Возникновение и формирование права США осуществлялось по классическим канонам возникновения и развития буржуазного государства и права. В соответствии с этими канонами приходившая к власти буржуазия, по меткому выражению Ф. Энгельса, без решительной ломки преобразовывала «государственные порядки сообразно своим интересам». Среди основных методов и приемов такого преобразования необходимо назвать ничем не прикрытый отказ от ряда прогрессивных идей периода революционного подъема и тонкое, тщательно маскируемое их выхолащивание, вуалируемое демагогической риторикой об «исторической преемственности», и сохранение основных правовых институтов, бывших на вооружении у «свергнутых» эксплуататоров.
На правовую систему США существенный отпечаток наложило то, что она возникла и сформировалась в условиях американского федерализма, который формально исходит из провозглашения довольно широкой компетенции штатов по правовому регулированию различных сфер общественных отношений. Федеральные власти полномочны регламентировать лишь те вопросы, которые отнесены к их исключительному ведению. Позднее, особенно в период империализма, данное конституционное разграничение компетенции стало одной из многих юридических фикций, которыми столь богата американская правовая система.
В целом данная система — сложное и своеобразное явление, включающее федеральную правовую систему и все правовые системы штатов. Специфика американской федерации породила явление, именуемое правовым дуализмом, суть которого сводится к тому, что на территорию каждого штата распространяется действие двух правовых систем — своей собственной и федеральной. Доктрина «двух суверенов» — весьма выразительный образец юридической казуистики, с помощью которой американская буржуазия прикрывает прямой отход политико-правовой практики от конституционных провозглашений и установлений.
Как уже отмечалось, английские колонисты привезли с собой общее право. Однако, говоря об английском общем праве, необходимо подчеркнуть особенности его восприятия в Америке. Дело в том, что одни колонии (в дальнейшем штаты) приняли его с ограничениями (до определенного срока: например до 1640 г.), другие (Виргиния) произвели ревизию. Во всех случаях отвергалось английское церковное устройство, майораты и прочие реликты феодализма.
Прецедентная система как таковая была воспринята без оговорок. Большая часть дел решалась на основе «справедливости» — как она понималась в колониях, а затем и в штатах. Кроме того, нужно иметь в виду, что еще в XVII в. английский Тайный совет допускал, что английское право применимо в колониях в той мере и в тех случаях, когда об этом прямо упоминается в соответствующих статутах. Колонисты обзаводились и собственными законами, собственными прецедентами, Ассамблеи ряда колоний играли роль верховных судов, и это отразилось в дальнейшем на формировании права.
В качестве источников права США выступают как законы, принятые федеральным Конгрессом и законодательными собраниями штатов, так и многочисленные прецеденты, сформулированные судебными приговорами по уголовным делам и судебными решениями по гражданским делам, составившие так называемую американскую систему общего права. Особую роль в правотворческой деятельности играет Верховный суд США — его доктрины и толкования законов и прецедентов являются по существу обязательными как для федеральных судов, так м для судов штатов.
Общее право США крайне запутано и противоречиво. Достаточно вспомнить, что уже к середине XIX в. в США было опубликовано около 4 тыс. томов решений и приговоров федеральных судов и судов штатов. Что касается статутного права, формулируемого законодательной деятельностью Конгресса и штатов, то в домонополистический период развития капитализма по сравнению с общим правом оно играло второстепенную роль. Кроме того, не следует забывать, что Конституция США закрепляла (ст., VI, п. 2) приоритет федерального законодательства над законодательством штатов. В отличие от английского статутного права в Соединенных Штатах право в рамках штатов относительно кодифицировано. Причем в большинстве штатов кодификация была осуществлена, в разных формах, примерно к середине XIX в.
Однако следует заметить, что американские кодексы (за исключением штата Луизиана) в отличие от кодексов в европейском смысле слова представляли собой скорее всего лишь консолидацию или систематизацию действующего права.
