Правительство после поражения на выборах решилось на открытое нарушение конституционной хартии. Четырнадцатый параграф, где говорится, что король «издает регламенты и ордонансы, необходимые для безопасности государства», был истолкован как неограниченное право короля издавать законы по собственному усмотрению и, следовательно, править единолично. Это противоречило хартии, согласно которой законодательная власть осуществлялась королем совместно с палатой пэров и палатой депутатов.
26 июля 1830 г. утром в правительственном органе «Монитер» появились королевские ордонансы, явившиеся актом единоличной воли Карла X. Ордонансы, во-первых, объявляли недействительными только что проведенные выборы, во-вторых, устанавливали систему предварительных разрешений для периодической печати, в-третьих, вводили новый избирательный закон.
Разрешение для периодической печати отныне должно было возобновляться каждые три месяца и могло быть взято правительством в любое время назад,— это был смертный приговор оппозиционной печати.
По новому избирательному закону, избирательное право предоставлялось только крупным земельным собственникам и определялось земельным цензом. Это сокращало число избирателей на 75%. Вся промышленная и торговая буржуазия оказалась лишенной избирательных прав. Число депутатов было уменьшено с 430 человек до 258. Палата депутатов лишалась законодательной власти; ей были оставлены лишь совещательные функции.
Впечатление, произведенное ордонансами, было оглушающим. Все восприняли их как государственный переворот, направленный к возрождению дореволюционных, феодальных порядков.
Но Карл X и его окружение не желали ничего замечать; их вполне устраивали уверения агентов полиции о том, что «народ не шевелится»; 26 июля, в день опубликования ордонансов, королю доносили, что во всех пунктах столицы царит полное спокойствие.
Король был убежден в том, что если кто-нибудь и поднимет голос против ордонансов, то, как заявил он, «одного пушечного залпа будет достаточно, чтобы разогнать крикунов». Того же мнения придерживался и наследник престола: «Народ подал в отставку: Жюль ручается за все»,— говорил он.
Глава правительства Жюль Полиньяк действительно нисколько не тревожился. Об этом свидетельствует в своем донесении в Петербург и царский посол Поццо ди Борго, немало обеспокоенный общественной реакцией на июльские ордонансы: «Он (Полиньяк.— А. Р.) в разговоре со мной казался мне уверенным, спокойным и даже удивлялся моим опасениям». Король и его министры не допускали и мысли о том, что ордонансы 26 июля повлекут массовое вооруженное восстание.
Между тем правительство почти не располагало войсками в Париже. Даже гвардейские офицеры были уволены в отпуск, чтобы они смогли участвовать в предстоявших выборах в качестве избирателей (правительство рассчитывало на их поддержку). Таким образом, революционная гроза застала Карла X и его окружение врасплох.
Значительная часть буржуазии также не ожидала, что народ совершит революцию. Будущий революционер, тогда студент, Бланки с уверенностью предсказывал, что до конца недели все разрешится несколькими ружейными залпами. Но к вечеру, когда ордонансы стали достоянием широкой публики, Париж забурлил.
Биржа сразу же откликнулась на ордонансы: 26 июля курс государственной ренты упал с 79 до 75 франков.
Первой поднялась либеральная буржуазия, которая, однако, и не думала, при всем своем негодовании, разрешить конфликт вооруженным путем. Сигнал к ее выступлению был дан редакцией газеты «Насьональ», составившей на специально созванном заседании письменный протест (автором его был Тьер), который в течение того же дня был распространен среди многочисленных журналистов либерального толка. Заканчивался этот документ следующими словами: «Правительство утратило теперь характер законности, которым обусловливалась необходимость оказывать ему повиновение. Мы оказываем ему сопротивление».
К вечеру 26 июля протест подписали 45 редакторов и сотрудников оппозиционных газет и журналов, а также ряд известных либералов (Минье, Арман Каррель, Пьер Леру, Огюст Фабр и др.). Несмотря на противодействие полиции, протест был отпечатан в большом количестве экземпляров и на следующий день разошелся по всему Парижу. В страхе перед полицейскими репрессиями и возможными массовыми «беспорядками» многие предприниматели стали закрывать типографии.
