Как писатель Гейне сложился в период общественного подъема накануне революции 1830 года. Годы его творческой зрелости падают на период напряженной социальной и политической борьбы между двумя революциями - 1830 и 1848 годов, период, ознаменовавшийся в истории первыми сознательными выступлениями пролетариата.
По мере того как крепли в обстановке общественного подъема конца 20-х годов революционно-демократические и сенсуалистически-атеистические взгляды Гейне, он все больше отходил от романтизма.
Преодолевая романтизм, Гейне, однако, сохранил во многом его проблематику, сумев увидеть ее как историческую проблематику своей эпохи.
Острое чувство историзма, характерное для Гейне, способствовало тому, что поэт с большой прозорливостью понял неизбежность гибели буржуазного общества и историческую справедливость этой гибели.
В годы революционного подъема, накануне революции 1848 года, поэт выступил глашатаем революционной бури - «барабанщиком революции» (как он сам называл себя).
Однако Гейне, поняв значение пролетариата как могильщика буржуазии, двойственно относился к грядущей победе коммунизма: он считал коммунизм разумным и справедливым и вместе с тем боялся его, так как он навсегда уничтожал тот мир, в котором жил поэт; контуры нового мира представлялись поэту чересчур неясными и фантастически искаженными и из-за того, что пролетарское движение переживало свой младенческий период, и из-за имевших широкое хождение в это время различных уравнительных мелкобуржуазных социалистических теорий. Научный социализм Маркса и Энгельса остался не понятым Гейне, несмотря на личное знакомство поэта с основоположниками научного социализма.
Поражение революции 1848 года, с которой он связывал надежды на обновление мира, и наступление реакции Гейне воспринял как большую общественную трагедию.
Гейне сочетал в себе блестящего публициста, полемиста и тонкого лирика. Это своеобразное сочетание дало ему возможность по-своему значительно и глубоко раскрыть конфликты своего времени. Его лирика и публицистика своей обобщающей силой не уступают тем эпическим полотнам, которые в тот же период создавали Бальзак и Диккенс. Годы учения, начало литературной деятельности. Гейне родился в Дюссельдорфе в небогатой еврейской семье. Рейнская
область, где расположен Дюссельдорф, была одной из наиболее экономически развитых и передовых областей тогдашней Германии. Здесь сильнее всего давало себя знать влияние передовых французских общественных отношений и идей.
В период, когда Рейнская область была оккупирована наполеоновскими войсками, там были уничтожены некоторые пережитки феодализма - крестьяне освобождены, введены более передовые юридические отношения, определявшиеся «Наполеоновским кодексом»; евреи получили гражданские права.
В годы французской оккупации Гейне посещал в Дюссельдорфе французский лицей. Родители, предназначавшие будущего поэта к торговой деятельности, отдали его затем в торговую школу.
Однако первые же попытки заняться коммерцией во Франкфурте-на-Майне, а затем в Гамбурге, с помощью дяди - гамбургского миллионера Соломона Гейне, были неудачными, и будущий поэт решает поступить в 1819 году в университет для изучения юридических наук.
Гейне учился в университетах Бонна, Геттингена и Берлина. Но юриспруденция столь же мало привлекала его, как и торговая деятельность. Наибольшее значение в университетские годы имели для Гейне лекции А. В. Шлегеля и Гегеля.
Интерес к поэзии определился у Гейне еще до поступления в университет. Он пишет стихотворения, первое из которых было опубликовано в 1817 году в одном из гамбургских журналов.
Свои стихотворения поэт публиковал в журналах и альманахах; в 1822 году его «Стихотворения» вышли отдельным изданием, в 1823 году - вместе с двумя пьесами («Альмансор» и «Вильям Ратклиф»), в 1826-1827 годах - вместе с прозой «Путевые картины». «Книга песен». Цикл «Юношеские страдания». В 1827 году эти уже ранее напечатанные стихотворения поэт объединил в сборник «Книга песен», который принес ему известность.
Главными темами этого сборника являются излюбленные темы романтической лирики - любовь и природа. Но если в стихотворениях первого цикла, «Юношеские страдания», трактовка этих тем почти не отличается от романтической трактовки, то уже начиная с цикла «Лирическое интермеццо» Гейне, продолжая в основном оставаться в кругу романтических образов и романтической проблематики, в самом существенном - в трактовке любви, природы - постепенно отходит от романтических представлений.
В заключительных циклах «Книги песен» - «Возвращение» и «Северное море» - поэт создает замечательную реалистическую лирику, отличную от той лирики, которую знала немецкая литература начала века.
Цикл «Юношеские страдания» (1817-1821) - наиболее традиционно-романтический в «Книге песен». В нем доминирует
тема несчастной любви и любовных страданий. Поэт, страдающий от измены возлюбленной, живет в мире страшных видений и призрачных грез (раздел «Сновидения»).
Любовь в представлении поэта - роковая сила, несущая в мир страдания и гибель: перед поэтом проходит гротескная вереница кладбищенских призраков - жертв любви (стихотворение «Покинув в полночь госпожу...»).
Контуры реального мира только смутно угадываются в образе жениха возлюбленной поэта, благопристойного и франтоватого господина в чистом белье и изящном платье, но и грязного и грубого в своем существе («Спесив, надут, торжественен и важен...»).
Исключительность и напряженность переживаний поэта превращают окружающий мир в некое наваждение, однообразно мрачный колорит характерен для большинства стихотворений цикла.
