Русская литература была очень сильна своим демократизмом, своим стремлением к решению задач социального бытия, проповедью человечности, песнями в честь свободы, глубоким интересом к жизни народа, целомудренным отношением к женщине, упорными поисками всеобщей, всеосвещающей правды.
М. Горький. О современности (1912).
Русская литература всегда активно вторгалась в общественно-нравственную жизнь каждого нового поколения России. Очень многообразна жизнь классического наследия в эпоху социализма. Нельзя представить себе советское общество без художественной культуры прошлого. Она вошла в духовное бытие социалистического общества как ее составная часть, и не только как традиция, как школа высокоидейного художественного мастерства, но и как непосредственно действующая, живая общественно-моральная сила. Сближение России Пушкина и Толстого, Чернышевского и Чехова с современной Россией стало привычно не только для советских литературоведов, но и для всего многомиллионного советского народа.
Отношение к идейно-художественному наследию со стороны последующих поколений, трактовка его исторического значения и понимание его роли в современной жизни всегда были и остаются крайне острыми вопросами научной полемики, политической и идеологической борьбы. Это подтверждает нынешний поход буржуазной реакции против русского и мирового классического наследия. В каком направлении развивается художественная литература? В сторону ли отказа от классических традиций, забвения их и создания совершенно «нового» типа художественной культуры или же в сторону признания традиций, их развития? Советская эстетика на эти вопросы отвечает совсем не так, как это делают идеологи модернизма. Разумеется, деятели советской культуры не являются рабами литературного наследия. Нельзя традиции понимать схоластически, превращать их в догму или в дубинку. В таком случае заветы писателей XIX в. будут не способствовать, а тормозить, сковывать успешное развитие современного искусства. Советская наука о литературе, с другой стороны, отметает и нигилистическое отношение к художественному наследию. Она утверждает, что по мере движения общества к коммунизму с возрастающей силой раскрывается глубинное содержание классических произведений, возрастает их идейно-воспитательное и художественное значение. Коммунистическое общество создает условия и предпосылки для проникновения в сокровенный смысл классических творений, в заключенную в них неисчерпаемую сокровищницу духа и мудрости жизни.
Разное решение вопроса о значении и судьбах наследия дает многое для понимания позиции той или другой политической партии, литературно-эстетического направления. Лидерам русского меньшевизма, например, оказалась не по плечу правильная историческая оценка классической литературы, научное понимание значения деятельности ее выдающихся представителей для революционного пролетариата.
Напротив, революционная социал-демократия России проявляла исключительный интерес к идейному наследию вообще, к русскому наследию в особенности. В. И. Ленин с величайшей точностью установил глубочайший общенациональный исторический смысл одного из самых сложных явлений, каким является наследие Л. Н. Толстого, и извлек из научного анализа этого явления политические уроки для революционного пролетариата и его партии. Пафос революционера нового типа слился в ленинском анализе с пафосо,м самого строгого ученого-исследователя. И такое единство противостоит нейтралистским тенденциям в современном литературоведении, является идеалом советского исследователя, у которого анализ и оценка наследия отражают не только его понимание прошлого, отношение к этому прошлому, но и его идейную позицию и поведение в идейно-классовой борьбе сегодняшнего дня. Поучительна с этой точки зрения работа В. И. Ленина «Памяти Герцена», написанная в столетнюю годовщину рождения А. И. Герцена (1912). Она проникнута глубочайшим уважением и любовью вождя пролетарской революции к выдающемуся русскому революционному писателю. Названная статья отличается еще и тем, что в ней запечатлен как живой сам В. И. Ленин. Он как бы слился с предметом своей статьи, рассказал в ней не только о деятеле далекого прошлого, но и выразил собственные чувства и настроения как боец современности, как глашатай новых революционных идей. Его пафос, его идеи и идеалы, даже настроения одухотворяют сделанный им объективно строгий, подлинно научный анализ наследия революционного мыслителя прошлого.
Н. К. Крупская рассказывает, что в статье «Памяти Герцена» полнее всего вылилось настроение В. И. Ленина после кровавых Ленских событий. «В этой статье — очень много Ильича, от того ильичевского горячего пафоса, который так увлекал, так захватывал». И действительно! Непримиримость к врагам революционной теории и Герцена, пламенная защита его от фальсификаторов и клеветников из стана либералов и реакции, изумительная диалектика, широта и глубина мысли, с предельной ясностью и лаконичной точностью определяющая сущность сложнейших вопросов философии и истории освободительного движения в России, наконец, так присущая Ленину проницательность в понимании актуального значения литературного наследия прошлого для революционного пролетариата, бережное, любовное отношение к этому наследию, глубочайшее осознание преемственной связи с ним, — все это характеризует гениальную статью «Памяти Герцена» как боевой манифест большевизма.
Труды В. И. Ленина о русской литературе XIX в., его концепция революционно-освободительного движения России раскрывают национальное своеобразие русской классической литературы, ее международное значение, ее роль в подготовке демократической и социалистической революции. В классической литературе В. И. Ленин видел величайшие образцы реалистического поэтического творчества, выражение национального художественного гения, идейно-художественное обобщение опыта борьбы за освобождение народа, исканий революционно-научного взгляда на действительность. В работах В. И. Ленина русская литература рассматривается в связи с развитием общественной и философской мысли, с революционно-освободительным движением и с историей духовной подготовки торжества большевистских идей. В. И. Ленин неоднократно отмечал выдающиеся заслуги русской литературы и общественно-философской мысли в истории пробуждения и формирования революционного самосознания, в расчистке почвы для теории революционного марксизма. Такой подход отражал одну из самых коренных особенностей литературного наследия, развивал мысль революционных демократов об исключительно ответственных и почетных обязанностях писателей.
