Абрамович Г. Л. "Введение в литературоведение"
Учебник для студентов пед. ин-тов по спец. № 2101 «Рус. яз. и лит.»
М., Просвещение, 1979 г. Публикуется с некоторыми сокращениями OCR Detskiysad.Ru
Рассматривая свойства художественного образа, мы говорили о необходимом взаимопроникновении в нем особенного, неповторимого, индивидуального, с одной стороны, и общего, характерного, симптоматического для целого ряда явлений, людей, общественных направлений — с другой. Такое взаимопроникновение и определяет как целостность художественного образа, так и его познавательную ценность, раскрытие писателем правды жизни.
Но что следует понимать под правдой жизни и как она раскрывается в образах художественной литературы? Вот вопросы, которые нужно осмыслить и которые, как мы увидим, непосредственно связаны с проблемой типичности.
Ленинская теория отражения как основа для понимания познавательной роли литературы. Проникновение в сущность вещей предполагает большой и сложный путь познания. В. И. Ленин, разъясняя основные положения материалистической теории отражения и устанавливая непреложный критерий верности или ложности образов действительности в сознании людей, писал в «Материализме и эмпириокритицизме»: «...материалистическая теория, теория отражения предметов мыслью, изложена здесь с полнейшей ясностью: вне нас существуют вещи. Наши восприятия и представления — образы их. Проверка этих образов, отделение истинных от ложных дается практикой». Это положение, распространяющееся на все случаи отражения предметов мыслью, в равной мере относится и к образному мышлению. Определение верности или ложности представлений и восприятий писателя и здесь может быть произведено только при сопоставлении их с данными общественной практики. Еще Пушкин предостерегал от подмены действительного кажущимся. Он понимал, что раскрытие сущности явлений и процессов требует большой познавательной работы людей многих поколений и никак не может опираться на поверхностные представления, какими бы убедительными они внешне ни казались. Так, в стихотворении «Движение» он писал:
Движенья нет, сказал мудрец брадатый, Другой смолчал и стал пред ним ходить. Сильнее бы не мог он возразить, Хвалили все ответ замысловатый. Но, господа, забавный случай сей Другой пример на память мне приводит: Ведь каждый день пред нами солнце ходит, Однако ж прав упрямый Галилей.
Развитие познания, в том числе и художественного, дает бесчисленное количество примеров постижения человеческой мыслью подлинных закономерностей бытия, касается ли это тайн строения атома или характера отношений между людьми при тех или иных социально-исторических обстоятельствах.
В. И. Ленин высоко ценил Л. Толстого за бесстрашное проникновение в суть господствовавших в его время в тогдашней России общественных и государственных порядков, за срывание всех и всяческих масок с них. Еще в 1902 году, в статье «Признаки банкротства» Ленин указал на замечательную особенность толстовской мысли, доходящей «до корня»: «Хищническое хозяйство самодержавия покоилось на чудовищной эксплуатации крестьянства. Это хозяйство предполагало, как неизбежное последствие, повторяющиеся от времени до времени голодовки крестьян той или иной местности. В эти моменты хищник-государство пробовало парадировать перед населением в светлой роли заботливого кормильца им же обобранного народа. С 1891 года голодовки стали гигантскими по количеству жертв, а с 1897 г. почти непрерывно следующими одна за другой. В 1892 г. Толстой с ядовитой насмешкой говорил о том, что «паразит собирается накормить то растение, соками которого он питается».
Умение Л. Толстого открыть за внешней, парадной стороной жизни ее настоящее лицо с огромной силой сказалось в его творчестве, особенно в произведениях последних лет. Достаточно вспомнить «Воскресение», «Хаджи-Мурата», «После бала». Постижение великим писателем истинного положения вещей воодушевлялось его близостью к интересам, стремлениям, надеждам многомиллионных масс. Отмечая эту близость Л. Толстого к крестьянству, В. И. Ленин разъяснял то главное в нем, что сделало Толстого «зеркалом русской революции»: «Стремление смести до основания и казенную церковь, и помещиков, и помещичье правительство, уничтожить все старые формы и распорядки землевладения, расчистить землю, создать на место полицейски-классового государства общежитие свободных и равноправных мелких крестьян,— это стремление красной нитью проходит через каждый исторический шаг крестьян в нашей революции, и несомненно, что идейное содержание писаний Толстого гораздо больше соответствует этому крестьянскому стремлению, чем отвлеченному «христианскому анархизму», как оценивают иногда «систему» его взглядов».
Проникая в сущность изображаемых великими писателями явлений, характеров, ситуаций, можно составить правильное представление о состоянии общественной жизни, о той или иной фазе ее развития.
Понятие о характере и типе. Поскольку главным предметом литературы является человек и все связанное с ним, постольку в центре внимания писателей — характеры людей, общественные типы. Изображение характерного, типического и делает литературу «учебником жизни».
Если бы в рисуемых писателями характерах людей не проявлялись присущие многим черты и свойства, то эти характеры и не могли бы волновать читателей, помогать им понимать других людей и самих себя, быть для них примерами, уроками, образцами.
В то же время мы должны помнить и о том, что типическое, общее выступает в литературе только в индивидуальном, единичном, что лишь в этом случае мы имеем дело с художественным образом в его живой целостности. На единство общего и особенного в типах указывал Чернышевский, остроумно высмеивая тех теоретиков, которые видели в типах соединение только общих для ряда людей черт. Он писал: «Обыкновенно говорят: «Поэт наблюдает множество живых индивидуальных личностей: ни одна из них не может служить полным типом; но он замечает, что в каждой из них есть общего, типического; отбрасывая в сторону все частное, соединяет в одно художественное целое разбросанные в различных людях черты и таким образом создает характер, который может быть назван квинтэссенциею действительных характеров». Положим, что все это совершенно справедливо и что всегда бывает именно так, но квинтэссенция вещи обыкновенно непохожа бывает на самую вещь; теин — не чай, алкоголь — не вино; по правилу, приведенному выше, в самом деле поступают «сочинители», дающие нам вместо людей квинтэссенцию героизма и злобы в виде чудовищ порока и каменных героев».
