Абрамович Г. Л. "Введение в литературоведение"
Учебник для студентов пед. ин-тов по спец. № 2101 «Рус. яз. и лит.»
М., Просвещение, 1979 г. Публикуется с некоторыми сокращениями OCR Detskiysad.Ru
Характеризуя самые общие свойства и цели литературы, Гегель сказал: «Цель поэзии — не предмет и его практическое существование, но создание образов и высказывание. Поэзия началась, когда человек стал выражать себя; сказанное для нее существует только затем, чтобы быть высказанным. Если человек, даже не отрываясь от практических дел своих и забот, перейдет вдруг к теоретической сосредоточенности и станет высказывать себя — тотчас же возникнет особое выражение, напоминающее о поэзии. Примером, чтобы упомянуть только один, послужит нам дистих, сохраненный Геродотом, где сообщается о смерти греков, павших у Фермопил. Содержание оставлено во всей своей простоте: скупое известие — с тремястами тысячами персов сражались четыре тысячи спартанцев. Но интерес тут в том, чтобы создать надпись, сказать об этом деянии современникам и потомкам, сказать только ради самого высказывания,— и вот так выражение становится поэтическим...».
Особенности литературы связаны, следовательно, с особенностями слова, речи и отчетливо постигаются при сравнении ее творений с произведениями живописи и скульптуры. Конечно, искусство художественного слова, принадлежащее, как и музыка, к временным искусствам, не может конкурировать с образами пространственных искусств в зрительной наглядности и яркости. Однако оно имеет и важные преимущества. Живописец и скульптор, располагая своими средствами, непосредственно могут изображать только видимое глазу. Внутренние же состояния людей, их характеры, отношения между ними и отношение художника к ним раскрываются на картине или в скульптуре исключительно через различные внешние проявления, схваченные в какое-либо определенное мгновение и показанные одно подле другого. Поэт же посредством слов вызывает в воображении читателей или слушателей живые представления как о внешнем, окружающем людей мире, так и об их внутреннем мире (мыслях, чувствах, переживаниях, устремлениях),— как, следовательно, о видимом, так и о невидимом. Причем в отличие от живописца или скульптора он рисует всю массу подробностей, составляющих изображаемые им явления, одну вслед за другой. На это существеннейшее отличие поэзии от пространственных искусств было указано Лессингом в трактате «Лаокоон, или о границах живописи и поэзии». Если, как он отметил, сфера живописи преимущественно связана с воспроизведением тел, т. е. предметов, явлений, лиц, то сфера поэзии — с воспроизведением действий, т. е. процессов, протекающих как во внутреннем мире людей, так и в окружающем их внешнем мире. Эта главная мысль «Лаокоона» была по достоинству оценена в дальнейшем, ибо «с появлением «Лаокоона» жизнь в своем течении... признана существенным содержанием поэзии».
В самом деле, историческое развитие литературы с древнейших времен до наших дней красноречиво свидетельствует о ее все большем и большем проникновении в сложнейшие процессы общественной жизни, сознания людей, отношения между ними. Вначале, в ранних эпических произведениях, рисуются главным образом деяния и поступки героев (например, рассказы о Геркулесе, древний героический эпос различных народов). Затем в творениях классических писателей изображаются характеры людей, стимулы их поведения, весь строй внутренней жизни человека в ее многочисленных и многообразных проявлениях. В прошлом веке наряду с гениальными проникновениями в «диалектику души» Л. Толстого и Достоевского великие завоевания были сделаны многими замечательными писателями и в области раскрытия связей и взаимодействий между характерами и обстоятельствами, между человеком и окружающим его внешним миром. Обращаясь к нашему времени, к историческим завоеваниям литературы социалистического реализма, мы видим, как все теснее переплетаются и все более взаимодействуют обе эти стороны в воссоздании жизни (произведения Шолохова, А. Толстого, Фадеева, Федина, Леонова и других).
В сравнении с музыкой искусство слова имеет известную ограниченность. Музыка, обращенная главным образом к человеческому сердцу, способна выразить на языке звуков сложнейшие и тончайшие чувства и настроения, недоступные во многих случаях для передачи их «посредством слов». Недаром, например, Тургенев, рассказывая в «Дворянском гнезде» о возвышенном чувстве Лаврецкого к Лизе, для того чтобы заставить читателей ощутить всю красоту и силу этого чувства, создает своеобразный аккомпанемент — описание игры на фортепьяно Лемма, который проник в тайну любви героя романа и перевел ее на язык музыки: «Давно Лаврецкий не слышал ничего подобного: сладкая, страстная мелодия с первого звука охватывала сердце; она вся сияла, вся томилась вдохновением, счастьем, красотою, она росла и таяла; она касалась всего, что есть на земле дорогого, тайного, святого; она дышала бессмертной грустью и уходила умирать в небеса. Лаврецкий выпрямился и стоял, похолоделый и бледный от восторга. Эти звуки так и впивались в его душу, только что потрясенную счастьем любви; они сами пылали любовью».
Преимущества поэзии, апеллирующей и к уму и к сердцу людей,— в ясности и отчетливости изображения явлений, событий, лиц, обусловленного именно словесными изобразительными средствами, о возможностях которых прекрасно сказал Белинский: «Поэзия выражается в свободном человеческом слове, которое есть и звук, и картина, и определенное, ясно выговоренное представление. Посему поэзия заключает в себе все элементы других искусств, как бы пользуется вдруг и нераздельно всеми средствами, которые даны порознь каждому из прочих искусств». Эти особенности литературы как словесного искусства делают ее сферу почти безграничной. Она охватывает и может охватить как многообразнейшие явления внешнего мира, так и столь же различные и многочисленные внутренние состояния людей. Созданные великими писателями и поэтами произведения красноречиво свидетельствуют об этом. «Что же было предметом его поэзии? — писал Гоголь о Пушкине.— Все стало ее предметом, и ничто в особенности. Немеет мысль перед бесчисленностью его предметов. Чем он не поразился и перед чем он не остановился? От заоблачного Кавказа и картинного черкеса до бедной северной деревушки с балалайкой и трепаком у кабака,- везде, всюду: на модном бале, в избе, в степи, в дорожной кибитке — все становится его предметом. На все, что ни есть во внутреннем человеке, начиная от его высокой и великой черты до малейшего вздоха его слабости и ничтожной приметы, его смутившей, он откликнулся так же, как откликнулся на все, что ни есть в природе видимой и внешней».