Буржуазная оппозиция считала, что, подписав протест, она «выполнила свой долг», как выразился один из ее деятелей, Арман Каррель. Некоторые представители буржуазной оппозиции все же рассчитывали на выступление народных масс, но без своего участия в вооруженной борьбе. Об этом свидетельствует в своих воспоминаниях А. Дюма, который участвовал в революции в рядах либеральной буржуазии. Часть журналистов и студентов 26 июля начали агитировать массы на борьбу с правительством. Понемногу улицы стали наполняться революционным народом. Тогда многие либералы струсили. Так, редактор оппозиционной газеты «Глоб» Ремюза в отчаянии воскликнул: «Куда вы нас толкаете? Ведь речь вовсе не идет о революции, мы ее вовсе не хотим... Легальное сопротивление — и ничего другого!» Народ же, как сообщает Дюма, выходил на улицу, готовый к вооруженной схватке. «Это было видно в глазах, жестах, словах и даже в молчании людей, встречавшихся на улицах, в отдельных группах, в отдельных фигурах, которые, казалось, говорили: «Куда надо идти, чтобы действовать?». В это время члены палаты, распущенной июльским ордонансом, совещались о том, что им следует предпринять. Современники единодушно указывают на отчаянное малодушие, которое владело собранием. Предложение опубликовать протест против ордонансов было отклонено, как и предложение объявить себя Национальным Собранием. Бывшие депутаты установили связь с оппозиционными журналистами из редакции «Насьональ»,— оттуда пришло сообщение о том, что члены оппозиционных газет и журналов готовы к борьбе, но... ждут поддержки депутатов. В ответ депутаты решили написать декларацию о восстании. Однако осуществление этого намерения они отложили на завтра, а сами разошлись по домам. «Я не ожидал встретить столько трусов», — говорил впоследствии о палате один из современников. 27 июля коллективный протест, расклеенный на стенах Парижа, оживленно читали и комментировали многочисленные толпы народа. Появились ораторы с экземплярами оппозиционных газет в руках, призывавшие массы к выступлению против правительства и ордонансов. Повсюду слышались возгласы: «Долой ордонансы!», «Да здравствует хартия!», «Долой министров!». Тем временем полиция начала закрывать типографии, чтобы воспрепятствовать дальнейшему распространению антиправительственных воззваний. В сопровождении все разраставшейся толпы группа полицейских направилась к типографии «Насьональ». Под громкие возгласы негодования полицейские выломали двери, а затем разобрали станки.
После закрытия «Насьональ» настала очередь газеты «Тан». В ответ на требование полицейского комиссара впустить в типографию полицию для наложения ареста Бод, главный редактор и пайщик газеты, участник либеральной оппозиции, в прошлом — наполеоновский префект полиции, с кодексом законов в руках начал вслух читать статью, согласно которой за произвольный арест назначались каторжные работы. Когда комиссар потребовал слесаря для взлома запора, Бод столь же громогласно предостерег его от нарушения статьи о краже со взломом. Под одобрительный гул толпы слесарь отказался вскрывать замок. Тем же способом Бод заставил отступить одного за другим еще трех слесарей. В конце концов через семь часов словесной борьбы дверь в типографию была открыта, и полиция ее заняла.
Вскоре были закрыты все типографии, находившиеся на подозрении у правительства. Немедленьо начали работать тайные типографии, где печатались, а затем быстро распространялись многочисленные прокламации.
Однако, несмотря на шумную возню, поднятую участниками либеральной оппозиции, несмотря на то, что в прокламациях в крайне резких тонах осуждались деятельность королевского правительства и королевские ордонансы, призывов к вооруженному восстанию и к свержению Карла X не было.
Пока деятели оппозиции вели словесную и бумажную войну, в рабочих кварталах Парижа уже 27 июня началось стихийное восстание. Вооруженные топорами, кольями, некоторые — ружьями, трудящиеся вышли на улицы. Повсеместно происходили столкновения с полицией, которые постепенно перерастали в настоящие бои.
Этот день (27 июля 1830 г.) является началом революции.
Выступление рабочих крайне напугало буржуазию. Члены либеральной партии, собравшиеся у банкира Казимира Перье, чтобы решить, что делать дальше, были до такой степени охвачены ужасом перед революционным движением, что и не подумали помешать полицейским учинить кровавую расправу с демонстрантами под самыми окнами Казимира Перье.
