1 марта 1888 года в г. Белополье Харьковской губернии в семье рабочего-железнодорожника Семена Григорьевича Макаренко родился сын Антон. В той среде, из которой вышел Антон Семенович, большинство подростков уходило в «мальчики» к сапожникам, малярам. Остальные обычно поступали учениками в железнодорожные мастерские. Семен Григорьевич выбрал для своего сына иную профессию - учителя. «Отец учил меня на медные деньги, впрочем других у него не было», - рассказывал Антон Семенович. Высокий, худой и суровый человек, Семен Григорьевич был очень требовательным к детям. Провожая сына в крюковское четырехклассное училище, он сказал ему с непреклонной твердостью, что городские училища «не для нас строили, а ты покажи им. Принесешь четверку... лучше не приноси! Пятерки. Понимаешь?» Ни разу не огорчил Антон Семенович своего отца: учился только на пятерки. После городского училища Макаренко окончил одногодичные педагогические курсы при этом же училище, что дало ему право быть учителем в низшей начальной школе. С 1905 года он стал преподавать в железнодорожной школе при вагонном заводе, где работал его отец. Макаренко в дальнейшем неоднократно подчеркивал заводской характер той среды, в которой он жил и работал. «И я сам был членом рабочего коллектива, членом рабочей семьи, - рассказывает Антон Семенович. - И мои ученики, и мои родители представляли собой единое небольшое рабочее общество одного завода» (1). Поэтому Макаренко и считал возможным сказать про свою школу в Крюкове, что в ней «воздух был несравненно чище, чем в других местах; рабочее, настоящее пролетарское общество крепко держало школу в своих руках... Из этой школы вышло много большевиков» (2).
-----------------------------------------
1. А. С. Макаренко, Соч. изд. АПН РСФСР, 1951, т. 4. стр. 479. 2. Там же, т. 7, стр. 339.
-----------------------------------------
Первым учителем и в жизни и в работе Макаренко стал Максим Горький. Под влиянием Горького складывается и крепнет мировоззрение Антона Семеновича. «Когда я перелистываю страницы моей жизни, - пишет Макаренко, - в памяти возникают ужасающие годы беспросветной реакции, наступившей после 1905 года. Для нас имя Горького было маяком. В его произведениях нас особенно покоряла исключительная жажда жизни, неисчерпаемый оптимизм, вера в человека, непреклонная убежденность в прекрасном будущем» (1). «И для меня и для моих учеников Максим Горький был организатором марксистского мироощущения. Если понимание истории приходило к нам по другим путям, по путям большевистской пропаганды и революционных событий... то Горький учил нас ощущать эту историю, заражал нас ненавистью и страстью и еще большим уверенным оптимизмом, большой радостью требования: «Пусть сильнее грянет буря» (2). Так как Антону Семеновичу посчастливилось, как он сам говорил, все время преподавать в рабочей школе, находящейся под постоянным влиянием рабочей общественности, ему было легче, чем кому-либо в его время, искать новые пути воспитания. Но когда Макаренко говорили о трудностях создания коллектива учащихся в условиях советской жизни, он напоминал о том, что еще в дореволюционное время, рискуя за каждое уклонение от старых форм воспитания вызвать репрессии со стороны царской жандармерии, он все-таки стремился создать коллектив школьников.
В 1911 году в связи с выступлением против директора школы, монархиста и взяточника, Макаренко перевели в школу на захолустную станцию Долинскую, где он учительствовал до 1914 года. С глубоким волнением читаешь рассказы Макаренко «О человеческих чувствах» и «Из истории героизма» (3). В них рассказывается о том, как однажды в их захолустье из-за аварии в моторе перед самой школой приземлился аэроплан. Летчик, прожив в школе три дня и сроднившись со всеми, улетел и снова попал в аварию. О ней известил школьников телеграммой механик самолета. По копеечкам собирают они деньги на ответную телеграмму летчику. Пишут вместе с Антоном Семеновичем послание, полное большой, горячей любви. Письмо вызвало гнев жандармского ротмистра. Антону Семеновичу грозит увольнение с работы. Вот в каких условиях работал Макаренко. Но это не мешало ему воспитывать у учеников жажду деятельности, лучшие человеческие чувства, горячую симпатию и уважение к людям, способным на безымянный подвиг. Все последующие годы, воспитывая учащихся, Макаренко открыто проявляет глубокое уважение и искреннюю любовь к своим воспитанникам. Его искренность была настолько велика, что, на-
--------------------------------------
1. А. С. Макаренко, Соч., т. 7, стр. 333.
2. Там же, стр. 339.
3. Там же, стр. 63, 69.
--------------------------------------
пример, провожая своих учеников из школы в новую жизнь и выступая перед ними с прощальной речью, Антон Семенович не только вызвал слезы у них, но и не стесняясь, плакал сам, глубоко переживая этот момент. Макаренко чувствовал недостаточность своей общей и специальной подготовки. В 1914 году он поступает в Полтавский учительский институт, который заканчивает в 1917 году с золотой медалью. С большой признательностью вспоминал Антон Семенович директора института А. К. Волнина. У него, говорил Макаренко, я заимствовал главное положение моей педагогической системы: как можно больше требования к человеку и как можно больше уважения к нему. Наступает Великий Октябрь. Макаренко с восторгом вглядывается в новые чудесные перспективы. Он жадно ищет пути создания новой, советской педагогики, понимая, что старая педагогика не отвечает потребностям новой жизни. Первая мировая война, затем гражданская война лишили многих детей родителей и крова, заставили скитаться по городам и деревням. Часть из них примкнула к грабителям, ко всевозможным бандам. В 1920 году Советское правительство поручило отделам народного образования организовать колонии для несовершеннолетних правонарушителей. Заведующий Полтавским ОНО предложил Антону Семеновичу взять на себя это большое дело. И до революции существовали такие колонии, но о прежних методах воспитания не могло быть и речи в молодой советской стране. Все понимали, что в колониях должны воспитываться новые люди, нужные нашей стране, нашему народу, и «делать» таких людей надо по-новому, но как - никто не знал. Не знал и Макаренко. Но он берется за организацию колонии, приступает к работе как смелый, вдумчивый мастер-педагог, ищущий лучших методов воспитания, беспощадно ломающий все рутинное, обветшалое. Условия работы были крайне тяжелые. Новая колония для правонарушителей находилась в шести километрах от Полтавы. До революции здесь была колония малолетних преступников, но в 1917 году они разбежались. Все оборудование прежней колонии было расхищено. Из-за общей хозяйственной разрухи приходилось терпеть огромные лишения. Но Макаренко самоотверженно переносит вместе со своими воспитанниками голод и холод, и, преодолевая большие препятствия, налаживает хозяйственную жизнь колонии. Блестящими были и результаты воспитательной работы в колонии. Однако дались они Антону Семеновичу нелегко. Его первые воспитанники - подростки и юноши с уголовным прошлым, привыкшие к безделью,- буквально издевались над педагогами. Вот как описывает Антон Семенович своих воспитанников. Бурун казался последним из отбросов, которые может дать человеческая свалка; в колонию он попал за участие в воровской шайке, большинство членов которой было расстреляно. Таранец - юноша из воровской семьи, строен, весел, остроумен, предприимчив, но способен класть по ночам бумажки между пальцами ног колонистов-евреев и поджигать эти бумажки, а сам притворяться спящим. Волохов - «чистейший бандит с лицом бандита» и лучший из них Задоров - из интеллигентной семьи, с холеным лицом. Но и этот «лучший» мог ответить так: «Дорожки расчистить можно, но только пусть зима кончится: а то мы расчистим, а снег опять нападет. Понимаете?». Мог так сказать, улыбнуться и забыть о существовании того, с кем говорил. Описывая в «Педагогической поэме» бесславное начало колонии, Макаренко рассказывает, что воспитанники просто не замечали своих воспитателей и категорически отрицали не только педагогику, но и всю человеческую культуру.
Макаренко не терял надежды найти способ договориться с воспитанниками, но атмосфера в колонии была так накалена, что Антон Семенович всем своим существом чувствовал, что нужно спешить, что нельзя ждать ни одного лишнего дня. В это решающее время чашу терпения и выдержки Антона Семеновича переполнил наглый ответ Задорова. «И вот свершилось, я не удержался на педагогическом канате...- рассказывал Макаренко.- В состоянии гнева и обиды, доведенный до отчаяния и остервенения всеми предшествующими месяцами, я размахнулся и ударил Задорова по щеке» (1). Это было поворотным пунктом в поведении колонистов. «Мы не такие плохие, Антон Семенович! Будет все хорошо. Мы понимаем», - сказал Задоров в тот же день в ответ на распоряжения Антона Семеновича. Много различных суждений вызывал и до оих пор вызывает удар, нанесенный Задорову, и его последствия. Сам Макаренко расценивал этот случай не всегда одинаково. «В начале моей «Педагогической поэмы»,- говорил Антон Семенович, - я показал свою полную техническую беспомощность... Тогда я сделал большую ошибку, что ударил своего воспитанника Задорова. В этом было не только преступление, но и крушение моей педагогической личности» (2). «Я пережил всю педагогическую несуразность, всю юридическую незаконность этого случая, но в то же время я видел, что чистота моих педагогических рук - дело второстепенное в сравнении со стоящей передо мной задачей. Я твердо решил, что буду диктатором, если другим методом не овладею, - писал Макаренко.
----------------------------------------
1. А. С. Макаренко, Педагогическая поэма, изд. «Московский рабочий», 1953, стр. 16.
2. А. С. Макаренко, Соч., т. 7, стр. 462.