В классической работе революционно-творческого марксизма «Детская болезнь „левизны" в коммунизме» (1920) В. И. Ленин спрашивал, почему большевизм победил в 1917—1920 гг. В. И. Ленин указал на то обстоятельство, что в период 1903 — 1917 гг. большевизм проделал такую гигантскую «практическую историю, которая по богатству опыта не имеет себе равной в свете». Это и принесло успех российской партии большевиков. Но в первую очередь В. И. Ленин характеризует другой источник, обеспечивший всемирно-историческую победу героического пролетариата России. Большевизм, говорит В. И. Ленин, «возник в 1903 году на самой прочной базе теории марксизма. А правильность этой — и только этой — революционной теории доказал не только всемирный опыт всего XIX века, но и в особенности опыт блужданий и шатаний, ошибок и разочарований революционной мысли в России. В течение около полувека, примерно с 40-х и до 90-х годов прошлого века, передовая мысль в России, под гнетом невиданно дикого и реакционного царизма, жадно искала правильной революционной теории, следя с удивительным усердием и тщательностью за всяким и каждым „последним словом" Европы и Америки в этой области. Марксизм, как единственно правильную революционную теорию, Россия поистине выстрадала полувековой историей неслыханных мук и жертв, невиданного революционного героизма, невероятной энергии и беззаветности исканий, обучения, испытания на практике, разочарований, проверки, сопоставления опыта Европы».
Этим ленинским выводом, обобщающим полувековую историю подготовки торжества марксистских идей в России, и необходимо руководствоваться, определяя и характеризуя общественно-духовные и художественные ценности, заключенные в классической русской литературе. Но возникает вопрос. В работе В. И. Ленина «Детская болезнь „левизны" в коммунизме» речь идет об исканиях революционной мысли и истории революционной борьбы в России. Какое же отношение имеет это к художественной литературе, к предмету настоящей книги? Предмет ее и не ограничен лишь художественной литературой. В ней рассматривается и история литературы, и история революционной мысли, и история революционной борьбы. Да и нельзя в принципе провести такое строгое разграничение, если иметь в виду особенности русской литературы. Она вобрала в себя и революционно-общественную мысль, и философию, и этику, и мысль эстетическую. Она органически связана с революционно-освободительным движением, является его составной частью. Она отражала и обобщала своими средствами это движение, служила ему. Эта очень поучительная для советской литературы особенность русской классики отнюдь не разрушала специфику художественной литературы, не вела к утилитарному подчинению деятельности писателей злобе дня, к иллюстративному способу изображения ими жизни и к перерождению их художественного творчества в публицистику, а говорила о своеобразии общественной миссии русской литературы. В России XIX в. сложилась литература, которую нельзя оценивать лишь критериями, выработанными опытом западноевропейского литературного движения. Своеобразие это вполне естественно и объяснимо. Но говоря о национальном своеобразии, нельзя отрывать историю русской литературно-общественной мысли и практическую историю революционной борьбы XIX в. от всемирных форм и теорий революционного движения, от мирового литературного развития. Недопустимо русскую духовную культуру и русскую революцию, как и общественно-литературные движения других народов, рассматривать как нечто самодовлеющее и замкнутое в себе. В кругах буржуазных социологов, философов и филологов в настоящее время популярны всевозможные националистические концепции замкнутых цивилизаций, противопоставления Запада и Востока, одних рас другим расам. Подобные искусственные, антинаучные, пропагандистские концепции служат тем, кто стремится разобщить народы, расторгнуть их узы дружбы, литературные и идейно-революционные связи, а тем самым ослабить международное коммунистическое движение, единый фронт прогрессивного человечества в борьбе с реакцией и милитаризмом. Концепцию самодовлеющих и враждующих между собой национальных культур пытаются перенести и на русскую классическую литературу, на общественную мысль, даже на социалистическую революцию и ленинизм. Американский профессор социологии Е. Росс еще в 1923 г. доказывал специфически русский характер Октябрьской революции 1917 г. Буржуазный американский социолог А. Мейер в книге «Ленинизм», изданной центром по изучению России при Гарвардском университете, пытается доказать, что ленинизм является порождением «специфически русского опыта», «русского мышления», «типично русского революционного движения, чуждого западным традициям социализма». Творчество некоторых русских писателей, особенно, конечно, Достоевского, иногда рассматривают за рубежом с точки зрения отражения в нем якобы исконной и непрекращающейся борьбы Востока и Запада.
Ленинское наследие противостоит подобным воззрениям. Оно несовместимо с взглядами на историю, значение и судьбы народов, литератур с точки зрения лишь их принадлежности к Востоку или Западу, к той или другой расе. Исследуя национально-исторические особенности России, показывая, как эти особенности сказались на истории революционной борьбы, общественной мысли и литературы, В. И. Ленин вместе с тем говорит об участии русской литературы в мировом процессе, об интернациональных связях русской революции и общественной мысли, об изучении выдающимися умами России всемирного опыта. Труды В. И. Ленина по истории мировой революции и общественной мысли, по истории русского литературно-общественного движения теоретически вооружают против современных модных националистических и космополитических концепций, ограничивающих развитие литературы и общественной мысли рамками замкнутых цивилизаций или отрицающих их национально-историческое своеобразие.