Справедливость требует отметить, что некоторые из собравшихся у Перье предлагали поднять вооруженное восстание, но эти предложения отвергались. Когда один из либералов заявил, что, «если депутаты хотят оказаться достойными доверия народа, они должны возглавить восстание», ответом было гробовое молчание. Страх перед народом определил предательское поведение буржуазии с самого начала революции.
Создавшееся положение решили использовать бонапартисты с тем, чтобы, выступив против правительства Карла X, захватить власть в свои руки. Бонапартисты после Ста дней не имели особого влияния среди масс. Однако в известных кругах, главным образом в военных, еще сохранялись бонапартистские симпатии. Тем не менее попытка бонапартистов организоваться и поднять восстание была обречена на неудачу, так как народ не пошел за ними.
Тем временем движение масс все разрасталось. На улицах появилось трехцветное знамя республики. Вскоре загудел набат. Народ начал строить баррикады. Правительство выслало войска, в небольшом количестве остававшиеся в Париже. Одно из первых столкновений произошло в Пале-Рояле. Здесь войска начали стрелять без предупреждения в большое скопление народа. С криками: «Нас убивают!»— повстанцы бросились за помощью в рабочие кварталы. В мгновение ока огни в городе были потушены, все лавки, как по команде, закрылись; группа повстанцев ворвалась в театр «Новости», требуя прекращения спектакля: «Долой представления, закрывайте театр, на улицах Парижа убивают!» Однако, несмотря на массовый подъем рабочих, войска, действуя против почти безоружных и совершенно неорганизованных повстанцев, сумели к вечеру 27 июля рассеять их.
Правительство было уверено, что восстание подавлено, и даже не сочло нужным объявить Париж на осадном положении. Полиньяк по-прежнему хранил нерушимое спокойствие. «Ведь это простой бунт, — самоуверенно заявил он, — если я ошибаюсь, я отдаю вашему величеству свою голову на отсечение». «Это будет сомнительным подарком», — не без едкости заметила при этом одна из придворных дам. Вечером первого дня революции Карл X, не нарушая ритуала придворной жизни, как обычно, играл в вист, как будто не слыша выстрелов и гула набата. Но борьба не была кончена, и 28 июля возобновилась с утра. В рабочих кварталах на правом берегу Сены повстанцы захватили несколько жандармских постов. По всему городу строились баррикады. Для этой цели употребляли опрокинутые телеги, доски, бочки, наполненные землей, песком или камнями, и, наконец, булыжник из мостовых, который громоздили до высоты 4—5 метров. Рабочие ходили по домам, требуя оружия. Пули лили сами, используя предметы домашнего обихода и типографский шрифт.
Главную массу бойцов составляли рабочие, мелкие ремесленники, вообще трудовой люд. Не трудно было заметить, что буржуа не так-то легко ввязывается в бой, — свидетельствует Одилон Барро, будущий министр Второй республики. Современники революции единодушно подчеркивают выдающуюся роль рабочего населения столицы в эти дни. «Кому мы обязаны победой, — говорил впоследствии владелец обойной мануфактуры Тома, — как не добровольному самопожертвованию, храбрости и мужеству рабочего класса». «Парижский народ покрыл себя славой, — писал Лафайет,— и когда я говорю «народ», я имею в виду то, что называют последними классами, которые на этот раз были первыми». «Чем более мы удаляемся от великой недели, тем более удивительной она кажется, — писал Стендаль одному из друзей, — все, что газеты говорят вам в похвалу народу, верно...». Русский художник Иордан, бывший в июльские дни в Париже, отмечал, что основная масса революционеров была «почти все простой мастеровой народ».
Повстанцы срывали и стирали бурбонские лилии, уничтожали знамена монархии. Национальная гвардия лишь ждала момента, чтобы присоединиться к инсургентам. Один из современников оставил свидетельство боевого героизма и революционной стойкости, которые проявляли восставшие. «Где найти кисть,— пишет он,— чтобы воспроизвести или хотя бы только сделать ощутимыми эту массу возвышенных подвигов, из которых и одного было достаточно, чтобы обессмертить целое столетие. Тут вырастают баррикады, словно по мановению волшебной палочки, позади солдат, которые атакуют баррикады, преградившие им путь. Там — женщины бросают из окон булыжник, мебель, горящие головешки, не обращая внимания на пули; здесь дети под градом пуль пытаются подобраться к лошади кирасира, чтобы ударить ее кинжалом. Видел я и детей, которые пытались уцепиться за стремя жандарма и падали, изрубленные при попытке разрядить в него свой карманный пистолет».