----------------------------------------
... Нужно, однако, заметить, что я ни одной минуты не считал, что нашел в насилии какое-то всесильное педагогическое средство. Случай с Задоровьщ достался мне дороже, чем самому Задорову» (1). И Макаренко был крайне удивлен, когда на него посыпались обвинения, что он рекомендует побои. «Разве удар - метод? - спрашивает Антон Семенович. - Это только отчаяние» (2). Анализируя впоследствии это событие, Макаренко рассказывал, что оно носило для него печальный характер и не только потому, что он дошел до такого отчаяния, а потому что выход нашел не он, а мальчик, которого он ударил - Задоров.
«Он нашел в себе страшную силу и бодрость понять, до какого отчаяния я дошел, - говорил Макаренко, - и протянул мне руку... Не всякому удастся натолкнуться на такого человека, которого ударишь, а он протянет тебе руку и скажет: я тебе помогу...» (3) «Если бы на месте Задорова был кто-нибудь другой, может быть, это привело бы к катастрофе... только благодаря ему я мог сохранить авторитет, он поддержал меня» (4). И не только так объяснял Макаренко причину успеха «физического воздействия». Екатерина Григорьевна, первый помощник в исканиях Макаренко, пораженная тем, что ребята рассказывают с упоением о «подвиге» Антона Семеновича и даже готовы влюбиться в него, спросила с глубокой печалью: «Что это, привычка к рабству?» Антон Семенович после недолгого раздумья ответил ей: «Нет, тут не в рабстве дело... Во всей этой истории они не видят побоев, они видят только гнев, человеческий взрыв. Они же прекрасно понимают, что я мог бы и не бить, мог бы возвратить Задорова, как неисправимого, в комиссию, мог причинить им много важных неприятностей. Но я этого не делаю, я пошел на опасный для себя, но человеческий, а не формальный поступок... Кроме того, они видят, что мы много работаем для них. Все-таки они люди» (5). О случае с Задоровым М. И. Калинин говорил так: «Об этом случае надо основательно подумать. Мне кажется, что его положительные результаты явились следствием уже завоеванного авторитета и уважения к Макаренко у колонистов». Так и надо понимать причину успеха этой «операции», откинув раз и навсегда пошленькое суждение о пользе старого «испытанного» средства. Воспитанники Макаренко не могли не почувствовать, что его страсть ответственна в самой своей глубине,
------------------------------------------
1. А. С. Макаренко, Педагогическая поэма, стр. 18-19.
2. А. С. Макаренко, Соч., т. 3, стр. 454.
3. Там же, т. 5, стр. 260. 4. Там же, т. 3, стр. 454. 6. А. С. Макаренко, Педагогическая поэма, стр. 20.
------------------------------------------
что корень большого гнева Антона Семеновича - в новом человеческом отношении к ним, отношении не как к правонарушителям, а именно как к людям. «Надо,- говорил Макаренко,- уметь работать с верой в человека, с сердцем, с настоящим гуманизмом» (1).
Искренняя вера в человека, глубокий, подлинный гуманизм создали Макаренко уважение и авторитет, о которых говорил М. И. Калинин, и привели к «поворотному пункту» в поведении воспитанников колонии. Первое время существования колонии было для Макаренко и его товарищей и месяцами отчаяния и месяцами поисков. «Задача, стоявшая передо мной, - писал Антон Семенович, - была так трудна и так неотложна, что путать было некогда. Но и прямых нитей в моих руках не было. Старый опыт... для меня не годился, нового опыта не было, книг тоже не было... Я принужден был непосредственно обратиться к своим, общим представлениям о человеке, а для меня это значило обратиться к Горькому» (2). В книгах Горького, в его умении видеть в людях, несмотря на самые ужасные жизненные катастрофы, прекрасные черты человека находит Макаренко самые богатые педагогические позиции. И он называет колонию именем Горького. Макаренко добивался, чтобы колонии дали это имя потому, что вера Горького в человека открыла перед ним новую методику отношения к ребенку и дала возможность найти правильные пути воспитания. В письме к А. М. Горькому он писал: «Выбирая Вас своим шефом, мы руководствовались... глубокой родственностью между Вами и нами. Эту родственность мы видим и чувствуем не только в том, что и Ваше детство подобно детству наших ребят... но больше всего в том, что Ваша исключительная вера в человека... помогает и нам верить в него» (3).
Кроме того, Макаренко чувствовал себя связанным с Горьким и потому, что воспитанниками колонии были как раз те, кто в старое время обязательно кончили бы жизнь в ночлежке, «на дне». «Передо мной, - писал Макаренко, - всегда был образ того, кто сам вышел из недр народных. Так, когда я должен был указать моим «босякам» образец человека, который, пройдя через «дно», поднялся до высот культуры, я всегда говорил: - Горький! Вот образец, вот у кого учиться!" (4).
Но «дно» в Советской стране было принципиально невозможно, - указывал Макаренко, - «и мои «горьковцы» очень скоро возымели настойчивое намерение не ограничиться простым всплы-
-------------------------------------------
1. А. С. Макаренко, Соч., т. 7 стр. 464. 2. Там же, стр. 341. 3. Там же, стр. 355. 4. Там же, стр. 333.
-------------------------------------------
ванием вверх, их соблазняли вершины гор, из горьковских героев больше других импонировал им Сокол» (1). Начиная работу в колонии, Макаренко сначала считал, что его задача - «вправить души» у правонарушителей, «сделать их вместимыми в жизни, т. е. подлечить, наложить заплаты на характеры» (2). Но постепенно он повышает требования и к своему делу, и к себе, и к своим воспитанникам. Его перестают интересовать вопросы исправления, перестают интересовать и так называемые правонарушители, так как он убеждается, что никаких особых «правонарушителей» нет, есть люди, попавшие в тяжелое положение, и жизнь каждого из них представляет собой «концентрированное детское горе» маленького брошенного в одиночестве человека, который уже привык не рассчитывать ни на какое сожаление. Антон Семенович видел не только «безобразное горе выброшенных в канаву детей», но и «безобразные духовные изломы у этих детей». Он считал себя не вправе ограничиться сочувствием и жалостью к ним. Горе этих детей, говорил он, должно быть трагедией всех нас и от нее мы уклоняться не имеем права. Сладкую жалость и сахарное желание доставить таким детям приятное Макаренко называл ханжеством. Он понимал, что для их спасения необходимо быть с ними непреклонно требовательным, суровым и твердым. Непреклонная требовательность и твердость в сочетании с глубоким уважением и доверием, активизирование вспыхнувших подожительных черт в характере воспитанника и неумолимая борьба с отрицательными дали возможность Антону Семеновичу придти кратчайшим путем к цели, которая стала для него главной и единственной, - воспитать каждого колониста так, чтобы он был настоящим советским человеком, образцом поведения. И мы видим, как постепенно воспитанники Макаренко становятся искренними, горячими и благородными натурами. Нелегко было Макаренко добиться таких результатов. «Люди мы были самые обычные, - писал Макаренко, - и у нас находилось пропасть разнообразных недостатков. И дела своего мы, собственно говоря, не знали: наш рабочий день полон был ошибок, неуверенных движений, путаной мысли. А впереди стоял бесконечный туман, в котором с большим трудом мы различали обрывки контуров будущей педагогической жизни» (3). В своих исканиях новых путей воспитания Макаренко и его товарищи не только не встретили помощи, но, наоборот, люди, призванные руководить ими, несмотря на прекрасные результаты правильной, подлинно советской системы воспитания, порочила и самого Антона Семеновича и его методы.
---------------------------------------------
1. А. С. Макаренко, Соч., т. 7, стр. 343. 2. Там же, т. 5, стр. 412. 3. А. С. Макаренко, Педагогическая поэма, стр. 75.
---------------------------------------------
В те годы в педагогическое дело, которое Макаренко называл одним из самых тонких и нежных человеческих дел, проникли враждебные и чуждые влияния. Педагогическая арена, по словам Макаренко, сделалась достоянием педологии. «Последняя выступала от имени марксизма, и нужно было много мужества, чтобы этому не верить, чтобы большому авторитету «признанной» науки противопоставить свой сравнительно узкий опыт» (1). Вместе с педологами в руководящие органы народного образования проникли люди, которые, по словам Макаренко, «мало отличались от шарлатанов, протаскивающих под видом советской педагогики форменную контрреволюцию». Напряженная борьба разгорелась вокруг методов воспитания в колонии имени Горького. Педологи выводили свои методы воспитания из идеи «изучения» каждого ребенка отдельно, и поскольку это изучение приводило к разным выводам, постольку они считали нужным применять и различные методы. Педологи находили среди детей и умственно отсталых, и социально запущенных, и трудных, и правонарушителей, и т. д. Все это, указывал Антон Семенович, было очень недалеко от фашистской расовой теории, явной попыткой ревизии марксистского представления о человеке. «Трудно подсчитать раны, нанесенные педологией делу социалистического строительства на самом важнейшем его участке - воспитания молодежи» (2). С горечью вспоминает Макаренко, как долго терпели все мы эту шарлатанскую чуждую галиматью, эту знахарскую возню педологии. «Долгое время, - указывал Макаренко, - у нас не было настоящего, зоркого, большевистского глаза, обходились мы все тем же мирным прекраснодушием и бесхребетной уступчивостью. Мы терпели нахальство разных псевдоученых и трусливо встречали каждое живое, настоящее педагогическое слово. Мы малодушно смотрели, как педологи на наших глазах душили свежие, самые нежные ростки нашего дела» (3). Макаренко выступил на открытую борьбу с педологами без какой-либо поддержки со стороны многих педагогических деятелей того времени. Следует отметить его глубокую принципиальность и стойкость в этой неравной борьбе.