Факты не подчиняются антинаучным теориям, авторы которых насильственно втискивают духовные культуры народов в исключительно национальные, расовые и географические границы или же освобождают цивилизации от национального своеобразия. Достаточно хотя бы вспомнить проникнутое глубочайшим уважением отношение выдающихся представителей китайской художественной культуры и деятелей китайской революции (особенно Сунь Ят-сена и Лу Синя) к международному революционному движению, к западноевропейскому искусству, к русской и советской литературе, чтобы в этом убедиться.
В предлагаемой книге речь идет о пореформенной, капитализирующейся, дореволюционной России, о литературно-общественном движении и революционной борьбе второй половины XIX в. Такие границы используемого материала диктуются тем обстоятельством, что капиталистическая формация в России непосредственно предшествовала социализму, она готовила материальные, общественные и духовные предпосылки для перехода к новому, более совершенному типу общества. Основоположники научного социализма считали, что освободительный акт 1861 г., превознесенный и прославленный либеральной прессой всей Европы, создал твердое основание и абсолютную необходимость будущей революции.
Именно в названную эпоху, начиная, если точно говорить, с 40-х годов прошлого века, русская классическая литература, общественно-философская мысль и литературная критика отражали и обобщали процесс вызревания революционно-социалистических сил и идей в России, служили этому великому процессу. На связь современной социалистической России с ее прошлым особенно яростно нападают, прибегая к фальсификациям и клевете, идеологи антикоммунизма, представители современной реакционной общественной науки, пытающиеся оторвать Советскую Россию от великих демократических традиций прошлого, доказать, что новая Россия, ее культура ничего не имеют общего с исконными национальными началами. Разумеется, пропагандисты антикоммунизма сами не очень верят в обоснованность своих попыток «столкнуть лбами» СССР с Россией Толстого и Достоевского, Герцена и Чернышевского. И некоторые из них вынуждены признать, что многие существенные идеи Советской России зачастую восходят не к Октябрю 1917 г., а к временам более отдаленным. Профессор Эрлангенского и Гейдельбергского университетов (ФРГ) В. Литтенбауэр в своей «Истории русской литературы» (1958) воинственно нападает на русскую демократическую литературу и эстетику XIX в., не без основания находя в них такие идеи, которые подхватило и развило далее коммунистическое искусство. И это действительно так. Опираясь на борьбу трудового народа, русские писатели и революционеры, деятели общественной мысли и литературной критики вырабатывали новый общественно-нравственный кодекс, учили новым правилам жизни, будили и организовывали волю и разум, социальную энергию на борьбу за высшие формы жизни, они выражали народно-демократические и социалистические идеалы. Русская литература, великий учитель жизни, обобщивший мудрость народа, опыт многих поколений борцов, мыслителей и художников не только России, создала образ мученика мысли и совести, образ народного заступника, «нового человека», передового общественного деятеля и революционера. Она была органически связана с теорией, этикой и практикой революционно-демократического движения, с революционным подпольем и с русской революционной эмиграцией, питалась этим движением, являлась его участницей, его могучей силой, проводником его идей, нравственных и эстетических идеалов. Русская литература готовила умы русского общества к восприятию идей научного социализма. Выдающиеся деятели культуры Запада указывали на исключительную роль русских писателей и мыслителей в духовной подготовке великого социалистического переворота 1917 г. Генрих Манн в своей автобиографической книге «Обозрение века» (1947) признал, что столетие большой литературы в России — это революция еще до того, как произошла революция. Представители мирового марксистского литературоведения, верные ленинизму, именно в этом аспекте оценивают русскую классическую литературу XIX в., отдавая себе отчет в выдающейся ее роли в духовной подготовке России к Великой Октябрьской революции. Цонев Йордан в статье «Великий писатель-реалист», опубликованной в 1953 г. в журнале «Читалище» (№ 17), говорит о том, что Толстой спел погребальную песню феодально-крепостническому строю и одновременно расчистил путь к новому, светлому социалистическому обществу.
Какие духовные ценности завещали деятели литературы, общественной мысли и эстетики, русские революционеры допролетарской эпохи человеку социалистического общества? Чему они его учат? К чему зовут, что формируют, чем вооружают и обогащают, на что воодушевляют человека социалистического общества? Классические произведения литературы помогают угадывать и распознавать глубинные, скрытые от глаза, живучие и прилипчивые пережитки прошлого и обостряют зрение на наши недостатки, предупреждают о трудностях строительства социализма и перевоспитания человека. Вот одна из возможных в этом плане иллюстраций. Известна, например, борьба русских литераторов и революционеров с философией жизни мещанства, их святое беспокойство за судьбы человека. Они предупреждали об опасности духовно-нравственного и общественного обмельчания человека. Классики звали человека к тому, чтобы он не успокаивался на достигнутом. Русский передовой писатель решительно протестовал, когда видел, как человек-Прометей унижает себя, становясь анархиствующим индивидуалистом, социальным дегенератом, обывателем и тунеядцем или бесплодным в своем озлоблении скептиком. А разве не драгоценна для социалистической эстетики, для всей философии жизни социалистического общества одна из концепционных идей русской литературы — идея единства этики и эстетики, революции, труда народа и прекрасного?
Или возьмем еще один пример, также иллюстрирующий «вхождение» классики в современную жизнь. Борьба с антимарксистским культом отдельной личности ставит такой вопрос: как следует понимать величие выдающегося человека, вождя масс? Для правильного понимания духовного величия, его соотношения с другими нравственными ценностями человеческой личности многое дает русская и мировая литература XVIII—XIX вв. Л. Н. Толстой как-то сказал: «И нет величия там, где нет простоты, добра и правды». Эксплуататорские классы — феодалы и буржуазия — поставили величие вне суда истории и народов, вне правил человеческого общежития и норм общепринятой морали. Революционеры, выдающиеся писатели, обличающие зло феодального и буржуазного мира и опирающиеся на народные представления и идеалы, отвергают и разоблачают узаконенное эксплуататорами аморальное, злодейское величие. Из слов Толстого следует, что величие (как и гениальность) несовместимо со злодейством, с игнорированием норм человечности, с нарушением справедливости и правды.
