примере пособий по теории и истории словесности А. Охотина. В рецензии на этот учебник он отмечает «отсталость научных понятий автора». «В понятиях своих с поэзии г. Охотин живет еще в то блаженное время, когда поэзией называли стихотворство». Его история представляет «сухой перечень имен». «Характеристики писателей состоят более в общих местах, без примеров, без разборов». Они выдержаны в стиле похвальной речи и ограничиваются выписками из послужных списков писателей. У Охотина Чернышевский отмечает страсть к старине и отсутствие литературного вкуса. Пушкин и Булгарин для него в равной мере «образцовые писатели».
Острую и яркую характеристику догматической методики дает Добролюбов в статье «Луч света в темном царстве». Рассмотрев ряд поверхностных и близоруких критических отзывов о пьесах Островского, он видит истоки этой манеры в той «старой критической рутине», которая насаждалась в схоластических школьных учебниках риторики.
Великие демократы решительно выступали также против эстетского преподавания литературы, так называемой «эстетической критики». Сущность этого метода Добролюбов видел в чтении или пересказе отрывков из произведений, сопровождаемых эмоциональными восклицаниями и произвольными, субъективно вкусовыми сценками. В статье «Когда же придет настоящий день?» Добролюбов дает сатирическую характеристику такого «анализа»:
«Эстетическая критика сделалась теперь принадлежностью чувствительных барышень. Из разговоров с ними служители чистого искусства могут почерпнуть много тонких и верных замечаний и затем написать критику в таком роде: „Вот содержание новой повести г. Тургенева (рассказ содержания). Уже из этого бледного очерка видно, как много тут жизни и поэзии самой свежей и благоуханной... Посмотрите, например, как тонко подмечены эти психические черты (повторение одной части из рассказа содержания и затем - выписка); прочтите эту чудную сцену, исполненную такой грации и прелести (выписка); припомните эту поэтическую, живую картину (выписка), или вот это высокое, смелое изображение (выписка). Не правда ли, что это проникает в глубину души, заставляет сердце ваше биться сильнее, оживляет и украшает вашу жизнь, возвышает пред вами человеческое достоинство и великое, вечное значение святых идей истины, добра и красоты!».
Догматическому и «эстетическому» направлениям в преподавании литературы противопоставляло в 50-60-х годах свои позиции филологическое направление, представленное Ф. И. Буслаевыми и его последователями. Революционные демократы вовремя распознали идейно-теоретическую ограниченность и этой методической школы. С критикой работ Буслаева Чернышевский выступал неоднократно. В «Полемических красотах» он подверг принципиальному разбору методологию Буслаева - растворение им национальной самобытности русского народного творчества в скандинавских, индийских и других параллелях, односторонние мифологические объяснения произведений фольклора, пассивное «академическое» народолюбие и теорию самоценности науки. Но еще раньше, в 1855 году, в рецензии на «Высший курс грамматики» В. Я. Стоюнина Чернышевский выступил против филологического метода Буслаева и его школы. Он признал неверным идущее от Буслаева мнение, что филологическое изучение языка как такового является наиболее важным и прямым путем для постижения народного духа. «Не гораздо ли легче, определеннее, полнее изучается дух народа изучением его истории, его литературы, его нравов?» - указывал Чернышевский. «Скажите, каким образом из филологического изучения русского языка вы узнаете, что Пушкин ввел в русскую литературу новые идеи? Для этого нужно знать историю русской литературы, а не филологически разбирать русский словарь или русскую этимологию».
В каком же направлении должно вестись преподавание школьных дисциплин, в частности литературы? Ответ на этот вопрос Чернышевский дает в своей книжке о Пушкине. «Образованным человеком называется тот, кто приобрел много знаний и, кроме того, привык быстро и верно соображать, что хорошо и что дурно, что справедливо и что несправедливо, или, как выражаются одним словом, привык «мыслить», и, наконец, у кого понятия и чувства получили благородное и возвышенное направление...» Таким образом, в понятие образованности Чернышевский включает обширные знания, широкое умственное развитие и прочные убеждения. Такое же понимание характера образованности находим и у Добролюбова, методические взгляды которого можно сформулировать в следующих кратких тезисах.