Столкновения с педологами создали вокруг Макаренко, как он говорил, невыносимое организационное одиночество. Это одиночество не могло не вызывать порой у Антона Семеновича глубокой грусти. С волнением читаешь главу «Лирика» из «Педагогической поэмы», где с непередаваемой полнотой отразилась и большая человеческая любовь Макаренко к своим воспитанникам и тяжесть
-----------------------------------------
1. А. С. Макаренко, Соч., т. 7, стр. 345. 2. Там же, т. 5, стр. 327. Там же, стр. 368-369.
-----------------------------------------
несправедливого одиночества в момент торжества, когда жизнь убедительно доказывала величие его дела, его правоту.
Колония провожает впервые своих воспитанников на рабфак. Радостный, победный день! Но никакие признаки праздника не смогли потушить огоньков печали, рассеять глубокое горе целого коллектива: девочки откровенно плакали, хлопцы ходили серьезные и молчаливые, а пацаны в непривычно строгих линиях, как воробьи на проволоке, чинно сидели на скамьях, барьерах, заложив руки между колен и рассматривая необычные для них предметы: крыши, верхушки деревьев, иебо. И никогда у них не было столько насморков. «Я разделяю их детское недоумение, - писал Макаренко, - я понимаю их грусть - грусть людей, до конца уважающих справедливость». Неужели нельзя устроить жизнь так, чтобы не было такого непоправимого, несправедливого горя? Ведь уезжают Бурун, Задоров, Карабанов, Белухин, Вершнев, уезжают настоящие люди, которым было так сладко подражать.
Для Макаренко и его товарищей по работе проводы первых воспитанников, выросших благодаря их огромному труду из правонарушителей в настоящих людей, были большим, волнующим событием. Накануне отъезда, когда вся колония спала и было тихо, тепло и звездно, воспитатели собрались на крыльце квартиры Антона Семеновича. Бессильной группой, каждый в отдельности и все согласно, они молчали и думали, слушали шепот деревьев и смотрели в глаза звездам. «Я думал вместе со всеми, - рассказывает Антон Семенович. - В ту ночь, ночь моего первого настоящего выпуска, я много передумал всяких глупостей. Я никому не сказал о них тогда; моим коллегам даже казалось, что это они только ослабели, а я стою на прежнем месте, как дуб, несокрушимый и полный силы» (1). Антона Семеновича волнует судьба «полдюжины правонарушителей», которым он отдал лучшие годы жизни. Чем все это кончится, думает он, когда они в большом городе будут подвергаться новым влияниям, которыми он уже не сможет управлять? Думал он и о том, что его труд и его жертва может быть окажутся ненужными, что его жизнь «каторжная и несправедливая», что никто не сможет понять, какой путь прошел он с этими людьми, действительно ставшими настоящими. Разве кто видел, например, Карабанова с наганом в руке на большой дороге или Буруна на чужом подоконнике, «скокоря» Буруна, друзья которого были расстреляны? «Ведь я сделал хорошее дело, ведь это - в тысячу раз труднее и достойнее, чем пропеть романс... чем сыграть роль в хорошей пьесе... Почему там артистам сотни людей аплодируют, почему артисты пойдут спать домой с ощущением людского внимания и благодарности, почему я в тоске сижу тем-
---------------------------------------
1. А. С. Макаренко. Педагогическая поэма, стр. 351.
---------------------------------------
ной ночью в заброшенной в полях колонии, почему мне не аплодируют хотя бы гончаровские жители?» (1). Сколько здесь глубоких драматических переживаний, сдерживаемых большой силой воли. И эти переживания понятны: в момент торжества своих идей Макаренко не только не увидел внимания со стороны тех, кто должен был разделить с ним это торжество, - он видел камни, которыми некоторые из этих людей стремились забросать все сокровища, добытые им с таким трудом для своей Родины.
«Нужно было иметь много терпения и оптимистической перспективы, чтобы продолжать верить в успех найденной схемы, и не падать духом и не сворачивать в сторону» (2), - писал Макаренко. Но он с неуемной энергией продолжает укреплять найденные им формы трудовой организации молодежи, которые по его мнению, могли пригодиться и взрослым, уверенно раскрывает секреты новой педагогики. Однако Макаренко не претендовал на звание великого изобретателя. «Я меньше всего хочу сказать,- писал он, - что вот мне одному известны секреты работы... Я только один из многих людей, находящих новые советские пути воспитания, и я, как и все остальные, собственно говоря, стоим еще в начале дороги» (3). Но Антон Семенович считает себя вправе претендовать на то, чтобы «о ценности его метода судили по результату, а о ценности системы - по общему результативному итогу». Общий же результативный итог колонии имени Горького показал на практике ценность найденной системы воспитания личности в коллективе. Макаренко находит не только пути создания коллектива. Он умело направляет и трудовые усилия своих воспитанников на создание больших материальных ценностей. В течение короткого времени благодаря исключительным знаниям и умению агронома Николая Эдуардовича Фере колония смогла прийти к рентабельному хозяйству.
Вот пример, показывающий, как было налажено в колонии хозяйство. «Главной ареной, - рассказывал Макаренко, - у меня была свинарня. В последние годы мы имели до 200 маток и производителей и несколько сот молодняка. Это хозяйство было оборудовано по последнему слову техники. Была специально выстроенная свинарня, в которой чистота была, пожалуй, не меньше, чем в коммунарских спальнях, которая промывалась при помощи солидной системы водопроводов и сливов, стоков и кранов... свинари имели вид франтов. Вот такое хозяйство, оборудованное по последнему слову техники, снабженное кормовой базой, уже приносило нам большой доход и позволяло жить более или менее за-
-------------------------------------------
1. А. С. Макаренко, Соч., т. 1, стр. 344-345.
2. Там же, т. 7, стр. 424.
3. Там же, стр. 440.
-------------------------------------------
житочно. Мы уже имели возможность не только хорошо есть и одеваться, но и усиленно пополнять наше школьное хозяйство, библиотеку, имели возможность построить и оборудовать хорошую сцену; мы за эти деньги приобрели инструменты для духового оркестра, киноаппарат, все то, что в 20-х годах мы не могли иметь ни по какой смете» (1). Однако Антон Семенович почувствовал какую-то надвигающуюся неудовлетворенность в коллективе, и педагогическое чутье подсказало ему, что все дело в остановке, что она не может быть в жизни коллектива. Антона Семеновича увлекает мысль о необходимости новых стремлений в коллективе. «Какая чудесная, захватывающая диалектика! - писал он. - Свободный рабочий коллектив не способен стоять на месте... Формы бытия свободного человеческого коллектива - движение вперед, форма смерти - остановка» (2). Так выразил Макаренко найденную им новую педагогическую формулу. Так зародилась замечательная «система перспективных линий». И Макаренко понял, что созданное усилиями коллектива колонии материальное благополучие было лишь одним из условий развития человека, стремящегося к широким светлым просторам. И потому, не боясь возможных новых лишений и трудностей, Макаренко обращается к Джуринской, работавшей в Наркомпросе и доверявшей Антону Семеновичу: «Нам здесь тесно, и все сделано. Мы запсихуем здесь через полгода. Дайте нам что-нибудь большое, чтобы голова закружилась от работы». И это, действительно, «большое» почувствовали горьковцы, когда им предложили переехать в колонию, находившуюся недалеко от Харькова, в бывшем Куряжском монастыре. Это была детская колония, представлявшая собой клубок копошившихся в грязи распущенных подростков. Спасти 280 погибающих ребят - вот новая высокая цель, которая увлекает воспитанников Макаренко. Они без сожаления бросают свой налаженный порядок, уют и бросают потому, что за новым суровым призывом они сумели почувствовать несмелую, застенчивую, но и ценную для себя радость. 17 мая 1926 года главные силы колонии торжественными рядами тронулись в последний путь от Рыжовской станции к Куряжу. Стройной колонной, строго держа равнение, шли посуровевшие горьковцы, сверкая свежестью белых сорочек и молодым ритмом голых ног. Проходя по улицам соседнего с монастырем села, Макаренко остро чувствовал враждебные взгляды и шепот сбившихся за плетнями групп. «Вот здесь, на улицах Подворок, - рассказывает Антон Семенович, - я вдруг ясно понял великое историческое значение нашего марша, хотя он и выражал только одно из молекулярных
---------------------------------------
1. А. С. Макаренко, Соч., т. 5, стр. 189-190.
2. А. С. Макаренко, Педагогическая поэма, стр. 388.
---------------------------------------
явлений нашей эпохи. Представление о колонии имени Горького вдруг освободилось у меня от предметных форм и педагогической раскраски... Остались только чистые люди, люди нового опыта и новой человеческой позиции на равнинах земли. И я понял вдруг, что наша колония выполняет сейчас хотя и маленькую, но остро политическую, подлинно социалистическую задачу» (1).