Сказанное о языке литературы не означает, что писатели передают содержание своих произведений непосредственно словами. Такое представление ошибочно. Л. Толстой заметил, что раскрыть, выразить смысл литературного произведения «непосредственно словами никак нельзя, а можно только посредственно — словами описывая образы, действия, положения». Подобная мысль высказывалась и М. Горьким, который называл язык «первоэлементом», «основным орудием» в произведениях литературного творчества и призывал писателей с максимальным умением и точностью пользоваться им при создании живых картин действительности. Язык литературы — это словесные образы, в которых предстают определенные лица, события, положения, состояния, чувства, «осердеченные», по выражению К. С. Станиславского, мысли.
Человек — главный предмет искусства и литературы. Многовековое развитие художественной литературы, характеризующееся все большим проникновением ее во внутренний мир людей, в их связи с окружающим внешним миром, в их отношения друг с другом, закономерно приводит к мысли, что главным предметом литературного изображения является человек. Завоевание человеком центрального места в художественных произведениях было, как указывал Белинский, результатом большого пройденного человечеством пути художественного познания и творчества. Останавливаясь на древней индийской поэзии и других видах древнего индийского искусства, Белинский отмечал обожествление в них природы и выдвижение на передний план «растений, змей, птиц, коров, слонов и прочих животных». Человек занимал в этом искусстве лишь подчиненное по отношению к природе положение—«только ее служителя, жреца и жертвы». Следующим этапом в развитии образного мышления была древнеегипетская мифология. Она, как писал Белинский, «занимает уже середину между индийскою и греческою: среди животно-чудовищных образов ее богов уже заметны и человеческие лики, послужившие типом для изваяний греческих...». Полновластно «человек вступил в свои права» только в древнегреческом искусстве: «Боги Греции не что иное, как образы идеального человека, обожествление человека». С момента прихода в искусство человека как главного героя открывается возможность для великих завоеваний в области художественного творчества (эпопеи Гомера «Илиада» и «Одиссея», трагедии Эсхила, Софокла и Еврипида, комедии Аристофана). В подавляющем большинстве литературных произведений на первом плане именно люди, их жизнь, деяния, мысли, чувства, борьба. Поэтому воспоминание о том или ином писателе оказывается связанным прежде всего с образами его героев. Произносится имя Гомера,— и память вызывает к жизни образы Ахиллеса, Гектора, Приама, Гекубы, Андромахи, Одиссея, Пенелопы... Говорим о Шекспире,— и перед нами Гамлет, король Лир, Отелло, Ромео и Джульетта, Макбет, Петруччио, Катарина... Упоминание о Л. Толстом воскрешает в нашем сознании Андрея Болконского, Пьера Безухова, Наташу Ростову, Марию Болконскую, Левина, Анну Каренину, Нехлюдова, Катерину Маслову...
Идет речь о Шолохове,— и в воображении встают фигуры Григория Мелехова, Аксиньи, Давыдова, Нагульнова, Разметнова, Андрея Соколова... От Гомера до наших дней — уже несколько тысячелетий — совершается поступательное движение литературы, поставившей в центре своего внимания человека.
Но человек является главным предметом литературы не только и даже не столько потому, что он занял преобладающее место в его творениях, но главным образом потому, что и все остальное изображенное в ней — природа, животные, вещи — получает свой идейно-художественный смысл исключительно в соотношении с жизнью и характерами людей, с той или иной философией жизни, с человеческими мыслями, чувствами, переживаниями.
Часто писатели вводят в повествование картины природы, чтобы оттенить характеры людей или их судьбы. Возвращается в Головлево промотавший в городе «выброшенный» ему Ариной Петровной «кусок» Степан, и ощущению надвигающейся на него гибели вторит мрачный, бесконечно тоскливый пейзаж — со всех сторон низко нависли и сдвинулись тучи: «гроб, гроб, гроб!». Прекрасная природа во всем ее многокрасочном великолепии противостоит столь тягостной для лермонтовского Мцыри монастырской неволе. В эпилоге тургеневского «Дворянского гнезда» возвращается весною, после восьмилетнего пребывания за границей, Лаврецкий. В унисон с вечным, могучим и радостным обновлением природы звучат молодые, свежие голоса успевшего за это время вырасти нового поколения обитателей дома Калитиных. И, напротив, выступают резким контрастом и острой болью отдаются в сердце прощание Лаврецкого с «бесполезной жизнью», известия о смерти Лемма и Марфы Тимофеевны, горестное свидание героев романа в монастыре.
Правда, в пейзажных стихах и картинах природы, воспроизведенных в прозе, главный объект изображения — именно природа, но не сама по себе, а в обязательном соотнесении с человеческой жизнью. Еще Гораций говорил, что только плохой поэт описывает рощи, ручей, жертвенник, шумящий поток, радугу вне всякой связи с человеком. А один из английских поэтов первой половины XVIII века Александр Поп остроумно сравнивал картины природы, изображенные ради них самих, с обедом, приготовленным из одних соусов.
Приведем тютчевское стихотворение, посвященное морю:
Как хорошо ты, о море ночное,— Здесь лучезарно, там сизо-темно... В лунном сиянии, словно живое, Ходит, и дышит, и блещет оно...
На бесконечном, на вольном просторе Блеск и движение, грохот и гром... Тусклым сияньем облитое море, Как хорошо ты в безлюдье ночном!
Зыбь ты великая, зыбь ты морская, Чей это праздник так празднуешь ты? Волны несутся, гремя и сверкая, Чуткие звезды глядят с высоты.
В этом волнении, в этом сиянье Весь, как во сне, я потерян стою — О, как охотно бы в их обаянье Всю потопил бы я душу свою...
Тютчев пишет о море, о его многоцветных в лунную ночь красках, о его живом, бурном дыхании, о гремящих и сверкающих волнах,— и какое высокое человеческое чувство праздника жизни, ее полноты, могучей красоты возникает у читателей!
