Семья и дети
Кулинарные рецепты
Здоровье
Семейный юрист
Сонник
Праздники и подарки
Значение имен
Цитаты и афоризмы
Комнатные растения
Мода и стиль
Магия камней
Красота и косметика
Аудиосказки
Гороскопы
Искусство
Фонотека
Фотогалерея
Путешествия
Работа и карьера

Детский сад.Ру >> Электронная библиотека >> Книги по педагогике и психологии >>

Взгляды, опыты и средства, содействующие успеху природосообразного метода воспитания


И. Г. Песталоцци. Избранные педагогические сочинения
В 2-х томах. Изд-во "Педагогика", М., 1981 г.
OCR Detskiysad.Ru
Приведено с некоторыми сокращениями

С самого детства своеобразие моего характера и полученного мною домашнего воспитания склоняло меня быть доброжелательным и добродушным, относиться к окружающим людям с безусловным доверием. Обстоятельства и условия жизни уже смолоду привели меня в среду страждущих и униженных — вдов, сирот, обремененных заботами разного рода бедных людей. При всей моей неискушенности приобретенные мною разнообразные познания относительно многочисленности и природы их страданий неизбежно должны были возбудить во мне глубокую грусть.
Жил я в такое время и имел родиной такую страну, где образованная молодежь была охвачена всеобщим стремлением к свободному анализу причин испытываемых страной бед, в чем и где бы они ни проявились, и исполнена горячего желания их устранить. Я также начал доискиваться источников зол, которые и в нашем отечестве низвели народ до положения гораздо более низкого, чем то, которое он мог и должен был занимать. Так поступали в то время все воспитанники Бодмера и Брейтингера; так и подобало поступать современникам Изелина, Бларера, Чиффели, Ецтелера, Фелленберга, Эшера, современникам таких благородных людей, как Хирцели, Чарнеры, Ваттенвили, Граффенриды, и многих других.
Как и повсюду, мы обнаружили эти источники в слиянии множества неоднородных, но в значительной степени взаимосвязанных и весьма глубоко и разносторонне действующих обстоятельств, условий, взглядов, установлений и привычек. В результате их отдельный человек в стране в своем положении вынужден был опуститься до бессилия и беспомощности, не позволявших ему стать тем, чем он должен быть — человеком по воле божьей и гражданином по праву.
Я очень скоро убедился, что в природе каждого человека изначально таятся силы и средства, достаточные для того, чтобы он мог создать себе удовлетворительные условия существования; что препятствия, противостоящие в форме внешних обстоятельств развитию врожденных задатков и сил человека, по природе своей преодолимы. По мере того как это убеждение созревало во мне, я рассматривал усилия, необходимые для действительного преодоления этих препятствий, как долг, выполнение которого лучшие люди повсюду должны превратить в главнейшее дело своей жизни.
Чем больше было зло, устранения которого я так жаждал, и чем острее я чувствовал, что физические и духовные силы народа, способные его устранить, повсюду противоестественно заторможены и почти полностью парализованы, тем яснее подсказывал мне опыт, что средства милосердия и благотворительности, противопоставляемые такому злу, вместо того чтобы ослабить его, по существу только поддерживали его и обостряли. Опыт подсказывал мне, что единственное средство, действительно помогающее бороться со злом, заключается в том, чтобы развить, оживить и поставить на ноги изначально присущую каждому человеку способность самому удовлетворять свои потребности и в достаточной мере отвечать требованиям, предъявляемым к нему делами, обязанностями и условиями его жизни. Чем ясней я это осознавал, тем сильней нарастал во мне внутренний порыв, звавший меня к этой цели.
У меня рано возникло желание действовать решительно для достижения цели. Я хотел не просто показать несколько образцов лучшего способа заботы о бедных. Я хотел дать возможность даже самому бедному жителю страны уверенно развивать врожденные физические, умственные и нравственные задатки как самому, так и через внешние, не зависящие от него обстоятельства, в которых он живет и как личность, и как член семьи, и как гражданин. Благодаря этому он мог сам заложить прочный фундамент своего умиротворенного и удовлетворенного существования.
Первый шаг в этом направлении, на который меня толкнули и убеждение, и сердце, состоял в том, что я взял к себе в дом значительное количество детей, обреченных на нищенство и полнейшую беспризорность. Я взял детей в свой дом, чтобы вырвать их из униженного положения, вернуть их человечеству и его высокому предназначению, доказать на их примере самому себе и окружающим, насколько правильны мои взгляды по данному вопросу.
В своей деятельности, во всех отношениях простой, проникающей вглубь и нацеленной вдаль, мне следовало искать средств для осуществления цели по преимуществу там, где человек нуждается в собственной помощи и лишен внешних средств. Ведь развитие в себе самом великих сил становится настоятельной потребностью именно в таком положении, и человек вынужден прилагать величайшие усилия, с необходимостью приводящие к развитию этих сил.
Однако такое развитие не только должно стать необходимостью,: оно должно быть и человечным. Для этого оно в своем зародыше и в своих средствах должно базироваться на духе упорядоченной семейной жизни, точнее выражаясь, на том, что составляет основную суть родительского воздействия на воспитание ребенка.
Все, что такое воздействие способно принести ребенку в наиболее благоприятных обстоятельствах, он должен был получить и в моем заведении. Средств/а же, помогающие ему приобретать это в условиях семейного воспитания,в основе своей должны были совпадать с теми, которыми и я в своем заведении собирался воспитывать детей. У меня с юных лет; выработалось какое-то благоговейное отношение к воздействию семейной обстановки на воспитание детей. Я также отдавал решительное предпочтение земледелию как самому общему, всеобъемлющему, самому чистому внешнему основанию такого воспитания. При этом я, может излишне односторонне, испытывал отвращение к феодальной системе, самое существо которой принижает земледельца в его сословном положении до состояния, не соответствующего достоинству, на которое он имеет право как человек. Система эта особенно резко противоречила могучему оживлению стремления к нравственной, умственной и бытовой самостоятельности, к правовому обеспечению собственности. А подобные стремления коренились в фундаменте былых свободных установлений нашего отечества. Резко контрастировала эта система и с распространенной в стране общей добропорядочностью.
Яркие и сильные впечатления житейского опыта, изо дня в день встававшие перед мощми глазами, с бесспорной достоверностью доказывали мне, что извращения феодальной системы тем более гибельны для моего отечества, что если эта система по существу уже отменена, то остатки eго невозможно будет дольше сохранять так же легко, просто, чистосердечно и открыто, как раньше. Тем не менее сельских жителей, сильнее всего испытывавших на себе воздействие этой, на мой взгляд, ('негодной системы, я нашел все же в гораздо лучшем состоянии, черя фабричный люд, которого все больше становится вокруг нас. Этот последний, отданный на произвол меркантильному авантюрному существованию, в одинаковой степени не знающему ни человечности, ни политики, ни надзора, даже в несчастье, выпадающем ему в удел, уже не может обрести средства исправления от своей глубокой испорченности.
Развращенность этих людей, которая в сиянии их так называемых лучших лет губит личное счастье тысяч и тысяч людей и роет могилу общественному благу даже самого честного народа, была в нашей стране в своих причинах и следствиях глубочайшим и теснейшим образом связана также с гибельностью сохранения остатков феодализма, утратившего уже простоту, прямодушие и невинность, с которыми феодальная система воспринималась раньше. По обеим этим причинам — вредной феодальной приниженности и одичанию фабричного люда — мое отечество в то время вело свой последний гибельный бой с духом семейной жизни и добропорядочности, некогда прославившим его в Европе.
Исполненный любви к родине, готовый в своей любви надеяться для нее даже на невозможное, неспособный примириться с мыслью, что отечество нельзя вернуть к основам его былого достоинства и исконной силы, я чувствовал, мыслил и действовал, как если бы был абсолютно уверен, что оно выстоит в этой борьбе. И с величайшим усердием я искал средств, которые не только возможно и вероятно, а совершенно несомненно помогли бы ему избегнуть здесь поражения, помогли вновь оживить остатки былого домашнего счастья, былого духа семейной жизни, былой способности ставить себе дома должные границы, как и былого уважения не только к земледелию, но и к земледельцу, которое столь глубоко было присуще духу истинных представлений о свободе, живущему в нашей стране.