В середине дня инсургенты захватили ратушу, но вскоре значительный перевес сил на стороне правительственных войск дал им возможность отобрать ее. Рабочие бросились в атаку и снова заняли ратушу. Особенным героизмом отличился при этом один подмастерье слесаря. Заметив колебание в рядах атакующих ратушу, он бросился вперед на осыпаемый ураганным огнем Гревский мост и, потрясая трехцветным знаменем, воскликнул: «Друзья, если я умру, запомните мое имя — Арколь!». Он пал, сраженный пулей.
Токарь Луи Эриссон, несмотря на тяжелое ранение в обе ноги, заявил, что он не покинет ряды сражающихся и будет стрелять сидя, раз не может стоять.
После упорных боев повстанцы захватили высоты Монмартра и подняли там трехцветное знамя. Это было сделано парикмахером Фуладу.
После взятия ратуши повстанцы начали наступление на королевский дворец. Захватив ворота Сен-Дени, плотник Жермен Мулинье водрузил на них трехцветное знамя. Наборщик Эрнест Дюток шел на королевский дворец, распевая Марсельезу, под градом пуль за ним следовал его маленький братишка, который зубами поддерживал передник с патронами, чтобы свободными руками раздавать их сражающимся.
Женщины не отставали от мужчин: они устраивали перевязочные пункты, вытаскивали раненых, многие дрались на баррикадах. К повстанцам стали примыкать ветераны республики и империи, студенты, адвокаты, журналисты; в ряде случаев на сторону инсургентов переходили солдаты.
Однако при всем героизме, который проявляли рабочие, деятельность восставших не была объединена ни общим планом, ни единым руководством. Правда, на отдельных участках борьбы появлялись руководители из числа студентов, республиканцев, карбонариев, военных, но каждый действовал на свой страх и риск, не согласовывая своих действий с другими руководителями. Это обстоятельство помогло крупной буржуазии после свержения Бурбонов вырвать плоды победы из рук рабочих, завоевавших ее.
Размах революции заставил дрогнуть правительственные войска, которые уступали повстанцам одну позицию за другой. К вечеру 28 июля командующий королевскими войсками Мармон доносил королю: «Это уже не мятеж, — это революция. Необходимо, чтобы ваше величество приняло меры для умиротворения страны. Сегодня честь короны еще может быть спасена, но завтра, пожалуй, будет уже поздно». Карл X не удостоил Мармона ответом, однако отдал приказ объявить Париж на военном положении.
29-го борьба возобновилась с новой силой. Повстанцы подошли к Лувру, который защищали швейцарские стрелки, и начали атаку. После ожесточенной борьбы Лувр был взят.
Король, укрывшийся от революционной бури в Сен-Клу, получил донесение о том, что Мармон отступил из Парижа. В бессильной ярости Карл сместил Мармона и назначил на его место герцога Ангулемского, наследника престола. Однако новый главнокомандующий после того как сделал смотр остаткам войск в Булонском лесу, заявил королю, что Париж потерян. Тогда Карл X решил пойти на уступки, чтобы спасти положение. В 3 часа дня 29 июля король подписал указ об отмене ордонансов, и три посланца повезли приказ в Париж. Разумеется, их никто не слушал. Вскоре восставшие взяли последний оплот монархии — Тюильрийский дворец. Теперь, когда всякая опасность миновала и судьба Бурбонов была решена благодаря революционной стойкости и героизму рабочих, буржуазия решила, что для нее наступила пора взять на себя «руководство» победившей революции, то есть использовать плоды народной победы в своих интересах. Либеральная буржуазия поспешила захватить власть. Бывшие депутаты и члены либеральной оппозиции собрались у Лафита, где избрали муниципальную комиссию, исполнявшую роль временного правительства. В состав этой комиссии вошли Лафит, Перье, Лобау, Моген, Шонен и Пюираво. Все это были представители крупной, преимущественно финансовой буржуазии. Политический идеал этой наиболее реакционной части французской буржуазии заключался в сохранении монархии, в которой она видела гарантию против новой революции. Но на французском престоле финансовая буржуазия хотела видеть не дворянского, а буржуазного короля, способного защищать буржуазные интересы.