Создавая картины природы, поэты соотносят их с человеческими интересами, порывами, надеждами, раздумьями, стремлениями. Поэтому так много говорят нашему уму и сердцу и гетевско-лермонтовские «Горные вершины...», и пушкинские стихи об осени и зиме, и блоковские строки о «весне без конца и без края», о «дне беззакатном и жгучем», и описания открывающихся перед нами родных необозримых далей в поэме «За далью — даль» Твардовского.
То же и с образами животных. И в них мы находим созвучное человеческим интересам, напоминающее человеческую жизнь, важное для духовного развития людей. С детских лет мы помним проникновенное тургеневское стихотворение в прозе «Воробей». Старый воробей, чтобы спасти от собаки своего выпавшего из гнезда птенчика, «камнем упал перед самой ее мордой — и, весь взъерошенный, искаженный, с отчаянным и жалким писком прыгнул раза два в направлении зубастой раскрытой пасти». Мы читаем это маленькое произведение, исполненное высокого пафоса любви, которая «сильнее смерти и страха смерти», и глубокие раздумья о ценности человеческой жизни, о красоте подвига охватывают нас.
Образы животных, так же как и пейзажи, используются художниками и как контраст для лучшего раскрытия определенных человеческих качеств (например, толстовский Холстомер). Иногда образы животных выполняют более сложные идейно-художественные функции, например Фру-Фру в романе «Анна Каренина». Показав, как на скачках одно неловкое физическое движение Вронского погубило это прекрасное животное, Толстой подготавливал восприятие читателями того неловкого нравственного поступка Вронского, который сыграет столь роковую роль в гибели героини романа, измученной своим несчастным и жалким положением в обществе, разлукой с сыном, ревностью и страхом потерять Вронского. В некоторых литературных произведениях образы животных и птиц имеют аллегорический характер. Чаще всего это имеет место в сказках и баснях, реже в других жанрах литературного творчества (например, «Песня о Соколе» и «Песня о Буревестнике» М. Горького).
В различных соотнесениях с человеческой жизнью выступает о литературных произведениях и изображение вещей. Часто вещи являются ключом к человеческим характерам или к отдельным особенностям этих характеров: вещи, принадлежащие Манилову, Собакевичу, Плюшкину, кабинет Онегина, комнаты Павла Петровича Кирсанова, Анны Сергеевны Одинцовой, Фенички... Порою вещи характеризуют творческие возможности и силы их создателей: щит Ахиллеса, картина художника Михайлова в «Анне Карениной», каменный цветок в одноименной сказке Бажова. В художественных исторических произведениях описание обстановки, зданий, домашней утвари создает тот национальный социально-исторический колорит, который помогает пониманию персонажей этих произведений. Какая-либо вещь, а иногда даже упоминание о ней способны вызвать различные ассоциации, важные для понимания мыслей и чувств людей, человеческих взаимоотношений, положения человека в обществе (старенькая жакетка Сони Мармеладовой, ботиночки Илюшечки в «Братьях Карамазовых»).
Итак, в центре литературного изображения человек. Поэтому М. Горький и называл литературу человековедением, Чернышевский относил ее к числу «нравственных деятельностей» человека, а Маяковский, определяя цель поэта, звал его на «баррикады сердец и душ». Но нельзя забывать, что человек является предметом не только литературы и искусства. Его изучением занимаются и некоторые естественные и гуманитарные науки (физиология, история, антропология, этнография, психология и т. д.). Это обязывает нас более конкретно представить себе особенности художественного человековедения.
Целостность и общезначимость предмета литературы. Ученый от конкретных явлений идет к абстракции, охватывающей существенные признаки этих явлений, но уже не сохраняющей жигой целостности. Не то в искусстве и литературе. Заканчивая «Евгения Онегина», Пушкин вспоминал, как «юная Татьяна и с ней Онегин в смутном сне явилися впервые мне». Это было лишь первоначальным замыслом, уже живым, но еще недостаточно четким. Постепенно «даль свободная романа» прояснялась, образы героев становились все более законченными и совершенными, не только ничего не теряя в своей индивидуальности и неповторимости, но, наоборот, становясь все более и более живыми, все более определенными.
В. И. Ленин в одном из своих писем Инессе Арманд, говоря об отличии романа от публицистической брошюры, замечал, что в романе «весь гвоздь в индивидуальной обстановке, в анализе характеров и психики данных типов...».
Эта особенность предмета искусства и литературы с особой очевидностью постигается нами при сравнении процесса художественного познания с научным. Хорошо сказал один из дореволюционных русских литературоведов Д. Н. Овсянико-Куликовский: «Когда Гончаров писал свой знаменитый роман «Обломов», он был настоящим поэтом: он исходил от образа, вначале еще неясного, неопределенного, продолжал пользоваться им в дальнейшем, развил его, разработал до мелочей и все выводы, весь итог этой продолжительной работы (затянувшейся почти на 10 лет) воплотил все в том же образе — Ильи Ильича Обломова. Образ был у него исходною точкой, неизменным спутником и пружиною мысли, не перестававшей действовать, и наконец, он же явился итогом мысли, ее целью. Гончаров не только мыслил образом Обломова, но и сказал им все то, что имел сказать. Это — поэзия.
Когда Добролюбов писал свою знаменитую критическую статью «Что такое обломовщина?», он исходил от образа, созданного Гончаровым, и, подвергая этот образ тщательному анализу, все время не расставался с ним. Но в результате получился у него не образ, а безобразный вывод, разъясняющий смысл фигуры Обломова как типа и освещающий значение «обломовщины» в нашей русской жизни. Итог вышел не художественный, не поэтический, а критический и публицистический. Это — проза».
Другой важнейшей особенностью предмета искусства и литературы является его общезначимость. Как бы ни велика была сила живого воздействия изображаемого предмета на читателя, знакомство с ним не достигнет своей цели, если он не затронет существенных интересов людей. Об этом хорошо сказал Гончаров: «Кому какое дело было бы, например, до полоумных Лира и Дон-Кихота, если б это были портреты чудаков, а не типы, т. е. зеркала, отражающие в себе бесчисленные подобия — в старом, новом и будущем человеческом обществе».