Я чувствовал, конечно, что зло униженности народа, в основе которой лежали извращения феодальной системы и шаткая игра счастья фабричной жизни, неизбежно будет чинить величайшие препятствия достижению этих конечных целей, потому что это зло не просто подорвало исконный дух страны, а издевательски грубо попрало его. Но я был молод, я верил в слова о любви к добродетели, к гуманизму, к родине — слова, бывшие в ту пору ходким модным товаром. Я и не подозревал тогда, что в своем подавляющем большинстве эти модные выражения были не чем иным, как лишенными внутренней правдивости и силы комедиантскими фразами. Такими фразами множество актеров, играющих в мире ту или иную роль, знающих и презирающих человеческую слабость, за деньги ежедневно развлекают людей представлениями, в которых изображают возвышенность человеческой натуры и тем помогают людям уснуть в хорошем настроении. В то время даже средства спасения отечества казались мне ясными и применимыми. Я верил, что тягчайшим последствиям феодальных извращений и фабричной испорченности можно соорудить спасительный противовес, если возобновить усилия к народному образованию с целью повышения урожайности земли, увеличения семейных заработков и подъема духа добропорядочност в стране и в семье, если распространить справедливые и мудрые государственные и финансовые принципы.
Я, однако, отнюдь не намеревался только мечтать о возможной помощи в этом деле и, мечтая, действовать вслепую. Еще меньше желал я, изобразив показной и мнимый уголок общественного благоденствия, самого себя ввести в заблуждение и дать отвлечь от важнейших моментов своих целей. Я хотел приняться за дело таким способом, которого требует природа человека и природа обстоятельств, при которых человек нуждается в помощи, которого она должна требовать, если человеку действительно собираются оказать помощь.
Мое заведение должно было стать фундаментом, сложенным из фактов. Сооружая его, я стремился подготовить себя для выполнения поставленных перед собой задач, а людей, меня окружающих, убедить в правильности моих взглядов на данный предмет и тем самым возбудить в них интерес к этим взглядам. В своем заведении я намеревался дать детям удовлетворительное образование для целей земледелия, домашнего хозяйства и промышленности одновременно.
Но так же, как я чувствовал, что мое заведение этого требует, так же я знал и другое. Я был убежден, что любое профессиональное образование, любое обучение мастерству, предоставленное человеку без соответствующего глубине и средствам этого образования умственного развития и душевного облагораживания, нельзя признать удовлетворительным для человека. Более того, оно недостойно человека, низводит его до положения обученного животного, инструмента для зарабатывания низменного куска хлеба.
Следовательно, сами по себе земледелие, домашнее хозяйство и промышленность никак не могли составить для меня цели. Воспитание человечности — вот моя цель, а земледелие, домашнее хозяйство и промышленность я рассматривал лишь как подчиненные достижению этой цели средства.
Чем более я наблюдал, как изнемогает отечество под золотым дождем преходящего, несоразмерного дохода, приобретенного без возвышающих душу чувств и благородных стремлений, отчасти чисто механическими приемами, отчасти благодаря слепому стечению благоприятных обстоятельств, тем менее был склонен подыскивать для него источники денег и так же мало желал усовершенствования отраслей отечественной индустрии как таковой. И то и другое было нужно как средство для того, что было по существу необходимо,— для сохранения и оживления чистой человечности среди всего народа страны. Ради этой превыше всех интересов заработка и мастерства стоящей цели я хотел, чтобы нравственные, умственные и физические задатки людей во всей их совокупности получили должное развитие. Я хотел заранее быть уверенным, что эта цель будет обеспечена преимущественно перед всеми отдельными частями образования человека и перед всеми частными целями этого образования.
Я хотел, чтобы независимо от подготовки к необходимому обеспечению физического существования с помощью твердого заработка воспитатели с абсолютной надежностью воздействовали на ум и сердце ребенка. Я был убежден, что это поднимет всю его жизнь на более высокую ступень, следовательно, и способность заработать себе на жизнь получит у него более прочную базу, а самое главное — все усилия для этого потеряют в ребенке свой чисто животный характер и приобретут тем самым более высокую ценность.
При таком воззрении на вещи я видел, что огромное большинство людей обучено лишь владению определенными трудовыми приемами; видел, что условия жизни и воспитание довели их до того, что люди,, не обладая в глубине своего существа развитым чувством человечности, тратят дни своей жизни на выполнение этих приемов без малейшего участия в этом ума и сердца. Подобное положение не могло не вызвать во мне сердечного участия к обойденным в этом отношении и страдающим слоям человечества. Я увидел далее, что, куда ни глянь, везде люди занимают по церковной и государственной части посты, предназначенные для того, чтобы облегчить положение человечества, обойденного в умственном, нравственном и хозяйственном отношении, и положить предел последствиям его противоестественно стесненного и ущемленного состояния. Однако на самом деле эти люди объединились, как заговорщики, чтобы оправдать животное состояние, до которого низведен народ, согласиться на его душевную и физическую отсталость. Они делали всё, что в их силах, чтобы, используя вес своего имени, павсегда сохранить такое состояние. Когда я это увидел, мое сострадание поднялось до глубокого возмущения всего существа несправедливостью и злым насилием, которым в столь разнообразных формах подвергаются бедные слои человечества. Они унижены ими до состояния, более схожего с состоянием вола, запряженного в плуг, лошади под седлом, собаки у порога хозяйского дома или кошки, охотящейся за мышами, чем на состояние человека, облеченного достоинством и силой внутреннего облагораживания. А ведь по природе своих врожденных данных и благодаря наличию великих, на протяжении тысячелетий подготовленных вспомогательных средств он призван и предопределен богом быть именно человеком. У меня были друзья, я любил, у меня была родина, я обладал правами, но мне не хотелось жить. Я чувствовал: ни один человек у которого сердце бьется для дружбы, любви и родины, для природы человека и ее достоинства, не должен хотеть жить в таких условиях, когда он сам, его друзья и родные, его сограждане подвергаются угрозе лишения всех средств человечности и обречения на чисто животное существование. Мысль о том, что и моим потомкам, потомкам моих друзей, тысячам благородных, хороших людей, которых я знаю, грозит такое унижение, если простой человек в нашей стране и впредь будет отдан на произвол бездушному и бессердечному, чисто животному труду, если ему не помогут уверенно и со всей доступной легкостью ощутить первую потребность удовлетворительного воспитания ума и сердца, как и потребность удовлетворительного способа заработать себе на жизнь,— эта мысль волновала мне сердце. Я часто с грустью чувствовал, что высокий и обязательный долг человека — это вступиться за бедного и несчастного всячески, всеми доступными человечеству средствами, следовательно, совершенно определенно в религиозном и гражданском смысле, как и в частном и семейном порядке, содействовать тому, чтобы сознание своего достоинства развилось в нем через сознание присущих ему сил и задатков...