Общественно-нравственный кодекс, регулирующий жизнь буржуазного общества, постоянно ниспровергался выдающимися представителями русской литературы XIX в. Их произведения противостоят многим наиболее ходким реакционным концепциям — о мистической сущности «русской души», о «религии страдания», будто бы выражающей сущность национального характера русского человека, о неизменности природы человеческой личности и невозможности ее перевоспитания, о решающем значении религии в духовной жизни народа и интеллигенции России, об отсталости русского народа, об исконно враждебных отношениях Запада и Востока и т. п. В борьбе с реакционно-буржуазной идеологией, с империализмом передовые умы человечества — и писатели и революционеры — очень часто опирались на идейно-художественное наследие России XIX в., на опыт революционной борьбы ее народа и интеллигенции, на достижения ее теоретической мысли. Известный китайский романист Ба Цзинь, переводчик Тургенева, рассказывает, что готовясь стать писателем, он много читал о русских революционерах XIX в. Ба Цзинь называет «Былое и думы» Герцена, «Подпольную Россию» и «Андрея Кожухова» Степняка-Кравчинского, «Запечатленный труд» В. Фигнер.
Современная буржуазная реакция говорит об обреченности человека, о мнимости или крушении социального прогресса, она отрицает возможность и необходимость совершенствования человеческой личности на основе ее единства с коллективом, с историческим развитием, с опытом масс. Идейная реакция апологетизирует «абсолютную индивидуальность» как основу «свободного человека», свободного от всякого рода «сковывающих догм» — от политики, определенности убеждений, от социальных интересов, от общественной борьбы, от научного мировоззрения и т. п. Но именно классики показали всю абсурдность подобной индивидуалистической философии. Анна Зегерс, опираясь на романы «Преступление и наказание», «Войну и мир», установила критическое отношение их авторов к буржуазным концепциям личности, убедительно показала, что названные произведения русской литературы способствуют воспитанию человека в духе антиимпериалистической идеологии. Толстой развенчал столь воспеваемое ныне буржуазными идеологами волюнтаристское начало в человеческом действии, показал трагедию обреченности индивидуалистического мировоззрения. По-своему, с иными выводами это сделал и Достоевский в «Преступлении и наказании». Деятели русской классической литературы в целом не ориентировались на действия гениальных одиночек, они были свободны от культа сверхчеловека и развенчивали апологию наполеонизма. Вместе с тем ее передовые представители отрицали философию пассивного страдания, они осуждали фатализм как философию жизни, показывали несостоятельность каратаевского смирения перед жизнью.
Буржуазные идеологи на все лады популяризируют духовно «раздробленного человека» как подлинно современного «свободного человека» западной демократии, как человека «всестороннего», «многогранного», «богатого». И они противопоставляют его человеку социалистического общества, будто бы стесненного и порабощенного бездушной организацией социалистического общества, его идеями, политикой. Это значит, что высший тип современного человека может сложиться, по представлению буржуазных идеологов, лишь в условиях «свободного мира». Характерная особенность этого «совершенного» человека западной цивилизации состоит в отсутствии у него целенаправленности, общей идеи бытия, постоянства взглядов на мир. С этих декадентски-антигуманистических позиций очень часто пытаются обработать наследие Достоевского. Так, Дж. Стейнер в работе «Толстой или Достоевский» (1959), подделывая наследие автора «Преступления и наказания» под философию современного декадентства, превозносит его за проповедь духовного хаоса, за показ религиозно-сексуальной экзальтации и извращенности, за умение художника открыть в человеке демоническое начало и т. п.
Писатели прошлого, в том числе и Достоевский, дают убедительный материал для развенчания всевозможных проповедей духовного распада. Они были озабочены тем, чтобы воспитать у человека определенность убеждений, чувств и поступков, они осуждали всякого рода проявления духовной деградации личности, ратовали за «цельную личность», искали пути для возрождения человека, изуродованного строем и моралью эксплуататорского общества.
Русская и международная реакция постоянно цеплялась за низменные инстинкты и отвратительные привычки человека, привитые ему несправедливым строем жизни. Возникла целая философия о несовершенствах, об извечной греховности и испорченности человеческой природы. Эта философия оправдывает обреченность человека на вечные страдания. Современные враги коммунизма, повторяя реакционные идеи XIX в., утверждают, что «свинцовые инстинкты» невозможно переделать в «золотые нравы». Нет, говорят они, такой теории, нет такого общественного строя, нет такой социальной педагогики, которым удалось бы
справиться с подобной фантастической задачей. Поэтому невозможно и построение коммунистического общества, воспитание нового человека, свободного от зоологизма собственнического мира. Классическая литература, не говоря уже о литературе социалистической, противостоит и в этом вопросе современной реакции. Большинство русских классиков рассматривали человеческую природу как следствие определенных общественных отношений. Они считали вполне возможным и необходимым изменение этой природы на основе преобразования античеловеческого общественного устройства. Прогрессивные зарубежные деятели видят в русских писателях благородных энтузиастов, мечтающих о том, чтобы Есех избавить от страданий, всем вернуть духовное здоровье и достоинство. Гуманизм социалистической литературы, продолжая развивать великие заветы классики, отвергает буржуазно-мещанский индивидуализм, ведущий к анархизму, к абсурдному культу сильной личности. Социалистический гуманизм направлен и против обесцвечивания, принижения и нивелировки личности, против рабства личности у общества и государства, против всего того, что ведет к стадности и автоматизму, к отказу от собственных мыслей и собственной воли, к жизни по чужому повелению.