С этой точки зрения наиболее подходящей кандидатурой был герцог Орлеанский: с одной стороны, как ближайший родственник Бурбонов, это был законный претендент на французский трон, с другой — кандидатура Луи Филиппа могла вызвать известные симпатии у масс, так как он служил некоторое время в революционных войсках и даже участвовал в битвах при Вальми и Жемаппе (что, впрочем, не помешало ему вскоре после этого перейти в лагерь контрреволюции), а, главное, герцог зарекомендовал себя в послереволюционные годы как умелый делец и финансист, в силу чего буржуазия испытывала к нему доверие. По этим причинам крупная финансовая буржуазия выступала сторонницей Орлеанской династии.
Лафит, Минье и Тьер сразу начали подготовку общественного мнения в пользу герцога Орлеанского. 30 июля на стенах Парижа появился манифест, составленный Тьером. В нем говорилось: «Карл X уже не может вернуться в Париж: он пролил народную кровь. Учреждение республики возбудило бы среди нас гибельные раздоры и поссорило бы нас с Европой. Герцог Орлеанский предан делу революции. Герцог Орлеанский не сражался против нас. Герцог Орлеанский был при Жемаппе. Герцог Орлеанский — король-гражданин... Герцог Орлеанский еще не высказался. Он ждет изъявления нашей воли. Объявим же ее, и он примет такую хартию, какую мы всегда желали иметь. Ему вручит корону французский народ».
Классовый характер этого документа бросается в глаза. Он отражает интересы не всей французской буржуазии (ибо определенная ее часть хотела установления республики), а известных группировок крупной, главным образом финансовой, буржуазии, которая рассчитывала найти в Луи Филиппе Орлеанском надежную опору своему господству. Авторы манифеста вынуждены были апеллировать к народу, без согласия которого герцог Орлеанский не смог бы утвердиться на троне Франции: рабочие еще были вооружены и представляли для буржуазии реальную угрозу.
Народ не верил новому кандидату на французский престол. Но рабочий класс не имел своей программы, которую он мог бы противопоставить буржуазии, у него не было своей партии и своего руководства. Эта неорганизованность и слабость пролетариата, а также всех республиканцев в целом дали возможность крупной буржуазии воспользоваться благоприятным для нее положением и осуществить свои планы.
Первое, что постарались сделать орлеанисты, — это добиться согласия народа на установление новой монархии или создать хотя бы видимость народного одобрения. Для этой цели орлеанисты во главе с герцогом Орлеанским устроили торжественную процессию к ратуше, которая все еще находилась в руках рабочих. Герцог Орлеанский демагогически объявил, что «он явился разделить все опасности с героическим населением Парижа».
Процессия орлеанистов, возглавляемая Луи Филиппом, двигалась по улицам, еще покрытым баррикадами. Массы народа встречали герцога враждебно; раздавались нелестные эпитеты в его адрес. По прибытии в ратушу Луи Филипп вышел на балкон, держа трехцветное знамя в руках, — этим жестом он хотел показать свою приверженность республике. Чтобы заставить народ, молча взиравший на этот маскарад с площади перед ратушей, поверить в свои «добрые» намерения, герцог на глазах собравшихся обнял Лафайета (последний по поручению муниципальной комиссии командовал вооруженными силами). Старый генерал отнюдь не был предан интересам рабочих, но он слыл сторонником республики и пользовался еще популярностью в республикански настроенных кругах. Политическая незрелость масс была причиной того, что демагогия герцога Орлеанского и его окружения имела известный успех: народ начал рукоплескать, приветствуя герцога.
Спустя три дня, 2 августа, Карл X отрекся от престола за себя и за своего сына. Через два дня после этого он отплыл в Англию. 7 августа на объединенном заседании палаты депутатов и палаты пэров (старого состава) герцог Орлеанский был провозглашен Луи Филиппом I, королем французов.
Революция 27—29 июля 1830 г. получила широкий отклик и активную поддержку по всей стране. Рабочие, крестьяне, сторонники буржуазной оппозиции в провинции поднялись вслед за Парижем. Они свергали представителей власти на местах, убивали наиболее ненавистных из них. В ряде мест они встречали ожесточенное сопротивление роялистов (в Лионе, Лилле, Бордо, Тулузе, Ниме, Нанте и др.), которое переходило в кровавые столкновения. В тех городах, где было особенно сильно влияние либералов и демократов (Страсбург, Мец, Безансон), свержение власти Бурбонов происходило почти без столкновений: городские гарнизоны, напуганные революцией, даже не пытались сопротивляться.