При таком взгляде на вещи, охваченный настроениями веры и любви, естественными и необходимыми при таких воззрениях, я еще юношей интуитивно предугадал суть средств, с помощью которых только и можно по-настоящему удовлетворить потребности человеческой природы в воспитании. Я чрезвычайно был обрадован, когда, серьезно проанализировав вопрос, обнаружил, что в самих условиях и обстоятельствах, с необходимостью окружающих жизнь бедного и обездоленного, заложены никем, правда, не понятые, но весьма существенные и мощные средства для достижения данной цели. Мое сердце преисполнилось величайших надежд, когда я убедился, что в условиях жизни бедняка нужда и лишения, можно сказать, в принудительном порядке извлекают у его ребенка самое существенное, в чем настоятельно нуждается любой воспитатель со стороны своего воспитанника, а именно внимание, напряжение и умение проявлять самообладание. То, что природа таким путем обязательно вызывает на поверхность у ребенка, caeteris paribus бывает в нем заложено глубже и прочней, чем все другое, что способно возбудить в нем какое бы то ни было искусство человека без содействия всевластной природы. При таких взглядах стали неизбежными, не могли меня не охватить предчувствия идеи: если заботливо и с любовью использовать это обстоятельство при воспитании ребенка бедняка, то он должен будет подняться и поднимется вскоре на такую ступень, когда в нем вспыхнет жажда умственного развития, соответствующего его положению. Тогда потребность хорошего воспитания в полном объеме сможет обрести надежную базу, а развитие всех задатков и сил человеческой природы обретет объединяющий их центр. Сила напряжения и умение проявлять самообладание, столь разносторонне оживляемые у бедняка благодетельной помощницей — нуждой, неизбежно, едва в сердце его ребенка проснется чувство любви, облегчат ему свершение дел любви, а с ними облегчат путь добродетели, обеспечат душевный покой, свойственный такому пути и недоступный человеку, не прошедшему глубоко обоснованной системы упражнений, развивающих напряжение. Умение проявлять самообладание под влиянием необходимости, несомненно, преобразуется теперь в умение делать то же и по свободной воле. Ребенок, повинуясь необходимости, легко отказывался прежде от многого, от чего отказаться ему предписывала нужда. Теперь он, вдохновленный любовью, так же легко откажется от всего, от чего отказаться его по более возвышенным мотивам побудит эта любовь.
Однако если, с одной стороны, верно, что при такой точке зрения все бытие бедняка и даже тягчайшая его нужда должны казаться отличным фундаментом для его будущего наилучшего воспитания, то, с другой стороны, не менее верно, что, как бы ни был хорош сам по себе фундамент, он должен будет раствориться как тень, ничтожная, бездейственная и безрезультатная, более того, он станет сильно противодействовать наилучшему воспитанию, если не будет целесообразно использован, если на этом фундаменте не утвердится добро, к чему повелевают любовь к человеку и долг его. Иначе и быть не может. Там, где способствующие этому обстоятельства или заботливое руководство не сделают из человека, в особенности из бедняка, того, что они должны из него сделать, там он, конечно же, не станет тем, чем стать должен.
В подобном случае бедняк неизбежно окажется лишенным заботливого руководства как раз в том, для чего его следовало воспитать и обучить. Вследствие этого он с той же неизбежностью будет обречен на унижение, в котором он, полностью ощутив односторонне разбуженные силы, опустится до еще более грубого одичания. Еще большим несчастьем для него будет, если он опустится настолько, что станет лицемерно вуалировать свое одичание. Тогда в сознании своей униженной, самого себя и весь род людской презирающей силы он доходит до того, что хитро скрывает средства безудержного насилия, применяемые в его стремлении насладиться жизнью и достичь высокого положения в обществе. Он коварно этими средствами пользуется, считая их дозволенными и законными, так как рассматривает их как простое возмездие за всю несправедливость, которую, как ему кажется, без всякой его вины совершило по отношению к нему общество. Более того, все это он передает также и другим.
Если обращение с бедняком лишено любви, чуткости и уважения, что всегда характерно для глубокой развращенности в церковной и гражданской среде, то спасительная сила, которую бедняк мог бы извлечь из своего положения, становится источником грубости и жестокости, уничтожающих в нем даже видимость человечности. Светское же общество, то есть весьма значительное число людей, для высшей сущности нашей природы внутренне так же мертвых, как и заброшенный бедняк, но внешне сохранивших еще видимость этой сущности, потеряло всякое чувство человеческого сострадания к несчастным, павшим до такой степени. Эгоизм светского общества заставляет его даже заявлять, будто эти несчастные утратили право на любовь, уважение и бережное отношение, которыми человечество самому себе обязано, что они их недостойны. В результате подобного отношения наиболее жизнеспособные и сильные из подобных бедняков нередко бывают доведены до того, что их неодолимо влечет к такому образу жизни и образу действий, против которых гражданское общество в силу необходимости, но безуспешно борется виселицей и колесованием. Более того, такой образ действий должен казаться им совершенно законным.
Чем менее мог я обманываться относительно истинного состояния бедняка, тем сильней чувствовал долг оказать ему соответствующую требованиям его положения и обстоятельств достаточно действенную помощь, жаждал внести свою лепту для достижения этой конечной цели. Верный убеждению, что сама природа раскрывает в бедняке большие силы, нужные для его образования, я должен был прежде всего именно в этой внутренней силе искать средство для помощи бедняку в его нужде. Я должен был искать для детей бедняков, которых взял к себе в дом, работу и дать им подготовку к труду. Но я желал не только этого одного, я желал в ходе работы, через труд согреть их сердце и развить их ум. Я хотел не только обучать их, я хотел, чтобы они учились у жизни, в процессе самой своей деятельности, чтобы благодаря этому самообразованию они возвысились до осознания внутреннего достоинства своей природы. Я хотел прежде всего и преимущественно перед всем остальным позаботиться об их сердце — самом благородном в человеке центре, где объединено все самое чистое и возвышенное из его духовных и физических задатков. Я был убежден, что только так можно связать воедино все средства воспитания человечества, в особенности же бедноты, только так можно даже при великом множестве обстоятельств, толкающих человека на жестокие и низменные поступки, сохранить любовное, бережное и исполненное уважения обхождение, единственно способное гарантировать достижение высшей сути обоих видов образования — подготовки к труду и формирования духовных сил. В этом отношении я находился в превосходном и счастливейшем положении для задуманного мною дела. Благодаря накопленному запасу живых наблюдений моя жизнь, как жизнь лишь очень немногих людей, способна была возвысить меня до непоколебимой убежденности в одном: что бы мы ни пытались сделать для обеспечения бедняку возможности заработать себе кусок хлеба и для развития его духовных сил, ничто и ни в коем случае не сможет дать ему воспитания в духе подлинной человечности, если при этом обхождение с ним не будет удовлетворять и возвышать его сердце.
Мои индивидуальные особенности в борьбе за поставленную цель заключались, несомненно, в той живости, с какой сердце побуждало меня искать любви всюду, где я ее мог найти; поступать дружелюбно и любезно, где только я мог так поступать; терпеть, сдерживаться и щадить, где только я мог это делать. Я не знал большего наслаждения в жизни, чем благодарный взгляд и доверчивое рукопожатие. Для меня было блаженством заслужить благодарность и доверие даже там, где я не мог надеяться, что, заслужив, получу их. Я был во власти подобных настроений, когда обстоятельства жизни по-разному сталкивали меня с беднотой в нашей стране. Я искал бедняка, охотно находился в его обществе, и это тоже укрепляло мои взгляды на любимый предмет. С этой стороны моя вера в себя и свои цели не знала колебаний, потому что большой и серьезный опыт убеждал меня каждодневно, что при наличии чистой и бескорыстной любви к бедняку даже не столь великие усилия, направленные на его воспитание, несут в себе благодать, последствия которой совершенно несоразмерны внешней видимости примененных средств. При противоположном же направлении духа даже самые блестящие заведения для народного образования, народного блага и призрения бедных построены на песке, и когда они рушатся, то причину следует искать в самой природе их фундамента. Я твердо усвоил на основании опыта, что любовь и здесь придает слабому могучие силы, а отсутствие любви и здесь подтачивает их у сильного. Для моего дела, однако, такого убеждения было еще недостаточно. Чтобы основать заведение, которое могло бы в достаточной степени соответствовать всему объему моих целей, требовалось очень многое, чего мне в такой же мере недоставало, в какой желание организовать такое заведение — а в нем, разумеется, была большая нужда — отлично согласовалось с моей индивидуальностью.