Подходя к проблеме типичности, с которой неразрывно связано понимание задач и возможностей художественного познания в литературе, мы и должны прежде всего исходить из того факта, что общезначимое, типичное предстает в литературных образах как индивидуальное, единичное. Другими словами, типическое в литературе может постигаться только через индивидуальное, а типы людей — только через создаваемые писателями неповторимые человеческие характеры.
Характеры не имеют ничего общего с высмеянными Чернышевским «каменными героями» и «чудовищами порока», т. е. с безжизненными схемами. Характер — определенная человеческая индивидуальность во всем живом многообразии присущих ей черт и качеств. Это объясняется тем, что человек неизбежно находится в различных связях и отношениях и вырабатывает и выявляет различные стороны своего сознания и поведения.
Во многих литературных произведениях мы встречаем образы людей, к которым будто нельзя отнести данное нами определение характера. Вспомним, например, такое кажущееся «одноклеточным» существо, как фонвизинский Скотинин, или такого «однодума», поглощенного одною сжигающей его страстью, как пушкинский Скупой рыцарь. Однако и в этих случаях нетрудно убедиться как в относительном многообразии их черт, так и в определенной индивидуальности подобных персонажей. Вглядываясь в характер Скотинина, мы ясно видим различные свойственные ему черты. Он деспотичен, любит проявлять свою власть над крестьянами в своем поместье, не прочь проявить ее и в отношении крестьян в поместье его сестры — Простаковой. Он корыстолюбив: узнав, что Софья — невеста с богатым приданым, он готов на все, чтобы заполучить его в свои руки. Он эгоистичен и думает о достижении только своих целей, не считаясь с другими. Ему присуща фамильная гордость — он хвастливо говорит о достоинствах рода Скотининых.
В Скупом рыцаре также проявляются многообразные черты: его презрение к человечеству, ненависть к сыну, готовность в решающие минуты жизни придерживаться ритуалов рыцарской чести, посещающие его муки совести, даже умиление при воспоминании о детских годах герцога — его сюзерена.
Многообразие черт характера изображается художниками не как случайное сочетание человеческих черт и свойств. В каждом характере раскрывается его ведущее качество, пафос, придающий характеру живое единство.
Ведущая черта Скотинина — скотская грубость, пронизывающая все его поступки. Скупость, этот пафос характера барона Филиппа, заставляет Скупого рыцаря ограничиться лишь сознанием своего могущества.
Изображение ведущего качества характера имеет в литературных произведениях особенное значение. О гончаровском Обломове часто говорят, что, наряду с отрицательными чертами— ленью, безынициативностью, слабоволием, чревоугодием,— в нем есть и многие положительные: честность, гуманность, способность к большой любви и дружбе. Этой констатацией факта и ограничивают характеристику Обломова, превращая его в какой-то склад различных человеческих качеств. На самом деле, рисуя Обломова как определенную индивидуальность, Гончаров показывал, что ведущие качества его героя — лень, апатия, безынициативность, привитые ему укладом феодально-крепостнической жизни, сказались во всем его поведении, проникли во все черты его характера. Так, честность Обломова, лежащего в бездействии на диване, никак не проявляется. Напротив, ленивый и апатичный, он не в силах противодействовать лжи и подлости и объективно (это показано в романе) потворствует им. Способность к большой любви заглушается в нем страхом перед необходимостью действовать, взять на себя ответственность за любимого человека, быть готовым выполнять серьезные жизненные требования Ольги Ильинской. Гуманность Обломова дальше разговоров или мечтаний не идет. Гончаров, следовательно, вовсе не рисовал в Обломове случайное скопление различных черт, а раскрывал определенную индивидуальность, многообразие свойств которой приобрело соответствующую окраску в зависимости от ее ведущего качества.
Раскрывая в изображаемых характерах ведущие особенности, писатели прямо или косвенно соотносят эти характеры с закономерностями общественной жизни, определившими их формирование. Благодаря этому в подобных персонажах и выступает та их общезначимость для определенных групп людей или для определенных условий жизни, которые и делают эти персонажи типическими. Что же следует понимать под типическим? Долгое время считали, что типическое во всех случаях означает широко распространенное, характеризующее людей определенной общественной группы, класса, народа. Такое понимание односторонне, не учитывает многообразия конкретных связей человека с общественной средой и процессами исторического развития, а к тому же под типическим предполагает только то, что уже прочно вошло в жизнь, установилось в ней.
Например, горьковский Сокол. Разве в этом образе Горьким были воплощены распространенные среди массы людей того времени свойства? Отнюдь нет. Однако появление такого Сокола было закономерно, симптоматично для нового этапа русской жизни накануне первой русской революции.
Немало создано и таких образов, типичность которых связана, как это ни парадоксально, с исключительностью их характеров и их судеб. Когда-то Достоевский в романе «Подросток» устами Версилова прекрасно сказал об уже ясно обозначившемся в России XIX столетия и создававшемся веками «каком-то еще нигде не виданном высшем культурном типе, которого нет в целом мире,— типе всемирного боления за всех... типе русском». Сам Достоевский представил этот тип в образах князя Мышкина, Алеши Карамазова, а отчасти и в некоторых других. Ранее Достоевского тема всечеловеческого единения зазвучала в лирике, поэмах и драматургии Пушкина, Лермонтов устами одного из своих героев (Юрия Волина) заговорил о «прекрасной мечте земного общего братства», Гоголь же утверждал, что человек должен быть прежде всего «гражданином своей земли», а затем и «гражданином всемирным».
В каком же соотношении находятся друг с другом характер и тип? Ясно, что в подлинно художественных произведениях каждый тип обязательно является характером (определенным индивидуумом, личностью). Однако обратная зависимость отнюдь не обязательна. Не все созданные писателями характеры являются типами. Типичны лишь те, в которых выдающиеся художники действительно сумели передать общественно значимое, симптоматичное для определенного времени, определенных социально-исторических условий, общественных направлений и идей. Поэтому создание типа — всегда открытие огромного значения, результат глубокого проникновения в процессы жизни, блистательный результат художественного познания действительности.