Молниеносным ударом Куряж был завоеван. С непередаваемой словами быстротой и силой удалось горьковцам подчинить своему влиянию куряжан. Макаренко шутя назвал это «преображением». Но теперь, перечитывая вновь и вновь описание последнего «сражения», все больше убеждаешься, что это была серьезная победа, действительно большое событие, которое явилось следствием, с одной стороны, всей атмосферы советской жизни, с другой - деятельности коллектива колонии имени Горького под руководством талантливейшего энтузиаста коммунистического воспитания молодежи. Победа в Куряже была ярким свидетельством могущества коллектива - новой воспитывающей силы, рожденной в социалистической стране. Воочию могли убедиться деятели Наркомпроса, да и вся советская общественность, как легко разрешается силами целеустремленного коллектива труднейшая проблема создания великолепного, жизнеспособного коллектива из «отбросов» человеческого общества. Но именно этой активной деятельностью коллектива горьковцев и был вызван, по мнению Антона Семеновича, новый взрыв нападения на методы его работы. Враги Макаренко называли его методы ужасными даже тогда, когда сами же говорили Антону Семеновичу, что «коллектив у вас чудесный», когда нельзя было не восторгаться и внутренней и внешней красотой жизни колонистов. Горе-деятели из Наркомпроса назначают специальные комиссии и ревизии, которые приезжают в колонию якобы для того, чтобы поднять ее на еще более высокую ступень, но по существу преследуют лишь одну цель - собрать «неопровержимые» доказательства чьей-то сознательной гнусной клеветы на колонию, что в колонии воспитанников бьют, сажают на хлеб и воду в карцеры и т. д.
Но теперь Макаренко уже не чувствует себя одиноким в борьбе со своими противниками. Находит он моральную поддержку среди товарищей по работе и среди своих воспитанников, а также среди педагогов-коммунистов, которые работали в органах народного просвещения и не решались выступить открыто в его защиту только потому, что были еще в меньшинстве и сознавали свое бессилие в борьбе с слишком глубоко проникшими враждебными влияниями. В одной из бесед с шефом колонии, Сидором Ивановичем Халабудой, Антон Семенович сказал с большим подъемом: «Ты, Сидор Иванович, не думай, что нас никто не поддерживает. Я тебе назову тех, кто на нашей стороне». И Антон Семенович назвал своих главных сторонников: педагогов, которые перестали верить педологам, рабочих-коммунистов харьковских заводов - частых гостей колонии, сельскую молодежь, помогавшую вместе с колонистами объединяться бедняцко-середняцкому селянству. «А сколько детей из кулацких семейств, -познакомившись с колонией, ушло от родителей. А вузовская молодежь!» - восторженно воскликнул Антон Семенович.
Но особенное значение для Макаренко в эти боевые годы имела поддержка великого пролетарского писателя А. М. Горького.
В 1925 году колонисты послали первое письмо тому, чье имя носила их колония с гордостью. Воспитанников колонии всегда глубоко и радостно волновало то, что детство Горького было подобно их детству. Затаив дыхание, слушали они рассказы о жизни Алексея Максимовича, и отдельные ее эпизоды сделались у них «транспарантами для споров, масштабами для измерения человеческой ценности». До приезда Горького из Италии в Советский Союз непрерывно продолжалась его переписка с колонией, и письма его, прочитанные колонистам, делали буквально чудеса. «Нужно быть художником, чтобы изобразить наши настроения после Ваших писем...- писал Горькому Антон Семенович. - Глаза у всех прыгают, чувства тоже прыгают, и все это хочет допрыгнуть до Вашего портрета и что-нибудь сделать такое... Наши хлопцы ведь всегда были одиноки: отцы, матери, дедушки, бабушки - все это растеряно давно, мало кто помнит о них. А любовь у них требует выхода и вот теперь такое неожиданное и великое счастье - можно любить Вас» (2). Письма Горького были большой моральной поддержкой и для самого Антона Семеновича. После них удесятерялась его энергия и вера в победу своего дела. «Великий писатель Максим Горький, - рассказывал Макаренко, - становился в нашей колонии активным участником нашей борьбы, становился живым человеком в наши ряды» (3). Горький помог многое понять Антону Семеновичу, помог до конца сформулировать его педагогическое кредо. «С присущей ему щедростью, Горький подсказывал мне широкие социалистические обобщения» (4), - писал Макаренко. Дружба великого писателя с колонией крепла с каждым годом, но Макаренко все же старался не втягивать Алексея Максимовича в свою педагогическую борьбу с врагами. Этого не поз-
-------------------------------------
1. А. С. Макаренко. Педагогическая поэма, стр. 532.
2. А. С. Макаренко, Соч., т. 7, стр. 365-366.
3. Там же, стр. 345. 4. Там же.
-------------------------------------
воляли делать Антону Семеновичу и уважение, и любовь к Горькому, и тревога за его здоровье, а также гордость борца за свое дело. В ноябре 1927 года чекисты открыли в пригороде Харькова в новом специально отстроенном доме-дворце детскую коммуну, которая должна была увековечить память большого друга детей Феликса Эдмундовича Дзержинского. Организацию коммуны и заведывание ею поручили Антону Семеновичу. Было выделено 62 воспитанника и пять воспитателей из горьковской колонии. Многие воспитанники из прежнего состава колонии были направлены или на производство или в другие колонии. Таким образом, горьковская колония, щедро раздавшая свои силы, оказалась в тяжелом положении. В ней было очень много новеньких, которые принесли с собою чесотку, разгильдяйство. «В результате, - писал Макаренко Горькому, - мне приходится с горьковцами начинать чуть ли не новую жизнь. Правда, в колонии осталось ядро стариков около 100 человек и кадр воспитателей. Но отсутствие средств, ветхость монастырских построек, их неприспособленность, наконец, страшно суровая зима, все это страшно усложнило ребячью жизнь, сделало ее настоящим подвигом... У горьковцев в спальнях обувь примерзает к полу, валится везде штукатурка... светят иногда голые колени - отчаянная борьба за жизнь, за каждую латку, за огрызки ботинок, но зато веселый дружный тон, дисциплина, смех, гремит оркестр... ждут весны и с весной того, чего ждут семь лет... - ждут Вашего приезда... Мы все сделаем, чтобы к Вашему приезду победить нашу бедность, чтобы не оскорбить Вас никаким неприятным впечатлением» (1).
В этом же письме Макаренко впервые пишет и о своей борьбе с противниками. Невольно раскрываются перед Алексеем Максимовичем нападки, почти гонение на «горьковскую» систему, а также глубокие переживания Антона Семеновича. Горький отвечает ему взволнованно. «Но - не верю я, - пишет Алексей Максимович, - что Ваше прекрасное дело может погибнуть, не верю!» (2). В это время Антону Семеновичу было некогда скорбеть и думать о нападках и на колонию и на коммуну. Он рассказывает, что едва успевал переноситься из одного коллектива в другой, оставаясь в душе ближе к горьковцам, понимая, что им он был гораздо нужнее, чем коммунарам. Это горячее и трудное для себя время Антон Семенович вспоминает с особенным чувством и называет свою жизнь в то время счастливой. Он не допускает мысли, что настанет время, когда ему придется уйти от горьковцев. «Я вообще не способен был представить себе такое событие,- говорит Макаренко.- Оно могло быть только предельным несчастьем в моей жизни». Незадолго до приезда А. М. Горького в колонию, Антона Семеновича вызвали в Наркомпрос для обсуждения его методов воспитания. Он не ждал от безответственных «мудрецов педагогики» ни пощады, ни снисхождения. Собравшийся «синедрион» вынес постановление, в котором говорилось, что предложенная Макаренко система воспитательного процесса есть система не советская. И это было сказано в период расцвета колонии имени Горького и развала работы в колониях, работающих по «системе», угодной этим «ученым мужам». Макаренко начал готовиться к свертыванию коллектива. «И в сиянии наград, выпавших на мою долю в это время,- писал он,- одна заблестела даже неожиданно: нельзя свернуть живой коллектив в четыреста человек. На место ушедших в первый же момент становились новые пацаны, такие же бодрые, такие же остроумные и мажорные. Ряды колонистов смыкались, как во время боя ряды бойцов. Коллектив не только не хотел умирать... Он жил полной жизнью, быстро катился вперед по точным, гладким рельсам, торжественно и нежно готовился к встрече Алексея Максимовича. Дни шли и теперь были прекрасными, счастливыми днями. Наши будни, как цветами, украшались трудом и улыбкой, ясностью наших дорог, дружеским горячим словом. Так же радугами стояли над нами заботы, так же упирались в небо прожекторы нашей мечты. И так же доверчиво - радостно, как и раньше, мы встречали, наш праздник, самый большой праздник в нашей истории» (3). Самым большим праздником, самыми счастливым» днями в жизни Антона Семеновича и его воспитанников были три дня, проведенные А. М. Горьким в колонии. По вечерам, когда ребята отправлялись на покой, шла задушевная беседа великого писателя с великим педагогом, писателя, впервые раскрывшего со всей полнотой слово Человек, и педагога, впервые нашедшего правильные пути для воспитания такого Человека. Беседы были на педагогические темы - о новых методах воспитания. Алексей Максимович полностью одобрил находки Макаренко. Горькому очень понравились, - рассказывал Макаренко, - «и сама колония, и тот стройный комплект педагогических приемов, который в ней выработался... И Алексей Максимович моей колонией интересовался исключительно с точки зрения педагогической революции. Его интересовали новые позиции человека на земле, новые пути доверия к человеку и новые принципы общественной, творческой дисциплины» (4). Хотя вопрос об уходе Антона Семеновича из колонии был решен еще до приезда Горького, но и при нем приехал в колонию
-----------------------------------
1. А. С. Макаренко, Соч., т. 7, стр. 386-387. 2. Там же, стр. 388.
3. А. С. Макаренко, Педагогическая поэма, стр. 650. 4. А. С. Макаренко, Соч., т. 7, стр. 158.