1. В процессе преподавания и во внеклассной работе с детьми на передний план должен быть выдвинут учебный материал, представляющий жизненный интерес в познавательном и воспитательном отношении. Учащимся «должны сообщаться положительные сведения о мире и человеке, рассказы из действительной жизни, разъяснение тех вопросов, которые теперь волнуют общество и встретят нынешних детей тотчас, как только они вступят в жизнь».
2. Преподавание должно быть конкретным. «Конкретности в обучении,- подчеркивает Добролюбов,- почти не существует, на самой низшей ступени преподавания является отвлеченность исоединенные с нею сухость, мертвенность и формализм».
3. Изучение литературы должно иметь своей основой «методу аналитическую», конкретный разбор изучаемых произведений. Добролюбов упорно возражает против обычных в учебниках того времени и в практике преподавания «красноречивых введений», которые с самого начала погружают учеников в «туман синтеза» м и нарушают естественный ход восприятия науки. 4. Преподавание должно наталкивать учащихся на самостоятельные размышления. С этой точки зрения Добролюбов подвергает критике «Этимологический курс русского языка» В. Новаковского, в котором «все не только изложено, но и разжевано». Вслед за Белинским Добролюбов возражает против злоупотребления практическим методом, когда путем бесконечных разъяснений, путем растянутой системы вопросов хотят полегчить работу ученика. О книге Новаковского он пишет: «Детям она голову разломит - именно своею претензиею на простоту изложения, подробность объяснений, обилие примеров. «Ничто так не может затруднить ребенка и сбить его с толку, как обилие посредствующих соображений, ведущих к какой-то невидной для него цели».
5. Преподавание должно связывать науку с жизнью. Добролюбов констатирует, что обычно наиболее трудным для окончивших средние учебные заведения является вопрос: «Как воспользоваться знанием?» Поэтому «при разборе какого-нибудь стихотворения или рассказа нужно обращать особое внимание на те его места или стороны, которые могут пригодиться при опытном обучении. Хорошо также, если мальчик научится присоединять сюда рассказ о том, что им самим испытано, о случаях своей жизни и собственных наблюдениях». Как мы убедимся в дальнейшем, принцип связи литературы с жизнью Добролюбов положил в основу разработанной им системы литературного анализа.
Путь изучения русского языка и литературы намечен Добролюбовым в статье «Мысли об учреждении открытых женских школ»: «Преподавание русского языка надо будет начинать с чтения литературных произведений, которые могут иметь интерес для учениц, и с подробного разбора их содержания. В этот разбор должны входить подробности исторические, литературные, предметы из наук естественных и нравстьенных и, между прочим, замечания о способе выражения той или другой мысли. Мало-помалу можно заставлять учениц самих делать подробные разборы, рассказывать содержание письменно и тут обращать внимание на разницу их способа выражения от речи взятого писателя... А на второй ступени обучения явятся, точно таким же образом, замечания о разных родах и видах словесности, об условиях, необходимых для достоинства различных сочинений, и пр.». Таким образом, изучение литературы должно осуществляться путем развернутых разборов содержания и формы художественного произведения, закрепляемых письменными работами аналитического характера. На основе этих разборов следует делать выводы по теории литературы. Вся работа должна проводиться на широком историческом, историко-литературном и бытовом фоне.
В своих теоретических высказываниях по методике, как и в преподавательской деятельности, Чернышевский и Добролюбов придавали особое значение содержанию учебной работы. Уровень подготовки, мировоззрение и моральный облик учащихся, подчеркивали они, прежде всего определяются содержанием преподаваемой науки. Ставя перед школой задачу воспитать новое поколение людей, владеющих основательными научными знаниями, глубоко идейных и нравственно стойких, последовательных и мужественных, поколение борцов за свободу народа, великие критики отводили важнейшее место при выполнении этой задачи общественным дисциплинам, в частности литературе. При этом они основывались на своем материалистическом понимании литературы, ее познавательного и воспитательного значения.