И многие другие общественно-нравственные идеи русской классики входят в современную борьбу между социалистической и буржуазной идеологиями.
Современное значение классического наследия в жизни социалистического общества объективно заложено в содержании литературы, в ее реалистических, познавательных возможностях, в ее идеях и в методе, в ее художественных формах освоения и оценках действительности, в ее героях и идеалах, в ее национальном своеобразии и мировом значении. И определяется это значение прежде всего тем, что русская литература в широком смысле этого слова (с включением в нее критики и публицистики, философии и эстетики) объективно изображала движение пореформенной России к революции и социализму, объективно осмысливала и обобщала опыт этого движения и служила ему. В силу ряда исторических обстоятельств литература и общественно-философская мысль оказались во главе революционно-прогрессивных сил русского общества, явились органом народной страсти и органом идейно-общественных, философско-этических исканий революционной интеллигенции. Это и позволило писателям и мыслителям прошлого сформулировать такой кодекс жизни, открыть такой общественно-нравственный и эстетический идеал, найти такие способы и приемы изображения и оценки действительности, которые имеют революционно-демократическое и социалистическое содержание. В условиях победы пролетарского социализма они обретают новую жизнь. Современное значение классического наследия, таким образом, является закономерным продолжением его исторического значения, оно связано с ним, естественно вытекает из него. В этом пункте марксистская эстетика коренным образом отличается от эстетики Классицизма и Просвещения. Ее представители в решении вопроса о воспитательной функции искусства, о его роли в судьбах последующих поколений обычно впадали в антиисторизм, дидактизм и утилитаризм. Литература прошлого рассматривалась лишь как арсенал буквальных иллюстраций текущих вопросов современной жизни, как повод для нравственных поучений или просвещения людей последующих поколений, для уяснения ими той или другой задачи жизни, политики, воспитания и т. п. Марксизм, разумеется, не отвергает, скажем условно, педагогические формы использования литературного наследия. Они возможны, необходимы и существуют в практике повседневной жизни, в публицистической и научной деятельности, в идейно-политической борьбе, в воспитательной, образовательной и пропагандистской работе. Но для решения вопроса о современном значении классики нельзя ограничиться лишь рассмотрением такого метода «обработки». Более плодотворный, на наш взгляд, способ рассмотрения современного значения классической литературы должен опираться на анализ ее исторического бытия. Уже в понимании революционных демократов современность была итогом исторического процесса, как говорил Герцен, «последней страницей истории». Это значит, что история становится уже современностью, она переходит в действия современных поколений и позволяет предвидеть будущее, предваряет его. Величайшим всемирно-историческим итогом русской истории является социалистическая революция 1917 г. Она открыла современную эпоху и предопределила будущее. На основе такой концепции прошлого, современного и будущего в жизни России и должно быть «выведено» значение классики для наших дней. Но такое выведение не может быть механическим и вульгарным, отождествляющим постановку и решение проблем жизни литераторами и мыслителями прошлого и постановку, решение тех же проблем коммунистическим обществом. Да, русские писатели XIX в. поставили коренные экономические, общественно-нравственные и эстетические вопросы социализма и демократии, но они не были марксистами и представителями пролетарской демократии. И все величие русских классиков состоит, конечно, не только в том, что некоторые из них как бы непосредственно входят в нашу современность и становятся нашими современниками, непосредственно подтверждают правду и справедливость бессмертного дела коммунизма, служат ему, но и в том также, что многие из них, будучи далекими от научного социализма, иным голосом, с иной стороны, с иных позиций (и это особенно ценно) освещают великие вопросы демократии и социализма, по-своему содействуя их правильному решению и пониманию.
Реакционно-буржуазные литературоведы и социологи упрекают советских исследователей в тенденциозной односторонности выбора ими предшественников коммунизма из прошлой истории духовной культуры России. Этот выбор будто бы ориентируется только на революционных демократов. Ничего подобного! Коммунисты не могут быть сектантами и в духовной области. Коммунизм опирается на достижения всей национальной и всей мировой культуры. Правду ленинизма объективно подтверждают не только революционно настроенные умы прошлого, социалисты, революционные демократы-просветители, но и Толстой, и Достоевский, и Успенский, и Чехов, однако подтверждают они это, повторяем, не прямо, а обходными путями, порой ошибаясь, впадая в кричащие противоречия и в реакционные иллюзии. Конечно, это иное может показаться и кажется некоторым буржуазным исследователям враждебным и чуждым коммунизму. Современные буржуазные опровергатели социализма и марксистского литературоведения особенно усердно обращаются к наследию Толстого и Достоевского с целью доказать противоположность идеалов русской классической литературы коммунизму, советской литературе. В буржуазном мире создавались и создаются разнообразные абсурдные легенды о Толстом.
Если В. И. Ленин говорил, что Толстой поставил великие вопросы демократии и социализма, что его наследие — зеркало первой русской революции, что его мировое значение вытекает из мирового значения русской революции, то буржуазные фальсификаторы наследия творца «Войны и мира», пытаясь опровергнуть ленинскую концепцию, видят в нем лишь толстовца — непротивленца, «великую совесть», проповедника «всеобщей любви», патриархальных устоев жизни. Зарубежные «друзья» Толстого стремятся доказать, что наследие великого писателя ничего не имеет общего с идеями демократии, революции и социализма (М. Слоиим, В. Зеньковский, Э. Симмонс, П. Шайберт и др.).