В этой связи надо отметить ошибочность отождествления характеров реальных людей с характерами литературных героев. Конечно, создавая своих персонажей, настоящий писатель исходит из познания реальных людей. За каждым образом человека в его произведениях стоят различные прототипы. Однако он не повторяет их, а создает новые, в той или иной степени вымышленные лица, в которых предстают не только черты и свойства изученных им людей, но и его понимание и оценка их поведения, тенденций развития, исторической судьбы людей подобного типа.
При анализе созданных писателями типических характеров нам, во-первых, важно установить, что именно обобщено, типизировано в данном персонаже и что, благодаря этому обобщению и проверке его общественной практикой, открывается нам в жизни. Во-вторых, важно установить и те художественные средства, при помощи которых было сделано такое обобщение, так как отличие литературных характеров друг от друга заключается не только в жизненном содержании каждого из них, но и в тех способах изображения, при помощи которых создавались их образы.
Говоря о предмете литературы, мы отмечали огромную роль в его историческом развитии не только нового жизненного содержания, но и новых способов его выражения. На примере Л. Толстого и Достоевского можно было видеть, как раскрытие этими писателями «диалектики души», их вторжение в сложный внутренний мир людей углубило изображение характера, типа. Об этой стороне вопроса мы еще скажем в связи с выяснением понятий о различных художественных методах.
Пока же следует обратиться к различным видам типических характеров в литературе и представить себе, с какими возможными случаями типизации придется встречаться.
Различный характер типизации. По своему содержанию типические обобщения могут быть различными. Анализируя образ Павла Корчагина, мы, естественно, будем говорить о типизации в нем существенных черт славного поколения русской рабочей молодежи, рожденного Великой Октябрьской социалистической революцией, то есть прежде всего будем рассматривать Иавла Корчагина как типического представителя молодой гвардии русского рабочего класса. Обращаясь к образу купца Калашникова, мы отнюдь не соблазнимся мыслью рассматривать его как представителя русского купечества времен Иоанна Грозного, а будем говорить о глубоком проникновении создателя этого образа в русский национальный характер в его конкретном социально-историческом выражении. Лермонтов показал его готовность постоять за «правду до последнева», широкое великодушие, сказавшееся в заботе об остающихся жить после него милых ему людей, несгибаемую силу духа.
Иногда писатели изображают исключительных личностей, рельефно выделяющихся среди окружающих. Вспомним, например, созданные нашими замечательными писателями XIX и XX веков образы Пугачева, Степана Разина, Кутузова, Петра I. Может показаться, что подобные образы не имеют типического значения, так как в них предстают действовавшие в самой жизни неповторимые индивидуумы. На самом деле это не так: они имеют большое значение. Об этом писал Чернышевский, указывая на оригинальность замечательных людей: «Но такая оригинальность только свидетельствует о том, что в этой личности, бросающейся в глаза, много силы: если человек резко отличается от других людей, то, значит, очень сильны были посторонние влияния, случайные обстоятельства, в зависимости от которых развилась его личность; но эти посторонние влияния не подавили его, не сделали его существом бесцветным, бесхарактерным, которое всегда сгибается в ту сторону, куда клонит его какая-нибудь случайность, значит — еще сильнее были в нем общечеловеческие качества, выразившиеся в твердых чертах его характера; и потому такая личность получает всеобщее значение, делается представительницей человека — вообще именно по своей оригинальности, свидетельствующей о богатстве и полноте сил, в ней воплотившихся. В этом смысле необыкновенная личность — самое лучшее выражение человека и человеческой природы вообще. Герой — не урод между людьми; напротив того, в нем яснее, резче выказалось то, что есть более или менее в каждом человеке; потому что в каждом, самом робком человеке есть своя доля мужества; поэтическая личность — не уродство между людьми, потому что в самом прозаическом человеке есть своя доля поэзии... Суворов — чрезвычайно оригинальная личность, Крылов — чрезвычайно оригинальная личность; но разве они не представители русского человека вообще?». Сказанное раскрывает единство общего и единичного и в исключительной личности. В самом деле, разве в образе великого вождя трудящихся В. И. Ленина не показал В. Маяковский лучшие черты человечества и разве не поэтому назвал он Ленина «самым человечным человеком»?
По той причине, что в классово антагонистическом обществе действительная индивидуальная жизнь людей всячески искажалась, тема истинно человеческого в великих творениях литературы чаще всего разрабатывалась в трагическом плане. Трагическая судьба закономерно постигала и дружеские привязанности шекспировского Тимона Афинского, и отцовское чувство бальзаковского Горио, и высокую любовь гоголевского Писка-рева. В многочисленных вариациях изображалось великими писателями столкновение истинно человеческих стремлений и чувств с условными и фальшивыми понятиями и воззрениями, сложившимися в среде господствовавших эксплуататорских классов. Эта тема неизменно привлекала пристальное внимание и Л. Толстого, и Шекспира, и Гоголя, и Бальзака, и Островского, и Диккенса, и многих других великих писателей. Однако, несмотря на трагическое во многих случаях разрешение в старой классической литературе этой темы, а часто и благодаря ему образы «человека как человека» предстают с особой отчетливостью и ясностью. Знакомясь с подобными образами, мы постигаем и различные подлинно человеческие черты и закономерную судьбу истинно человеческого при различных общественных условиях. Так, например, если в классово антагонистическом обществе тема «человека как человека» разрешалась чаще всего в трагическом плане, то в социалистическом обществе она связана с утверждением человеческого достоинства, творческих сил человека. Достаточно обратиться к произведениям Горького, Шолохова, Фадеева, Н. Островского, Леонова.
Наиболее распространена типизация существенных черт людей того или иного времени, принадлежащих к различным общественным классам и прослойкам.
Общественно закономерное в жизни и характерах русских помещиков различных исторических периодов раскрывается в образах Скотининых и Простаковых, Маниловых и Собакевичей, Головлевых и Затрапезных, Раневских и Гаевых. Существенные свойства различных поколений русской буржуазии были показаны и Салтыковым-Щедриным, и Горьким, и Серафимовичем. Типические черты русского революционного пролетариата изображены в ряде горьковских произведений, особенно в романе «Мать».