Мне сильно недоставало хладнокровного взгляда на дело, к которому я стремился, как недоставало и умения спокойно присмотреться к людям и вещам, с помощью которых я должен был добиться своей цели, и спокойно обращаться с ними. Мне недоставало во всем необходимой силы предотвратить проникновение порчи в мое дело в период его расцвета, силы ожидать, не проявляя нетерпения, пока каждая часть моего дела сложится и достигнет полной зрелости. Мне недоставало умения твердо и полностью вникнуть во все детали деятельности и одновременно охватить ее в целом, в особенности умения охватить полностью все пробелы и слабости, прокрадывавшиеся в мое заведение в каждый момент его существования, вникнуть в детали этих пробелов и слабостей. Мне недоставало также умения разобраться в разносторонних помехах, встававших или могущих встать на пути заведения, больших или маленьких, открытых или скрытых. Мне недоставало зрелого представления о пределах своих сил, о соразмерности средств и желаний. Отсюда, естественно, мне недоставало способности правильно предвидеть, куда, собственно, может и должен завести меня каждый шаг в моей деятельности. Я собирался подготовить детей для работы в земледелии, промышленности и домашнем хозяйстве, а между тем сам был совершенно незнаком со всеми этими видами деятельности. Заведение требовало организации, которая сама в себе содержала бы гарантию достижения целей, перед ним стоявших, а такой организации у меня не имелось, да иначе и быть не могло. Для всех отраслей, в которых я сам был несведущ, мне требовались образованные помощники, а у меня их не было. Помещение для моего заведения нужно было заботливо подобрать и соответствующим образом оборудовать; оно таким не было. Мое окружение должно было удовлетворять моим целям; оно им не удовлетворяло. Даже моя любовь к заведению, преданность и самоотверженность, с которой я весь отдался достижению своих целей, даже они ставили тяжкие помехи на пути. Да так оно и должно было быть. Я отдавал себя весь там, где мне не следовало отдаваться; я колебался, где мне следовало держаться твердо; я надеялся, когда мне следовало опасаться; я доверял, где должен был требовать отчета, благодарил, где должен был привлечь к ответственности. Я взваливал себе на плечи груз, бывший мне не под силу, разгружая других, которые обязаны его нести и вполне в состоянии были это сделать.
Таков я был. Мое заведение по существу своему было достойно лишь имущего, я же, будучи не в состоянии добиться того, что искал, только истощал силы, погружался в хозяйственные неурядицы и очутился в таком бедственном положенииг что невозможно описать проистекавших из него страданий. Последствия этого положения давали себя чувствовать на протяжении половины моей человеческой жизни.
И все же в течение всего этого долгого периода моя сердечная склонность посвятить жизнь бедным и обездоленным в нашей стране ни разу не покинула меня. Но только окруженное самыми разнообразными препятствиями и тягчайшими препонами пламя этой склонности, пылавшее во мне, ничему не служило. Оно само сжигало себя у меня в душе без всякой пользы и еще более способствовало тому, что я становился все невнимательней, беспомощней и равнодушней ко всему тому остальному на свете, чем я мог бы стать и что мог свершить.
Люди, меня окружавшие, замечали только эту в самом деле нараставшую тогда во мне беспомощность, а понять причины ее не сумели. Еще меньше они были склонны в какой бы то ни было форме протянуть мне руку помощи для того единственного, к чему я был способен. Напротив, бросавшаяся им в глаза моя неспособность к столь многому другому, привычному, казалась им неопровержимым доказательством, что мне невозможно и не следует помогать взяться за любимое дело: «Пусть он проявит себя в малом, тогда мы окажем ему доверие в большом; пусть положит предел собственному своему бедственному положению, тогда мы поверим, что он в состоянии что-то предпринять для борьбы с народной нуждой; пусть на опыте покажет, чего он ищет; если эти опыты будут успешными, тогда ему бея сомнения будут оказаны и доверие и помощь». Для меня это было во всех отношениях равносильно смертному приговору, причем приговору этому не предшествовало никакое внимательное следствие. А что для постановки подобных опытов мне и требуется первая и, может быть, единственная помощь — именно этого никто в мире не желал замечать. Светское общество всегда умеет не замечать того, в чем не усматривает для себя подлинного интереса, хотя и не упускает случая разыграть видимость заинтересованности. Однако с несомненностью можно сказать, что если эти опыты должны были быть поставлены хорошо и в полном соответствии с моим основным и всю мою силу определявшим принципом, а именно воспитывать бедняка через него самого, то есть с помощью его же собственных природных задатков и умений, с помощью реальных условий его существования,— то осуществить такую постановку эксперимента можно было только при теплом участии значительного числа сильных и доброжелательных людей.
Долго, слишком долго пришлось мне ждать сочувствия от своей эпохи и ближайшего окружения, в котором я жил. Со всей непосредственностью еще никогда не обманутой детской души я верил, что это может произойти, что это обязательно произойдет, я встречу доверие к своим целям, найду помощь.
В своем полном незнании света я и представить себе не мог, что когда люди вокруг меня сорили деньгами, как если бы то были камни, когда они брали на себя тысячи тягот, стараясь приукрасить во всех закоулках страшные гробы любви, прямодушия и силы человеческой, то даже и нескольких крох от всех этих сил не перепадет стремлениям человека, не желавшего ничего другого, как только воскресить и возродить к жизни из страшных гробов приукрашенной и открытой народной нужды любовь, прямодушие и силу человеческую. Вернее сказать, побудить бедного и обездоленного к самопомощи и к приложению собственной силы во всем, в чем он нуждается для добывания пищи, содержания и обеспечения жизни для себя и своей семьи, заставить людей отказаться от подобного приукрашивания как от чего-то противного человеческой природе и человеческому достоинству. Я ошибся в своей эпохе и в своем окружении.
В силу самого духа полученного мною воспитания я не мог не ошибиться в них. Я и в себе самом ошибся, как ошибся в своем окружении. Я не заслужил той степени доверия, которой требовало существо задуманного мною дела. Но я не пользовался и тем доверием, которого действительно заслуживал.
Лишенный вследствие описанных обстоятельств всех средств для энергичного продвижения к цели моей жизни, я сделал единственное, что еще оставалось в моих возможностях: я изложил в книге «Лингард и Гертруда» свои сердечные чувства и опыт, приобретенный в напряженных усилиях достичь цели.
Картина, в которой я представил свою цель всему народу и людям моего окружения, понравилась им... как роман. Тысячи людей сказали тогда: он знает народ, народ таков, как он говорит, народ нуждается в том, о чем он говорит, и было бы воистину прекрасно, если бы многие дети имели Гертруду своей матерью, если бы многие деревни имели Арнера своим господином, а многим Гуммелям пришлось бы выслушивать, как продавцы кур восклицают: «Оо-аа-уу!»
Но дальше этого воздействие книги не пошло. Ее восприняли вне зависимости от моих устремлений и деятельности. Сама по себе книга не способна была побудить моих современников попытаться на деле действовать в том духе, который проявился в Арнере, Гертруде и Глюльфи и был источником разнообразных взглядов и средств, которые надлежало использовать на благо народа, а не только описывать.
Для этой цели книги было недостаточно. Таким требованиям никогда не сможет удовлетворить ни одна книга, которая только говорит и изображает, что должно существовать. Чтобы добиться на земле чего-нибудь хорошего, требуется сделать нечто во много раз большее, нежели вложить людям в душу это хорошее в форме мечты, изображением которой они только поражаются и восхищаются. Для этого требуется помочь людям найти нить, с помощью которой предложенное им благо завладеет их внутренней жизнью, склонностями и устремлениями, пленит глаза, руки, язык — все, в чем находят выражение присущие людям силы.
Этого я желал. Но ни усилия моих лучших лет, ни отголосок этих усилий — мои сочинения — не смогли обеспечить мне нужный круг деятельности. Начав с него, я потом смог бы осуществить дела, в которых нашли бы выражение основные мои принципы, мог действительно возбудить в отдельных покинутых и бедных детях разум, любовь, чистосердечность и силу. А тем самым я мог бы приобрести сочувствие и средства к дальнейшему осуществлению важнейшего дела моего сердца.
Большая часть моей жизни прошла в беспокойных, но всетда ограниченных рамками моего отечества поисках подобного круга деятельности. Долго я так и не мог его найти. Простота и невинность моих взглядов вызывали недовольство окружения. Иллюзия, будто всезнайство может помочь установить на земле золотой век, как раз в ту пору словно блестящий мираж привлекла к себе всеобщее внимание и сумела почти полностью отвлечь мир от взглядов на природосообразное воспитание.