Смысл такого подхода очень ясен. Представить Толстого вне сферы острых социально-экономических противоречий, вне судеб русской революции, оторвать его от русской действительности, от актуальных вопросов современного развития человечества, противопоставить коммунизму — такова идейно-политическая задача современного реакционного литературоведения, ополчившегося на «ленинские директивы» в области изучения наследия Толстого. В этом проявляется общая характерная тенденция буржуазного литературоведения — третирование его представителями познавательной силы искусства, попытка оторвать литературу от социальной действительности.
Да, Л. Н. Толстой, как известно, отстранялся от политической борьбы, осуждал революционный метод действия, полемизировал с учением Маркса о социализме. И на первый взгляд все это может показаться убедительнейшим аргументом, подтверждающим враждебность наследия величайшего писателя идеалам пролетариата, его революционной партии. В действительности же все это лишь подтверждает неопровержимую ленинскую мысль о глубочайшей связи творений титана русской и мировой литературы с противоречивыми условиями подготовки русской революции, с сильными и слабыми сторонами крестьянской борьбы. Цикл гениальных ленинских статей о Толстом показал всему человечеству мировое значение русской революции, мировое значение художника, бессмертные творения которого явились зеркалом этой революции и зеркалом эпохи, подготовившей ее.
Следует помнить о мучительно трудном процессе революционизирования народной, крестьянской России. И то, что в наследии Толстого действительно является чуждым пролетариату, не опровергает, а подтверждает необходимость социализма, свидетельствует о том, что восхождение на горную вершину революции далось России, ее крестьянству нелегко. Буржуазная реакция произвольно выхватывает отдельные, угодные ей идеи Толстого и столь же произвольно обыгрывает их в антикоммунистическом духе. Но она боится (да и бессильна в этом!) обратиться к смыслу его наследия, взятому как целое, она не в состоянии проникнуть в пафос социально-духовных исканий великого писателя и понять «душу русской литературы». Без этого же нельзя представить себе всего величия миссии русской литературной классики перед социалистической революцией и коммунизмом.
Величие коммунизма, его всечеловечность, органичность его подготовки в недрах прошлого, его могучая притягательная сила подтверждаются, помимо всего прочего, тем, что и хождения по мукам глубочайших (в том числе и реакционных) заблуждений на пути искания истины и справедливости способствовали движению умов к марксизму. Не так уже трудно показать наследие Чернышевского в качестве одной из исторических ступеней, предшествующих революционному социал-демократическому мировоззрению и действию. Марксист, вопреки утверждениям его противников, и не ограничивается анализом наследия только своих предшественников. Сила ленинского учения в том и состоит, что в истории подготовки его торжества значатся и другие великие умы, которые, однако, были далеки от идей Чернышевского и научного социализма. Но эта отдаленность имела корни в своеобразной исторической жизни России прошлого, шла в конечном счете и в основном от заблуждений и иллюзий масс, а поэтому была не абсолютной и застывшей, а относительной и изменчивой. Она постоянно преодолевалась с возмужанием масс, в ходе движения России к революции и социализму. Современные противники социализма старательно используют всем очевидную противоположность философий жизни Толстого и Чернышевского, но они не хотят и не желают замечать другой стороны — единства многих идей Толстого с идеями революционно-социалистической России. Идеологи антикоммунизма усердно доказывают, что духовный мир и весь образ жизни советского общества не питаются национальными традициями. Вот почему буржуазные пропагандисты и ученые оказались столь примерными «почитателями» русской духовной культуры прошлого, вот почему они обратились к изучению характера русского человека XIX в. Здесь они пытаются почерпнуть аргументы против коммунизма. Необходимо показать всю несостоятельность этих злобных экскурсов в русскую историю и в историю русской литературы. Анализ исторического значения классического литературного наследия, революционных традиций XIX в. является наиболее надежным и доказательным средством опровержения исходных положений современных антинаучных реакционно-буржуазных концепций соотношения прошлого и настоящего России. Буржуазное литературоведение, а также и современная буржуазная пропаганда в целом обнаруживают повышенный интерес к вопросу о соотношении современной социалистической России с ее дореволюционным прошлым. Пропагандисты антикоммунизма пытаются столкнуть Советскую Россию с Россией дооктябрьской в том смысле, что будто бы социалистическая революция «оборвала нить» непрерывного исторического развития, оторвала Россию от коренных национальных традиций, от исконного характера русского народа, его культуры, его идеалов.
В прошлом прогрессивная зарубежная критика, как правило, возвеличивала русскую реалистическую и гуманистическую литературу, выражала восхищение перед нею, подчеркивала выдающуюся социальную, освободительную и этическую роль русской литературы в судьбах всего человечества, в его борьбе за всестороннее преобразование общества и совершенствование человеческой природы. Характерны в этом отношении мадридские публичные лекции испанской писательницы Эмилии Пардо Басан на тему «Революция и роман в России». В 1887 г. они были изданы отдельной книгой. В ней русские писатели оцениваются как пророки
лучшего будущего, как наставники молодого поколения, как борцы с тиранией, с крепостным рабством. И подобное понимание русской литературы не было единичным фактом в истории зарубежной критики. Теперь же, в условиях глубочайшего кризиса буржуазной идеологии, ее представители отказываются от традиций этой критики, их исследования подменяются лживой и клеветнической антикоммунистической публицистикой, дешевым политиканством. И начинают раздаваться иные голоса. Если в прошлом зарубежное литературоведение восторженно оценивало реализм Достоевского, видело в его произведениях критику буржуазного мира, называло писателя символом «кризиса старой культуры», «предтечей грядущей культуры», то теперь у представителей буржуазной науки о литературе появились иные интересы. Ныне на Западе говорят: «Нам нужен Достоевский в борьбе против коммунизма». Карл Германнс в книге, опубликованной в Бонне, «Эксперимент свободы. Основы человеческого бытия в творчестве Достоевского» (1957) все творчество русского романиста сводит к христианской догме, к отвлеченной проповеди самосовершенствования. Достоевский и церковь, Достоевский и русский Христос, идея русского империализма и философия Достоевского — самые популярные темы у многих буржуазных литературоведов. Они видят в Достоевском гениального певца «извечной русской психики», особого склада души русского человека — ее иррационализма, стихийности и даже «империалистической сущности»!