Следует указать на «эпохальные» характеры. В пушкинском Скупом рыцаре существенными являются отнюдь не черты рыцарей (хотя они отчасти в нем и проявляются), а черты, характерные для различных социальных слоев того времени, когда в недрах уже обреченной на отмирание феодальной иерархической державы начала формироваться держава золота. Великий поэт и показывал, как в ужасны и век формировались ужасные сердца, как под воздействием господствовавших в этот век понятий и воззрений даже рыцарь стал скупцом. Приведенные примеры не исчерпывают, конечно, всех многообразных возможностей типизации. Здесь намечены лишь наиболее распространенные случаи. Кроме того, нужно учитывать, что различные виды типизации зачастую переплетаются и взаимодействуют.
Интересны типы и с иной точки зрения. В одних воссоздано уходящее, отживающее: образы аристократов в романах Бальзака, гоголевские «мертвые души», типы русской буржуазии в ряде романов и пьес Горького. В других выступает новое, лишь входящее в жизнь, но характеризующее прогрессивные тенденции ее развития (Чацкий Грибоедова, пушкинская Татьяна, многие тургеневские девушки, Ольга Ильинская у Гончарова, Базаров, некрасовские «заступники народные», положительные герои Чернышевского, горьковские Нил и Павел Власов и т. д.). Не меньшего внимания заслуживают и типы, в которых проявляются отстоявшиеся и упрочившиеся общественные отношения, понятия и взгляды. Такие типы могут быть двух родов. В одних преломляются неблагоприятные для человеческого развития закономерности общественной жизни в классово антагонистическом обществе. Достаточно вспомнить уже упомянутых выше «лишних людей», надолго вошедших в русскую (и не только русскую) литературу, всевозможных героев «обыкновенных историй», как Александр Адуев Гончарова, Жадов из «Доходного места» Островского, чеховский Ионыч. В других преломляются закономерности жизни, благоприятные для человеческого развития, для формирования истинно человеческих качеств и свойств людей. Немало чудесных примеров такого типа людей, обусловленных жизнью в условиях строительства социализма и коммунизма, дает наша советская литература. Таковы многие образы, созданные такими писателями, как Шолохов, Н. Островский, Фадеев, Леонов, Федин, Симонов, Бондарев, Быков и другие. Типы положительных героев. Понятие «положительный герой» употребляется в субъективном и объективном значениях. В первом случае мы имеем в виду непосредственную оценку своего героя самим писателем, показывающим его в качестве высокого примера, достойного всяческого подражания. Во втором же случае речь идет о том, что тот или иной персонаж по своим качествам объективно представляет собой подлинного героя. Разумеется, что пушкинская Татьяна, грибоедовский Чацкий, Рахметов Чернышевского, Павел Власов Горького, молодогвардейцы Фадеева одинаково положительны как в субъективном авторском понимании, так и в их объективном значении. Однако может быть и несовпадение объективной значимости образа героев и субъективного писательского отношения к ним. Достаточно, например, назвать таких надуманных персонажей из второго тома гоголевской поэмы «Мертвые души», как Костанжогло и Муразов. Эти персонажи возникли в воображении Гоголя, пламенно стремившегося послужить своему народу, крестьянам — «обитателям простых изб наших», как он их называл. Но беда заключалась в том, что Гоголь в поисках путей служению народу пришел к самой наивной утопии. Как же сделать народ счастливым, как же улучшить его положение, что же нужно делать? Пытаясь ответить на эти вопросы, Гоголь и создает образы положительных героев, которые могли бы, с его точки зрения, быть примером для других в служении народу. Надо, думал Гоголь, чтобы помещики стали добрыми отцами крестьянам, первыми работниками среди них и умелыми распорядителями. Появился Костанжогло. Надо, казалось Гоголю, чтобы влиятельнейшие граждане стали поборниками добра и справедливости. Появился миллионер-откупщик Муразов. Надо, чтобы сановники и чиновники свято блюли законы и почитали благо государства и народа превыше всего. Появился идеальный князь генерал-губернатор. Надо дворянскую молодежь воспитывать так, чтобы уважение и любовь к народу, чувство человеческого достоинства, стремление послужить своей родине стали ее неотъемлемыми качествами. Появился диво-воспитатель Александр Петрович. Надо, наконец, чтобы русская женщина-дворянка вносила бы в семью дух справедливости, любви, уважения к человеку. Появилась Уленька Бетрищева. Так, руководствуясь самыми, казалось бы, благими намерениями, Гоголь создал целую галерею положительных героев. Однако некоторых из них там, где он их искал, на самом деле не было и не могло быть. Потому и говорил Чернышевский об ошибках «мученика скорбной мысли», понимая, что эти ошибки отнюдь не снижали любви Гоголя к России, хотя, конечно, были очень тяжелым заблуждением. Гоголь не видел тогда настоящих путей к народному счастью и не знал тех борцов за него, которых позднее покажет Некрасов. Исходя из ложных предпосылок, он и создал надуманные, идущие вразрез с действительностью образы Костанжогло и Муразова, а также князя генерал-губернатора,— образы, которые никак не могли быть типичными. Жизненными, полнокровными явились во втором томе образы Александра Петровича, напоминающего тех лучших учителей прошлого, которых воспевал Пушкин, и Уленьки Бетрищевой, которая своим правдолюбием, гуманизмом, сердечностью близка к Татьяне Лариной и позднейшим образам тургеневских девушек.
Рассматривать положительных героев мы должны конкретно-исторически, то есть в связи с тем «историческим потоком», который их, по выражению Энгельса, «несет». Вне такого исторического подхода мы не сможем постигнуть их объективной сути. Так, например, в дворянский период русского революционного движения, в годы до разгрома декабристов изображаются Чацкий с его антикрепостническими и антисамодержавными устремлениями и рылеевские борцы за вольность. После же поражения декабристского восстания, в 30-е годы, образы положительных героев создаются преимущественно на историческом материале (Пугачев Пушкина, Калашников Лермонтова). В буржуазно-демократический период русского революционного движения основными положительными героями становятся или борцы за социально-политическое освобождение народа, стремящиеся поднять массы на народную революцию и уничтожить общественный строй, основанный на эксплуатации человека человеком («новые люди» Чернышевского, Саша, Крот, русские женщины, дедушка, Григорий Добросклонов Некрасова), или простые труженики во всем богатстве и красоте их нравственного мира и трудовой жизни (некрасовские крестьяне, герои Севастополя и Отечественной войны 1812 года у Толстого).