Несколько менее мрачны стихотворения раздела «Песни», в которых варьируется все та же тема несчастной любви.
В разделе «Сонеты», в сонетах, обращенных к Христиану З., звучат байроновские мотивы одиночества поэта в мире негодяев и ничтожеств, но современное ему общество поэт рисует еще романтически абстрактно и неопределенно (см., например, стихотворение «Дай маску мне, презренное обличье...»). Эти представления поэта об окружающем его обществе служат как бы комментарием к гротескно-фантастическим образам его видений.
В разделе «Романсы» тема любви также разрешается романтически - на этот раз в балладно-романсной форме.
Сама балладная или романсная форма с использованием условно-шотландской («Гонец»), испанской («Дон Рамиро») или средневековой («Два брата», «Раненый рыцарь» и другие) тематики восходит к романтическим образцам, к романсам и балладам Фуке, Уланда и других.
От остальных баллад этого раздела отличается баллада «Два гренадера». В этом лучшем стихотворении всего цикла почти нет литературной условности. Своей политической актуальностью оно выходит за пределы узкого круга тем, характерных для «Юношеских страданий». В период Реставрации воспевание Наполеона звучало как протест против общественной реакции. Наполеон в балладе Гейне - герой простых людей, народный герой.
Образность, лексика, особенности формы стихотворений цикла «Юношеские страдания» обнаруживают зависимость поэта от образцов романтической и даже сентименталистской лирики, например от «страшных» баллад Бюргера. Фольклорные мотивы, встречающиеся в некоторых стихах, восприняты Гейне в романтическом и сеытименталистском преломлении.
«Лирическое интермеццо». В следующем цикле «Книги песен», «Лирическом интермеццо» (1822-1823), поэт снова
рассказал о своей несчастной любви, но иначе, чем в «Юношеских страданиях».
В «Лирическом интермеццо» рассказана история любви поэта: как зародилось его чувство, как он счастлив своей любовью; правда, к этому чувству блаженства примешивается чувство тоски и меланхолии - точно предчувствие грядущих страданий. Вскоре приходят сомнения и страдания: она не любит поэта. У нее нет сердца. Возлюбленная стала женой другого - поэт в отчаянии. В последних стихотворениях цикла чередуются воспоминания о первых днях любви, упреки любимой, ирония по отношению к ней, отчаяние, мысли о самоубийстве.
В этом цикле понимание любви иное, чем в «Юношеских страданиях». Это уже не извечное, роковое чувство, всегда одно и то же; описание любви обогатилось множеством оттенков, любовь показана в развитии, поэтому душевная жизнь значительно более конкретна и правдива. Правда, в то время как образ любящего, образ поэта, стал значительно более конкретным, образ возлюбленной еще мало конкретен (отдельные черты не создают живого образа), она остается некоей «неверной возлюбленной» вообще.
Ирония по отношению к чувству и к возлюбленной, которая впервые появляется в «Лирическом интермеццо», делает любовь поэта гораздо более земной, лишает ее той «надмирности», которая была характерна для романтической лирики и для «Юношеского страдания» самого Гейне:
Мне сон старинный приснился опять: Под липой сидели мы оба Ночною порой и клялись соблюдать Друг другу верность до гроба.
Что было тут! Клятва за клятвою вновь, И ласки, и смех! Что тут было! Чтоб вечно я помнил твою любовь, Ты в руку меня укусила.
О милая, с ясным сияньем очей, С опасною прелестью взгляда, Я знаю, что клятвы в порядке вещей,
Но вот кусаться - не надо!
Конкретность в изображении чувств лирического героя ограничена в этом цикле тем, что любовь, как это было характерно для романтической лирики, не показана во взаимосвязи с социальной средой. Конфликты, происходящие в сердце поэта, находят отзвук лишь в жизни природы. Сатирические стихотворения, в которых поэт показывает живых представителей современного ему общества в их отношении к чувству, являются в «Лирическом интермеццо» еще исключением.
Обычным в этом цикле является изображение чувств поэта наедине с природой:
Почему так бледны на вид Розы, скажи, мой друг? Почему фиалка таит Во взоре немой испуг?
Почему, в облаках пропав,
Так скорбно звенят стрижи?
Почему в аромате трав
Тлен и смерть, о друг мой, скажи?
Почему так печалей я, Изнемог и брожу, больной? О скажи, дорогая моя, Почему я покинут тобой?
Но и в изображении природы Гейне начинает уже отходить от романтизма, как ни традиционно-романтическим представляется на первый взгляд параллелизм переживаний героя и явлений природы. Этот параллелизм в стихах Гейне не является выражением мистической связи человека с природой, выражением того, что одни и те же извечные категории любви, смерти, возрождения, радости и страдания господствуют над жизнью человека и природы. Природа у Гейне подчеркнуто очеловечена: она непосредственно откликается на чувства поэта, ее сочувствие принимает столь человеческие формы, что становится очевидным: поэт переносит на нее чувства, обуревающие его самого:
Сияющим летним утром Один брожу я в саду: Во след что-то шепчут цветочки. Но молча я мимо иду.
Во след что-то шепчут цветочки, Участливо смотрят вслед: «Не сетуй на нашу сестрицу, Печальный, бледный поэт».
Явственно различимый шепот цветов - это лишь голос, раздающийся в сердце поэта в защиту неверной и все еще любимой женщины.
