Тихий Паличек лихо газовал. Указатели стремительно вели счет километрам до Табора в обратном порядке — 20, 15, 10.
Не было еще признаков города, — города в Чехии возникают сразу, не заявляя о себе предварительно, за час, складами, сараями, водокачками и грудами утиля. Все это уплотнено до незаметности за неимением места, загнано на задворки либо закрашено, предпочтительно зеленым или синим цветом.
— Чешская Сибирь, — говорит Паличек.
— Где? Здесь?
— Ано. Да.
— Так называется местность?
— Да. Народ называет. Здесь всегда холодно.
Неудивительно. В науке есть термин — «микроклимат». В пределах климата, характерного для целой страны или материка, есть местные климаты, иногда на очень маленькой территории и очень своеобразные. В Чехословакии — такой неровной, изрезанной, с бесчисленными переплетающимися грядами холмов и хребтами гор — микроклиматов много.
Я попросил Паличека остановиться, что он сделал не очень охотно. Тормозить и выключать мотор он, как я понял, не любит. Кругом были высокие холмы. Оранжевые сосенки взбегали по склону. К дороге, к самой канаве, подтянуты полоски посевов, на вид довольно тощих.. Рожь, ячмень, немного пшеницы. Повидимому, местность открыта для северных ветров, а доступ южным, теплым потокам воздуха затруднен вершинами.
Мы двинулись дальше, дорога шла плавно в гору, и вдруг нас затопила густая белая муть, скрывшая все, кроме кусочка черного асфальта, как бы несшегося впереди. Ветровое стекло запотело, пахнуло свежестью раннего утра, хотя часы показывали одиннадцать. Всюду утренний туман давно исчез, и только здесь он еще держался.
— Здесь тает на неделю позже, — проговорил Паличек. — Ие то дивне!
— Ано, — ответил я. — Но у нас в Сибири хлеба все-таки богаче.
Теперь дорога шла под гору. Уже показались башни Табора. В стране много старинных городов, но Табор — совсем особый. Улицы, старой части Табора не расходятся от центра прямыми лучами к воротам, во все стороны, а загибаются, долго идут вдоль городской стены, местами сохранившейся. Входов в город было мало. По планировке он скорее напоминает лабиринт. Улицы как бы повторяли окружность стены, еще и еще замыкая сердцевину — площадь, на редкость маленькую. Видно, что предназначалась она не для обширной торговли, как площади других чешских городов. Напрасно вы будете искать в городе дворец местного
феодала. Нет, такого в Таборе быть не может. Достаточно хоть немного знать историю Чехии, чтобы понять, почему Табор именно таков.
После казни Яна Гуса простой люд, ведомый проповедниками, стал собираться из городов и селений в горы. «На горе откроется истина», — возглашали проповедники. Массы крестьян и ремесленников с семьями, на телегах, с домашним скарбом располагались на лесистых горных вершинах в разных местах Чехии, в том числе и в южной, близ города Усти Сезимово. Истина — и отнюдь не божественная — была в том, что беднота, озлобленная против феодалов и поповства, стихийно объединялась. Горные лагери стали внушительной силой. Они не только отражали нападения шляхты, но и сами переходили в наступление. Так был взят и сожжен дотла город Усти Сезимово, и недалеко от пожарища беднота, «худина», основала новый город, получивший библейское имя Табор. Город без родовой знати, без дворян, без богатого купечества, без королевских наместников и сборщиков податей. Первый в мире город, построенный революцией.
Как тень событий, на этих улицах остались фрески на старых домах. Вот мужики в длинных, подпоясанных свитках, с косами, вилами и мотыгами, чтобы громить помещиков. В Таборе они ищут земляков, ищут военачальника, который повел бы их в битву. На фасаде другого здания изображены «божьи бойцы» в походе. Кто эти воины в остроконечных шлемах, с копьями? Вчерашние мужики, влившиеся в войско. Движется повозка с высокими бортами, — они до пояса скрывают стоящих в ней воинов. Они нашли военачальника, революция выдвинула его из народной гущи. Это Ян Жижка, одноглазый Ян Жижка из Троцнова.