-----------------------------------
один из видных деятелей Наркомпроса и предложил Макаренко сделать «минимальные» уступки в его системе. «Провожая его,- писал Макаренко, - я просил принять уверения, что никаких, даже минимальных уступок быть не может» (1). «Я предпочитаю скорее остаться без работы,- заявил Макаренко,- чем отказаться от организационных находок, имеющих, по моему мнению, важное значение для советского воспитания» (2). С большим волнением читаешь воспоминания соратника Макаренко - Николая Эдуардовича Фере о том вечере, на котором прощался с колонией не только Горький, но и сам Макаренко. Товарищи по работе понимали, как тяжело было на душе у Антона Семеновича, какую глубокую грусть переживал он в минуты общего дружного веселья, которым колонисты старались украсить последние часы пребывания в колонии великого гостя. Все понимали, что Горький своим вмешательством смог бы не допустить «ухода» из колонии человека, создавшего ее. Н. Э. Фере попросил у Антона Семеновича разрешения рассказать Горькому всю правду: «Этого хочу не я один,- но все старые работники колонии, которые просили меня раскрыть глаза Алексею Максимовичу на печальные события, происходящие у нас». «Ни одного слова Алексею Максимовичу! Это - мое приказание. Я еще заведующий колонией... - Спасибо всем, кто вас об этом просил, спасибо за заботу. Я не сдаюсь и буду бороться дальше». «Вечер кончился поздно, - рассказывает Н. Э. Фере. - Проводив Алексея Максимовича в его спальню, Антон Семенович, хотя и была уже ночь, зашел в свой кабинет. Он не мог не чувствовать, что мы, его старые друзья и соратники, соберемся там, чтобы с ним проститься... Антон Семенович молча обнял каждого из нас, молча пожал нам руки, и мы разошлись глубоко удрученные, с бесконечной тяжестью на душе» (3). Настала последняя минута прощания колонии с Горьким. Отходит поезд, увозящий Горького, а в душе Антона Семеновича, по его словам, встала на очередь маленькая «простая» операция. Можно ли без слез прочесть страницу, посвященную этой «маленькой» операции и раскрывающую нравственную красоту личности Макаренко, глубину его принципиальности и мужества. Из провожавших Горького только Журбин, растерянно выслушивающий от Макаренко приказ о принятии заведования колонией, знал о том, что наступил глубоко трагический конец, конец счастью, завоеванному с таким трудом и Антоном Семеновичем, и его товарищами, и его воспитанниками. «Я в то время был сильным человеком, и я улыбался пацанам», - рассказывал Макаренко. Ничем не омрачив колонистам этих последних и тягостных пока только для него одного минут, Макаренко с улыбкой смотрел, как мимо него проплывали вагоны с горьковцами, возвращавшимися в колонию. Они уезжали от него навсегда. В Куряже он больше не был. Но и на этот раз не поколебались оптимизм и энергия Антона Семеновича. «Эта катастрофа, - рассказывал он, - для меня не была абсолютной. Я ушел, ощущая в своей душе теплоту моральной поддержки Алексея Максимовича, проверив до конца все свои установки, получив во всем его полное одобрение. Это одобрение было выражено не только в словах, но и в том душевном волнении, с которым Алексей Максимович наблюдал живую жизнь колонии, в том человеческом празднике, который я не мог ощущать иначе, как праздник нового, социалистического общества. И ведь Горький был не один. Мою беспризорную педагогику немедленно «подобрали» смелые и педологически неуязвимые чекисты и не только не дали ей погибнуть, но дали высказаться до конца, предоставив ей участие в блестящей организации коммуны имени Дзержинского» (4). Приезд Горького в колонию, по словам Макаренко, был кульминационным пунктом развития коллектива горьковцев, но в то же время и его концом. Погибло дело, о котором Горький писал: «Разрушать такие дела - преступление против Государства...» (5). Горький выступил в защиту этого дела, но даже и его слово не пробило толщи предрассудков, и Антона Семеновича заставили уйти из колонии, почти сознательно пожертвовав ценностью учреждения. «Немедленно после моего ухода, - пишет Макаренко,- начали применять в работе разные шаблонные патентованные средства» (6) и повели настоящую победоносную войну против всех остатков «макаренковщины». Антон Семенович не спускал глаз с горьковской колонии, видел, какие тяжелые дни переживала она и как в конце концов пришла к полному развалу: о побегах, воровстве и пьянстве в колонии сообщалось в харьковских газетах. Но гибель колонии имени Горького не привела к гибели того, что было добыто с таким огромным напряжением и Антоном Семеновичем и его товарищами по работе. «Я спас остатки своего дела в коммуне имени Дзержинского, куда вместе со мной перекочевала сотня горьковцев и часть персонала» (7),- писал Горькому Антон Семенович. «Так что фактически коммуна имени Дзержинского продолжала не только опыт колонии имени Горького, но и продолжала историю одного человеческого коллектива» (8).
--------------------------------------
1. А. С. Макаренко, Соч., т. 7, стр. 346.
2. Там же, стр. 438.
3. Н. Фере, Мой учитель, изд. «Правда», 1953, стр. 86.
4. А. С. Макаренко, Соч., т. 7, стр. 347.
5. Там же, стр. 393.
6. Там же, стр. 439.
7. Там же, стр. 394.
8. Там же, т. 5, стр. 274-275.
---------------------------------------
Коммуна имени Дзержинского уже не была учреждением для правонарушителей. В первое время Макаренко присылали обыкновенных беспризорных детей, а в последние 4 года почти исключительно детей из семьи. Это и дало Антону Семеновичу возможность утверждать, что коммуна мало отличалась по характеру детского общества от обычной школы. Вся работа Макаренко в коммуне протекала при иных условиях, чем в колонии. Главной воспитательной силой, на которую опирался Макаренко в коммуне и благодаря которой он достиг изумительных успехов в воспитании коммунаров, был детский коллектив. В колонии Макаренко, как он сам считал, во многом был диктатором, в коммуне же он с огромным мастерством направляет работу детского коллектива так, что коллектив сам становится «замечательной творящей, строгой, точной и знающей силой». Образцовый коллектив коммуны и был тем социалистическим детским коллективом, в котором, по словам Макаренко, не должны быть ни срывы, ни катастрофы и который свободен от антагонизмов и настолько могуч, что любой ребенок легко и быстро становится нормальным и занимает в нем правильную позицию. Большую роль в воспитании коммунаров и в материальном расцвете коммуны сыграл производительный труд, который Макаренко считал одним из основных принципов коммунистического воспитания. Коммунары первые три года испытывали очень большую нужду. «Представьте себе, эта нужда, - говорил Антон Семенович,- несмотря на то, что мы переживали ее тяжело и с обидой,- она-то и была прекрасным стимулом для развития труда» (1). В коммуне был организован настоящий производительный труд. Коммерческий успех деревообделочного производства был настолько велик, что вскоре коммунары смогли поблагодарить чекистов и попросить их прекратить отчисление процентов в пользу коммуны. Банк выдал коммуне ссуды на строительство, и в 1931 году был построен металлообрабатывающий завод, производящий очень сложную для того времени продукцию, например аппарат ФЭД. «История ФЭД,- писал Макаренко,- сама по себе чудеснейшая история, это история борьбы, страстного стремления к победе и страстного неутомимого терпения» (2). Дзержинцы освоили фотоаппарат ФЭД без какой либо помощи заграничных специалистов. И не только на это был способен уверенный в своих силах замечательный коллектив дзержинцев. А. С. Макаренко с сожалением пишет о том, что в нашем обществе «мало людей наблю-
-------------------------------------------
1. А. С. Макаренко, Соч., т. 5, стр. 192.
2. Там же, стр. 323
-------------------------------------------
дали те чудесные операции, которые с таким блеском и с таким спокойствием умеют совершать коммунары. Постановление партии и правительства от 1 июня 1935 года о полной ликвидации беспризорности застало коммуну в составе 500 коммунаров. В течение нескольких месяцев к ним пришли новые пятьсот, пришли с улицы, из зала суда, из неудачных, деморализованных семей. И в настоящее время только очень опытный глаз способен отличить, где старые испытанные дзержинцы, а где новые, только что налаженные воспитанники. В коммуне давно не существует института воспитателей, и, принимая новых пятьсот, ни один коммунар не предложил в панике: давайте все-таки пригласим воспитателей. Проделывая эту совершенно невероятной трудности операцию, коммунары не просили помощи, но и закончив ее, они не возгордились, не кричали о своих успехах, они, кажется, даже и не заметили успеха, потому что у них много забот и много новых дел и новых стремлений. Среди этих стремлений лицо коммунара-хозяина особенно прелестно» (1). Коммуну имени Дзержинского посетило много тысяч людей. Часто приезжали и иностранные делегации из разных стран мира. Записи в книге посетителей свидетельствуют о громадном впечатлении, которое производила на всех коммуна. Одна иностранная делегация записала, что коммуна имени Дзержинского, где создается новый человек, является одним из лучших достижений первой пролетарской страны. А вот запись рабочей делегации одного московского завода: «Свежесть, здоровье, бодрость, чистота, уют и опрятность. Производственники и общественники. Политики и организаторы. Вот, что мы увидели». Несмотря на это, все же находились люди, которые с недоверием встречали успехи Макаренко в воспитании молодежи, считали его достижения преувеличенными и порочили его имя на страницах печати. Но никакие козни противников не смогли затмить успехов его воспитательной работы. С законной гордостью писал Макаренко о своих воспитанниках: «Мы смело глядим в будущее. Образованный, знающий, умеющий мастер-коммунар, сознательный «хозяин» Советской страны, комсомолец и большевик, организатор и командир, умеющий подчиняться и приказывать, умеющий бороться и строить, умеющий жить и любить жизнь, - вот наше будущее, наш вклад в грядущие кадры, какой дает коммуна имени Дзержинского» (2).