В хорошо известном русскому читателю по переводам Лермонтова и Тютчева стихотворении «На севере диком...» перед нами лишь развернутое сравнение; недостающая часть его легко угадывается: так и поэт томится по далекой, недосягаемой возлюбленной. Здесь нет романтического представления об универсальной силе любви, пронизывающей все формы бытия.
В «Лирическом интермеццо» еще много романтического в образах, в отдельных мотивах, в лексике. Все эти звезды, лилии, липы, розы, соловьи, могилы, куда спускается поэт к своей возлюбленной, сновидения являются романтическим наследием. Правда, многие из этих образов - фольклорного происхождения, но Гейне взял их из «Чудесного рога мальчика» и из стихотворений самих романтиков.
Впрочем, наряду с традиционной лексикой в этих стихах встречаются и слова, заимствованные из бытовой лексики, и образы, взятые из окружающей жизни, нарочито сниженные.
Широко используя традиции романтической лирики, Гейне выступает в «Лирическом интермеццо» как оригинальный, значительный лирик. В этом цикле уже начинает складываться реалистический метод Гейне и в соответствии с этим определяются и многие особенности внешней формы его стихов.
Характерным для циклов «Лирическое интермеццо» и «Возвращение», а затем для последующих сборников Гейне (особенно для сборника «Новые стихотворения») становится короткое стихотворение в две-три, самое большее в четыре строфы, в каждой из которых четыре строки с перекрестной рифмой.
Ритм стихотворений «Лирического интермеццо» и «Возвращения» гибок, близок к естественной, разговорной интонации фразы, что отличает эти стихотворения от чрезмерной напряженности и взвинченности ритмов «Юношеских страданий».
Краткость стихов «Лирического интермеццо» и «Возвращения» объясняется не только возросшим мастерством поэта - умением отчетливо, немногословно выразить мысль,- но и тем, что все стихотворения каждого цикла посвящены одной лишь теме и отдельное стихотворение варьирует эту тему, давая лишь один аспект ее, и только цикл в целом дает полное раскрытие всей темы.
«Лирическое интермеццо» из всех циклов Гейне наиболее внутренне цельный; это маленький лирический роман, где есть завязка, кульминация и развязка. Большинство стихотворений этого цикла поэтому наиболее полно звучит в контексте остальных стихов цикла. «Возвращение». Жизненное богатство и конкретность лирики Гейне усиливаются в цикле «Возвращение» (1823-1824), который тоже как бы представляет собой небольшой лирический роман. Центральные мотивы этого романа - любовные страдания поэта, новая любовь и новые разочарования. Впрочем, далеко не все стихотворения укладываются в эту сюжетную схему. Большее разнообразие тем, идей, чувств этого цикла, по сравнению с «Лирическим интермеццо», находит выражение в более свободной композиции цикла.
В цикле «Возвращение» впервые появляются реалистически точные и яркие зарисовки окружающего поэта мира: того, что видит тоскующий поэт с городского вала (стихотворение 3), или на берегу моря, присев с девушками у рыбачьего домика (7), или находясь в бурю на корабле - «в дикую и веселую ночь», крепко держась за мачту и мечтая о доме (11), или осматривая достопримечательности Галле (84).
Поэт, таким образом, не замкнулся, в исключительности переживаний своей любви; радости и горести его чувства не мешают ему теперь видеть реальный мир вокруг. Наоборот, его любовь все теснее связывается с окружающей действительностью,, и изображение ее обогащается новыми чертами и оттенками.
Стихотворения, в которых поэт говорит о безысходной скорби своего сердца (24), чередуются с грустно-ироническим описанием бытовой сценки, где рассказывается о встрече с семьей возлюбленной (6), с злой иронией по отношению к своему чувству (45). Сладостное волнение зарождающегося нового чувства (51) и взволнованное восхищение чистотой и красотой возлюбленной (52) чередуются с болью одинокого, отвергнутого поэта (60).
О том, насколько Гейне в этот период уже отходит от романтического понимания любви, свидетельствует одно из его известных прекрасных стихотворений - наиболее, казалось бы, романтическое стихотворение о Лорелей (2).
Легенда о Лорелей - романтического происхождения; ее создал по образцу народных легенд К. Брентано; использовали ее в своих стихах Эйхендорф и другие романтики. Для романтиков образ Лорелей - символ любви как роковой, извечной силы. В стихотворении Брентано прекрасная Лорелей губит, привораживая сердца; никто не может избежать ее губительных чар, и сама Она - жертва этого рокового чувства.
В стихотворении Гейне образ Лорелей тоже олицетворяет гибельные чары любви, но если миф о Лорелей в объективных тонах рассказан в стихотворениях Брентано и Эйхендорфа, то у Гейне в первой же строфе поэт говорит о себе, о своей печали, и следующие строфы лишь облекают настроение поэта в поэтические образы «сказки старых времен». Последняя строфа снова возвращает нас к поэту, к его чувствам и мыслям; поэт досказывает «сказку старых времен» от своего имени - он угадывает неизбежный конец пловца: это подсказывает ему собственный жизненный опыт. Следовательно, у романтиков - это миф об извечной силе, у Гейне - живое чувство любви, выраженное с большой обобщающей силой, просто и лаконично, как всякое подлинное обобщение.
В описании любви у Гейне, начиная с «Лирического интермеццо», есть и борьба самолюбий, и кокетство, и элемент притворства- причина любовных страданий коренится, следовательно, в самих людях, в несовершенстве их отношений, за которыми все яснее проступают реальные контуры определенного общества, а не в некоем «роке» романтиков.