После второй мировой войны буржуазный мир, его идеология и общественные науки коренным образом изменились. Иным стало и литературоведение этого мира, оно приобрело воинственно реакционный, узкотенденциозный, вульгарный характер, потеряло свою способность к объективному взгляду на современные процессы жизни и литературы, оказалось ослепленным, с одной стороны, идеями антикоммунизма, а с другой — «атомной философией» жизни. С этим связано нигилистическое или скептическое отношение к классическому наследию вообще, оценка его с точки зрения современного декаданса, приспособление его к модным эстетическим учениям, к нуждам корыстной реакционной пропаганды.
Реакционное буржуазное литературоведение открыто нападает на мировое литературное наследие, особенно на наследие русских писателей, говорит об устарелости его, о его несовместимости с образом жизни и типом мышления современного человека, с задачами и содержанием, с методами и жанрами современного искусства. Известна легкомысленная фраза французского писателя Клода Мориака о том, что «Толстой сегодня — это музей». Появились модные философы и критики, толкующие о новом строе психики современного человека, для которой формы мышления и чувствования прошлого являются отжившими. Для современного читателя, утверждают они, не подходит роман Толстого «Анна Каренина» или роман «Евгений Онегин» Пушкина, так как выраженные в них формы художественного воспроизведения жизни и художественного мышления уже не соответствуют духовно-эстетическим запросам современного общества. Речь идет, стало быть, о «конце» старого социального гуманизма и классического реализма, о возникновении искусства атомного века, будто изменившего в корне всю природу человека, его мировоззрение и мышление, идеалы и поведение, весь образ жизни и эстетическое представление.
Поход на классику объективно вовлекает в сферу своего воздействия и людей чуждых, даже враждебных идеологической реакции, но односторонне увлеченных чудесами современной техники, ее могучим воздействием на судьбы человечества. И они иногда начинают нигилистически рассуждать об искусстве, о его роли в истории человечества. Если бы не было Шекспира или Пушкина, говорят они, то это не оказало бы какого-либо заметного влияния на всемирную историю, она и без этих величайших художественных гениев совершила бы тот же самый путь, который сделала и с ними. Другое дело, если бы человечество оказалось без гениального Коперника... В таком случае и судьбы мировой цивилизации сложились бы совсем иначе...
Нас сейчас интересуют не эти ошибочные, порой вульгарные и крайне односторонние антигуманитарные тенденции, порождаемые в мировой науке современной эпохой расцвета так называемых точных наук. Они уже и не так оригинальны. Известны они и в прошлой истории — вспомним хотя бы 60-е годы прошлого века в интеллектуальной жизни России. Бурный расцвет естественных наук в то время тоже породил нигилистическое отношение у части русской передовой интеллигенции к искусству и эстетике, к общественным наукам, к проблемам человеческого духа...
Но вернемся к главным идеям современной реакции. Среди ее представителей есть такие элементы, которые физиологически ненавидят большевизм и которые пытаются использовать русскую классическую и советскую литературу в борьбе с его идеологией и во имя, как они говорят, «освобождения» русских людей от коммунистического образа мыслей. Именно такую задачу поставил перед собой западногерманский журнал «Osteuropa» и его редактор К. Менерт, автор клеветнического «исследования» «Советский человек» (1958). Утверждают, что социализм вообще глубоко чужд русскому народу, его истинному характеру. До сих пор на Западе пишут, с легкой руки Гоффман, немецкой исследовательницы биографии Достоевского, о загадочной, алогичной русской душе, недоверчивой к иностранцам, объятой страхом, покорностью и «религией страдания», порожденными российскими бесконечными просторами, могуществом и суровостью русской природы. Мечтают о возрождении «широкой русской души» и «матушки Руси». Буржуазным социологам «подпевают» литературоведы. Глеб Струве отрицает преемственную связь советской литературы с литературой классической, пытается доказать, что советская литература вообще бессильна сохранить и обогатить традиции русской классики.
Говоря о том, что коммунизм противостоит исконному характеру русского человека, несовместим с идеалами русской литературы, буржуазные реакционные публицисты пытаются обосновать свой главный тезис антибольшевизма. Коммунизм — искусственное, временное явление, эксперимент, который не имеет глубоких национальных корней и традиций в истории, в культуре, в психике. В этом невежественном аргументе против коммунизма выражено не просто злостное извращение русской истории во имя бесплодного опровержения социализма, который навсегда установился как общественная формация. Отравленные и испугом перед возможностью революционного взрыва в странах капитала, и своекорыстным эгоизмом защитников вечности буржуазного строя, и зоологической ненавистью ко всякой революции «черни», современные апологеты буржуазного мира, вставшие под черное знамя антикоммунизма, пускают в ход басни о «вывозе» и «ввозе» современных революций из одной страны в другую страну, об их антинародности, насильственном, кровопролитном, террористическом характере и т. п. Распространяя подобные басни, буржуазные идеологи не только клевещут на революции, которые в действительности нельзя экспортировать как товар или вызывать искусственно, по заказу, с помощью пропаганды или заговора, но и запугивают «красным призраком» свои народы, а заодно получают возможность оставить за собою право объявлять и революционную борьбу в собственных странах явлением противоестественным, чужим и насильническим.