Военное крещение он получил, повидимому, в битве при Грюнвальде, когда дружины поляков, литовцев и русских разбили рвавшихся на восток «псов-рыцарей». Тогда Жижка служил польскому королю. Теперь восставший народ сделал Жижку своим полководцем. Знать и шляхта собирали силы. Как одолеть закованных в броню «железных панов»? Жижка нашел способ. Его тактическим открытием были боевые повозки, — подвижные, они быстро несли пехоту, а поставленные вокруг лагеря кольцом, обеспечивали оборону. Толстые борта предохраняли от стрел. Протрубит горн атаку — борта откидывались, воины соскакивали на землю и устремлялись на врага. С победой въехали повозки гуситов в Прагу, затем славно отбивали натиск конных лавин крестоносцев, двигавшихся с запада для подавления гуситского движения, страшного феодалам Европы.
Боевые повозки Жижки прошли из Табора через всю Чехию и за ее рубеж.
Обитатели Табора жили вначале одной семьей. Призывы Гуса к равенству и братству здесь, среди обездоленной «худины», нашли взрыхленную почву. Каждый новоприбывший должен был либо раздать свое имущество другим, либо внести в городскую казну. Были учреждены общественные амбары, из которых пропитание выдавалось всем поровну.
Табориты, мечтавшие уничтожить угнетение человека человеком, были утопистами. Время для этого еще не настало, и гуситское движение, в конечном итоге, расчищало дорогу буржуазии. Но Табор возник в седом прошлом как отважный и самый ранний предтеча социализма в Европе.
Мы объехали город, вытянутый на горбе пологого холма, из конца в конец. Рядом со старым городом разросся в последние годы новый — с широкими, прямыми улицами. Этот новый Табор дает стране машины, мясные консервы, но знаменит прежде всего силоном. Что такое силон? В политическом и хозяйственном значении — это удар по американским монополистам. В химическом — продукт каменного угля. На основе угля чешские химики приготовили бесцветное, подобное воску вещество. Оно проходит сложный путь обработки и, выдавленное сквозь стенку с мельчайшими, словно волоском просверленными отверстиями, выходит уже в виде волокон. Волокна охлаждаются, твердеют, потом растягиваются и делаются в три-четыре раза длиннее, потом застывают окончательно. Тогда их отвозят на текстильную фабрику. Из силона в Таборе делают белье, платья, платки, чулки и многое другое.
Как мы своим капроном, так чехи своим силоном показали, что можно обойтись без импортного искусственного волокна. А ведь заокеанские короли найлона воображали, что их товар незаменим! Что нет ничего лучше найлона!
Найлон фигурировал как одна из приманок «плана Маршалла» — плана закабаления Европы. Бизнесмены не учли одного — великой творческой силы народа, строящего новую жизнь.
Мы обедаем в ресторане на главной площади, в здании, заложенном еще при Жижке. Ветер колышет силоновую занавеску в узком готическом окне. Съев неизбежные кнедлики с мясом, мы возвращаемся к нашей одиноко дожидающейся «восьмичке». На невнимание она не может пожаловаться. Паличек, конечно, побывал в магазине для туристов. В кабине висит второй сувенир — медная штампованная бляшка с общим видом Табора.
Дальше, дальше на юг! В сущности, только за Табором начинается южная Чехия со всем, что ей присуще.
Иными, во-первых, стали селения. Каменные крестьянские дома выглядят старше, и стоят они не россыпью, выбросив к дороге коврики цветников, как под Прагой, а сомкнутой стеной открытых, ярко выбеленных фасадов. Стены самых старых построек вросли в землю, а скаты островерхих крыш выгнуты и заканчиваются у карнизов завитками — это линии Возрождения, странным образом здесь удержавшиеся. Фары нашей «восьмички» оголяют мертвенную белизну этих домов, знавших не одно поколение хозяев; белые улицы развертываются и исчезают в темноте. Выплыл обсаженный тополями костел, такой же белый, озарилась алебастровая статуя местного святого и скользнула по нам пустыми глазами. Как много здесь этих статуй! Один святой встречает нас у въезда в деревню, второй — на площади, третий — в поле, на перекрестке или прямо во ржи, поставленный богатым хозяином
для спасения урожая от засухи. Дорога бежит мимо пруда, окаймленного острой, желтой при свете фар осокой, взлетает на холмик, огибает ограду замка, на которую тяжело легли ветви векового парка.