Что мыслится под общезначимостью предмета искусства и литературы? В чем отличие ее от общезначимости научных истин и обосновывающих их фактов? Это было разъяснено Чернышевским, который, во-первых, показал несостоятельность взглядов идеалистов, считавших, что в сферу искусства могут входить лишь прекрасные явления, во-вторых же, обосновал отграничение общезначимости в искусстве от общезначимости в науке. Он писал: «...сфера искусства не ограничивается одним прекрасным и его так называемыми моментами, а обнимает собою все, что в действительности (в природе и в жизни) интересует человека — не как ученого, а просто как человека; общеинтересное в жизни — вот содержание искусства».
То, что художественное изображение охватывает не только прекрасное в жизни, легко увидеть, обратившись к литературным произведениям. Наряду с прекрасной Татьяной, своим «милым идеалом», Пушкин показал Фляновых, Буяновых, Пыхтиных, среди которых она была так одинока и несчастна. Величию души некрасовского Григория Добросклонова прямо противостоят с их низменными и своекорыстными представлениями о счастье Оболт-Оболдуев и Последыш. Замечательным предствителям поколения «рожденных бурей» Павлу Корчагину, Рите Устинович, Сергею и Вале Брузжак противопоставлены в романе такие враждебные народу нравственные уроды, как Цветаев, Туфта, Развалихин.
Немало произведений, в которых преимущественно, а иногда и исключительно рисуются только отрицательные персонажи (например, «Ревизор» Гоголя).
Все это закономерно: для того чтобы понимать жизнь и определять свое место и назначение в ней, людям необходимо знакомиться с прекрасным и безобразным, возвышенным и низменным, трагическим и комическим. Общеинтересное, т. е. идейно, нравственно, эстетически общезначимое для людей, помогающее им вырабатывать нужный тип человеческого поведения, решать для себя вопросы, как и во имя чего жить и что делать,— вот сфера искусства и литературы. Особое внимание мы должны обратить на слова Чернышевского о том, что явления, которые в нее входят, интересуют человека «не как ученого, а просто как человека». Они указывают хотя и на грандиозный, но все же определенный (именно идейно-нравственно-эстетический) диапазон, какой свойствен художественным произведениям. Сказанное Чернышевским не значит, конечно, что писатели не могут или не должны изображать научную деятельность людей или какие-нибудь научные открытия и технические изобретения. Всеобщий интерес вызывают «Русский лес» Леонова, «Искатели» и «Иду на грозу» Гранина — книги, в которых действуют ученые разных специальностей. Но этот всеобщий интерес определяется тем, что в специальных интересах и профессиональных делах героев выступают общие для советских людей черты, их отношение к труду, к коллективу, к Родине, к человеку.
Предмет литературы и проблема современности. Проблема идейно-эстетической общезначимости изображаемых художниками явлений жизни всегда оказывается связанной с проблемой современности.
Для каждой эпохи важно, какие явления привлекают писателей и насколько их изображение общезначимо для народа, отвечает его духовным запросам, требованиям истории. Если писатели игнорируют эти запросы и требования и проходят мимо значительного для своих современников,— их творчество будет предано забвению.
Недаром Добролюбов, обращаясь к поэзии Пушкина, ее великую роль видел в том, что она (поэзия) «обратила мысль народа на те предметы, которые именно должны занимать его, и отвлекла от всего туманного, призрачного, болезненно мечтательного, в чем прежде поэты находили идеал красоты и всякого совершенства».
Вслед за Пушкиным по этому пути пошла и вся последующая классическая русская литература. Россия прошлого века характеризовалась кричащими противоречиями между «барством диким» и «рабством тощим», бурным ростом капитализма и развитием революционного движения. В этих исторических условиях в центре внимания прогрессивных писателей оказались явления, раскрывающие враждебный народным массам характер помещичье-буржуазного общественного строя.
Великие писатели показывали страдания трудового народа, господство «мертвых душ» — помещиков и чиновников крепостнической России и их «последышей» в пореформенную эпоху, воссоздали отвратительный облик «всеберущего, всехватающего, всеворующего союза» капиталистов. Они изображали происходившие в их «жестокий век» многочисленные и многообразные трагедии и комедии «страдающих эгоистов», «лишних людей», героев «обыкновенных историй». Они, наконец, проникали в самые глубины жизни и подмечали рождение новых людей, так или иначе решавших важнейшие вопросы XIX века: «кто виноват» в социальных неустройствах жизни и «что делать» для ее преобразования.
В 30-е годы прошлого века скорбно писал о великом и страшном извращении современной ему жизни Гоголь, отмечая те тeнденции ее развития, которые должны были, по его мнению, привлечь главное внимание писателей: «Стоит вглядеться пристально вокруг. Все изменилось давно в свете. Теперь сильней завязывает драму стремление достать выгодное место, блеснуть и затмить, во что бы ни стало, отмстить за пренебреженье, за насмешку. Не более ли теперь имеют электричества чин, денежный капитал, выгодная женитьба, чем любовь?».
В 50-е годы столь же горестно вторил Гоголю молодой Л. Толстой. «Отчего, — восклицал он, — Гомеры и Шекспиры говорили про любовь, про славу и про страдания, а литература нашего века есть только бесконечная повесть «Снобсов» и «Тщеславия?».
Так неизменно сказывалась у великих писателей прошедшего века тесная связь со своим народом и со своим временем.
Так проявляется она и в наше время. Прекрасным примером может послужить творчество Шолохова, обращающегося в своих произведениях к важнейшим явлениям жизни России XX века — предреволюционной и революционной поры. В «Тихом Доне» писатель воссоздает историческую обстановку, пути развития и характеры людей периода первой мировой войны и эпохи Великой Октябрьской социалистической революции. В «Поднятой целине» перед нами картина рождения и развития колхозной деревни. В «Судьбе человека» — события Великой Отечественной войны, образы ее участников.
Наоборот, реакционные писатели, поддерживающие старое, отживающее, или погружаются в сферу иррационального, животного, зоологического в человеке (различные фрейдистские течения в искусстве и литературе), или пытаются всячески обесчеловечить, дегуманизировать самый предмет искусства (абстракционисты). Такие писатели направляют сознание читателей на неверный путь, отвлекают от значительного в жизни и человеке. Поэтому великие деятели культуры и искусства неизменно вступали в непримиримую борьбу с попытками реакционеров исказить истинный предмет литературы и оторвать ее от насущных требований жизни. Можно вспомнить борьбу Белинского, Чернышевского, Добролюбова, Некрасова, Салтыкова-Щедрина с теоретиками «искусства для искусства», Горького — с различными «смертяшкиными», В. И. Ленина — с модными в 10—20-х годах нашего века «измами».