Исходным моментом эстетики великих русских революционно-демократических критиков было понимание искусства как отражения объективной действительности. Исходя из такого понимания сущности искусства и литературы, Чернышевский и Добролюбов прежде всего требовали от писателя правдивого изображения жизни. По утверждению Добролюбова, верность действительности, жизненная правда - это даже не достоинство произведения, а его необходимое условие. Сочинения ложные, искажающие жизнь, не имеют права на существование.
Но одной правдивостью не исчерпываются все требования, каким должно отвечать искусство. Поскольку содержанием искусства является «общеинтересное в жизни», значение произведения определяется еще тем, насколько обширна сфера наблюдений писателя, насколько интересны для читателя те вопросы, которые освещены в произведении. «Правда требуется от искусства, всегда правда, но не всякая правда везде и всегда важна и равно способна возбудить внимание: у каждого века, у каждого народа есть свои потребности. Надобно говорить о том, что нужно нашей публике в наше время». Чернышевский и Добролюбов последовательно разоблачали попытки сторонников «чистого искусства» уйти от больших вопросов современности в область узколичных тем, интимных переживаний, лирических пейзажей. В статье «Что такое обломовщина?» Добролюбов писал: «Мы расходимся с -приверженцами так называемого искусства для искусства, которые полагают, что превосходное изображение древесного листочка столько же важно, как, например, превосходное изображение характера человека... Мы никогда не согласимся, чтобы поэт, тратящий свой талант на образцовые описания листочков и ручейков, мог иметь одинаковое значение с тем, кто с равною силою таланта умеет воспроизводить, например, явления общественной жизни».
Общественное значение произведения определяется также глубиной проникновения писателя в изображаемую действительность, силой его обобщений. Писатель-реалист должен отразить типические, существенные явления и процессы, происходящие в жизни. Значение Островского Добролюбов видел в том, что он «очень полно и многосторонне умел изобразить существенные стороны и требования русской жизни». На вопрос «Как понимать правду художественных изображений?» великий критик отвечал: «Собственно говоря, безусловной неправды писатели никогда не выдумывают: о самых нелелых романах и мелодрамах нельзя сказать, чтобы представляемые в них страсти и пошлости были безусловно ложны, т. е. невозможны, даже как уродливая случайность. Но неправда подобных романов и мелодрам именно в том и состоит, что в них берутся случайные, сложные черты действительной жизни, не составляющие ее сущности, ее характерных особенностей».
Великие революционно-демократические критики подчеркивали, что писатель-реалист должен уметь уловить развитие жизни, ее поступательное движение. Он должен показывать борьбу нового, прогрессивного с отживающей стариной и неизбежную победу нарождающегося нового. Писатель призван отражать действительность, а «действительность обнимает собою не только... настоящее, но и прошедшее, насколько оно выразилось делом, и будущее, насколько оно приготовляется настоящим». Эту мысль развивает и Добролюбов. «Что падает, что нарождается, что начинает водворяться и преобладать в нравственной жизни общества,- на это у нас нет другого показателя, кроме литературы и, преимущественно, художественных ее произведений». Отражение этих процессов в произведениях крупнейших русских писателей явилось предметом анализа Добролюбова в его статьях «Луч света в темном царстве», «Когда же придет настоящий день?» и др.
Высшим типом литературы для Чернышевского и Добролюбова были такие произведения, которые не только глубоко воспроизводят жизнь, но также объясняют и оценивают ее. Искусство становится «в число нравственных деятельностей человека» в той мере, в какой художнику удается правильно оценить жизнь, произвести над изображаемым явлением свой приговор. В статье «Об искренности в критике» Чернышевский утзерждает необходимость «обшей идеи», от которой зависит «характер произведения». «Ошибочное направление губит самый сильный талант». В идейности литературы критики-демократы видели источник ее воспитательного воздействия. Значение литературы, подчеркивал Добролюбов, состоит в пропаганде, а достоинство определяется тем, что и как она пропагандирует.
Приворот является магическим воздействием на человека помимо его воли. Принято различать два вида приворота – любовный и сексуальный. Чем же они отличаются между собой?