Ирония Гейне, впервые прозвучавшая в «Лирическом интермеццо», приобретает все большее значение; выражение острого чувства реальности, она призвана возвращать поэта на землю:
Идут, проходят годы, Умирает за родом род, И только любовь вовеки Из сердца не уйдет.
Лишь раз тебя увидеть, И пасть к твоим ногам, И, умирая, крикнуть: «Я вас люблю, madame!».
Светски-условное обращение последней строчки иронически снижает преувеличенное описание силы чувства в предыдущих строчках. Иногда ирония заключается в контрастном сопоставлении двух стоящих рядом стихотворений (например, стихотворений 53 и 54), поэтому некоторые «романтические» стихотворения звучат в цикле иначе, чем вне его.
В цикле «Возвращение» возрастает удельный вес сатирических стихов, в которых высмеиваются различные стороны действительности: немецкий профессорский идеализм (58), сентиментальный идеализм филистеров (79), пошлость филистерских будней (38). В стихотворении «Я видел сон» (66) поэт рисует целую сатирически-гротескную картину, насмехаясь над традиционным христианским небом и современным Берлином лейтенантов, прапорщиков, поэтов и судейских чиновников.
В отношении формы стихов в этом цикле еще более укрепляются реалистические тенденции, которые столь явственно выступали в «Лирическом интермеццо». Еще более богатой, менее условно-романтической становится лексика Гейне, еще более гибкими и непринужденными - ритмы.
Ритм отдельных строчек и строф точно следует за мыслью, за чувством. Размерам Гейне чужды педантическая «правильность», он смело нарушает ее, чтобы сделать стих более живым и естественным. Ритмы Гейне одинаково совершенно передают и взволнованность чувств, и интонации разговорной речи. При этом стих Гейне никогда не теряет свойственные романтической лирике полноту и музыкальность звучания. «Северное море». Последний цикл «Книги песен» - «Северное море» (1825-1826).
В этом цикле тема любви уже не является главной - центральное место занимают здесь образы природы и философские размышления. Поэт рисует величественные картины моря; однако яркостью описаний и жизненной конкретностью наблюдений далеко не исчерпывается сущность этих стихов. Картины природы согреты большим человеческим чувством и освещены мыслью поэта.
Своеобразный антропоморфизм природы в стихах Гейне, то, что поэт как бы создает маленькие мифы (см., например, «Заход солнца» в первом разделе или стихотворение с аналогичным заголовком во втором разделе), не делает, однако, стихотворения Гейне похожими на натурфилософскую поэзию романтиков. Антропоморфизм природы у Гейне, его маленькие «мифы» глубоко ироничны: они имеют смысл лишь как выражение суверенной мысли поэта и интенсивности его чувств.
Природа объективна у Гейне: она - не порождение духа человека, не «одежда божества», не иероглифы абсолютного духа, как чаще всего представляли ее себе романтики.
Картины природы достигают в «Северном море» такой значительности и величественности, какой никогда не имели до того у Гейне, ибо до сих пор природа в стихах поэта не имела самостоятельного значения - она была оживленной, более или менее точно и ярко нарисованной декорацией к переживаниям поэта.
Впервые в цикле «Северное море» объективный мир, мир природы, во всем своем величии возник перед поэтом, и поэт не потерялся перед ним: своим чувством, своей мыслью он стремится охватить его во всей полноте.
Античные образы органично входят в поэтическую ткань «Северного моря», тесно связанные в представлении Гейне с прославлением материального бытия природы, с ее пластически чувственным восприятием.
Однако античность не является для Гейне той абсолютной нормой мировосприятия, какой она была, например, для Шиллера. Гейне мыслит значительно историчнее Шиллера. Против абсолютизации античности Шиллером в стихотворении «Боги Греции» полемически заострено стихотворение Гейне того же названия в цикле «Северное море».
Свободный стих, которым написано «Северное море», введен в немецкую литературу еще в XVIII веке. Свободный от заранее данной метрической схемы, стих Гейне легко передает иронический прозаизм и патетический полет мысли, значительно расширяя диапазон выразительных средств поэта. Своеобразие лирики Гейне. Итак, преодолевая романтизм. Гейне в «Книге песен» создает реалистическую лирику. Мир чувств и мыслей Гейне лишен той мифологизации, которая была характерна для романтической лирики, или той героизации, которая была характерна для лирики Гете. Гейне стремится передать чувство или оттенок чувства, мысль в ее единичности, мимолетности, конкретной обусловленности. Поэтому содержание его стихов на первый взгляд более ограничено; каждое из его стихотворений не представляет как бы мир в миниатюре, как у Гете, или некий миф, как у романтиков.
В рецензии на книгу переводов Михайлова «Песни Гейне» Добролюбов писал: «Многие, вероятно, помнят, что у нас лет пять тому назад понималось под стишками в гейневском роде: «Ручей мирно журчит, но я смущен - я вспоминаю речи изменницы милой». Или: «Облака несутся по небу, я смотрю на них и думаю, что это не облака, а душа моей милой»; или еще: «Мы сидели с милой и нежно разговаривали, а на крыше мяукали кошки».
В этих пародиях на эпигонов Гейне утрировано и обнажено то, что составляет своеобразный импрессионизм гейневской лирики: стремление передать оттенок чувства через нарочито частную, обнаженно простую ситуацию.