Особое место в праве США занимали так называемые «черные кодексы». Как уже говорилось, они представляют собой совокупность расистских законов, принятых в южных штатах после поражения Юга в гражданской войне с Севером. «Черные кодексы», в частности, запрещали неграм вступать в брак с белыми, замещать общественные должности и заниматься целым рядом профессий, оставив «преимущество» работать на плантациях и в сфере услуг; лишали свободы передвижения, собраний, права ношения оружия; ввели обязательное ученичество для несовершеннолетних, отдававшее негритянскую молодежь полностью во власть белых хозяев; вводили так называемое «уголовное рабство» — наказание для черных безработных в виде обязательной по приговору суда работы на плантациях. Правда, XIV-я поправка к Конституции делала «черные кодексы» незаконными, а «Реконструкция Юга» на время приостановила их действие, но с концом «Реконструкции» так или иначе они были восстановлены. Главная цель кодексов была в том, чтобы загнать бесправный негритянский народ снова на плантации — теперь уже на положении безземельных издольщиков. Особо следует отметить жестокую расправу белых расистов с негритянским населением на Юге путем самосуда, получившего название суда Линча.
В процессе развития право Соединенных Штатов приобретало все больше черт, отличающих его от английской правовой системы. Во-первых, со времени отделения американских колоний от метрополии американские судьи осуществляли практику судопроизводства независимо от деятельности английских судебных органов. Во-вторых, в Соединенных Штатах, как союзном государстве, право развивалось по-разному в федерации и в штатах (вследствие дуализма законодательства и судопроизводства — федерального и штатного). В-третьих, законодательство стало влиять на формирование права гораздо раньше и в большей степени, чем в Англии. Проблемой, выступающей здесь на первый план, является вопрос — могла ли в условиях автономии штатов, раздельности федерального и штатного законодательства и судопроизводства возникнуть унифицированная правовая система, пригодная для всей федерации, или должна была сложиться отдельная система «common law» в каждом из 50 штатов? Ведь последняя система права формируется прецедентами, создаваемыми практической деятельностью как судов отдельных штатов, так и федеральных судов. К этому следует добавить, что в компетенцию судов штатов входит рассмотрение большинства судебных дел. Следовательно, американские судьи гораздо чаще имеют дело с прецедентами и правом штата, нежели федерации. В то же время область уголовного, гражданского и процессуального права не относится, в принципе, к законодательной компетенции Конгресса. Практически в сфере указанных отраслей права нормой, признанной Конституцией 1787 г., является законодательство штата, а исключением — законодательство федерации. Федеральные суды могут пользоваться законодательством штатов, но если этого потребует характер рассматриваемого дела. Казалось бы, правовой партикуляризм неизбежен, но на деле в США образовалась некоторая общность специфически американской системы «общего права», которой, впрочем, немало содействовала практика федеральных судов.
Применительно к федеральным судам проблема давно поставлена следующим образом: может ли федеральный суд использовать прецедентное право конкретных штатов, соответствующее характеру (рассматриваемого дела, или может принимать решения по собственному усмотрению и создавать тем самым общую для всей страны правовую систему. Прецедент Верховного суда, относящийся к 1842 г. (дело Свифта — Тайсона), казалось бы, проложил путь к реализации такой возможности, однако практика, идущая в направлении создания единого для страны федерального «common law», встретила серьезные препятствия. Дело в том, что в принципе она противоречит Конституции, которая — за исключением определенных дел, отнесенных к компетенции федеральных судов, — признает за штатами широкие права в области судебной власти. На практике судьи не ограничиваются ссылками на прецеденты только в пределах собственного штата, но в определенных случаях обращаются к судебной практике других штатов. Именно это обстоятельство главным образом содействует унификации права в стране. Понятно, что в таких условиях американское прецедентное право носит еще более запутанный и сложный характер, чем английское общее право.