Во всей этой дикой аргументации современная буржуазная реакция не отличается оригинальностью. Как и во многом другом, она и здесь обнаружила свою зависимость от идей русской реакции XIX—XX вв. Еще публицисты и беллетристы катковского «Русского вестника», а позже веховцы клеветали на русскую демократию и социалистов, обвиняя их в авантюризме, в беспочвенности, в измене национальным началам, в отрыве от народной жизни, в рабской зависимости от западноевропейских учений и революционных организаций. В русской реакционной литературе и публицистике XIX—XX вв. все передовое и революционное объявлялось антинациональным и антипатриотическим, незаконным и чужеземным. Реакция очень любила хвататься за национальные традиции, за патриотизм, за народность, за фольклор, за «матушку Русь» в своей борьбе с революцией и социализмом. В. И. Ленин вышиб это оружие из рук контрреволюции и показал, каким традициям, какому патриотизму, какой России верна революционная партия трудового народа.
Приворот является магическим воздействием на человека помимо его воли. Принято различать два вида приворота – любовный и сексуальный. Чем же они отличаются между собой?
По данным статистики, наши соотечественницы ежегодно тратят баснословные суммы денег на экстрасенсов, гадалок. Воистину, вера в силу слова огромна. Но оправдана ли она?
Порча насылается на человека намеренно, при этом считается, что она действует на биоэнергетику жертвы. Наиболее уязвимыми являются дети, беременные и кормящие женщины.
Испокон веков люди пытались приворожить любимого человека и делали это с помощью магии. Существуют готовые рецепты приворотов, но надежнее обратиться к магу.
Достаточно ясные образы из сна производят неизгладимое впечатление на проснувшегося человека. Если через какое-то время события во сне воплощаются наяву, то люди убеждаются в том, что данный сон был вещим. Вещие сны отличаются от обычных тем, что они, за редким исключением, имеют прямое значение. Вещий сон всегда яркий, запоминающийся...
Существует стойкое убеждение, что сны про умерших людей не относятся к жанру ужасов, а, напротив, часто являются вещими снами. Так, например, стоит прислушиваться к словам покойников, потому что все они как правило являются прямыми и правдивыми, в отличие от иносказаний, которые произносят другие персонажи наших сновидений...
Если приснился какой-то плохой сон, то он запоминается почти всем и не выходит из головы длительное время. Часто человека пугает даже не столько само содержимое сновидения, а его последствия, ведь большинство из нас верит, что сны мы видим совсем не напрасно. Как выяснили ученые, плохой сон чаще всего снится человеку уже под самое утро...
Согласно Миллеру, сны, в которых снятся кошки – знак, предвещающий неудачу. Кроме случаев, когда кошку удается убить или прогнать. Если кошка нападает на сновидца, то это означает...
Как правило, змеи – это всегда что-то нехорошее, это предвестники будущих неприятностей. Если снятся змеи, которые активно шевелятся и извиваются, то говорят о том, что ...
Снятся деньги обычно к хлопотам, связанным с самыми разными сферами жизни людей. При этом надо обращать внимание, что за деньги снятся – медные, золотые или бумажные...
Сонник Миллера обещает, что если во сне паук плетет паутину, то в доме все будет спокойно и мирно, а если просто снятся пауки, то надо более внимательно отнестись к своей работе, и тогда...
При выборе имени для ребенка необходимо обращать внимание на сочетание выбранного имени и отчества. Предлагаем вам несколько практических советов и рекомендаций.
Хорошее сочетание имени и фамилии играет заметную роль для формирования комфортного существования и счастливой судьбы каждого из нас. Как же его добиться?
Еще недавно многие полагали, что брак по расчету - это архаический пережиток прошлого. Тем не менее, этот вид брака благополучно существует и в наши дни.
Очевидно, что уход за собой необходим любой девушке и женщине в любом возрасте. Но в чем он должен заключаться? С чего начать?
Представляем вам примерный список процедур по уходу за собой в домашних условиях, который вы можете взять за основу и переделать непосредственно под себя.
Та-а-а-к… Повеселилась вчера на дружеской вечеринке… а сегодня из зеркала смотрит на меня незнакомая тётя: убедительные круги под глазами, синева, а первые морщинки
просто кричат о моём биологическом возрасте всем окружающим. Выход один – маскироваться!
Нанесение косметических масок для кожи - одна из самых популярных и эффективных процедур, заметно улучшающая состояние кожных покровов и позволяющая насытить кожу лица необходимыми витаминами. Приготовление масок занимает буквально несколько минут!
Каждая женщина в состоянии выглядеть исключительно стильно, тратя на обновление своего гардероба вполне посильные суммы. И добиться этого совсем несложно – достаточно следовать нескольким простым правилам.
С давних времен и до наших дней люди верят в магическую силу камней, в то, что энергия камня сможет защитить от опасности, поможет человеку быть здоровым и счастливым.
Для выбора амулета не очень важно, соответствует ли минерал нужному знаку Зодиака его владельца. Тут дело совершенно в другом.
© Все права на статьи принадлежат авторам сайта, если не указано иное.
16 +