При понимании объективного характера типов положительных героев становится ясной ошибочность позиции тех писателей и литературоведов, которые ратуют за изображение идеального героя. Подлинный художник показывает не выдуманный им идеал, а действительные, существенные черты тех или иных социальных групп. Стоит встать на путь отрыва от жизни и от настоящих, реальных людей, как вместо живого, способного волновать читателя персонажа мы столкнемся лишь с выражением отвлеченного принципа. Об этом специально говорил Ф. Энгельс в письме к М. Каутской. Отмечая достоинства писательницы, сказавшиеся в четкости индивидуализации типических характеров, Энгельс останавливается и на отрицательных сторонах, присущих роману «Старые и новые». «Однако,— пишет Энгельс,— чтобы быть беспристрастным, я должен кое о чем и поспорить, и тут надо сказать об Арнольде. В самом деле, он слишком безупречен, а если он, в конце концов, и погибает при горном обвале, то примирить это с поэтической справедливостью можно, разве лишь сказав: он был слишком хорош для этого мира... Эльза еще сохраняет известные индивидуальные черты, хотя тоже несколько идеализирована, но в Арнольде личность еще больше растворяется в принципе».
Итак, положительный герой — отнюдь не выдуманный идеальный персонаж, а типическое обобщение действительных черт и свойств тех или иных групп людей. Например, Тарас Бульба. Писатель отнюдь не приукрашивал своего любимого героя и не считал все его поведение прекрасным. Он отмечал и те черты, которые явились порождением дикого, мало еще очеловеченного, по выражению автора, века (свирепая жестокость к врагам и их детям, пренебрежительное отношение к женщинам вообще и собственной жене в частности). Однако главное, ведущее в характере Бульбы — высокое чувство патриотизма, пафос народного товарищества, несгибаемая воля, твердая целеустремленность — характеризует Тараса как подлинно положительного героя. Гоголь, обращаясь и к историческому прошлому, оставался верен действительности и воспевал то, что для тех условий было положительным в самой жизни.
Познавательно-воспитательное значение типичных характеров положительных героев очень велико в каждую эпоху, так как их образы неизменно помогали и помогают человечеству в его духовном росте. Поэтому в наше время проблеме создания образов положительных героев на страницах литературных произведений, на сцене театров, на экранах кинематографа уделяется большое внимание. Так, в постановлении ЦК КПСС «О мерах по дальнейшему развитию советской кинематографии» обращено внимание на еще далеко не достаточное решение этой проблемы в самом массовом виде искусства, каким является кино. «На экране редко появляются герои, которые привлекали бы цельностью характера, человеческим обаянием, преданностью коммунистическим идеалам». Принципы сатирической типизации. Велико познавательно-воспитательное значение и образов, созданных на основе сатирических принципов типизации. Сатирой называется любое литературное произведение, подвергающее гневному осмеянию какие-либо общественные пороки. Сатирами являются «Гаргантюа и Пантагрюэль» Рабле, «Путешествие Гулливера» Свифта, «Горе от ума» Грибоедова, «Ревизор» и «Мертвые души» Гоголя, «История одного города» Салтыкова-Щедрина, «Янки при дворе короля Артура» и «Человек, который совратил Гедлиберг» Марка Твена и т. д. Делая смешным в глазах общества все порочное, антинародное, передовая сатира помогает в борьбе с ним. Большую роль в осуждении феодально-крепостнического строя играли, например, гоголевские «Мертвые души», а господствовавшего в царской России самодержавно-полицейского строя — «История одного города», «Помпадуры и помпадурши» и «Господа ташкентцы» Щедрина.
Необходимым условием истинной сатиры является ясность осознания писателем как ее объекта, так и ее цели: «Для того чтобы сатира была действительно сатирою и достигала своей цели, надобно, во-первых, чтобы она давала почувствовать читателю тот идеал, из которого отправляется творец ее, и, во-вторых, чтобы она вполне ясно сознавала тот предмет, против которого направлено ее жало».
Наиболее распространенными средствами художественной изобразительности в сатире являются гипербола и гротеск. Гипербола в сатире — это или отдельное выражение, или целая картина, основанные на преувеличении тех или иных осмеиваемых писателем-сатириком черт и свойств тех или иных людей или явлений. Гротеск в сатире — представление осмеиваемого в нарочито уродливом виде, сочетающем смешное со страшным, действительное с фантастическим. Примеры сатирических гипербол и гротесков можно найти у Рабле, Гоголя в таких произведениях, как «Гаргантюа и Пантагрюэль», «Мертвые души», и у других писателей.
Однако выделение осмеиваемых черт может осуществляться и без какого-либо видимого преувеличения или фантастики. Так, используя лишь средства иронии, без гиперболы и гротеска, Л. Леонов сатирически изображает в «Русском лесе» несоответствие раздумий Грацианского его подлинным делам. Писатель рисует, например, сцену, в которой Грацианский, спокойно лежа в удобной кровати под теплым одеялом, мысленно прощается с погибшей во время войны когда-то любившей его Натальей Сергеевной Золотинской и, восхищаясь собой, представляет (в своем лишь воображении, конечно), как он пешком и в непогоду провожает ее труп к далекой могиле.
Изображение типичных характеров в типичных обстоятельствах — закон реалистической литературы. Высшей формой выражения типического являются образы реалистической литературы. Учитывая завоевания реализма в раскрытии закономерностей общественной жизни людей и, тем самым, в соотнесении изображаемых характеров с определенными социально-историческими условиями, Ф. Энгельс в письме к М. Гаркнесс замечательно сформулировал главную суть реалистической литературы. «На мой взгляд,— писал он,— реализм предполагает, помимо правдивости деталей, правдивое воспроизведение типичных характеров в типичных обстоятельствах».