Для правильного понимания отношения предмета литературы к современности необходимо, далее, уточнить самое понятие о ней. Нередко это понятие вульгаризуется и подменяется представлением хотя и о современном жизненном материале, но не общезначимом.
Не всегда произведение, черпающее свой материал из современной жизни, будет по-настоящему современным и ответит читателям на важные, насущные для них вопросы. И наоборот, современным произведение может быть и тогда, когда писатель избирает своим предметом историческое прошлое. Пушкин был одинаково современен, изображая в «Евгении Онегине» русскую жизнь начала XIX века, а в «Капитанской дочке» — пугачевское восстание. В обоих случаях он отвечал на жгучие современные ему вопросы о путях развития России, о героях времени и положительных героях, о социальных антагонизмах, об особенностях русского национального характера.
Изображение силы и величия простого народа России стало настоятельной потребностью наших лучших писателей, все более понимавших, что «спасение только в народе». Образ вождя крестьянского восстания Емельяна Пугачева заключал в себе многие высокие и прекрасные качества и свойства русских трудящихся масс. Пушкин показал и его ненависть ко всякому угнетению и всякой неправде, и его неизменную готовность защищать несправедливо обиженных, и присущее ему чувство благодарности за содеянное ему добро (он сторицей отплачивает Гриневу за подаренный ему заячий тулупчик). Что же касается заглавной героини этой повести — капитанской дочки, то разве и ее образ не имел огромного живого значения для пушкинского времени? Разве не показал Пушкин в тихой, скромной Маше Мироновой силу духа, нравственную красоту? Угнетаемая Швабриным, терпящая страшные лишения, находящаяся под угрозой смерти, она не идет ни на какой компромисс с теми понятиями о человеческой чести, о совести, какие разделяла со своим народом. И это роднит ее с пушкинским «милым идеалом» Татьяной,— идеалом в высшей степени народным.
Воспроизведение явлений прошлого, которое так или иначе перекликается с современной писателю жизнью, может сказать, следовательно, читателям не меньше, чем непосредственное изображение настоящего. Об этом говорил К. Маркс в своем письме Ф. Лассалю. Отмечая, что Лассаль в драме «Франц фон Зикинген», воссоздавшей классовые битвы XVI века, большое внимание отдал дворянским представителям революции и оставил в тени крестьян и революционные элементы города, Маркс указывал, что, не допусти Лассаль этих ошибок, он мог бы «высказывать устами своих героев как раз наиболее современные идеи в их самой наивной форме...». Решение вопроса о современности или несовременности изображаемого писателем требует учета двух моментов: требований истории и задач внутреннего литературного развития. Действительно, если самая проблематика произведений, самый круг явлений, в них воспроизведенных, определяются интересами времени, интересами различных социальных групп, народных масс, всего человечества, то широта охвата этих явлений, глубина проникновения в те или иные стороны их во многом зависят от уровня литературного развития. Приведем пример.
Годы пореформенного разорения в России прошлого века, подготовка первой русской революции, все растущая ненависть трудящихся масс к угнетателям, перемещение в нашу страну центра мирового революционного движения, крепнущее стремление крестьянства к лучшей жизни и незнание им путей и способов к ее достижению — все это сказалось в творчестве Л. Н. Толстого, ставшего, по определению В. И. Ленина, «зеркалом русской революции». Социально-исторические условия вызывали, в частности, и обращение великого писателя к определенным темам и к определенному жизненному материалу. Но это одна сторона вопроса. Нужно помнить и о другой: о значении закономерностей внутреннего литературного развития. Именно потому, что предшествующая и современная Л.Толстому литература знаменовалась уже великими победами в области всех родов поэзии — эпоса, лирики и драмы — и Толстой мог сочетать или «сопрягать» в своих произведениях и эпическую широту, и лирическое проникновение, и остроту драматизма,— он внес новое в область предмета литературы. Человек предстал в творениях Л. Толстого как бы в новых измерениях, в «диалектике души», в сложнейшем развитии мыслей и чувств, в непрестанном внутреннем движении и изменении. В то же время глубокое психологическое раскрытие Толстым внутреннего мира людей чем дальше, тем больше становилось могучим средством обнажения их социального существа. Примером может послужить «Воскресение», в котором соотнесение идейного, нравственного, чувственного с социальным стало осознанным приемом. Таким образом, современность произведений Толстого определялась как их живой связью с социально-исторической почвой, так и связью со всем лучшим в тогдашнем арсенале художественных идей, образов и средств. Так же как в отрыве от общественной жизни своего времени Толстой не сумел бы обратиться к значительным для масс явлениям, так, не опираясь на уже совершенные в литературе художественные деяния и не обогащая их, он не смог бы воссоздать образы людей в тех новых аспектах, вне которых они не были бы восприняты новым поколением.
Толстой и как теоретик формулировал это положение. Он писал: «Для того, чтобы художник знал, о чем ему должно говорить, нужно, чтобы он знал то, что свойственно всему человечеству, и, вместе с тем, еще неизвестно ему, т. е. человечеству». Связь между предметом и целью литературы. О целенаправленности осознанной человеческой деятельности писал Маркс, отграничивая ее от деятельности животных, руководимых лишь инстинктом: «Паук совершает операции, напоминающие операции ткача, и пчела постройкой своих восковых ячеек посрамляет некоторых людей-архитекторов. Но и самый плохой архитектор от наилучшей пчелы с самого начала отличается тем, что, прежде чем строить ячейку из воска, он уже построил ее в своей голове. В конце процесса труда получается результат, который уже в начале этого процесса имелся в представлении человека, т. е. идеально. Человек не только изменяет форму того, что дано природой; в том, что дано природой, он осуществляет вместе с тем и свою сознательную цель, которая как закон определяет способ и характер его действий и которой он должен подчинять свою волю».