Макаренко указывал: «Коммуна - живая композиция живых движений прекрасных новых людей. Именно поэтому коммуна прежде всего производит впечатление большой художественной силы, ее жизнь вылеплена с такой же экспрессией таланта, какую мы обычно встречаем и находим в произведениях искусства» (3).
----------------------------------------
1. А. С. Макаренко, Соч., т. 5, стр. 323. 2. Там же, т. 2, стр. 405. 3. Там же, т. 5, стр. 321.
----------------------------------------
Успех в воспитании новых, настоящих людей из людей «последнего сорта» Макаренко не считал своей заслугой или заслугой кучки педагогов. Это, говорил он, «заслуга всей нашей советской жизни - тех целей, которые перед нами стоят, тех путей, которые мы вместе с вами прошли, той энергии, которую мы находим в каждом часе нашей жизни» (1). И как в колонию имени Горького, так и в коммуну имени Дзержинского «идеи, требования, нормы и измерители» приходили «со всех сторон, от всех событий в стране, от каждой печатной строки, от всего чудесного советского роста, от каждого живого советского человека».
И Макаренко приходит к обоснованному убеждению, что «коммунистическое воспитание - это счастливый процесс, который сам в себе несет успех», что «воспитание очень легкое дело» и «никакая другая работа по своей легкости, по исключительно ценному, ощутимому, реальному удовлетворению не может сравниться с работой воспитания» (2). Создание нового человека в условиях советской жизни Макаренко называет прекрасной работой, в ней находит он большое наслаждение. «Я приветствую партию,- говорил он, - давшую нам это счастье и радость!» (3). Этого счастья Макаренко неожиданно лишился в июне 1935 года. «Меня вырвали из коммуны... даже не попрощался с ребятами», - писал он А. М. Горькому. Антона Семеновича перевели в Киев на работу помощником начальника Отдела трудовых колоний НКВД. «Работа у меня сейчас бюрократическая, для меня непривычная и неприятная, по хлопцам скучаю страшно», - сообщал Макаренко в том же письме. Но и на этой работе находит Антон Семенович возможность проявить свой талант воспитателя-организатора и доказать еще раз значение четких и строгих знаний законов воспитательного процесса и его техники. 10 октября 1935 года Антон Семенович временно принял на себя заведование одной колонией, славившейся плохой дисциплиной. Бывая в колонии лишь через день, Антон Семенович сумел в течение 20 дней навести там полный порядок, и на демонстрации 7 ноября воспитанники этой колонии поразили всех порядком в строю. А. М. Горький, еще будучи в Куряже, понял огромное значение достижений Макаренко и тогда же категорически заявил ему: «Вы должны писать обо всем этом. Нельзя молчать. Нельзя скрывать то, к чему вы пришли в вашей трудной работе» (4). Как директиву принял Макаренко этот завет Алексея Максимовича. Немедленно после отъезда Горького берется он за продолжение начатой им «Педагогической поэмы» и, несмотря на чрезвычайно тяжелые условия работы, за два месяца заканчива-
-----------------------------------
1. А. С. Макаренко, Соч., т. 5, стр. 413.
2. Там же.
3. Там же, т. 7, стр. 464.
4. Там же, стр. 158.
-----------------------------------
ет первую часть поэмы. «Так в моей жизни, в моей работе, - писал Макаренко, - прикоснулся ко мне гениальный пролетарский писатель Максим Горький, и благодаря этому моя жизнь стала более нужной, более полезной, более достойной» (1). Мягко, но настойчиво напоминал Горький Антону Семеновичу о необходимости продолжать работу над «Педагогической поэмой», и только благодаря настоянию Горького поэма была закончена. При издании «Педагогической поэмы» Антон Семенович снова встретил препятствия, которые нельзя отнести к числу случайных. Украинское издательство отказалось печатать книгу под предлогом дискуссионности темы, а московское издательство не решилось печатать без отзыва Наркомпроса Украины. Н. Э. Фере в воспоминаниях об А. С. Макаренко рассказывает о встрече с Антоном Семеновичем в московском издательстве: «Вид его был необычен, он стоял с опущенной головой и плотно сжатыми губами». Удрученный бродит Макаренко вместе с Фере по Москве. Антон Семенович рассказывает о том, что после разговора в редакции он позволил себе усомниться в ценности опыта колонии и в необходимости освещать его в печати. Но случайная встреча в тот момент с прежней воспитанницей Раисой, ее рассказ о своей жизни, показавший ему всю силу морального взлета прежней «правонарушительницы», возвратили Антону Семеновичу постоянную бодрость, веру в свою правоту. Макаренко вспомнил и многих других, которые пришли в колонию с толстыми «делами», а сейчас их «дела» были полны новым материалом: рассказами о трудовых подвигах, об успехах в учебе, на работе. И Макаренко понимает, что он не может замалчивать, как происходило это превращение. В феврале 1937 г. Макаренко переезжает в Москву и целиком отдается литературной работе. Но он не оставил и своей педагогической деятельности, а только сменил, по его словам, род оружия. Его литературная работа являлась лишь формой педагогической деятельности: «Я чувствую себя педагогом, - говорил Антон Семенович, - не только прежде всего, а везде и всюду педагогом» (2). Большие требования предъявлял Макаренко к себе как к писателю. В те дни, когда вместе с другими писателями Антон Семенович был награжден орденом, в ответ на высокую награду он писал: «Я отвечаю за то, чтобы в моей работе было прямое, политическое, боевое влияние, тем более сильное, чем больше мое художественное дарование. Я отвечаю за то, что в своей работе я буду честен и правдив, чтобы в моем художественном слове не было искажения перспектив и обмана. Там, где я вижу победу, я должен первым под-
-----------------------------------------
1. А. С. Макаренко, Соч., т. 7, стр. 336.
2. Там же, т. 5, стр. 274.
-----------------------------------------
нять знамя торжества, чтобы обрадовать бойцов и успокоить малодушных и отставших. Там, где я вижу прорыв, я должен первым ударить тревогу, чтобы мужество моего народа успело как можно раньше прорыв ликвидировать» (1). Честно выполнил Макаренко предъявленные к себе требования. В своих лучших произведениях «Педагогическая поэма» и «Флаги на башнях» Антон Семенович поведал о жизни двух детских коллективов. Правда, с сохранением подлинных событий описана в этих книгах, и вместе с тем они являются могучими «разведчиками будущего» и в динамике жизни макаренковских коллективов раскрываются формы наших будущих напряжений и побед. Необычайно человечно звучит поставленная Антоном Семеновичем цель «Педагогической поэмы» - рассказать о своей жизни, ошибках, маленькой борьбе; «хотелось,- говорил Макаренко,- показать этого так называемого правонарушителя в том освещении, в каком я его сам видел, показать его как человека прежде всего, как хорошего человека, милого, простого. Я хотел вызвать симпатию к нему у общества, хотел, чтобы общество так же ему верило, как верил я» (2).
О том, насколько искренен был Макаренко в своей симпатии к детям, так безжалостно обиженным жизнью, свидетельствует Горький. «На каждой странице,- писал он Антону Семеновичу,- чувствуешь Вашу любовь к ребятам, непрерывную Вашу заботу о них и такое тонкое понимание детской души» (3). Книга «Флаги на башнях» - итог всех исканий Макаренко. В ней он показывает, как можно осуществлять глубочайшие принципы и тончайшие методы коммунистического воспитания. Эта книга рассказывает о достижениях коммуны имени Дзержинского, о жизни коллектива, по существу продолжавшего историю коллектива имени Горького. В «Педагогической поэме» Антона Семеновича «занимал вопрос, как изобразить человека в коллективе, как изобразить борьбу человека с собой, борьбу коллектива за свою ценность, за свое лицо, борьбу более или менее напряженную». В книге «Флаги на башнях» Макаренко ставит перед собою иную цель. Он стремится изобразить счастливый детский коллектив в счастливом обществе.
В то же время он хочет показать, что «счастье этого коллектива, нередко выражающееся в глубоко поэтических формах, заключается тоже в борьбе, но не в такой напряженной борьбе с явными препятствиями, с явными врагами, как было в колония, а в борьбе тонкой, в движении внутренних человеческих сил, часто выражаемых внутренними, еле заметными тонами» (4).
----------------------------------
1. А. С. Макаренко. Соч., т. 7, стр. 176-177.
2. Там же, т. 5, стр. 352.
3. Там же, т. 7, стр. 397-398. 4. Там же, т. 3, стр. 451.
----------------------------------
В 1937 году вышла новая книга А. С. Макаренко - «Книга для родителей», написанная в сотрудничестве с женой, Галиной Стахиевной Макаренко. Антон Семенович приступал к работе над этой книгой с особой ответственностью. «Помочь родителям оглянуться, задуматься, открыть глаза - скромная задача этой книги» (1), - писал Макаренко в «Книге для родителей». Писатель П. Павленко пишет Антону Семеновичу о великом, народном значении задуманной им книги: «Она должна звучать как проповедь...- как учебник благородства» (2). И действительно, когда читаешь намеченное Макаренко содержание всех четырех томов этой книги, невольно поражает необычайная широта вопросов, которые Антон Семенович предполагал затронуть.