Что собою представляют типичные характеры, мы уже говорили. Теперь, в связи с этой формулой, надо сказать и о том смысле, какой вкладывался Ф. Энгельсом в понятие «типичных обстоятельств», и о том огромном значении, какое придавалось им правдивому изображению типичных характеров в типичных обстоятельствах. Однако для того, чтобы точнее и глубже понять энгельсовскую формулу реализма, нужно сказать о важнейших мыслях по вопросу о художественном изображении характеров и обстоятельств, которые были высказаны Гегелем и, несомненно, были так или иначе учтены великими основоположниками научного социализма. Решительно осуждая идеалистическую концепцию Гегеля, Маркс и Энгельс в то же время высоко ценили историзм гегелевской эстетики, свойственную ей диалектику, большое количество глубоких и тонких наблюдений, которые украшают гегелевские «Лекции по эстетике» и которые Гегель делал, соприкасаясь с живым историческим потоком действительности.
Гегелевское учение о характерах и обстоятельствах связано с освещением в «Лекциях по эстетике» таких важных вопросов, как вопросы о состояниях мира, о ситуациях и о действии, участвуя в котором индивидуумы и проявляют свои характеры.
Касаясь первого вопроса, Гегель замечает, что действие субъекта неизбежно происходит в некоторой среде, составляющей для этого действия необходимую почву или, иными словами, общее состояние мира. Это общее состояние мира отличается от частных (например, состояния образования, судопроизводства, финансов и т. д.) именно своею общностью для всех и характеризуется теми возможностями проявления человеческой воли, которые открываются перед людьми, живущими при данном миропорядке.
В качестве основных общих состояний мира Гегель выделяет два: поэтическое, т. е. благоприятное по своему характеру для духовного развития людей, а тем самым и для развития искусства, и прозаическое, которое для такого развития неблагоприятно. В основе такого деления у Гегеля находится мысль об «истинной самостоятельности» людей, которая (эта самостоятельность) состоит, по его словам, «в единстве и пропитывании друг другом индивидуального и всеобщного».
Такое состояние мира было, указывает Гегель, в так называемый «век героев» в древней Греции и древнем Риме. Противоположное, т. е. «прозаическое» в его терминологии состояние мира Гегель усматривает в современном ему «промышленном», как он его называет, обществе (говоря нашим языком — буржуазном или феодально-буржуазном), в котором резко проходит демаркационная линия между всеобщими государственными законами и установлениями, с одной стороны, и непосредственной жизнью индивидуумов, с другой. Последние уже не могут в этих условиях являться подлинными носителями нравственных сил, какими в свое время были люди «века героев», а поэтому утрачивается и поэтическое значение их, так как право и справедливость от них совсем или почти не зависят, а искусство обращено именно к индивидуальной жизни, к помыслам, волеизъявлениям и деяниям личностей.
Огромное значение развиваемых Гегелем в начале прошлого века мыслей о различных мировых состояниях и влиянии их на жизнь отдельных людей и на судьбы искусства несомненно. Прежде всего был проложен путь к подлинному историзму мышления в области эстетики. Затем, хотя самые характеристики различных состояний были недостаточно конкретны и, главное, не учитывали кричащих классовых антагонизмов в «промышленном» обществе, самая связь характеров с обстоятельствами получила у Гегеля свое первоначальное глубокое освещение и была иллюстрирована рядом тонких и блестящих наблюдений в области искусства и литературы как «века героев» (с учетом его специфики в древней Греции гомеровского и классического периодов и в древнем Риме с его пафосом государственности и гражданственности), так и современного Гегелю «промышленного» общества. Достаточно вспомнить знаменитое высказывание К. Маркса о древнегреческом искусстве и характеристику К. Марксом и Ф. Энгельсом кричащих противоречий, раздирающих буржуазное общество и определяющих положение и судьбы искусства в нем, чтобы по достоинству оценить вклад, внесенный в эстетическую мысль таким их предшественником, как Гегель.
Мировое состояние представляет собою, как уже указывалось, лишь ту общую почву, на которой получают возможность выступать живые лица искусства, но которая непосредственно еще не определяет действий индивидуума. Проникновение же «всеобщих сил», составляющих душу того или иного общего состояния мира, совершается при определенных обстоятельствах, порождающих определенные же ситуации, становясь перед которыми люди вступают в действие, проявляя в нем свойственные им интересы, желания, помыслы и устремления. В связи с этим Гегель замечает о важности для творцов искусства отыскивать такие ситуации, которые позволят выявиться наиболее значительным духовным потребностям людей. Конечно, надо иметь в виду различные возможности для отыскивания ситуаций в творениях различных искусств: скульптура, например, располагает ограниченными возможностями в области выбора ситуаций, живопись и музыка — значительно большими, а поэзия просто неисчерпаемыми. Отсюда, естественно, вытекает и наибольшая именно для поэзии возможность раскрытия полноты характеров, ибо богатство ситуаций помогает раскрыть и богатство человеческих характеров.
Характеризуя различные виды ситуаций, высшими из которых он считает коллизии, которые, хотя и не являясь самим действием, содержат в себе предпосылки определенного действия, Гегель приходит к выводу чрезвычайной важности для понимания общей специфики художественного творчества. Он говорит о том, что обстоятельства, состояния и отношения превращаются в ситуации в произведениях искусства только в их соотнесении с внутренним миром людей, с их душевными переживаниями.
Вслед за общим состоянием мира и ситуациями Гегель обращается к действию, в котором он различает три стороны: 1. Всеобщие силы действия. 2. Активное проявление этих сил в действующих индивидуумах и, наконец, 3. Характеры, представляющие соединение двух первых сторон. Всеобщие силы, по Гегелю, это общие устремления, живущие в человеческой груди и движущие душой человека, это — пафос, который образует подлинное средоточие искусства, так как именно он затрагивает струны, находящие отзвук в каждом человеческом сердце. Пафос же не может представать в каком-то голом виде, а, наоборот, должен раскрываться в богатстве человеческой души, во все многообразнейшие проявления которой он необходимо проникает. Отсюда переход Гегеля к третьей, последней стороне действия — к характерам, в которых и происходит раскрытие пафоса.