Свою осознанную цель, как она исторически сложилась и как она проявилась в лучших классических произведениях, осуществляют искусство и литература. Обращаясь к человеку и его жизни как к главному объекту изображения, соотнося с ним все другие показываемые ими стороны и явления действительности, писатели решают человековедческие и гуманистические задачи. Своеобразие предмета литературы органически связано и со своеобразием ее цели. Другими словами, человек в художественных произведениях столько же является их предметом, сколько и целью. Прекрасно сказал об этом Г. Успенский. В своем очерке «Выпрямила» писатель передал огромное впечатление, произведенное на сельского интеллигента Тяпушкина статуей Венеры Милосской. Оно было вызвано не просто красотой Венеры как таковой, а всем тем огромным смыслом, который был вложен скульптором в это замечательное творение искусства.
«И как бы вы тщательно ни разбирали этого великого создания с точки зрения «женской прелести»,— писал Г. Успенский,— вы на каждом шагу будете убеждаться, что творец этого художественного произведения имел какую-то другую, высшую цель... Ему нужно было и людям своего времени, и всем векам, и всем народам вековечно и нерушимо запечатлеть в сердцах и умах огромную красоту человеческого существа, ознакомить человека — мужчину, женщину, ребенка, старика — с ощущением счастия быть человеком, показать всем нам и обрадовать нас видимой для всех нас возможностью быть прекрасными — вот какая огромная цель владела его душой и руководила рукой». Классики русской эстетической мысли XIX века о цели литературы. Опыт лучших писателей красноречиво свидетельствует о том, что изображение ими жизни стимулировалось и стимулируется высокими целями познания и преобразования ее на благо людям. Наиболее верное и отчетливое понимание этого вопроса в домарксистский период было дано такими гениальными мыслителями, как Белинский, Чернышевский, Добролюбов. Марксистско-ленинское понимание назначения искусства и литературы окончательно прояснило и уточнило главную суть дела. Раскрывая смысл данного им определения искусства как «учебника жизни», Чернышевский говорил о том, что искусство, во-первых, воспроизводит жизнь, во-вторых, объясняет ее явления и, в-третьих, произносит над ними свой приговор. Изображая действительность, искусство и литература знакомят с существенными характерными явлениями, вводят их в поле зрения людей, выявляют существо развивающихся, текучих процессов жизни. Об этом писал Добролюбов, подчеркивая значение комедий гениального драматурга А. Н. Островского: «...не в одной только степени силы достоинство комедий его: для нас важно и то, что он нашел сущность общих требований жизни еще в то время, когда они были скрыты и высказывались весьма немногими и весьма слабо».
Но как ни важно само по себе изображение жизни, литература отнюдь не ограничивается им. Она, по словам Чернышевского, и объясняет воспроизведенное. Например, мы не только знакомимся в романе «Что делать?» с представителями старой России (Сторешниковым, Сержем, Марией Алексеевной Розальской и другими) и с людьми новыми (Рахметовым, Лопуховым, Кирсановым, Верой Павловной и другими), но и узнаем из романа, почему формируются именно такие характеры, что определяет судьбу людей.
Глубокое познание жизни дают все подлинно художественные творения литературы. Пушкин в «Евгении Онегине» и Лермонтов в «Герое нашего времени» показывали, при каких общественных обстоятельствах «герои времени» становились тогда «страдающими эгоистами». Тургенев в «Рудине» и Некрасов в «Саше» объясняли, что вызвало к жизни «лишних людей» и какова была их роль в русской жизни середины прошлого века. Горький в повести «Мать» осмыслил исторические условия жизни России эпохи первой русской революции, показал пути революционного движения пролетариата, раскрыл закономерность его грядущей победы и его чудесного человеческого роста.
Объяснение жизни естественно подводит к приговору над ней. Исследуя в «Анне Карениной» различные проявления «личной, тягостной, праздной жизни» светского общества, Л. Толстой пришел к решительному осуждению этого общества с царящими в нем «злом и обманом» и представил читателям красоту «общей, трудовой, прелестной» жизни народа, которую он все яснее видел и к которой все сильнее стремился.
Русские революционные демократы внесли неоценимый вклад в понимание цели искусства и литературы, роли художественных произведений в общественной жизни. Они выдвинули на первый план и с большой полнотой охарактеризовали идейное, нравственное, эстетическое назначение как отдельных литературных произведений, так и литературного творчества в целом. Белинский, который проанализировал идейно-художественные богатства пушкинской поэзии, высказал уверенность в том, что в будущем произведения великого поэта будут воспитывать эстетическое и нравственное чувство. А Чернышевский писал: «Поэты — руководители людей к благородному понятию о жизни и к благородному образу чувств: читая их произведения, мы приучаемся отвращаться от всего пошлого и дурного, понимать очаровательность всего доброго и прекрасного, любить все благородное; читая их, мы сами делаемся лучше, добрее, благороднее».
Мысли классиков русской критики прошлого века о назначении литературы оказались очень близкими основоположникам научного социализма. К. Маркс, Ф. Энгельс и В. И. Ленин также видели в искусстве и литературе могучее орудие познания жизни и воспитания людей, средство их духовного обогащения. В то же время, исследовав и осмыслив истинные законы общественной жизни, они внесли новый неоценимый вклад и в разработку вопроса о назначении искусства и литературы.
Маркс, Энгельс, Ленин о назначении искусства и литературы. Существеннейшей особенностью человеческой деятельности Маркс считал ее осознанно-целенаправленный характер. Деятельность людей не ограничивается, как это имеет место у животных, ее соответствием лишь одному виду, а характеризуется способностью человека производить в соответствии с мерой каждого вида и подходить к любому предмету с соответствующей именно ему мерой понимания и оценки. Отсюда, по мысли Маркса, вытекает возможность для людей творить и по законам красоты.
Высшей формой творчества по законам красоты является искусство. Художники, изображая явления жизни, соотносят их с идеалами прекрасной жизни. Этим и определяется способность искусства и литературы воспитывать в людях активное отношение к жизни, стимулировать их деятельность по очеловечиванию мира и самих себя.
Искусство, неизменно подчеркивали классики марксизма-ленинизма, призвано давать наслаждение, радость. В этом в конечном счете его высокое эстетическое назначение.