Но все своеобразие Гейне заключается в том, что сам поэт выше каждой данной ситуации и данного отдельного чувства, что он иронически относится к ним. Поэт с помощью иронического заострения преодолевает случайность или незначительность «частных» ситуаций и чувств: за ними угадывается сложный богатый мир души поэта, за ними стоит и «большой мир» - реальная действительность.
С этим связана и другая черта лирики Гейне - отсутствие пластической замкнутости и завершенности. Выражаясь термином Белинского, как Белинский понимал его, когда называл лирику Пушкина «художественной», лирика Гейне не чисто «художественная» лирика, в ней присутствует значительный элемент рефлексии, стремление «додумать» то, что не воплотилось в частном, конкретном и случайном.
Эту черту лирики Гейне также с большой тонкостью отметил Добролюбов: «Мысль является у него чувством, и чувство переходит в думу так неуловимо, что посредством холодного анализа нет возможности передать это соединение».
«Путевые картины». В 20-х годах Гейне находит и свой особый стиль в прозе. «Путевые картины» включают его прозаические произведения этих лет; первый том «Путевых картин» вышел в 1826 году, а четвертый (последний) - в 1830 году.
«Путешествие на Гарц» (1824), опубликованное в первом томе,- первый значительный опыт Гейне в области прозы. В этом произведении Гейне нашел свою повествовательную манеру; своеобразие ее заключается в сочетании интимно-личного и общественно-политического, глубокого лиризма и острой публицистичности. Как ни менялось соотношение этих двух начал в различных прозаических произведениях Гейне, это сочетание, поразительно органичное у него, оставалось неизменным на протяжении всего его творчества.
В «Путешествии на Гарц» сюжетным стержнем является странствие поэта, однако читатель часто забывает об этом путешествии, увлеченный лирическими излияниями поэта, гротескно-сатирическими описаниями, взволнованным переживанием природы, меткостью политических характеристик, юмором любовных приключений.
Но читатель никогда не забывает о самом поэте - настолько субъективно окрашены все описания, настолько значителен удельный вес чувств и мыслей, вызванных в поэте увиденным и услышанным.
Сатирическое и ироническое отношение к окружающему составляет существенный элемент мироощущения Гейне. Сатира его направлена прежде всего против буржуазного филистера, против пошлости и пустоты филистерского существования.
Во вступительном стихотворении поэт ищет спасения от пустых, бессердечных людей, их лживых чувств и галантных манер в обращении к природе. Во время путешествия поэт встречается с «хорошо упитанным» бюргером из Гослара - ограниченно-самодовольной, прозаической натурой, одного присутствия которого достаточно, чтобы вся природа кругом потеряла свое очарование. На Брокене поэт перелистывает книгу, в которую записывают свои имена и «мысли» побывавшие здесь филистеры, книгу, пахнущую «пивом, сыром и табаком».
Все эти насмешки над буржуа-филистером, однако, почти ничем не отличаются от обычных романтических издевательств над ним. Но Гейне идет значительно дальше: общественный диапазон его сатиры шире романтического. Объектом сатиры Гейне, помимо филистера, оказывается немецкий националист, человек того времени, «когда привольно жилось вшам, а парикмахерам грозила голодная смерть»; сентиментально-романтические юноши, говорящие ритмической прозой Оссиана; вся немецкая политическая жизнь (рассуждения о «политическом смысле балета»); христианская догма (встреча с мальчиком, показавшим поэту свой катехизис); мистицизм и ограниченный рационализм (эпизод с Саулом Ашером); бесплодное гелертерство (рассуждения о геттингенских профессорах).
Восхищаясь живописными руинами замков и воскрешая в поэтических стихах протекавшую в них жизнь с турнирами и прекрасными дамами, поэт не забывает, однако, об их владельцах - тех привилегированных хищных птицах, которые своим хилым потомкам оставили в наследство лишь большой аппетит.
Осматривая Гослар и не найдя обещанных путеводителем достопримечательностей, поэт замечает: «Мы живем в особо примечательные времена: тысячелетние соборы срываются, а императорские троны сваливаются в чуланы».
Обращение к природе и к простым людям не имеет у Гейне в «Путешествии на Гарц» романтического смысла бегства от действительности. Описывая яркие восприятия природы, создавая поэтический образ мальчика-пастуха или идиллию в доме рудокопа (так называемая «Горная идиллия»), Гейне всегда ироничен: это только «поэзия», а отнюдь не выход, не «спасение». Субъективно-прихотливая форма повествования восходит к романтическим и сентименталистским образцам, и прежде всего к английскому писателю-сентименталисту XVIII века Л. Стерну. Но социально-политический смысл излияний и замечаний поэта, тот факт, что в конечном счете поэт мыслит социально-политическими категориями, как бы цементирует все содержание произведения, препятствует тому, чтобы восторжествовал романтический субъективизм и произведение превратилось бы в импрессионистическую фиксацию настроений или самодовлеющую «игру».
Во втором томе «Путевых картин» были опубликованы «Идеи. Книга Ле Гран» (1826).
Форма этого произведения еще более прихотливо-субъективна, чем в «Путешествии на Гарц». Непринужденный тон светского разговора и интимных излияний, где переживания несчастной любви и воспоминания детства, политические остроты и признания сливаются в одно целое, мотивирован тем, что поэт обращается к женщине-другу.