Основные положения, выдвинутые Гегелем при постановке им проблемы закономерных связей между характерами и обстоятельствами, были учтены позднее Ф. Энгельсом в его концепции реализма. Обращаясь уже непосредственно к энгельсовской формуле реализма, нам следует уяснить теперь, что понимал Энгельс под типичными обстоятельствами. Как явствует из письма Энгельса к М. Гаркнесс, он считал типичными отнюдь не любые изображенные писателями обстоятельства жизни, которые окружают и заставляют действовать персонажей тех или иных произведений, а только те обстоятельства, в которых сказываются существеннейшие, важнейшие тенденции общественного развития. Энгельс упрекал М. Гаркнесс в том, что она в своем рассказе «Городская девушка», написанном в 80-х годах XIX века и посвященном рабочему классу, ограничивается изображением пассивных, обезличенных рабочих, не поднимающихся на борьбу с эксплуататорами. Революционное же движение пролетариата, начавшееся еще в конце 30-х годов и ознаменовавшее весь последующий ход новейшей истории, не получило в этом рассказе отражения. «В «Городской девушке»,— писал Энгельс,— рабочий класс фигурирует как пассивная масса, не способная помочь себе, не делающая даже никаких попыток и усилий к этому. Все попытки вырвать ее из отупляющей нищеты исходят извне, сверху. Но если это было верно для 1800 или 1810 гг., в дни Сен-Симона и Роберта Оуэна, то в 1887 г. для человека, который около 50 лет имел честь участвовать в большинстве битв воинствующего пролетариата, это не так. Мятежный отпор рабочего класса угнетающей среде, которая окружает, его судорожные попытки, полусознательные или сознательные, восстановить свое человеческое достоинство вписаны в историю и должны поэтому занять свое место в области реализма». Энгельс считал рассказ Гаркнесс «недостаточно реалистичным» именно потому, что нетипичны были показанные писательницей обстоятельства. На этом делалось ударение. «Характеры у Вас достаточно типичны,— замечает он,— в тех пределах, в каких они действуют, но обстоятельства, которые их окружают и заставляют действовать, возможно, недостаточно типичны».
Таким образом, предложенная Ф. Энгельсом формула реализма позволяет понять основные принципы реалистического изображения, понять, почему, при каких обстоятельствах формируются те или иные характеры, так или иначе складываются судьбы людей.
К энгельсовскому пониманию реализма близки взгляды и классиков русской литературной критики. Вспомним, например, добролюбовские статьи о великих русских реалистах. Добролюбов проник в глубины созданных ими произведений и блестяще разъяснил, в силу каких общественных условий некогда интересные личности «лишних людей» выродились в обломовых, потеряли остатки жизнеспособности и пришли к своей исторической гибели. Почему, показал Добролюбов, в самой жизни создались два типа «забитых людей», которых показал Достоевский,— «кротких» и «ожесточенных», почему в современной критику России разражаются «грозы» и «светлые лучи» проникают в «темное царство», как это было показано А. Н. Островским, и почему все честное, прогрессивное в тогдашнем русском обществе вместе с тургеневской Еленой Стаховой чувствовало себя «накануне» великих свершений и стремилось к «деятельному добру». Анализ Добролюбовым произведений А. Н. Островского, Тургенева, Гончарова, Достоевского приводил и к другим теоретически важным выводам. Из этого анализа необходимо вытекало, что сила и правда изображения великими писателями типичных характеров в типичных обстоятельствах неизменно определяются верностью и глубиной их взгляда на жизнь, умением увидеть в отдельных индивидуальных проявлениях существенное, важное для того или иного времени, класса, общественного направления.
Необходимость конкретного социально-исторического понимания характеров и обстоятельств. При анализе изображенных писателями характеров очень важно строго придерживаться научного, марксистско-ленинского взгляда на них и не допускать каких-либо вульгаризаторских — вневременных и внепространственных — суждений и квалификаций.
В своем известном письме от 5 июня 1890 года к немецкому писателю и публицисту Паулю Эрнсту, писавшему о литературе, театре, в частности о пьесах Ибсена, Ф. Энгельс решительно возразил против попытки Эрнста ограничиться общими понятиями о классах и распространить эти понятия на различные страны и народы вне учета их исторического своеобразия. «Что касается Вашей попытки подойти к вопросу материалистически,- писал Энгельс своему корреспонденту,- то прежде всего я должен сказать, что материалистический метод превращается в свою противоположность, когда им пользуются не как руководящей нитью при историческом исследовании, а как готовым шаблоном, по которому кроят и перекраивают исторические факты».
Разъясняя далее всю несостоятельность отождествления Эрнстом норвежской мелкой и средней буржуазии того времени с немецким мещанством, Энгельс указывает на два решающих обстоятельства, не позволявших в конце прошлого века ставить на одну доску представителей буржуазии этих стран. Первое обстоятельство заключалось в том, что норвежский крестьянин никогда не был крепостным и что в период победы в Европе реакции над революцией Норвегии удалось завоевать гораздо более демократическую, чем в других государствах, конституцию. Второе же - в том, что в Норвегии в 70-80-е годы XIX столетия в силу этих обстоятельств происходил такой расцвет литературы и искусства, которым не могла гордиться тогда ни одна страна, исключая только Россию.
Эти факты позволяют лучше увидеть и строже различить специфические черты норвежской и немецкой буржуазии. В Германии мещанство явилось результатом неудавшейся революции, прерванного и обращенного вспять развития. Оно и приобрело черты трусости, ограниченности, беспомощности. В Норвегии же, хотя в экономическом отношении и отставшей от ряда других стран, развитие шло нормально, ее общее состояние соответствовало условиям производства.
«Норвежский мелкий буржуа,- подчеркивает Энгельс,- сын свободного крестьянина, и вследствие этого он - настоящий человек по сравнению с вырождающимся немецким мещанином. И норвежская мещанка также отличается как небо от земли от супруги немецкого мещанина. И каковы бы, например, ни были недостатки драм Ибсена, эти драмы, хотя и отображают нам мир мелкой и средней буржуазии, но мир совершенно отличный от немецкого,- мир, в котором люди еще обладают характером и инициативой и действуют самостоятельно, хотя подчас, по понятиям иностранцев, довольно странно».