Наряду с прецедентным общим правом («common law») в Соединенных Штатах (как н в Англии) развивалось статутное право, создаваемое федеральным Конгрессом, а главным образом законодательными органами штатов. В его сфере также (и даже в значительно большей степени) обнаружились тенденции к упорядочению и кодификации. На практике это привело к созданию свода законов двух видов. Первый из них образует группа так называемых «консолидации» («consolidated law»), которые не являются настоящими кодификациями, поскольку содержат только законы (федеральные или штатов), и которые как бы дополняют «common law». Кроме того, нормы в консолидациях систематизированы не по предметному признаку, а в алфавитном порядке. Таким образом, консолидации по своему характеру близки английским, издаваемым в качестве руководства по применению статутного права. Вторую группу (или вид законов) составляют кодексы, которые создавались под влиянием кодификационных принципов, сложившихся в континентальной Европе. В начале XIX в. (в 1811 г.) известный английский юрист Иеремия Бентам, много сделавший для разработки и совершенствования английского права, но не сумевший убедить правящие классы Англии в целесообразности «кодификации английского права», предложил правительству США разработать проект уголовного кодекса США. Следует отметить большую роль в кодификации права Соединенных Штатов американского юриста Фил да, подготовившего в середине XIX в. проекты уголовного, уголовно-процессуального, гражданского и гражданско-процессуального кодексов.
Не противоречит ли осуществленная по штатам кодификация сказанному выше положению о распространении в США «common law»? He свидетельствует ли, что здесь, как и в континентальной системе права, доминирующим и главным источником права является статутное право? Ответить следует — нет, не свидетельствует, ибо общепризнанным в стране является все же «common law», т. е. соответствующую правовую норму формирует больше практика вынесения приговоров и судебных решений, а не закон. Именно поэтому по сравнению с кодексами континентальной правовой системы американские кодексы носят иной характер. В США при интерпретации кодексов исходят из того, что законодатель намеревался отразить в кодексе лишь ту норму, которая получила уже апробацию в ходе судебной практики, тогда как в континентальной системе права кодификация считается важнейшим актом, формирующим новое право. Закон в Соединенных Штатах (как и в Великобритании) лишь тогда приобретает стабильность и жизненность, когда получает положительное судебное истолкование и подтверждение судебной практикой. Отсюда становится понятной ведущая роль Верховного суда США в решении вопросов о конституционности законов. В США является весьма распространенной практика, когда судья, оглашая приговор или объявляя решение, ссылается не только на закон, но привлекает еще и материалы судебной практики. Таким образом, существование в Соединенных Штатах кодексов не умаляет заметным образом (применительно к рассматриваемому периоду) значения общего права, в основу которого положены прецеденты, создаваемые судебной практикой.
Важно и другое. XX век в истории американской юриспруденции отмечен отходом от принципов строгого прецедентного нрава. Американские исследователи считают, что в недалеком будушем позиция американской практики и доктрины в отношении оценки правополагающего значения прецедента будут представлять собой самостоятельное юридическое явление по отношению не только к континентальной, но и английской системам. Это, разумеется, не означает, что роль судебного правотворчества будет падать, что оно потеряет свое былое значение. В судебном правотворчестве заинтересованы правящие классы, оно обнаруживает достаточную маневренность, изворотливость и гибкость, а потому оказывается и в новой ситуации вполне на своем месте. Суть дела, видимо, в том, что спрос на максимальную эластичность правотворческой деятельности, быстроту юридического реагирования на «калейдоскопические» изменения политических ситуаций повысился прежде всего в области борьбы с явлениями, наиболее опасными для буржуазного правопорядка в целом. Оценивая процесс возникновения правовой системы Соединенных Штатов в целом, советский ученый К. Ф. Гуценко пишет: «Можно констатировать, что процесс американизации правовой системы, позаимствованной у Англии,— это процесс придания ей свойств, благодаря которым она еще в большей степени стала приспособлена к текущим потребностям эксплуататорского государства. Ориентация на „гибкое правотворчество", наделение судов неограниченными полномочиями по созданию и пересмотру правовых норм, правовой дуализм, вскормленный в условиях американского федерализма,— все это привело к тому, что право США с течением времени превратилось в конгломерат, с одной стороны, явно устаревших, а с другой — современных норм».