Центральный эпизод произведения - воспоминания об оккупации Рейнской области французскими войсками и бегстве курфюрста - сатирическое описание гибели вековых абсолютистско-феодальных немецких порядков; это звучало очень злободневно в период, когда поднималась новая волна протеста против реставрированных после победы над Наполеоном абсолютистских режимов в Европе.
Наполеоновская армия для Гейне продолжает дело французской революции, а сам Наполеон - человек из народа.
Сатира Гейне, направленная против современных ему немецких порядков, звучит еще более резко и беспощадно, чем в «Путешествии на Гарц». Поэт с еще большей определенностью декларирует свою приверженность к «партии Разума», то есть свои симпатии к прогрессивному движению современности.
Через все «Путевые картины» отчетливо проходит мысль о том, что «великой задачей времени» является «эмансипация всего мира и особенно Европы, которая стала совершеннолетней и разрывает теперь помочи, на которых водило ее привилегированное сословие - аристократия» («Италия. Путешествие из Мюнхена в Геную»). Отъезд во Францию. Публицистика Гейне. Известие об Июльской революции 1830 года во Франции глубоко взволновало Гейне; это были «солнечные лучи, завернутые в печатную бумагу, и они зажгли в моей душе дикий пожар»,- вспоминает поэт («Людвиг Берне»). В мае 1831 года Гейне едет в Париж и навсегда поселяется во Франции. В Париже поэт сразу же попадает в обстановку широких общественных интересов, в обстановку напряженной социальной, политической и идейной борьбы. Поэт знакомится с французским искусством, с французской научной, философской и политической мыслью, встречается и сближается со многими выдающимися писателями - Бальзаком, Жорж Санд, Т. Готье, Э. Сю, журналистами и критиками Ж. Жаненом, Сент-Бевом, историками и политическими деятелями Минье, Тьером, Гизо.
Большое значение имело для Гейне знакомство с французским утопическим социализмом - с учением Сен-Симона и сближение с его учениками Анфантеном и Шевалье.
В сен-симонизме Гейне привлекала прежде всего философско-этическая сторона - проповедь гармонии чувственного и духовного, «эмансипация плоти», вполне отвечавшая материалистическим философским убеждениям и демократическим политическим взглядам Гейне.
Влияние сен-симонизма дает себя знать и в лирике Гейне - в эпикурейско-чувственных элементах цикла стихов «Разные» (1832-1839), и в философских взглядах («К истории религии и философии в Германии»), и в его политических взглядах - в представлении об идеальном обществе, в котором должны быть представлены все условия для полного развития личности, где блага материального прогресса должны служить удовлетворению многообразных потребностей богато развитой человеческой личности («Людвиг Берне», предисловие к «Атта Тролль»).
В первое десятилетие пребывания Гейне во Франции публицистика в его творчестве доминирует, оттесняя на второй план лирику. Это связано с тем, что новая политическая обстановка после Июльской революции потребовала от Гейне напряженного наблюдения и осмысления; лишь в 40-х годах последовал новый взлет поэтического творчества.
Живя во Франции, Гейне в своих публицистических произведениях, с одной стороны, знакомил французских читателей с Германией - с немецкой философией и литературой, а с другой стороны - немецкого читателя с общественной жизнью Франции. «Романтическая школа». Для французского читателя в 30-х годах предназначались произведения Гейне «Романтическая школа» (1833) и «К истории религии и философии в Германии» (1834).
В «Романтической школе» Гейне характеризует современную ему немецкую литературу, обращаясь также и к литературе недавнего прошлого (Лессинг, Шиллер, Гете). Преимущественное внимание он уделяет, естественно, немецкому романтизму.
Гейне, как и теоретики немецкого романтизма (например, А. В. Шлегель), определяет романтизм, противопоставляя его классическому искусству: «Классическое искусство стремилось воспроизвести только наглядное, и его образы могли отождествляться с идеей художника. У романтического искусства была цель изобразить или, вернее, указать на бесконечное и только на спиритуалистические отношения, а потому оно прибегало к системе традиционных символов или, скорее, парабол, как и сам Христос высказывал свои спиритуалистические идеи в форме всевозможных прекрасных притч».
Но Гейне не ограничивается только эстетическим рассмотрением романтизма; его книга не эстетический трактат, а политический памфлет. Писателя волнует прежде всего вопрос о политической сущности немецкого романтизма. Гейне обличает реакционные тенденции, свойственные «романтической школе», говорит об «аристократическом чудовище», которое высовывало в это время свою безобразную голову из мрачных лесов немецкой литературы», о «католических интригах» за кулисами романтизма.
Гейне связывает романтизм и с протестом против некоторых явлений буржуазной действительности: «Быть может, именно недовольство нынешнею верою в деньги, отвращение к эгоизму, который нахально выступил повсюду, и заставили некоторых немецких поэтов романтической школы, полных честных намерений, бежать в прошедшее из настоящего и содействовать восстановлению средних веков».
В другом месте Гейне подчеркивает связь романтической школы с национально-освободительной войной против Наполеона.
Гейне говорит и о положительных моментах в романтизме: о тех «больших услугах, которые школа Шлегелей оказала эстетической критике»; о заслугах А. В. Шлегеля и Тика как переводчиков; о деятельности Арнима и Брентано в качестве собирателей народных песен; наконец, о художественных достоинствах произведений романтиков.