К. Маркс писал о том, что наличие предмета искусства «создает публику, понимающую искусство и способную наслаждаться красотой».
В. И. Ленин в беседе с Кларой Цеткин, осуждая распространенные в его время модернистские течения в искусстве — экспрессионизм, футуризм, кубизм и прочие «измы», указывал, что они не могут выполнять истинного назначения искусства — возбуждать в людях чувство прекрасного и давать им радость.
Это непреложное требование к истинным созданиям искусства записано теперь в Программе нашей Коммунистической партии: «Советская литература и искусство, проникнутые оптимизмом и жизнеутверждающими коммунистическими идеями, играют большую идейно-воспитательную роль, развивают в советском человеке качества строителя нового мира. Они призваны служить источником радости и вдохновения для миллионов людей, выражать их волю, чувства и мысли, служить средством их идейного обогащения и нравственного воспитания».
Не сразу и не всем становится понятной мысль о радости наслаждения красотой, даруемых высокими творениями искусства. Всегда ли искусство возбуждает эти чувства? Не заставляют ли художественные произведения подчас печалиться, испытывать гнев, боль? В каком смысле мы можем говорить о радости, читая знаменитую сцену из толстовского «Воскресения», в которой с потрясающей силой переданы страдания Катюши Масловой, безуспешно пытавшейся ночью у поезда поговорить с Нехлюдовым и сказать ему о ребенке, его ребенке, который был в ней? Однако, как можно в этом убедиться, подлинное искусство всегда давало и дает наслаждение, является источником радости и вдохновения.
Эта мысль была достоянием эстетики и теории искусства еще в прошлом. Говоря о радости, которую доставил зрителям сыгранный замечательными актерами шекспировский спектакль, А. Н. Островский пояснял: «Радость и восторг происходят в зрителях оттого, что художник поднимает их на ту высоту, с которой явления представляются именно такими». Другими словами, великий художник не просто знакомит зрителей, читателей, слушателей с изображенным им предметом, а обогащает духовный мир высокими идеями и идеалами. Недаром Добролюбов говорил, что благодаря Шекспиру человечество поднялось на несколько голов выше; недаром В. И. Ленин писал, что благодаря гениальному освещению Л. Н. Толстого эпоха подготовки революции в одной из стран, придавленных крепостниками, выступила как шаг вперед в художественном развитии всего человечества.
К. Маркс и Ф. Энгельс жили в прошлом веке и, понятно, соотносили свои мысли об искусстве прежде всего со своей современностью. Однако в то же время они рассматривали его судьбы в перспективе всего художественного развития человечества. Основоположники научного социализма отчетливо показали, что благоприятный для человеческого развития, а тем самым и для искусства и литературы характер общественных отношений прежде всего зависит от форм общественного разделения труда, от человеческой свободы, от общности интересов людей. В условиях капиталистического господства, при общественном способе производства и частной форме присвоения, создаются, несмотря на огромный рост производительных сил, крайне неблагоприятные условия для человеческого развития. Технический прогресс и рост богатств не могут скрыть того факта, что при капитализме, по словам Маркса, «по мере того как человечество подчиняет себе природу, человек становится рабом других людей либо же рабом своей собственной подлости».
Устранение антагонистических противоречий, создание необходимых условий для формирования истинно человеческой сущности людей во всей ее возможной гармонической, многосторонней полноте осуществится, как предвидели К. Маркс и Ф. Энгельс, лишь в коммунистическом обществе.
На основе такого — научного — понимания существа дела и осмысливалась великая историческая миссия передовой литературы эпохи начавшегося пролетарского революционного движения: показывать враждебность людям буржуазного мира и пробуждать в массах стремление к подлинно человеческой жизни, человечным отношениям между людьми.
Дальнейшее развитие марксистского взгляда на цель искусства и литературы мы находим у В. И. Ленина. В эпоху империализма и пролетарских революционных движений В. И. Ленин гениально постиг стоявшую перед прогрессивной литературой его времени новую великую задачу: изображение и утверждение «героя истории» — рабочего класса, поднявшегося на последний и решительный бой против старого ненавистного народным массам строя во имя создания светлого и прекрасного мира коммунизма. Определяется новое направление в литературе, формируется новый художественный метод, который впоследствии будет назван социалистическим реализмом, создаются такие произведения, как «Мещане» и «Мать». Душой социалистического реализма становится ленинский принцип партийности литературы, предполагающий сочувствие идеям социализма и служение писателей многомиллионным народным массам.
Общее понятие о партийности познания, в том числе и художественного, было дано Лениным еще в книге «Что такое «друзья народа» и как они воюют против социал-демократов?». Ленин разъяснил, что подлинно коммунистическая партийность предполагает сочетание самой строгой научности, высшей объективности с революционностью, сочетание точного анализа развития с тем «истинным лозунгом борьбы», о котором писал Маркс. В этом плане Ленин и говорил в статье «Партийная организация и партийная литература» о свободной литературе, оплодотворяющей «последнее слово революционной мысли человечества опытом и живой работой социалистического пролетариата», создающей «постоянное взаимодействие между опытом прошлого (научный социализм, завершивший развитие социализма от его примитивных, утопических форм) и опытом настоящего (настоящая борьба товарищей рабочих)».
Познание действительности в начале нового, XX века предполагает, по Ленину, проникновение в закономерности революционного развития жизни. В статье «Черные сотни и организация восстания», написанной в том же году, что и статья «Партийная организация и партийная литература», Ленин писал: «Всякие оппортунисты любят говорить нам: учитесь у жизни. К сожалению, они понимают под жизнью только болото мирных периодов, времен застоя, когда жизнь едва-едва движется вперед. Они отстают всегда, эти слепые люди, от уроков революционной жизни. Их мертвые доктрины оказываются всегда позади бурного потока революции, выражающего самые глубокие запросы жизни, затрагивающие наиболее коренные интересы народных масс».