Едва ли не все вспомогательные средства воспитания и образования тогда считали нужным искать в школах и книгах, и рассчитаны они были именно на книги и школы. Жизнь, домашние условия, положение в обществе и проистекающие из всего этого убеждения, привычки, представления и правила, тем сильнее воздействующие на всего человека, с чем большей необходимостью и чем более бессознательно они охватывают и определяют его жизнь,— все это почти совсем не принималось во внимание. Односторонность, с которой хотели вести человека навстречу его предназначению, снабдив пестрыми, поверхностными познаниями, в конце концов незаметно, но неизбежно довела тогда до предела противоречие между публично проповедуемыми принципами и внутренними побуждениями, определявшими всеобщий образ действий.
По мере обострения этого противоречия самый наглый произвол подчинил себе все твердые великие принципы, установленные мужами прошлого, столь много сделавшими для человечества. Человек, индивидуум, отображение в нем человечества были упущены из виду. Самое священное в человеческой природе приносилось в жертву условностям, страстям, чувственным наслаждениям и всевозможным эгоистическим целям. Царило межвременье, отличавшееся не только ослаблением всех реальных сил человеческой природы, но также хаосом и шатаниями во всех распространенных в ту пору модных измышлениях. При таком состоянии, когда человечество в один и тот же момент боялось как воспламенения своих сил, так и их охлаждения, не только мог приостановиться прогресс человеческой культуры, но человечество имело все основания опасаться за сохранность и само существование всех своих реальных сил. При таком состоянии люди в одинаковой мере изнемогают под тяжестью как того, что они собой являют, так и того, чем они не являются... В такой обстановке протекла большая часть моей жизни, и как это ни печально, но это факт, что злосчастная эпоха всеобщих потрясений, принесенных в мою отчизну революционными бурями, оказалась часом рождения практической деятельности для реализации мечты всей моей жизни. Но теперь мне недоставало силы молодости, не хватало опыта, которым я был бы обогащен в своей области, будь у меня возможность в более молодые годы по-настоящему практически этим делом заняться. Тем не менее я сумел достичь на своем жизненном поприще того, на что и не рассчитывал, сумел добиться того, в осуществление чего даже не верил. Насколько я был в жизни несчастлив во всем, что касается моего дела, настолько же я стал счастлив начиная с момента, когда нашел, наконец, верное начало нужных средств, чтобы суметь с небольшими своими силами приступить к осуществлению дела моей жизни.
Несчастный разоренный Станц и обстановка, в которой я там очутился, окруженный множеством совершенно беспризорных и частично одичавших, но сильных детей природы, детей гор, послужил мне счастливым фундаментом. Несмотря на внешние препятствия, он предоставил мне простор для накапливания решающего опыта в отношении объема и степени сил, заложенных обычно в ребенке и служащих основанием его образованию, а тем самым в отношении существа и объема того, что в деле народного образования настолько же возможно и выполнимо, насколько оно настоятельно необходимо.
Когда же мое пребывание в Станце было прервано случайностями военного времени и мне казалось, что я снова отброшен в прежнее беспомощное состояние, я неожиданно нашел в Бургдорфе для своей цели то, что потерял в Станце. Институт, который мне удалось здесь основать, открыл передо мной широкие возможности для изыскания и организации важнейших средств природосообразного метода воспитания.
Воодушевленный таким простором и приобретенным мной в этих условиях опытом, я вскоре осмелился предложить публике свою книгу «Как Гертруда учит своих детей», изложив в ней в полном объеме взгляды, интуиции и надежды, которыми я в тот момент жил. Впечатление, произведенное на всех этой книгой, облегчило мне путь. Завоеванное большое доверие подбодрило меня и помогло расширить круг деятельности. Разные люди, проявлявшие интерес к вопросу воспитания, теснились вокруг меня. Накапливался опыт, и то, что некогда было лишь интуитивной догадкой, теперь осуществлялось на деле и вырастало в неопровержимый факт. Мне особенно повезло в том отношении, что здесь я приобрел себе помощников, бесхитростно подхвативших нить отправных пунктов моего эксперимента и с ее помощью энергично подготовивших себя к работе для моей цели.
С каждым днем мое положение все более удовлетворяло и меня, и тех, кто подал мне руку для стремления к общей цели. Положение это все более благоприятствовало скорейшему завершению результатов моих усилий, направленных на открытие природосообразного метода воспитания. Оно способствовало также такой разработке средств для этой цели, в результате которой они не являли собой нечто отдельное и отрывочное, а были объединены общей взаимосвязью. Взаимодействуя соразмерно, они могли охватить всю человеческую природу в целом и гармонически формировать ее силы как силы единого, нераздельного целого. Наши средства фактически уже приближаются к такому состоянию, когда они, с одной стороны, хорошо приноравливаются к условиям и потребностям упорядоченной семейной жизни, а с другой стороны — строят дальнейший прогресс всякого научного образования на общем и солидном основании.
Все они исходят из простейших побуждений человеческого существа и имеют своей целью установить первичные отправные пункты всякого человеческого образования. Как только они будут определены, придерживаясь их, уже нельзя будет ни впасть в односторонность, ни запутаться, ни уклониться от верной тропы.
Они оставляют ребенку всю его самостоятельность; они не вкладывают в него ничего, чего в нем самом нет, и не навязывают присущим ему задаткам и силам произвольного вынужденного направления, рассчитанного на одностороннюю цель.
Они возбуждают в воспитанниках оживленную внутреннюю деятельность ума и сердца и предоставляют этой деятельности полнейший простор, свободную возможность выразиться в соответствии с необходимыми и вечными законами человеческого ума и сердца и тем раскрыть свое сокровеннейшее существо.
Они представляют собой, собственно говоря, не что иное, как выражение этой деятельности, самой внутренней жизни, которая разносторонне проявляется в воспитанниках и ищет себе выражения. Поэтому-то они так быстро и так решительно разбили столь громко заявленное возражение: «Детей приносят в жертву подобным экспериментам». Поэтому же они установили истину, что существующая школьная система и построенная на ней культура Европы лишены фундамента. Надо обязательно подвести под нее такой фундамент, если она должна повести народ и детей Европы к силе разума и любви, к жизни, удовлетворяющей во всех отношениях.
Твердо сознавая, чего хотим и что должны делать, мы, собрав все силы, искали верных и общих отправных пунктов для своей деятельности. Мы всегда старались, неуклонно придерживаясь намеченного пути, постепенно, не допуская пробелов, шагать по направлению к тому, чего хотели и что должны были сделать. Благодаря этому в поисках подобных средств и в их применении мы могли предоставить полный простор своей деятельности, не опасаясь нарушить извечные законы, которым природа подчинила развитие человечества.
Это вовсе не означает, что на протяжении своих опытов мы никогда и ни в чем не допускали ошибок. Напротив, случалось иногда, что, увлекшись поразительным и превосходившим все наши ожидания успехом некоторых наших средств, мы излишне усердно и односторонне пользовались ими. В подобных обстоятельствах мы вопреки долгу и порядку на какое-то время отодвигали на задний план отдельные учебные предметы, менее важные для существа развития способностей человека, но являющиеся всеобщими и обязательными в школах.
Естественно, что приближающееся созревание самого важного и нужного умеряло ту стремительность, с которой мы хватались — да и не могли не хвататься — за это существенное и необходимое вначале, при первом его прорастании. Более того, пока это важное, в чем нуждается воспитание, созревало и отодвигало на задний план все то, что нам казалось менее важным, поскольку оно и в природе тоже занимает подчиненное положение, мы научились находить свою прелесть и в этом второстепенном. Это облегчало нам применение указанных второстепенных, но все же нужных предметов, так что теперь мы наряду с собственно элементарными средствами развития ума и обучения мастерству занимаемся также изучением азбуки, чтением, письмом, грамматикой, арифметикой и другими предметами. Мы это делаем с таким же великим усердием и с не меньшим успехом, чем этим занимаются там, где для первого, то есть для собственно элементарного образования, не делают ничего, а все делают только для внешнего, то есть второстепенного по важности — для чтения, письма, грамматики и т. п.
Серьезное занятие наиболее важным и нужным придавало второстепенному содержание и значимость, которых оно без первого никогда не может иметь и никогда иметь не будет. Пустые и мертвые для ума без такого фундамента формы — чтение, письмо, арифметика и т. п.— в нашем применении не только приобретают значение и жизнь, но в качестве необходимых средств умственной деятельности, средств восприятия и выражения приводятся в гармоническое согласие как между собой, так и с природой человека. И тогда они словно сами собой постепенно начинают развиваться у воспитанников в качестве навыков.