Пока мы так мчались во мраке, воображению нетрудно было отвести время назад. Я, казалось, видел традиционную южную Чехию — край особенно жестокого засилия феодалов и церкви, край резкого неравенства и нищеты.
Наутро, при свете дня, мы вернулись в современность. Мы остановились у ограды замка Глубока, втиснув нашу «восьмичку» в ряд запаркованных «шкодовок», «татр» и мотоциклов, и смешались с группой туристов. Высоко над деревьями парка вздымалась башня замка, чем-то знакомая. Аккуратные надписи, составленные Чедоком, напомнили: замок построен князем Шварценбергом по образцу Виндзорского королевского дворца в Англии. Ныне превращен в музей. Мы вошли в парадные двери, покрытые тончайшей резьбой, — это работа замечательного чешского мастера из крестьян Яна Птака. Мы видели подлинно королевскую картинную галерею. Князю удалось купить даже полотно Ван Дейка. Чедок, встретивший нас в лице пожилого экскурсовода, разумеется знал Шварценбергов во всех коленах. Один из них вешал и сбрасывал в шахты гуситов, другой, назначенный после восстания 1848 года наместником императора, поклялся истребить чешский язык и чешскую культуру. Перечислить все преступления против чешского народа, содеянные Щварценбергами, невозможно. Правители буржуазной Чехословакии хвастались, что покончили с феодалами, но это была ложь, — Шварценберг попрежнему владел своими замками и чуть ли не половиной лесных угодьев в Чехии. Некоторым другим аристократам — очевидно, тем, у которых не хватало средств на полотна Ван Дейка, — правительство даже назначило пенсию. Так, граф Надгерны, имевший усадьбу возле Табора, получал восемьдесят тысяч крон в год...
Мы проходим анфиладами комнат, осторожно ступая по натертому паркету. Наш гид рассказывает, что было в недавнем прошлом за стенами замка. Земельная реформа, проведенная при Масарике, пошла на пользу кулакам. Отобрав за выкуп часть помещичьих земель, правители распределили ее так: пятнадцать процентов предоставили миллионам тружеников, а восемьдесят пять процентов этой земли — кучке сельских богатеев. В результате гнет в деревне еще усилился. Еще чаще крестьянские хозяйства продавались с торгов. Это называлось «экзекуцией». Таких экзекуций только в одной Чешско-Будейовицкой области было в годы первой республики 148 562. Люди, потерявшие дом и пашню, уходили искать заработка. Южная Чехия — отсталая, бедная полезными ископаемыми, бедная промышленными городами — была жестока к своим обитателям, гнала от себя их тысячами во все концы страны и за рубеж.
— У Шварценбергов было обширное цветоводство, — продолжает гид, раздвигая пахнущие нафталином портьеры и ведя нас дальше. — У князя работал талантливый садовод, по фамилии Храст.
Случайно это имя удержалось в моей памяти. Очень скоро я вновь узнал о Храсте.
Выйдя из прохладных покоев, мы несколько минут отогревались на солнце, прежде чем влезть в машину. В кабине уже висела памятка из Глубока, — на этот раз пейзаж был изображен в красках на кусочке дерева. Паличек, потирая руки, улыбался.
Мы вынеслись в поле. Оно сухое, неровное и какое-то неспокойное, — кажется, что за холмом будет другой холм, еще выше, а там кончатся пашни и начнутся Шумавские Альпы, стоящие на границе с Австрией. Я ожидал увидеть на юге просторы колосящейся пшеницы, но ошибся. Юг здесь неласковый. Пшеницы мало, много картофеля и льна. Мы в полуторастах километрах к югу от Праги, однако климатическая карта, взятая нами в дорогу, сообщает: средняя температура зимы в Праге — 1,5°, здесь —3,4°. Может быть, мы очень высоко поднялись? Нет еще, высота над уровнем моря всего на 150 метров больше, чем в Праге. Зато дает себя знать близкий барьер Альп, отгораживающий чешский юг от теплых ветров с Средиземного моря, дышащий холодом снежных вершин.