Основная мысль произведения Гейне заключается в том, что романтизм - это уже отжившее прошлое, борьба за передовые идеи современности требует преодоления романтизма. «К истории философии и религии в Германии». В произведении «К истории философии и религии в Германии» Гейне интересует прежде всего общественно-политический смысл философских и религиозных теорий. Писатель рассматривает всю историю немецкой философии как историю постепенного духовного освобождения. Философская революция, завершившаяся философией Гегеля, утверждает Гейне, должна явиться введением к политической революции в Германии. Пророчеством этой грядущей революции заканчивает Гейне свое произведение.
Энгельс, говоря о прозорливости Гейне, ссылается именно на эту его работу.
«Подобно тому, как во Франции в XVIII веке, в Германии в XIX веке философская революция предшествовала политическому перевороту. Но как не похожи одна на другую эти философские революции! Французы ведут открытую войну со всей официальной наукой, с церковью, часто также с государством; их сочинения печатаются по ту сторону границы, в Голландии или в Англии, а сами они нередко близки к тому, чтобы попасть в Бастилию. Напротив, немцы - профессора, государством назначенные наставники юношества; их сочинения - общепризнанные руководства, а система Гегеля - венец всего философского развития.- до известной степени даже возводится в чин королевско-прусской государственной философии! И за этими профессорами, за их педантически-темными словами, в их неуклюжих, скучных периодах скрывалась революция?! Да разве те люди, которые считались тогда представителями революции - либералы - не были самыми рьяными противниками этой философии, вселявшей путаницу в человеческие головы? Однако то, чего не замечали ни правительства, ни либералы, видел уже в 1833 г., по крайней мере, один человек; его звали, правда, Генрих Гейне». «Французские дела». «Французские дела» Гейне были посвящены Франции. Это произведение составлено из тех статей, которые Гейне писал с декабря 1831 года по сентябрь 1832 года для аугсбургской «Всеобщей газеты». Газета прекратила печатать корреспонденции Гейне по требованию Меттерниха. В 1832 году Гейне издал свои статьи отдельной книжкой. Корреспонденции о Франции во «Всеобщую газету» Гейне смог продолжать лишь в 1840-1843 годах. В отдельную книжку под названием «Лютеция» он их собрал только в 1854 году.
Привлеченный во Францию известием о революции, Гейне вскоре понял, что плодами революции, совершенной руками народа, воспользовалась буржуазия.
Во «Французских делах» Гейне рассказывает преимущественно о французской политической жизни, о политических партиях и деятелях. Он показывает, насколько чужда интересам народа буржуазная монархия Луи Филиппа, который обманул надежды и ожидания народа. Критикуя с точки зрения интересов народа и прогресса различные политические партии и деятелей: карлистов, орлеанистов, бонапартистов и других, Гейне с наибольшим сочувствием говорит о республиканцах, восхищаясь, подобно Бальзаку, героизмом павших у монастыря Сен-Мери.
Грань, отделяющая публицистику Гейне от художественной прозы (как и в поздние годы грань, отделяющая его политическую лирику от интимной), подчас очень зыбка и условна.
Художественной прозе Гейне, например «Путевым картинам», с самого начала свойственна очень большая публицистичность, в то время как его публицистика является в значительной мере художественной. В публицистике Гейне большую роль играет
образное осмысление тех или иных явлений; образ, конкретизируя мысль Гейне, делая ее наглядной, имеет, однако, не только «служебное» значение по отношению к мысли, но, как всякий настоящий художественный образ, не сводится к однозначному выражению рациональной идеи, а оказывается в смысловом и эмоциональном значении более многогранным и богатым, чем идея. «Людвиг Берне». Во Франции Гейне встречался с немецкими политическими эмигрантами, в частности с Берне, и посещал их собрания.
В вопросах искусства и философии и даже в вопросах социально-политических Гейне стоял выше немецких мелкобуржуазных радикалов, подобных Берне. Гейне была чужда их сектантская узость, утилитаризм в вопросах искусства, их неумение видеть явления во всей их сложности, уравнительно-аскетический характер их социальных и политических теорий и вытекавший отсюда отказ от высших завоеваний немецкой культуры недавнего прошлого - философии Гегеля и искусства Гете.
Со своей стороны, немецкие радикалы обвиняли Гейне в «аристократизме» и «эстетстве», в отсутствии «твердых убеждений».
То, что разделяло немецких радикалов и Гейне, выступило с особой резкостью в 1840 году, когда Гейне, через три года после смерти Берне, опубликовал свою книгу «Людвиг Берне», в которой он рисует облик Берне и рассказывает о своих встречах с ним.
Гейне делит в своей книге людей на «назареев» и «эллинов», т. е. на аскетически и спиритуалистически настроенных людей и людей с жизнеутверждающим характером. Гейне относит Берне к «назареям».
Гейне говорит, что в начале знакомства с Берне, еще в Германии, они «находили общий язык в области политики, но не в области философии, искусства или природы,- все эти области были для Берне закрыты». Во время встреч в Париже выявились разногласия Гейне с Берне и другими немецкими радикалами и в области политики: Гейне отталкивали уравнительные тенденции, характерные для социально-политических теорий немецких радикалов.
Гейне глубоко волновала судьба немецкой революции, однако он чувствовал страх перед ней, ибо, по мнению Гейне, радикалы, победив и вылечив человечество от нынешних болезней, лишат его существование всякой красоты и поэзии. Не зная народа и боясь его, Гейне отождествлял его с этими мелкобуржуазными идеологами и народную революцию представлял себе в духе их теорий.