Приворот является магическим воздействием на человека помимо его воли. Принято различать два вида приворота – любовный и сексуальный. Чем же они отличаются между собой?
По данным статистики, наши соотечественницы ежегодно тратят баснословные суммы денег на экстрасенсов, гадалок. Воистину, вера в силу слова огромна. Но оправдана ли она?
Порча насылается на человека намеренно, при этом считается, что она действует на биоэнергетику жертвы. Наиболее уязвимыми являются дети, беременные и кормящие женщины.
Испокон веков люди пытались приворожить любимого человека и делали это с помощью магии. Существуют готовые рецепты приворотов, но надежнее обратиться к магу.
Достаточно ясные образы из сна производят неизгладимое впечатление на проснувшегося человека. Если через какое-то время события во сне воплощаются наяву, то люди убеждаются в том, что данный сон был вещим. Вещие сны отличаются от обычных тем, что они, за редким исключением, имеют прямое значение. Вещий сон всегда яркий, запоминающийся...
Существует стойкое убеждение, что сны про умерших людей не относятся к жанру ужасов, а, напротив, часто являются вещими снами. Так, например, стоит прислушиваться к словам покойников, потому что все они как правило являются прямыми и правдивыми, в отличие от иносказаний, которые произносят другие персонажи наших сновидений...
Если приснился какой-то плохой сон, то он запоминается почти всем и не выходит из головы длительное время. Часто человека пугает даже не столько само содержимое сновидения, а его последствия, ведь большинство из нас верит, что сны мы видим совсем не напрасно. Как выяснили ученые, плохой сон чаще всего снится человеку уже под самое утро...
Согласно Миллеру, сны, в которых снятся кошки – знак, предвещающий неудачу. Кроме случаев, когда кошку удается убить или прогнать. Если кошка нападает на сновидца, то это означает...
Как правило, змеи – это всегда что-то нехорошее, это предвестники будущих неприятностей. Если снятся змеи, которые активно шевелятся и извиваются, то говорят о том, что ...
Снятся деньги обычно к хлопотам, связанным с самыми разными сферами жизни людей. При этом надо обращать внимание, что за деньги снятся – медные, золотые или бумажные...
Сонник Миллера обещает, что если во сне паук плетет паутину, то в доме все будет спокойно и мирно, а если просто снятся пауки, то надо более внимательно отнестись к своей работе, и тогда...
При выборе имени для ребенка необходимо обращать внимание на сочетание выбранного имени и отчества. Предлагаем вам несколько практических советов и рекомендаций.
Хорошее сочетание имени и фамилии играет заметную роль для формирования комфортного существования и счастливой судьбы каждого из нас. Как же его добиться?
Еще недавно многие полагали, что брак по расчету - это архаический пережиток прошлого. Тем не менее, этот вид брака благополучно существует и в наши дни.
Очевидно, что уход за собой необходим любой девушке и женщине в любом возрасте. Но в чем он должен заключаться? С чего начать?
Представляем вам примерный список процедур по уходу за собой в домашних условиях, который вы можете взять за основу и переделать непосредственно под себя.
Та-а-а-к… Повеселилась вчера на дружеской вечеринке… а сегодня из зеркала смотрит на меня незнакомая тётя: убедительные круги под глазами, синева, а первые морщинки
просто кричат о моём биологическом возрасте всем окружающим. Выход один – маскироваться!
Нанесение косметических масок для кожи - одна из самых популярных и эффективных процедур, заметно улучшающая состояние кожных покровов и позволяющая насытить кожу лица необходимыми витаминами. Приготовление масок занимает буквально несколько минут!
Каждая женщина в состоянии выглядеть исключительно стильно, тратя на обновление своего гардероба вполне посильные суммы. И добиться этого совсем несложно – достаточно следовать нескольким простым правилам.
С давних времен и до наших дней люди верят в магическую силу камней, в то, что энергия камня сможет защитить от опасности, поможет человеку быть здоровым и счастливым.
Для выбора амулета не очень важно, соответствует ли минерал нужному знаку Зодиака его владельца. Тут дело совершенно в другом.
© Все права на статьи принадлежат авторам сайта, если не указано иное.
16 +