Познавательное значение изображения типического в литературе неразрывно связано с его воспитательным значением. Показывая то, что есть в жизни, в свете своего понимания и оценки, писатели помогают людям выработать должное отношение к различным явлениям, характерам, ситуациям. Читатели постигают раскрытые в типах закономерности общественной жизни, усваивают новые мысли и чувства. «Здоровая традиция всякой литературы, претендующей на воспитательное значение,- писал Салтыков-Щедрин,- заключается в подготовлении почвы будущего. Исследуя нравственную природу человека, литература не может не касаться и тех общественных комбинаций, среди которых человек проявляет свою творческую силу...
Типы, созданные литературой, всегда идут далее тех, которые имеют ход на рынке, и потому-то именно они и кладут известную печать даже на такое общество, которое, по-видимому, всецело находится под гнетом эмпирических тревог и опасений. Под влиянием этих новых типов современный человек, незаметно для самого себя, получает новые привычки, ассимилирует себе новые взгляды, приобретает новую складку, одним словом - постепенно вырабатывает из себя нового человека». Показательно в этом отношении высказывание Л. Толстого о той роли, которую играли в воспитании общества созданные Тургеневым образы передовых русских девушек: «Тургенев сделал великое дело тем, что написал удивительные портреты женщин. Может быть, таких, как он писал, и не было, но когда он написал их, они появились. Это - верно; я сам наблюдал потом тургеневских женщин в жизни». Такую же роль играли и играют типы, созданные Чернышевским в романе «Что делать?», горьковские образы машиниста Нила, Павла Власова, Павел Корчагин Н. Островского и все окружающее его «рожденное бурей» первое поколение молодой гвардии, затем молодогвардейцы периода Великой Отечественной войны, воспетые в романе Фадеева, и многие другие типические характеры, показанные в конкретных социально-исторических условиях жизни.
Приворот является магическим воздействием на человека помимо его воли. Принято различать два вида приворота – любовный и сексуальный. Чем же они отличаются между собой?
По данным статистики, наши соотечественницы ежегодно тратят баснословные суммы денег на экстрасенсов, гадалок. Воистину, вера в силу слова огромна. Но оправдана ли она?
Порча насылается на человека намеренно, при этом считается, что она действует на биоэнергетику жертвы. Наиболее уязвимыми являются дети, беременные и кормящие женщины.
Испокон веков люди пытались приворожить любимого человека и делали это с помощью магии. Существуют готовые рецепты приворотов, но надежнее обратиться к магу.
Достаточно ясные образы из сна производят неизгладимое впечатление на проснувшегося человека. Если через какое-то время события во сне воплощаются наяву, то люди убеждаются в том, что данный сон был вещим. Вещие сны отличаются от обычных тем, что они, за редким исключением, имеют прямое значение. Вещий сон всегда яркий, запоминающийся...
Существует стойкое убеждение, что сны про умерших людей не относятся к жанру ужасов, а, напротив, часто являются вещими снами. Так, например, стоит прислушиваться к словам покойников, потому что все они как правило являются прямыми и правдивыми, в отличие от иносказаний, которые произносят другие персонажи наших сновидений...
Если приснился какой-то плохой сон, то он запоминается почти всем и не выходит из головы длительное время. Часто человека пугает даже не столько само содержимое сновидения, а его последствия, ведь большинство из нас верит, что сны мы видим совсем не напрасно. Как выяснили ученые, плохой сон чаще всего снится человеку уже под самое утро...
Согласно Миллеру, сны, в которых снятся кошки – знак, предвещающий неудачу. Кроме случаев, когда кошку удается убить или прогнать. Если кошка нападает на сновидца, то это означает...
Как правило, змеи – это всегда что-то нехорошее, это предвестники будущих неприятностей. Если снятся змеи, которые активно шевелятся и извиваются, то говорят о том, что ...
Снятся деньги обычно к хлопотам, связанным с самыми разными сферами жизни людей. При этом надо обращать внимание, что за деньги снятся – медные, золотые или бумажные...
Сонник Миллера обещает, что если во сне паук плетет паутину, то в доме все будет спокойно и мирно, а если просто снятся пауки, то надо более внимательно отнестись к своей работе, и тогда...
При выборе имени для ребенка необходимо обращать внимание на сочетание выбранного имени и отчества. Предлагаем вам несколько практических советов и рекомендаций.
Хорошее сочетание имени и фамилии играет заметную роль для формирования комфортного существования и счастливой судьбы каждого из нас. Как же его добиться?
Еще недавно многие полагали, что брак по расчету - это архаический пережиток прошлого. Тем не менее, этот вид брака благополучно существует и в наши дни.
Очевидно, что уход за собой необходим любой девушке и женщине в любом возрасте. Но в чем он должен заключаться? С чего начать?
Представляем вам примерный список процедур по уходу за собой в домашних условиях, который вы можете взять за основу и переделать непосредственно под себя.
Та-а-а-к… Повеселилась вчера на дружеской вечеринке… а сегодня из зеркала смотрит на меня незнакомая тётя: убедительные круги под глазами, синева, а первые морщинки
просто кричат о моём биологическом возрасте всем окружающим. Выход один – маскироваться!
Нанесение косметических масок для кожи - одна из самых популярных и эффективных процедур, заметно улучшающая состояние кожных покровов и позволяющая насытить кожу лица необходимыми витаминами. Приготовление масок занимает буквально несколько минут!
Каждая женщина в состоянии выглядеть исключительно стильно, тратя на обновление своего гардероба вполне посильные суммы. И добиться этого совсем несложно – достаточно следовать нескольким простым правилам.
С давних времен и до наших дней люди верят в магическую силу камней, в то, что энергия камня сможет защитить от опасности, поможет человеку быть здоровым и счастливым.
Для выбора амулета не очень важно, соответствует ли минерал нужному знаку Зодиака его владельца. Тут дело совершенно в другом.
© Все права на статьи принадлежат авторам сайта, если не указано иное.
16 +