По данным статистики, наши соотечественницы ежегодно тратят баснословные суммы денег на экстрасенсов, гадалок. Воистину, вера в силу слова огромна. Но оправдана ли она?
Порча насылается на человека намеренно, при этом считается, что она действует на биоэнергетику жертвы. Наиболее уязвимыми являются дети, беременные и кормящие женщины.
Испокон веков люди пытались приворожить любимого человека и делали это с помощью магии. Существуют готовые рецепты приворотов, но надежнее обратиться к магу.
Достаточно ясные образы из сна производят неизгладимое впечатление на проснувшегося человека. Если через какое-то время события во сне воплощаются наяву, то люди убеждаются в том, что данный сон был вещим. Вещие сны отличаются от обычных тем, что они, за редким исключением, имеют прямое значение. Вещий сон всегда яркий, запоминающийся...
Существует стойкое убеждение, что сны про умерших людей не относятся к жанру ужасов, а, напротив, часто являются вещими снами. Так, например, стоит прислушиваться к словам покойников, потому что все они как правило являются прямыми и правдивыми, в отличие от иносказаний, которые произносят другие персонажи наших сновидений...
Если приснился какой-то плохой сон, то он запоминается почти всем и не выходит из головы длительное время. Часто человека пугает даже не столько само содержимое сновидения, а его последствия, ведь большинство из нас верит, что сны мы видим совсем не напрасно. Как выяснили ученые, плохой сон чаще всего снится человеку уже под самое утро...
Согласно Миллеру, сны, в которых снятся кошки – знак, предвещающий неудачу. Кроме случаев, когда кошку удается убить или прогнать. Если кошка нападает на сновидца, то это означает...
Как правило, змеи – это всегда что-то нехорошее, это предвестники будущих неприятностей. Если снятся змеи, которые активно шевелятся и извиваются, то говорят о том, что ...
Снятся деньги обычно к хлопотам, связанным с самыми разными сферами жизни людей. При этом надо обращать внимание, что за деньги снятся – медные, золотые или бумажные...
Сонник Миллера обещает, что если во сне паук плетет паутину, то в доме все будет спокойно и мирно, а если просто снятся пауки, то надо более внимательно отнестись к своей работе, и тогда...
При выборе имени для ребенка необходимо обращать внимание на сочетание выбранного имени и отчества. Предлагаем вам несколько практических советов и рекомендаций.
Хорошее сочетание имени и фамилии играет заметную роль для формирования комфортного существования и счастливой судьбы каждого из нас. Как же его добиться?
Еще недавно многие полагали, что брак по расчету - это архаический пережиток прошлого. Тем не менее, этот вид брака благополучно существует и в наши дни.
Очевидно, что уход за собой необходим любой девушке и женщине в любом возрасте. Но в чем он должен заключаться? С чего начать?
Представляем вам примерный список процедур по уходу за собой в домашних условиях, который вы можете взять за основу и переделать непосредственно под себя.
Та-а-а-к… Повеселилась вчера на дружеской вечеринке… а сегодня из зеркала смотрит на меня незнакомая тётя: убедительные круги под глазами, синева, а первые морщинки
просто кричат о моём биологическом возрасте всем окружающим. Выход один – маскироваться!
Нанесение косметических масок для кожи - одна из самых популярных и эффективных процедур, заметно улучшающая состояние кожных покровов и позволяющая насытить кожу лица необходимыми витаминами. Приготовление масок занимает буквально несколько минут!
Каждая женщина в состоянии выглядеть исключительно стильно, тратя на обновление своего гардероба вполне посильные суммы. И добиться этого совсем несложно – достаточно следовать нескольким простым правилам.
С давних времен и до наших дней люди верят в магическую силу камней, в то, что энергия камня сможет защитить от опасности, поможет человеку быть здоровым и счастливым.
Для выбора амулета не очень важно, соответствует ли минерал нужному знаку Зодиака его владельца. Тут дело совершенно в другом.
© Все права на статьи принадлежат авторам сайта, если не указано иное.
16 +