Правовая система США включает такие отрасли права, как гражданское, уголовное, процессуальное, коммерческое, банковское, налоговое право, право страхования, и др.
Формально широковещательная Декларация независимости провозглашала принципы равной правоспособности и равенства всех перед законом. Однако эти принципы, как мы уже видели, не были претворены в жизнь.
Поднявшись на высокий для своей эпохи политический уровень, дойдя в периоды буржуазной революции до решающего для ее дальнейших судеб поворота, американская буржуазия круто повернула назад. С этого момента началась последовательная деформация государства Т. Джефферсона и Б. Франклина. Вся история США прошлого века, за исключением нескольких лет пребывания у власти президента А. Линкольна, служит тому свидетельством. Юридические формы соблюдались, Конституция 1787 г. считалась действующей, гордые слова Декларации независимости повторялись в учебниках. Но фактически на месте буржуазной демократической республики, созданной революционной войной, было сооружено новое, замаскированное под эту республику государство самовластной финансовой олигархии.
Реакционное перерождение американской буржуазной государственности в период империализма неизбежно сопровождалось отказом правящих кругов от законности, ими же созданной и утвержденной. С самого начала отход от нее обосновывался «с разных сторон» действующим законодательством, стремившимся доказать, что институты буржуазной демократии стали достаточно архаичными, а потому отход от них «в новых условиях» естествен и правомерен.
В общем и целом система конституционных и вообще правовых аналогий может быть использована определенными государственными органами в острых политических ситуациях. В. II. Ленин видел одно из проявлений отказа буржуазии от законности в том, что «уголовные законы, изданные с прямой целью облегчить политическую борьбу правительства с пролетариатом (и в то же время прикрыть ее политический характер посредством „государственных" соображений об „общественном порядке" и т. п.), неумолимо оттесняются на задний план прямой политической борьбой, открытой уличной схваткой». История США показывает, что приход к власти национальной буржуазии сопровождался здесь законодательным закреплением различного рода гражданских прав и свобод, которые провозглашались как священные и нерушимые институты. Но та же история показывает, что эти права и свободы никогда не служили большинству граждан. С переходом к империализму лицемерный характер провозглашенных американской буржуазией прав и свобод проявился с особой наглядностью. Именно эту закономерность имел в виду В. И. Ленин, когда подчеркивал, что «империализм стремится к нарушениям демократии, к реакции. В этом смысле, — писал В. И. Ленин, — неоспоримо, что империализм есть отрицание демократии вообще».
Все американские источники права, вне зависимости от того, каковы их форма и содержание, имеют конечной целью охрану частной собственности и интересов эксплуататоров. Но если закон ясен, понятен и логически последователен, если границы дозволенного указаны в нем совершенно определенно, если он не только наделяет представителей власти полномочиями, но и регламентирует осуществление этих полномочий, тогда тому, кто оказался вовлеченным в судебный процесс, легче защищать свои права и отстаивать спои интересы. Наоборот, чем эти законы сложнее, туманнее и малоконкретнее в определении полномочий служителей власти, чем в большей мере они, как писал Ф. Энгельс, «ставят на место правового состояния совершенно бесправное состояние», тем более они удобны для правящих буржуазных классов в их стремлении расправиться с социальными противниками. В США, как и повсюду, где господствует собственность, «милость оказывается лишь по отношению к „респектабельным" преступникам; на бедняка, на пария, на пролетария падает вся тяжесть узаконенного варварства, а до этого никому и дела нет». Тем, кто хотя бы немного знаком с сегодняшней ситуацией в Соединенных Штатах, остается, так сказать, только удивляться, что Ф. Энгельс писал эти слова почти полтора столетия назад, настолько точно они характеризуют положение дел в США в наши дни.
Автотранспорт