В опубликованных до сих пор элементарных книгах отдельные направления такого умственного развития представлены в форме последовательных рядов. Но ими ни в коем случае не исчерпывается область умственного развития. Продолжая опыты, мы значительно расширили прежние и открыли новые средства образования и упражнения, не отказываясь от старых, ранее установленных форм. Именно в них мы, бесспорно, обрели исходный пункт и неизменный закон дальнейшего развития и расширения этих средств. Впредь все новые опыты, сколько бы их ни было, в сущности ничего иного собой не будут представлять, как более точное определение и более разностороннее применение того неопровержимого и вечного, что заложено в их собственном основании. Это особенно касается умственного развития, но не менее верно это и по отношению к нравственному и религиозному образованию.
Верно, конечно, что в до сих пор опубликованных элементарных книгах средства, нравственного и религиозного образования, общее их согласование с сущностью средств образования умственного изложены еще недостаточно четко. Природа вопроса и особенности истории возникновения метода обусловили необходимость первоочередной разработки средств умственного образования. Тем не менее в моем институте в отношении нравственного воспитания детей, как и в отношении изыскания важных и удовлетворяющих всем требованиям элементарных принципов такого воспитания, царит тот же дух единой и энергичной деятельности, с которым мы подходим к умственному образованию. Скажу больше: мои опыты воспитания уже с самого начала исходили из глубочайшего убеждения в том, что все усилия, направленные на умственное образование, выродятся в пустой мираж, если раньше всего не оживить и не закрепить самое священное, самое высокое, что есть в человеческой природе, если не положить его в незыблемое основание всякого внешнего развития ума и обучения мастерству.
То, что мы делаем в этом направлении, конечно, не может походить в своих результатах на уже достигнутое в области умственного образования. Истинно нравственное элементарное образование по самой своей сущности побуждает чувствовать, молчать и действовать. Искреннему душевному настроению и гармонирующей с этим настроением жизни по их природе чуждо каждое рассеивающее, излишнее слово.
Речь нравственности, как правило, ограничивается простым: да, да! нет, нет! И чем истинней и глубже ее основания, тем больше ей свойственно полагать, что все, что сверх того, то от лукавого.
Нельзя заставить детей открыть непосвященному взору и слуху любопытного все богатство развитых в них высоких чувств, как мы заставляем их демонстрировать свои развитые умственные силы, достигнутые ими результаты. Да и не следует этого делать. Там же, где это все же пытаются делать, как раз и наносят смертельный удар чистой нравственной и религиозной настроенности всего детского существа. Если пойти по такому пути, то, вместо того чтобы действенно и основательно способствовать оживлению духа человека в истине, вере и любви, получишь прямо противоположный результат. Истинное служение богу, подлинная жизнь в духе правды и любви подменяются тогда в одних случаях пустословием и велеречивым начетничеством, а в других — унылостью, неподвижным взором, возведенным к храмовому своду или уставившимся па алтарь, ханжеством и внешней обрядностью богослужения во всех ее видах, то есть мертвенным соблюдением формы. Это значит придать подобному убожеству, подменяющему собой высочайшие и священнейшие чувства, значимость, которой оно вовсе не заслуживает, и содействовать оживлению важнейших основ как суеверия, так и безверия, окружив их соблазном чувственности и себялюбия. А это, в свою очередь, способно подвергнуть бедный наш род опасности двойных последствий обоих этих извращений, в одинаковой степени гибельных для человеческой природы.
Метод по сути своей открывает простые и верные пути к сердцу человека, как он открывает простые и верные пути к его уму. Наш опыт ежедневно приносит этому подтверждение.
Когда методу бросают упрек в том, что он якобы рассчитан только на одностороннее умственное образование, поскольку элементарные книги посвящены форме, числу и языку, то подобный упрек объясняется плохим знакомством с историей его возникновения и недостаточно ясным представлением о том, каков его естественный и необходимый объем. Любая элементарная книга, претендующая на развитие ума, по своей природе должна отражать не что иное, как самоё умственную деятельность, типичную для человека,— то, как он в силу внутренней необходимости действует в процессе мышления и познания. Поскольку умственное развитие начинается с того, чтобы убедить мать и учителя видеть в ребенке свободную и возвышенную дущу и соответственно этому с ним обходиться, то оно и само по себе оказывает моральное и религиозное воздействие. Каждая развитая в человеке сила сама по Себе есть истинно нравственная сила. Мои элементарные книги полностью основаны на таком воззрении. С одной стороны, они дают представление о свободной самостоятельной силе ума воспитанников. С другой стороны, они строят взаимоотношения матери и учителя с ребенком на чисто нравственных и религиозных основах.
В своей «Книге матерей» я прямо и определенно ссылаюсь на эту точку зрения: как там, где я подсказываю матери, какую позицию ей следует занять по отношению к ребенку, так и самим назначением книги — она предназначена специально для матерей, как пособие в помощь материнской преданности и заботливости.
Это ни в коем случае не значит, что специфические и самостоятельные формы нравственного и религиозного элементарного образования объявляются излишними. В действительности сам метод подвел нас к мысли о расположенных в последовательных рядах упражнениях для такого образования и к попытке разработать их. Базируясь на нравственной свободе и религиозных задатках ребенка, такая система помогает ему их осознать, так что он поднимается до нравственного и религиозного взгляда на вещи. Так мы нашли формы, которые в противоположность формам умственного развития раскрывают природу нравственных и религиозных чувств, дел и веры ребенка в их необходимой внутренней связи. Следовательно, если сила, которую метод в целом развивает в ребенке, сама собой неминуемо сказывается и на моральных побуждениях человеческой натуры, то с той же неизбежностью она подготавливает воспитанника для предстоящих ему в жизни дел и обязанностей.
Что касается последнего — удовлетворения требований земного существования, чего человек, как правило, достигает только усовершенствовав свои профессиональные умения,— то особенность заключается здесь в том, что ребенок с колыбели неразрывной цепью связан с окружающей его обстановкой во всех ее проявлениях, со всеми силами своего домашнего бытия и что пробуждение всех его нравственных и умственных сил должно исходить из этого центра.
Метод овладевает пробуждающимися силами человека в основном соответственно домашним потребностям и положению семьи. Он строит силы самопомощи и стремления к дальнейшему продвижению на фундаменте ясного осознания данной богом человеку жизненной среды и проистекающих отсюда условий и потребностей. Человека, обитающего под соломенной кровлей, он побуждает действовать в интересах потребностей, свойственных его положению, с такой же силой, с какой он побуждает к этому княжеского сына в его дворце. Однако когда он как рожденному в пыли, так и рожденному в ослепительном блеске придает в их положении одну и ту же силу, то он тем самым просто и прочно приковывает их к действительности занимаемого ими в силу необходимости положения, а человека из самых низов общества ставит на верный путь удовлетворения своих реальных потребностей...
Метод побуждает ребенка жить с утра до ночи как бы в поисках и познавании ясных, не допускающих ни малейшего сомнения жизненных истин. Он удерживает его на расстоянии от ложного мудрствования и самонадеянного, поверхностного пустословия, от всего того показного, что свойственно лишь именующему себя научным методу формирования ума и сердца. Наш метод, напротив, помогает ребенку во всем, что необходимо ему для уверенного продвижения. Оживляя все способности ребенка и концентрируя их на необходимом, метод дает ребенку возможность на любом месте, указанном провидением, самому раздобыть средства, с помощью которых он сможет пройти свой жизненный путь среди своих ближних с любовью, силой и с честью.