На пути большое селение. Белые дома сползают к пруду. Издали видна надпись на первом здании у въезда — «Гостинец», что означает постоялый двор. Против него, у алебастрового святого, расположились десятка три юношей и девушек, празднично одетых, с нотами в руках. У одного юноши серое и какое-то отрешенное лицо. Хором управляет костельный регент в сером пиджаке с розой в петлице. Кругом — небольшая толпа сельчан. Две женщины средних лет, загорелые, похожие друг на друга, одного роста, стоят рядом и шевелят губами, повторяя слова гимна.
Паличек нахмурился и прибавил скорость, как будто вдруг застыдился чего-то.
— В этих местах, — сказал я, — церковь, говорят, особенно сильна.
— Ой-ей, — отозвался Паличек с той непередаваемой интонацией, которая выражает и досаду, и сожаление, и удивление.
На другом конце деревни занимались физкультурники. Низенькая, коренастая девица в штанах обучала вольным движениям полусотню подростков, одетых в разноцветные майки. Паличек здесь повел «восьмичку» со скоростью пешехода, — он явно хотел утешить меня этим зрелищем.
Обогнули пруд — кусочек синего неба, упавший на сухую землю. Как часты здесь пруды! Как оживляют они неяркий, безводный ландшафт!
Осенью нужно будет приехать сюда, посмотреть лов рыбы. Непременно! А пока что мне оставалось обратиться к описанию этого события в путеводителе. Да, именно события, привлекающего много зрителей. Конечно, здесь нет романтики парусных судов, борющихся со штормом. Нет, тесна средняя Европа для подобной романтики! Чтобы взять рыбу, воду из пруда попросту выпускают. Пруд уменьшается в размерах, рыба все гуще сбивается вместе, рыбаки в лодках и пешком, в резиновых сапогах, стягивают кольцо неводов и наконец принимаются выгребать рыбу большими сетевыми черпаками. Лодки с шевелящимся грузом карпов подводят к берегу, добычу несет на сушу конвейерная лента. Дно пруда очищают, вспахивают с помощью трактора, рыхлят, чтобы больше было водорослей, поднимают шлюз и «доливают» пруд, а затем пополняют чешуйчатое население мальками, полученными с рыбозавода, высевают планктон, которым карпы кормятся. Словом, пруд возделывают как поле для нового урожая.
Все это я потом действительно увидел. Но нетерпение сжигало меня, мне хотелось найти рыбаков, расспросить их, записать. Я сказал об этом Паличеку. Он выслушал меня с каменным лицом, тихо и очень вежливо проговорил:
— Н-но, просим вас... У нас нет времени.
По плану мы должны быть до трех в Чешских Будейовицах. В нашем плане ознакомление с промышленностью южной Чехии, ставшей ныне краем индустриальным. Мы должны успеть сегодня на фабрику «Кохинор», где делают карандаши. Карандаши для рисования и черчения, карандаши огромные, плотничьи и тоненькие, как спички, для записных книжечек, карандаши с резинками на конце и без резинок, карандаши всех степеней мягкости, всех цветов. Марка «Кохинор» пользуется всемирной славой. А двигатели, хирургические инструменты, выпускаемые в Чешских Будейовицах, мотоциклы, текстильные машины, сгущенное молоко — гордость старинного, сильно разросшегося города Страконице! Это ведь тоже надо успеть посмотреть!
Потупив глаза, чтобы не видеть осуждающее лицо Паличека, я все-таки попросил его остановить «восьмичку» у правления «дружства», которому ныне принадлежит пруд. Застали мы только девочку-счетовода, дремавшую за столом. Председатель уехал.
Я вышел и только теперь заметил фотогазету «дружства», прибитую к щиту под деревом. На снимках — вспашка пруда, новая птицеферма, гусиные семейства на воде. В правом углу портрет старика с жесткими седыми бровями, с глубоко запавшими, но ясными, умными глазами. Я разглядывал газету, думая, как поступить дальше. И вдруг фамилия под портретом остановила мое внимание. Подпись гласила: 79-летний Матиаш Храст, проработавший 40 лет у князя Шварценберга, отдает свои знания и силу «дружству», создал образцовое цветочное хозяйство.