В первом томе Макаренко стремился показать, что для успешного воспитания ребенка семья должна быть прежде всего советским коллективом. «В тех случаях, когда этот коллектив дает трещину по разным причинам: либо по причине раздора между родителями, либо по причине ухода одного из родителей, либо по такой причине, как отсутствие режима, отсутствие родительского авторитета и даже по такой причине, которой до сих пор не придавалось должного значения, как единственный ребенок в семье, - условия воспитания становятся более тяжелыми, так как коллектив теряет признаки коллектива» (3).
Второй том Макаренко предполагал посвятить политико-моральному воспитанию ребенка и в семье и в школе. Этот том, - писал Антон Семенович, - «я рассчитываю посвятить вопросам воспитания активного, целеустремленного большевистского характера молодого советского человека. Это очень трудный вопрос; я не могу назвать ни одной книги, где бы этот вопрос был разработан методически. Я имею для руководства общие принципы философии марксизма...» (4). Перевести эти принципы на язык семейного воспитания - так понимал Макаренко свою ответственную задачу, и это, конечно, было делом необычайной трудности. Третий том Макаренко предполагал посвятить трудовому воспитанию детей и выбору профессии. «И, наконец, четвертый том посвящается важнейшему вопросу, к сожалению, до сих пор не поднятому в педагогике, вопросу о том, как воспитать человека, чтобы он был не только прекрасным работником, не только хорошим гражданином, но чтобы он был еще счастливым человеком... Вопрос...- указывал Антон Семенович,- важный и вопрос очень трудный, потому что никогда еще не было решено практически, от каких качеств характера, от каких привычек, традиций, развития убеждений зависит счастье и что такое счастье» (5).
--------------------------------------
1. А. С. Макаренко, Соч., т. 4, стр. 11. 2. Там же, стр. 514.
3. Там же, стр. 482. 4. Там же, стр. 436. 5. Там же, стр. 482-483.
--------------------------------------
Категорически предлагает Макаренко каждой семье самостоятельно решать многие педагогические задачи, пользуясь для этого «не готовыми, взятыми со стороны рецептами, а исключительно системой общих принципов советской жизни и коммунистической морали» (1). Но, с другой стороны, Макаренко дает в этой книге и ценные методические указания. На конкретных художественных примерах он показывает правильную советскую семью и правильное направление в воспитании детей, а также раскрывает и те отрицательные моменты, которые так часто остаются незаметными и не кажутся достойными порицания, но которые так неожиданно для родителей приводят к самым плачевным результатам, когда несчастными становятся и дети и родители. Одним словом, в этой книге, с одной стороны, искусство воспитания передается с помощью образца, примера, иллюстраций, с другой стороны, она содержит много ценных теоретических положений о воспитании. Трудно охватить все разнообразие и всю широту кипучей деятельности А. С. Макаренко за последние пять лет его жизни. За эти годы он написал целый ряд художественных произведений, а также педагогических, критических и публицистических статей. Но попрежнему все то, что он пишет, связано с педагогикой. В эти же годы Макаренко ведет большую переписку со всеми, кого волновали вопросы воспитания, неутомимо выступает и перед учителями, и перед родителями, а также и перед читателями. Каждое его выступление, как устное, так и в печати, было ценнейшим вкладом в педагогическую теорию. Становится ясным, что не случайно сказал Макаренко, что он «перестал быть писателем». Чувство долга советского гражданина подсказало Антону Семеновичу, что в данный момент страна ждет от него раскрытия доступных для понимания масс новых, деловых путей коммунистического воспитания. И Макаренко свой огромнейший дар писателя-художника, дар, который к этому времени достиг изумительной красоты и силы, подчиняет дару педагога-теоретика. С еще большей твердостью говорит Антон Семенович: «Я не хочу себя чувствовать писателем и в дальнейшем. Я хочу остаться педагогом...» (2). И с каждым днем Макаренко все тверже и определеннее становится на путь педагога-теоретика. Слитые воедино художественные и педагогические дарования Антона Семеновича дают ему возможность создавать творения большой силы, яркости и убедительности. Когда в 20-м году Макаренко начал работу в колонии и столкнулся впервые с серьезнейшими задачами перевоспитания правонарушителей, он почувствовал свою полную педагогическую беспомощность, несмотря на то, что перечитал тогда все, что имелось по вопросам воспитания. Ответов на вопросы методики вос-
-------------------------------------
1. А. С. Макаренко, Соч., т. 4, стр. 337.
2. Там же, т. 7, стр. 349.
-------------------------------------
питания Макаренко так и не нашел, и тогда-то он и назвал педагогику «шарлатанством». Критики обрушились на Макаренко, обвиняя его в недооценке теории педагогики, в кустарщине. Всеми своими исканиями новых педагогических истин, всеми своими выступлениями Макаренко доказал необоснованность этих обвинений. Он утверждает, что не уважает лишь «педагогическую болтовню» и не может допустить, чтобы ее называли педагогической теорией. «Я хочу, - твердо говорил Макаренко, - чтобы педагогическая теория была настоящая» (1) Такой теорией, по его мнению, является «формулировка стремлений, напряжений, принципов и взглядов, которые существуют в обществе в области требований к личности». «В нашей прекрасной действительности...- говорил Антон Семенович,- есть все, чтобы создать новую науку - педагогику... И можно быть уверенным, что новая, социалистическая педагогика будет создана сегодня или завтра...» (2). Принять участие в создании новой педагогической науки, не оторванной от жизни, а связанной с ней и помогающей воспитателю в его практической работе, Макаренко считал своей ответственной задачей, своим правом. 30 лет жизни отдал Антон Семенович педагогической работе, через его руки прошло более 3 тысяч детей. Последние 15 лет он посвятил именно практическому применению и уточнению системы коммунистического воспитания молодежи, создав с большим трудом прекрасный коллектив, оправдавший все его положения. А поэтому и мог сказать Антон Семенович про себя: «Уже сейчас я могу писать теорию». В прежние годы, когда товарищи Макаренко убеждали его в необходимости сообщить опыт колонии, он считал, что такое обобщение должно быть изображением, картиной воспитательно-педагогического процесса в действии. Только на страницах художественного произведения в живой, образной форме казалось Антону Семеновичу возможным показать весь сложный процесс воспитания ребят разных типов и характеров. И тогда-то созрела у Макаренко мысль написать «Педагогическую поэму». Но в дальнейшем Макаренко убеждается в том, что большинство читателей смотрят на «Педагогическую поэму» лишь как на произведение художественной литературы, а я бы хотел, говорил он, чтобы на мою книгу «посмотрели с точки зрения советского гражданина». С большим сожалением отмечал Антон Семенович и то, что, хотя он не помнит ни одного случая категорического расхождения учителей с его взглядами, высказанными в «Педагогической поэме», он не смог увидеть такую школу, где его педагогические убеждения были бы претворены в жизнь. Слышал он порой и заслуженные упреки в том, что он мало говорил о школе. Все это заставляет Антона Семеновича сделать вывод, что для
--------------------------------------
1. А. С. Макаренко, Соч., т. 5, стр. 297. 2. Там же, т. 7, стр. 462.
--------------------------------------
создания новой педагогической науки, раскрывающей методику коммунистического воспитания, недостаточно художественных произведений и случайных выступлений. Твердо встает перед ним его долг - высказать свои педагогические взгляды с той полнотой и определенностью, с какой ему давно это хотелось сделать. И Макаренко пишет в «Комсомольскую правду» письмо, в котором просит редакцию предоставить ему возможность выступить на страницах газеты с циклом статей на 17 тем по школьному, именно школьному воспитанию. В кратчайший срок (в 4 месяца) предлагает Макаренко дать ответ на важнейшие для школы вопросы. Не указывает ли это на то, что все, о чем он высказывался хотя бы, как он пишет, «случайно», но что являлось основой его убеждений, легко можно было перевести на чисто школьный язык. «Я, конечно, не претендую,- писал Макаренко, - на звание монополиста в деле толкования основ марксистской педагогики и вообще весьма скромно оцениваю свои силы как теоретика, но мне удалось в своей жизни испытать очень тяжелый и длительный педагогический искус, и вполне естественно, я хочу, чтобы мой опыт не пропал бесследно и чтобы его выводы сделались общественным достоянием. Я уверен даже, что я не имею права молчать и скрывать свои мысли...» (1). Прежнее руководство «Комсомольской правды», очевидно, не сочло возможным, а может быть, и нужным исполнить эту просьбу Макаренко, просьбу, имевшую огромное педагогическое и государственное значение. А потому так непоправимо и утрачены ценнейшие теоретические обобщения по педагогике. Просьба Антона Семеновича не носила характера навязывания своих выводов: «если даже некоторые мои положения ошибочны, - писал он, - а это, разумеется, возможно, все же они могут принести пользу в порядке постановки новых вопросов и в порядке общего возбуждения педагогической мысли» (2). Но, конечно, Антон Семенович мог предполагать о возможной ошибочности лишь очень немногих своих положений. Ведь постоянными спутниками в его долгой и напряженной деятельности были и глубокое раздумье, и пристальные тончайшие наблюдения, и анализ. Антон Семенович сознает значение своих находок, но поверяет эти мысли только своему другу и учителю Алексею Максимовичу Горькому. «Вы даже представить себе не можете, Алексей Максимович, - писал Макаренко, - сколько у меня скопилось за 30 лет работы мыслей, наблюдений, предчувствий, анализов, синтезов. Жалко будет, если все это исчезнет вместе со мной» (3).
Только Горькому поверяет Антон Семенович и то, что в глубине души он считает программу, которую составлял для техникумов по подготовке работников коммуны, детских домов,
-----------------------------------------
1. А. С. Макаренко, Соч., т. 7, стр. 501.
2. Там же.
3. Там же, стр. 410.