Простому человеку при существующих ныне средствах воспитания так редко удается помочь самому себе соответственно условиям своего положения. К несчастью, он даже и не захочет себе помочь, если его не довести до такого уровня развития, когда в нем пробуждается самосознание, подсказывающее ему, что он это в состоянии сделать. Так погибают народные массы, не зная человечности, не зная удовлетворения, и все из-за того, что всюду по отношению к ним упускается именно то, без чего нельзя им помочь взять эту первую высоту. А пока человечество ее не достигло, ему и в самом деле ничем нельзя помочь. По-животному свыкнувшись с трясиной своей испорченности, народ сам постоянно прилагает все силы к тому, чтобы навеки сохранить эту трясину вокруг себя...
Но еще более жалки, чем такой народ, глашатаи народной погибели. Ведь как только покажется человек, открыто, правдиво и с горячей любовью разоблачающий состояние народа, не знающего человечности, лишенного всего, на что имеет право внутренняя святость его природы, эти глашатаи встречают его криками: «Народ не нуждается ни в какой помощи, ему не нужно внутреннего возвышения! Почему хотят навязать народу высшие помыслы, самосознание и силу, когда он не ощущает в себе ни малейшей потребности к тому?» И сам народ забрасывает грязью и камнями человека, вздумавшего требовать от него сменить свое безумие на рассудительность, праздность на деятельность, беспорядочность на порядок, насилие на тихую мудрость, эгоизм на самоотверженность.
Короче говоря, человека, вздумавшего сменить дух развращенности нашего мира и жестоких проявлений ее в низших сословиях народа на высокий дух истинного облагораживания. А ведь одно только оно и способно возвысить нас до подлинного успокоения, до жизни, гармонирующей с истинным достоинством нашей внутренней человеческой природы.
Как видим, и мир благородных господ, и мир простых людей, представляющих собой основную массу, можно сказать, мертвы для воспитательного метода, сообразующегося с природой человека, оживляющего все ее лучшие силы и закрепляющего их. Но зато бесчисленные отдельные личности из этой массы людей выражают открыто свое чувство неудовлетворенности состоянием воспитательного дела, говорят о насущной потребности в мерах, глубоко затрагивающих природу человека и тесно с ней согласующихся... Первые результаты опытов взросли на почве сострадания к бедному человеку в нашей стране, для которого я искал поддержки и помощи, но они не ограничились узким кругом особых потребностей этого класса.
Результаты моих усилий были направлены на то, чтобы из самого существа природы человека вызвать на поверхность средства помощи бедному. Эти результаты вскоре неопровержимо доказали мне, что все, что можно рассматривать надежным средством образования для бедного и обездоленного, только потому и является таким, что оно надежно в отношении существа человеческой природы вообще, независимо от сословия, к которому принадлежит человек, и обстоятельств его жизни.
Я очень скоро заметил, что бедность или богатство не могут и не должны оказывать существенного влияния на образование человека. Напротив, в данном вопросе во всех случаях обязательно надо иметь в виду извечно равное и неизменное в их природе, независимое от всего случайного и внешнего, безотносительное к нему.
Во мне жило глубочайшее убеждение, что человек, правильно воспитанный в этом отношении, будет направлять все случайное, что связано с его внешним положением, каково бы оно ни было, всегда в полном согласии с этой развитой в нем силой. И не только это. Он использует внешние условия своей жизни для укрепления внутренней силы и для лучшего ее применения. Даже если пределы силы ограничивают возможности его воздействия на внешние условия существования, то и тогда он может подняться выше этого внешнего. Живя в бедности и страданиях, он испытывает такую же полную удовлетворенность, какой мог бы наслаждаться, живя в счастье и материальном благополучии.
Это преобладание внутреннего, вечного и неизменного над внешним и случайным заложено в природе человека по воле всевышнего. Поэтому-то специальные образовательные средства для людей любого класса обязательно должны строиться на предварительно заложенном фундаменте — на овладении тем извечным и неизменным, что есть в природных задатках и способностях человека. Особые средства помощи, применяемые для каждого отдельного сословия, следует рассматривать лишь как дополнение к мощной поддержке человеческой природы, как ее следствие и более точное ее определение.
Человека нужно внутренне возвысить, если хочешь, чтобы бедный человек возвысился внешне. Если ты не возвысишь человека внутренне, то и богатый при всем блеске его внешнего великолепия опустится ниже уровня живущего подаянием, но имеющего истинно возвышенную душу. Без такого внутреннего облагораживания образование воздействует лишь на внешние, мнимые преимущества сословия и положения людей. Этим ты только разделяешь людей на организованные По-животному, взаимно враждебные людские стаи и сословные стада, по тому же образцу, как дикие звери разделяются на стаи и стада вечно враждующих между собой львов, лис и др.
Во все времена, только воздействуя средствами воспитания на неизменное, существенное и высшее, что есть в природе человека, можно приблизить осуществление желаний самых благородных людей всех, сословий, направленных на счастье рода человеческого. Только так можно в совершенстве согласовать между собой положение высших и потребности низших, только так в условиях человеческого существования можно с уверенностью создать то радостное, благожелательное настроение взаимной помощи и взаимного служения, при котором бедный с достоинством поднимает взор на богатого, а богатый с участием и любовью взирает на бедного. Только так можно настолько возвысить бедного, что он сможет встать рядом с богатым, обладая развитой образованием силой, и сила эта в состоянии возбудить у богатого интерес, желание приблизиться к бедному и протянуть ему руки помощи.
Независимо от сословия и положения человека, поистине хороший метод воспитания должен исходить из неизменных, вечных и всеобщих задатков и сил человеческой природы. Такой метод воспитания дает ребенку человека, не знающего, где ему голову приклонить, возможность усвоить и освоить исходные начала мышления, чувства и действия.
Придерживаясь этой нити, ребенок в состоянии будет самостоятельно достичь общего развития своих сил и задатков. В то же время такой метод должен предоставить те же самые отправные пункты и ребенку другого человека, в чьих руках лежат судьбы, хлеб насущный, честь и покой тысяч людей. Придерживаясь их, и этот ребенок сможет продвинуться к достижению всего, в чем нуждается и чего требует высшее развитие его задатков и сил в занимаемом им положении и в окружающих его обстоятельствах.
Лишь поскольку он это делает, метод воспитания является искусством, которое, покоясь на незыблемых в главном своем существе основаниях, в состоянии надежно соответствовать предъявляемым к нему природой и обществом запросам.
Самое существенное в методе состоит в том, что он пробуждает в ребенке сокровеннейшие задатки, какие только у него имеются. И повсюду, где он это осуществляет, в каком бы положении ни находились внешне эти разбуженные в ребенке силы, метод предоставляет им свободу действий, побуждение и стимул к максимально возможному в данном положении развитию. Но что толку в нем? Что толку в самом прекрасном методе воспитания, если он не воспитывает, если он не оправдывает себя неопровержимо реальным фактом воспитания, силой своей природы и своей сущности? Что толку и в моем методе, изложенном устно, развитом в книгах, обработанном и доказанном мыслителями? С точки зрения его реального воздействия на человечество он не более чем пустая мечта; если он не станет чем-то большим, то так мечтой и останется. До тех пор, пока достаточно много людей не проникнет глубоко в его смысл и не освоит полностью средств его приложения, нисколько не помогут ни признание его непреложной истинности, ни даже распоряжения, инструкции и все организационные, контрольные и практические мероприятия в этом направлении. Для образовательных заведений в наше время характерны подобные пустые формальности, все теперь так много говорят об их действенности и занимаются праздными мечтаниями об их возможностях. А между тем при любых формах обучения, если предварительно не подготовлены в достаточном количестве люди с живой душой, умеющие самостоятельно думать и действовать, способные справиться с порученным им делом, эти пустые формальности для практических целей народного образования являются не чем иньш, как средством еще более усугубить наше разочарование и предоставить народ все большему запустению. Такая постановка образования лишь остов создания, и только вдохнув в него мысль и жизнь, можно поднять образование выше того мертвенного и хаотического состояния, в котором пока оно обретается.