Вот он, знаменитый садовник! Что ж, если мы не дождемся председателя, то, может быть, отыщем Матиаша Храста!
— Он не здесь, — сказала девочка-счетовод. — Он дом себе строит. Четыре километра отсюда.
Я обернулся к Паличеку. Он молчал, но молчал сурово-выжидающе, даже грозно. Какой-то садовник важнее, чем итоги пятилетки в южной Чехии! — казалось, говорил Паличек. Я не выдержал. Я уступил.
Мы сели в «восьмичку». Стрела спидометра быстро шла к черте с отметкой сто.
— В Египте, — сказал Паличек, — в Египте, в Африке носят фески.
Это было до ужаса неожиданно. Я, кажется, вздрогнул. Что случилось с Паличеком? На него подействовала жара? Тотчас воображение нарисовало картину страшной катастрофы. Впереди поворот, «восьмичка» перелетает через канаву и врезается в дерево... Но Паличек продолжил:
— Фески делают в Страконицах. Тут недалеко, в Страконицах. Для Египта, для Марокко.
Я засмеялся, и Паличек, подобрев, тоже усмехнулся. Я понял его великодушие. Он решил вознаградить меня, бросить приманку, чтобы отвлечь от карпов, от цветов и повернуть лицом к индустриальным объектам.
Город. Улица, после многих изгибов расширяющаяся в площадь. Над площадью, как в большинстве чешских городов, господствуют готические башни костела, а посередине стеклянно звенит фонтан. Фонтан — тоже непременная принадлежность городского центра, но этот выходит из ряда вон своей пышностью. Надо всмотреться, чтобы различить каменную чашу и сцепления кариатид — под чашей и над ней. Фонтан, запечатленный на открытках, в альбомах, в туристских проспектах, стал символом этого города.
Расписание соблюдено. На часах — без четверти три, достаточно рано, чтобы застать обед: неизменный бульон с манной крупой и столь же неизменные кнедлики с тушеным мясом. Меню всюду в Чехии одинаковое. И номер в гостинице такой же, как в Праге. Среднеевропейский стандарт иногда утомляет однообразием, но в нем отмерены нужные человеку удобства. Куда бы вы ни приехали, в любом городе вы найдете в номере умывальник с горячей и холодной водой, кровать нормальной мягкости и кушетку. Это примиряет путешественника со стандартом.
Однако отдыхать в гостинице некогда. До вечера я наблюдаю, как изготовляются карандаши. Графит из местных залежей размалывается, смешивается с глиной, прессуется, формуется; затем палочку графита вкладывают в желобок из тополя или можжевельника, накрывают другим желобком, клей схватывает обе половинки — и карандаш готов. Это интересно, но все же иногда я с досадой думаю о несостоявшейся встрече с садовником Храстом. Как часто мы, пишущие люди, занимаемся больше технологией, чем судьбой человека!
С Паличеком мы встретились вечером, в ресторане гостиницы. Он занял столик и ждал меня, переодетый в выходной костюм.
— Здесь забава, — сообщил он.
Это значит, что, кроме обычных танцев, будет еще концерт. Приехали артисты из Праги.
Зал заполнялся. Дверь хлопала и, словно порывами ветра, крутившего пылевые смерчи по площади, сюда заносило компании горожан в серых костюмах и узких, бледных галстуках, как того всюду требует мода. Говор в ресторане стоял более шумный, чем в столице, пили больше пиво, чем кофе или вино. Мы съели омлет с картофелем, затем соевые блинчики с повидлом — очень популярное в Чехии сладкое блюдо, и Паличек заказал чашку черного кофе. Он всерьез приготовился отдыхать.
На эстраде сперва выступал аккордеонист, затем две девушки исполнили акробатический танец, и в заключение потешал публику сатирик. Потом начались танцы. Я ушел, а Паличек сидел еще долго, до самого закрытия. Машинально жуя кофейную гущу, он смотрел на танцующих и слушал оркестр, состоявший из двух скрипачей, ударника и пианиста. Мимо Паличека проносились, сбившись с ног, официанты с батареями пивных кружек на подносах, рядом за столиком играли в карты, за другим спорили, — Паличек сидел невозмутимо, не танцевал, не вступал в разговор с соседями, только смотрел и слушал, и на лице его были написаны покой и блаженство.