-----------------------------------------
пригодной «вообще для создания советской школы воспитания» (1). И, естественно, у Макаренко возникает желание написать очень большую работу, серьезную книгу о советском воспитании. 1 апреля 1939 года смерть неожиданно для всех оборвала жизнь большого педагога-практика и педагога-теоретика. Жизнь этого замечательного человека прошла под флагом напряженной борьбы «по выращиванию нового и светлого» и по «выкорчевыванию обветшалого и омертвевшего». Всегда поражавший всех сдержанностью и полным невниманием к своему здоровью, Антон Семенович еще в 1928 году писал жене о том, что его хватит не надолго. И не потому ли писал Макаренко так, что чувствовал непосильной для своего сердца борьбу с теми, кто до конца его дней клеветал на него и обливал грязью его рассказы о жизни созданных им коллективов. Макаренко был уверен в правильности строения своих коллективов и проверенной им на практике методики воспитания. Верил он и в то, что будут еще более совершенные коллективы, так как вся наша жизнь идет по пути непрерывного развития. И препятствия, которые вставали на пути того, что было вызвано им к жизни, еще более разжигали страсть Антона Семеновича «проповедовать», желание увлечь всех на борьбу за торжество новых педагогических истин. Макаренко не думал ни об отдыхе, ни о лечении. Он был убежден, что время не ждет и надо, пока есть силы, рассказать людям о возможности не допускать в воспитании «ни одного процента брака, ни одной загубленной жизни». Макаренко работал до обмороков на улице, но не терял и тогда глубокой жизнерадостности. Он был счастлив своим участием в борьбе за великое, и ничто не могло затмить его радости, оптимизма; они питались «ясным предвидением несомненной победы». Сила и красота этого большого человека стали особенно понятны всем в дни похорон, когда к его гробу съехались со всех уголков Советского Союза его бывшие воспитанники. С глубоким волнением описывает Ю. Б. Лукин (2), как поразили всех собравшихся воспитанники Макаренко своей подтянутостью, особенно чутким отношением к каждому. Это была «особая, прекрасная порода людей, воспитанная талантливейшим педагогом-большевиком, сумевшим ввести в самую плоть их и кровь высокие принципы коммунистической этики и морали», - пишет Ю. Б. Лукин. Каждый из них сиял какой-то внутренней красотой, и она-то и была главным свидетельством того, что не красивые фразы о коммунистическом воспитании звучали в устах Макаренко, а что коммунизм «своими частицами уже живет в настоящем». Антон Семенович когда-то писал Горькому, что он потому и отдался колонии, что захотелось потонуть, «раствориться» в здоровом человеческом коллективе, дисциплинированном, культур-
---------------------------------------
1. А. С. Макаренко, Соч., т. 7, стр. 396.
2. Ю. Лукин, А. С. Макаренко, изд. «Советский писатель», 1954.
---------------------------------------
ном и идущем вперед. И люди воочию убедились, с какой реальностью учитель этого коллектива молодежи действительно «растворился в нем» и какая ценнейшая награда для учителя единая красота его воспитанников, их внутреннее сходство, истоки которого в образе наставника. Подтвердились слова М. И. Калинина об огромном значении личного примера учителя. Антон Семенович был образцом человека коммунистической нравственности. Его душевная чистота, подлинный гуманизм, искренность, чуткость к людям, заботливое отношение к ним - все это,не могло не вызвать у воспитанников Макаренко страстного желания быть похожими на своего учителя. И это внутреннее сходство было настолько сильно, что, глядя на них, можно было подумать, что на похороны отца съехались члены одной большой семьи. Воспитаннику Тубину собравшиеся коммунары поручили сказать от их имени прощальное слово над гробом Антона Семеновича. «Мой отец по крови бросил мою мать... Я его не помню, и я привык его ненавидеть, - говорил Тубин. - Моим настоящим отцом был Антон Семенович. Антон Семенович ни разу в жизни не похвалил меня; он всегда меня ругал... Но именно потому, что он всегда меня ругал, я стал теперь инженером. Уже после выхода из коммуны... его слова продолжали корректировать мои поступки, мою жизнь... Он требовал неукоснительного выполнения его распоряжений, но он и глубоко верил в каждого из нас. Он умел найти и раскрыть в человеке самое лучшее, что есть в нем. Он был великий гуманист». Напомнив о том, что в нашей стране почетом окружены имена отцов, вырастивших героев, Тубин как бы спросил: «Что же сказать об Антоне Семеновиче Макаренко, давшем стране тысячи ее достойных граждан, десятки героев... Вы понимаете, товарищи, что я испытываю сегодня, что значит потерять такого отца». Тубин говорил, «стыдясь несдержанных выражений, пафоса и мужественно не стыдясь слез, которые лились как-то сами собой, не меняя напряженного выражения его лица, не мешая ему говорить. Только сильно покрасневшие руки и их беспомощные, детские движения выдавали его состояние. Он говорил с предельной честностью, ни одно слово в его речи не прозвучало сколько-нибудь фальшиво или натянуто. В зале не было ни одного человека, который не плакал бы во время его речи» (1). И всем стало понятно, что сила, заставившая воспитанников Макаренко слиться в одну семью и твердо стать на путь, указанный им учителем, была в том, что сердце этого учителя горело страстной верой в человека, желанием отдать себя «до конца искренне и воодушевленно» тому, чтобы каждый из его воспитанников стал Человеком. ---------------------------------------
1. Ю. Лукин, А. С. Макаренко, изд. «Советский писатель», 1954. стр. 183-184.
Приворот является магическим воздействием на человека помимо его воли. Принято различать два вида приворота – любовный и сексуальный. Чем же они отличаются между собой?
По данным статистики, наши соотечественницы ежегодно тратят баснословные суммы денег на экстрасенсов, гадалок. Воистину, вера в силу слова огромна. Но оправдана ли она?
Порча насылается на человека намеренно, при этом считается, что она действует на биоэнергетику жертвы. Наиболее уязвимыми являются дети, беременные и кормящие женщины.
Испокон веков люди пытались приворожить любимого человека и делали это с помощью магии. Существуют готовые рецепты приворотов, но надежнее обратиться к магу.
Достаточно ясные образы из сна производят неизгладимое впечатление на проснувшегося человека. Если через какое-то время события во сне воплощаются наяву, то люди убеждаются в том, что данный сон был вещим. Вещие сны отличаются от обычных тем, что они, за редким исключением, имеют прямое значение. Вещий сон всегда яркий, запоминающийся...
Существует стойкое убеждение, что сны про умерших людей не относятся к жанру ужасов, а, напротив, часто являются вещими снами. Так, например, стоит прислушиваться к словам покойников, потому что все они как правило являются прямыми и правдивыми, в отличие от иносказаний, которые произносят другие персонажи наших сновидений...
Если приснился какой-то плохой сон, то он запоминается почти всем и не выходит из головы длительное время. Часто человека пугает даже не столько само содержимое сновидения, а его последствия, ведь большинство из нас верит, что сны мы видим совсем не напрасно. Как выяснили ученые, плохой сон чаще всего снится человеку уже под самое утро...
Согласно Миллеру, сны, в которых снятся кошки – знак, предвещающий неудачу. Кроме случаев, когда кошку удается убить или прогнать. Если кошка нападает на сновидца, то это означает...
Как правило, змеи – это всегда что-то нехорошее, это предвестники будущих неприятностей. Если снятся змеи, которые активно шевелятся и извиваются, то говорят о том, что ...
Снятся деньги обычно к хлопотам, связанным с самыми разными сферами жизни людей. При этом надо обращать внимание, что за деньги снятся – медные, золотые или бумажные...
Сонник Миллера обещает, что если во сне паук плетет паутину, то в доме все будет спокойно и мирно, а если просто снятся пауки, то надо более внимательно отнестись к своей работе, и тогда...
При выборе имени для ребенка необходимо обращать внимание на сочетание выбранного имени и отчества. Предлагаем вам несколько практических советов и рекомендаций.
Хорошее сочетание имени и фамилии играет заметную роль для формирования комфортного существования и счастливой судьбы каждого из нас. Как же его добиться?
Еще недавно многие полагали, что брак по расчету - это архаический пережиток прошлого. Тем не менее, этот вид брака благополучно существует и в наши дни.
Очевидно, что уход за собой необходим любой девушке и женщине в любом возрасте. Но в чем он должен заключаться? С чего начать?
Представляем вам примерный список процедур по уходу за собой в домашних условиях, который вы можете взять за основу и переделать непосредственно под себя.
Та-а-а-к… Повеселилась вчера на дружеской вечеринке… а сегодня из зеркала смотрит на меня незнакомая тётя: убедительные круги под глазами, синева, а первые морщинки
просто кричат о моём биологическом возрасте всем окружающим. Выход один – маскироваться!
Нанесение косметических масок для кожи - одна из самых популярных и эффективных процедур, заметно улучшающая состояние кожных покровов и позволяющая насытить кожу лица необходимыми витаминами. Приготовление масок занимает буквально несколько минут!
Каждая женщина в состоянии выглядеть исключительно стильно, тратя на обновление своего гардероба вполне посильные суммы. И добиться этого совсем несложно – достаточно следовать нескольким простым правилам.
С давних времен и до наших дней люди верят в магическую силу камней, в то, что энергия камня сможет защитить от опасности, поможет человеку быть здоровым и счастливым.
Для выбора амулета не очень важно, соответствует ли минерал нужному знаку Зодиака его владельца. Тут дело совершенно в другом.
© Все права на статьи принадлежат авторам сайта, если не указано иное.
16 +