продолжение книги ...





Популярные статьи сайта из раздела «Сны и магия»


.

Магия приворота


Приворот является магическим воздействием на человека помимо его воли. Принято различать два вида приворота – любовный и сексуальный. Чем же они отличаются между собой?

Читать статью >>
.

Заговоры: да или нет?


По данным статистики, наши соотечественницы ежегодно тратят баснословные суммы денег на экстрасенсов, гадалок. Воистину, вера в силу слова огромна. Но оправдана ли она?

Читать статью >>
.

Сглаз и порча


Порча насылается на человека намеренно, при этом считается, что она действует на биоэнергетику жертвы. Наиболее уязвимыми являются дети, беременные и кормящие женщины.

Читать статью >>
.

Как приворожить?


Испокон веков люди пытались приворожить любимого человека и делали это с помощью магии. Существуют готовые рецепты приворотов, но надежнее обратиться к магу.

Читать статью >>





Когда снятся вещие сны?


Достаточно ясные образы из сна производят неизгладимое впечатление на проснувшегося человека. Если через какое-то время события во сне воплощаются наяву, то люди убеждаются в том, что данный сон был вещим. Вещие сны отличаются от обычных тем, что они, за редким исключением, имеют прямое значение. Вещий сон всегда яркий, запоминающийся...

Прочитать полностью >>



Почему снятся ушедшие из жизни люди?


Существует стойкое убеждение, что сны про умерших людей не относятся к жанру ужасов, а, напротив, часто являются вещими снами. Так, например, стоит прислушиваться к словам покойников, потому что все они как правило являются прямыми и правдивыми, в отличие от иносказаний, которые произносят другие персонажи наших сновидений...

Прочитать полностью >>



Если приснился плохой сон...


Если приснился какой-то плохой сон, то он запоминается почти всем и не выходит из головы длительное время. Часто человека пугает даже не столько само содержимое сновидения, а его последствия, ведь большинство из нас верит, что сны мы видим совсем не напрасно. Как выяснили ученые, плохой сон чаще всего снится человеку уже под самое утро...

Прочитать полностью >>


.

К чему снятся кошки


Согласно Миллеру, сны, в которых снятся кошки – знак, предвещающий неудачу. Кроме случаев, когда кошку удается убить или прогнать. Если кошка нападает на сновидца, то это означает...

Читать статью >>
.

К чему снятся змеи


Как правило, змеи – это всегда что-то нехорошее, это предвестники будущих неприятностей. Если снятся змеи, которые активно шевелятся и извиваются, то говорят о том, что ...

Читать статью >>
.

К чему снятся деньги


Снятся деньги обычно к хлопотам, связанным с самыми разными сферами жизни людей. При этом надо обращать внимание, что за деньги снятся – медные, золотые или бумажные...

Читать статью >>
.

К чему снятся пауки


Сонник Миллера обещает, что если во сне паук плетет паутину, то в доме все будет спокойно и мирно, а если просто снятся пауки, то надо более внимательно отнестись к своей работе, и тогда...

Читать статью >>




Что вам сегодня приснилось?



.

Гороскоп совместимости



.

Выбор имени по святцам

Традиция давать имя в честь святых возникла давно. Как же нужно выбирать имя для ребенка согласно святцам - церковному календарю?

читать далее >>

Календарь именин

В старину празднование дня Ангела было доброй традицией в любой православной семье. На какой день приходятся именины у человека?

читать далее >>


.


Сочетание имени и отчества


При выборе имени для ребенка необходимо обращать внимание на сочетание выбранного имени и отчества. Предлагаем вам несколько практических советов и рекомендаций.

Читать далее >>


Сочетание имени и фамилии


Хорошее сочетание имени и фамилии играет заметную роль для формирования комфортного существования и счастливой судьбы каждого из нас. Как же его добиться?

Читать далее >>


.

Психология совместной жизни

Еще недавно многие полагали, что брак по расчету - это архаический пережиток прошлого. Тем не менее, этот вид брака благополучно существует и в наши дни.

читать далее >>
Брак с «заморским принцем» по-прежнему остается мечтой многих наших соотечественниц. Однако будет нелишним оценить и негативные стороны такого шага.

читать далее >>

.

Рецепты ухода за собой


Очевидно, что уход за собой необходим любой девушке и женщине в любом возрасте. Но в чем он должен заключаться? С чего начать?

Представляем вам примерный список процедур по уходу за собой в домашних условиях, который вы можете взять за основу и переделать непосредственно под себя.

прочитать полностью >>

.

Совместимость имен в браке


Психологи говорят, что совместимость имен в паре создает твердую почву для успешности любовных отношений и отношений в кругу семьи.

Если проанализировать ситуацию людей, находящихся в успешном браке долгие годы, можно легко в этом убедиться. Почему так происходит?

прочитать полностью >>

.

Искусство тонкой маскировки

Та-а-а-к… Повеселилась вчера на дружеской вечеринке… а сегодня из зеркала смотрит на меня незнакомая тётя: убедительные круги под глазами, синева, а первые морщинки просто кричат о моём биологическом возрасте всем окружающим. Выход один – маскироваться!

прочитать полностью >>
Нанесение косметических масок для кожи - одна из самых популярных и эффективных процедур, заметно улучшающая состояние кожных покровов и позволяющая насытить кожу лица необходимыми витаминами. Приготовление масок занимает буквально несколько минут!

прочитать полностью >>

.

О серебре


Серебро неразрывно связано с магическими обрядами и ритуалами: способно уберечь от негативного воздействия.

читать далее >>

О красоте


Все женщины, независимо от возраста и социального положения, стремятся иметь стройное тело и молодую кожу.

читать далее >>


.


Стильно и недорого - как?


Каждая женщина в состоянии выглядеть исключительно стильно, тратя на обновление своего гардероба вполне посильные суммы. И добиться этого совсем несложно – достаточно следовать нескольким простым правилам.

читать статью полностью >>


.

Как работает оберег?


С давних времен и до наших дней люди верят в магическую силу камней, в то, что энергия камня сможет защитить от опасности, поможет человеку быть здоровым и счастливым.

Для выбора амулета не очень важно, соответствует ли минерал нужному знаку Зодиака его владельца. Тут дело совершенно в другом.

прочитать полностью >>

.

Камни-талисманы


Благородный камень – один из самых красивых и загадочных предметов, используемых в качестве талисмана.

Согласно старинной персидской легенде, драгоценные и полудрагоценные камни создал Сатана.

Как утверждают астрологи, неправильно подобранный камень для талисмана может стать причиной страшной трагедии.

прочитать полностью >>

 

Написать нам    Поиск на сайте    Реклама на сайте    О проекте    Наша аудитория    Библиотека    Сайт семейного юриста    Видеоконсультации    Дзен-канал «Юридические тонкости»    Главная страница
   При цитировании гиперссылка на сайт Детский сад.Ру обязательна.       наша кнопка    © Все права на статьи принадлежат авторам сайта, если не указано иное.    16 +