Художественное познание, считал Ленин, лишь тогда сможет быть действенным, когда будет строго соответствовать развитию жизни, исходить из общественной практики, проникать в процессы и ведущие тенденции развития жизни. Такую мысль Ленин высказал, в частности, в беседе с Горьким. «Беседуя со мной на Капри о литературе тех лет, замечательно метко характеризуя писателей моего поколения, беспощадно и легко обнажая их сущность,- писал впоследствии Горький,- он указал и мне на некоторые существенные недостатки моих рассказов, а затем упрекнул: «Напрасно дробите опыт ваш на мелкие рассказы, вам пора уложить его в одну книгу, в какой-нибудь большой роман». Я сказал, что есть у меня мечта написать историю одной семьи на протяжении ста лет, с 1813 г., с момента, когда отстраивалась Москва, и до наших дней. Родоначальник семьи - крестьянин, бурмистр, отпущенный на волю помещиком за его партизанские подвиги в 12 году, из этой семьи выходят: чиновники, попы, фабриканты, петрашевцы, нечаевцы, семи- и восьмидесятники. Он очень внимательно слушал, выспрашивал, потом сказал: «Отличная тема, конечно - трудная, потребует массу времени, я думаю, что Вы бы с ней сладили, но - не вижу: чем Вы ее кончите? Конца-то действительность не дает. Нет, это надо писать после революции, а теперь что-нибудь вроде «Матери» надо бы. Конца книги я, разумеется, и сам не видел».
От постижения человеком правды путь лежит к деянию на благо людям. Отсюда утверждаемый классиками марксизма-ленинизма пафос сочетания самой строгой научности с воинствующей революционностью. Характерно, что в беседах с Горьким Ленин неизменно призывал великого писателя не только объяснять изображаемые явления, но и всемерно содействовать активному вторжению людей в жизнь. Горький вспоминает одну из таких бесед. «Загадочный вы человек,- сказал он мне шутливо,- в литературе как будто хороший реалист, а в отношении к людям - романтик. У вас все - жертвы истории? Мы знаем историю, и мы говорим жертвам: опрокидывайте жертвенники, ломайте храмы, долой богов!».
Познавать жизнь в ее революционном развитии и на этой основе возбуждать революционное отношение к ней во имя высоких идеалов коммунизма - вот та главная цель передовой литературы XX века, о которой говорил Ленин и которую он имел в виду, выдвигая принцип партийности литературы.
Приворот является магическим воздействием на человека помимо его воли. Принято различать два вида приворота – любовный и сексуальный. Чем же они отличаются между собой?
По данным статистики, наши соотечественницы ежегодно тратят баснословные суммы денег на экстрасенсов, гадалок. Воистину, вера в силу слова огромна. Но оправдана ли она?
Порча насылается на человека намеренно, при этом считается, что она действует на биоэнергетику жертвы. Наиболее уязвимыми являются дети, беременные и кормящие женщины.
Испокон веков люди пытались приворожить любимого человека и делали это с помощью магии. Существуют готовые рецепты приворотов, но надежнее обратиться к магу.
Достаточно ясные образы из сна производят неизгладимое впечатление на проснувшегося человека. Если через какое-то время события во сне воплощаются наяву, то люди убеждаются в том, что данный сон был вещим. Вещие сны отличаются от обычных тем, что они, за редким исключением, имеют прямое значение. Вещий сон всегда яркий, запоминающийся...
Существует стойкое убеждение, что сны про умерших людей не относятся к жанру ужасов, а, напротив, часто являются вещими снами. Так, например, стоит прислушиваться к словам покойников, потому что все они как правило являются прямыми и правдивыми, в отличие от иносказаний, которые произносят другие персонажи наших сновидений...
Если приснился какой-то плохой сон, то он запоминается почти всем и не выходит из головы длительное время. Часто человека пугает даже не столько само содержимое сновидения, а его последствия, ведь большинство из нас верит, что сны мы видим совсем не напрасно. Как выяснили ученые, плохой сон чаще всего снится человеку уже под самое утро...
Согласно Миллеру, сны, в которых снятся кошки – знак, предвещающий неудачу. Кроме случаев, когда кошку удается убить или прогнать. Если кошка нападает на сновидца, то это означает...
Как правило, змеи – это всегда что-то нехорошее, это предвестники будущих неприятностей. Если снятся змеи, которые активно шевелятся и извиваются, то говорят о том, что ...
Снятся деньги обычно к хлопотам, связанным с самыми разными сферами жизни людей. При этом надо обращать внимание, что за деньги снятся – медные, золотые или бумажные...
Сонник Миллера обещает, что если во сне паук плетет паутину, то в доме все будет спокойно и мирно, а если просто снятся пауки, то надо более внимательно отнестись к своей работе, и тогда...
При выборе имени для ребенка необходимо обращать внимание на сочетание выбранного имени и отчества. Предлагаем вам несколько практических советов и рекомендаций.
Хорошее сочетание имени и фамилии играет заметную роль для формирования комфортного существования и счастливой судьбы каждого из нас. Как же его добиться?
Еще недавно многие полагали, что брак по расчету - это архаический пережиток прошлого. Тем не менее, этот вид брака благополучно существует и в наши дни.
Очевидно, что уход за собой необходим любой девушке и женщине в любом возрасте. Но в чем он должен заключаться? С чего начать?
Представляем вам примерный список процедур по уходу за собой в домашних условиях, который вы можете взять за основу и переделать непосредственно под себя.
Та-а-а-к… Повеселилась вчера на дружеской вечеринке… а сегодня из зеркала смотрит на меня незнакомая тётя: убедительные круги под глазами, синева, а первые морщинки
просто кричат о моём биологическом возрасте всем окружающим. Выход один – маскироваться!
Нанесение косметических масок для кожи - одна из самых популярных и эффективных процедур, заметно улучшающая состояние кожных покровов и позволяющая насытить кожу лица необходимыми витаминами. Приготовление масок занимает буквально несколько минут!
Каждая женщина в состоянии выглядеть исключительно стильно, тратя на обновление своего гардероба вполне посильные суммы. И добиться этого совсем несложно – достаточно следовать нескольким простым правилам.
С давних времен и до наших дней люди верят в магическую силу камней, в то, что энергия камня сможет защитить от опасности, поможет человеку быть здоровым и счастливым.
Для выбора амулета не очень важно, соответствует ли минерал нужному знаку Зодиака его владельца. Тут дело совершенно в другом.
© Все права на статьи принадлежат авторам сайта, если не указано иное.
16 +