Приворот является магическим воздействием на человека помимо его воли. Принято различать два вида приворота – любовный и сексуальный. Чем же они отличаются между собой?
По данным статистики, наши соотечественницы ежегодно тратят баснословные суммы денег на экстрасенсов, гадалок. Воистину, вера в силу слова огромна. Но оправдана ли она?
Порча насылается на человека намеренно, при этом считается, что она действует на биоэнергетику жертвы. Наиболее уязвимыми являются дети, беременные и кормящие женщины.
Испокон веков люди пытались приворожить любимого человека и делали это с помощью магии. Существуют готовые рецепты приворотов, но надежнее обратиться к магу.
Достаточно ясные образы из сна производят неизгладимое впечатление на проснувшегося человека. Если через какое-то время события во сне воплощаются наяву, то люди убеждаются в том, что данный сон был вещим. Вещие сны отличаются от обычных тем, что они, за редким исключением, имеют прямое значение. Вещий сон всегда яркий, запоминающийся...
Существует стойкое убеждение, что сны про умерших людей не относятся к жанру ужасов, а, напротив, часто являются вещими снами. Так, например, стоит прислушиваться к словам покойников, потому что все они как правило являются прямыми и правдивыми, в отличие от иносказаний, которые произносят другие персонажи наших сновидений...
Если приснился какой-то плохой сон, то он запоминается почти всем и не выходит из головы длительное время. Часто человека пугает даже не столько само содержимое сновидения, а его последствия, ведь большинство из нас верит, что сны мы видим совсем не напрасно. Как выяснили ученые, плохой сон чаще всего снится человеку уже под самое утро...
Согласно Миллеру, сны, в которых снятся кошки – знак, предвещающий неудачу. Кроме случаев, когда кошку удается убить или прогнать. Если кошка нападает на сновидца, то это означает...
Как правило, змеи – это всегда что-то нехорошее, это предвестники будущих неприятностей. Если снятся змеи, которые активно шевелятся и извиваются, то говорят о том, что ...
Снятся деньги обычно к хлопотам, связанным с самыми разными сферами жизни людей. При этом надо обращать внимание, что за деньги снятся – медные, золотые или бумажные...
Сонник Миллера обещает, что если во сне паук плетет паутину, то в доме все будет спокойно и мирно, а если просто снятся пауки, то надо более внимательно отнестись к своей работе, и тогда...
При выборе имени для ребенка необходимо обращать внимание на сочетание выбранного имени и отчества. Предлагаем вам несколько практических советов и рекомендаций.
Хорошее сочетание имени и фамилии играет заметную роль для формирования комфортного существования и счастливой судьбы каждого из нас. Как же его добиться?
Еще недавно многие полагали, что брак по расчету - это архаический пережиток прошлого. Тем не менее, этот вид брака благополучно существует и в наши дни.
Очевидно, что уход за собой необходим любой девушке и женщине в любом возрасте. Но в чем он должен заключаться? С чего начать?
Представляем вам примерный список процедур по уходу за собой в домашних условиях, который вы можете взять за основу и переделать непосредственно под себя.
Та-а-а-к… Повеселилась вчера на дружеской вечеринке… а сегодня из зеркала смотрит на меня незнакомая тётя: убедительные круги под глазами, синева, а первые морщинки
просто кричат о моём биологическом возрасте всем окружающим. Выход один – маскироваться!
Нанесение косметических масок для кожи - одна из самых популярных и эффективных процедур, заметно улучшающая состояние кожных покровов и позволяющая насытить кожу лица необходимыми витаминами. Приготовление масок занимает буквально несколько минут!
Каждая женщина в состоянии выглядеть исключительно стильно, тратя на обновление своего гардероба вполне посильные суммы. И добиться этого совсем несложно – достаточно следовать нескольким простым правилам.
С давних времен и до наших дней люди верят в магическую силу камней, в то, что энергия камня сможет защитить от опасности, поможет человеку быть здоровым и счастливым.
Для выбора амулета не очень важно, соответствует ли минерал нужному знаку Зодиака его владельца. Тут дело совершенно в другом.
© Все права на статьи принадлежат авторам сайта, если не указано иное.
16 +