Книга Гейне была встречена с негодованием в кругах немецкой радикальной интеллигенции; даже среди многих друзей поэта она не встретила сочувствия. Одним из немногих сочувствовавших борьбе Гейне с ограниченностью немецких радикалов был молодой Маркс.
В 1846 году, уже в период знакомства с Гейне, Карл Маркс писал поэту: «Вряд ли в какой-либо период истории литературы какая-нибудь книга встречала более тупоумный прием, чем тот, какой оказали Вашей книге христианско-германские ослы, а между тем ни в какой исторический период в Германии не ощущалось недостатка в тупоумии». «Атта Тролль». Продолжением полемики Гейне с радикалами явилась его поэма «Атта Тролль» (1841 -1842), созданная в период, когда не улеглись еще страсти, которые всколыхнула книга о Л. Берне.
Образ Атта Тролля в поэме - образ собирательный; это не только гротескно-сатирический образ немецкого радикала,- Гейне сочетал в нем черты немецкого радикала, христианина и националиста - «тевтономана». Тех и других объединял утилитарный подход к искусству, фанатизм, догматизм, мещанская косность - следствие консерватизма и провинциализма общественной жизни Германии.
Атта Тролль проповедует, как радикал, всеобщее равенство зверей, при котором каждый осел сможет занимать высшую государственную должность, а лев будет таскать мешки на мельницу, и, как религиозный тевтономан,- христианство и древне-германскую чистоту нравов.
Гейне декларировал романтичность своей поэмы: в заключительной главе поэмы, обращенной к Варнгагену фон Энзе, он назвал поэму «последней свободной лесной песней романтизма»; в предисловии к поэме 1846 года Гейне писал, что поэма написана «в причудливой мечтательной манере той романтической школы, в которой я провел самые приятные годы своей юности и где под конец «высек учителя».
Что понимал Гейне под «романтизмом» своей поэмы и зачем он так настаивал на нем? Романтизмом Гейне называет прихотливую, богатую фантазию, яркость и необычность образов, поэтическую смелость метафор и сравнений, ритмическую красоту стиха своей поэмы. Романтизмом назвал он «незаинтересованность», «бесцельность» своей поэмы:
Бесцельна
Песнь моя и фантастична, Как любовь, как жизнь Бесцельна, как творенье и творец!
Романтизмом назвал он то, что его Пегас в поэме «не конь борьбы партийной». На самом деле все это еще не является само по себе ни романтизмом, ни реализмом, но Гейне полемически заостряет и сознательно называет все это романтизмом не только и не столько потому, что отдельные образы или мотивы поэмы являются действительно романтическими реминисценциями. Когда Гейне захотел противопоставить что-нибудь ограниченному утилитаризму в подходе к искусству, бесплодному аскетизму и сектантской узости, он полемически противопоставил этому роман» тизм, понимаемый как утверждение самоценности искусства, как торжество богатой фантазии, как воспевание красочности и поэтичности жизни.
Правда, декларирование «романтизма» его поэмы не помешало Гейне зло высмеять представителей «швабской школы» романтиков - их мещанско-консервативный, эпигонски-опошленный романтизм.
Таким образом, с помощью романтизма Гейне старается отстоять большое искусство, свободное от предвзятой тенденциозной узости, искусство как самоценную форму познания действительности.
Но этот вопрос имеет и другую сторону: в какой мере в данную эпоху искусство, не нарушая своей художественной цельности, не переходя в философскую или политическую публицистику, может остаться одной из важнейших форм познания мира.
Гейне назвал в «Романтической школе» первую треть XIX века в Германии - период, когда творили Гете и романтики,- «периодом искусства», справедливо подчеркивая ту особо важную роль, которую играло искусство в общественной жизни благодаря особенностям исторического и культурного развития Германии. Тогда же Гейне, столь же справедливо, провозгласил конец этой эпохи - концом «периода искусства», поняв, что уже в 30-х годах искусство не может играть прежней роли в общественной жизни. И тем не менее, когда Гейне хотел утвердить высокое значение поэзии, он обратился именно к этому классическому «периоду искусства» - к романтизму.
Но эти «романтические» лозунги в устах Гейне не означали действительного возвращения его в начале 40-х годов к романтизму.
Поставив вопрос о самоценности искусства, Гейне, остро чувствовавший свою эпоху, не стал искать его разрешения на путях действительного возвращения к романтизму. Он разрешил его созданием своей политической лирики 40-х годов, которая была по-настоящему поэтичной. Только так и мог разрешить этот вопрос в тех исторических условиях большой поэт. Годы близости Гейне с Марксом. 40-е годы, вплоть до поражения революции 1848 года, являются периодом расцвета политической поэзии в Германии.
Для Гейне эти годы были также годами близости с К. Марксом, что не могло не отразиться на идейном и художественном развитии поэта.
Еще до личного знакомства с Марксом Гейне был в курсе его публицистической деятельности, которая находила у него сочувственный отклик. В письме к Г. Лаубе (7 ноября 1842 года) Гейне писал: «Мы должны гармонировать с «Галльскими ежегодниками» и «Рейнской газетой», мы нигде не должны скрывать своих политических симпатий и социальных антипатий, мы должны называть зло своим именем и без оглядок защищать добро».
«Галльские ежегодники» и «Рейнская газета» были теми органами, в которых сотрудничал Маркс, ставший 15 октября 1842 года главным редактором «Рейнской газеты».
Личная встреча Гейне с Марксом состоялась в конце 1843 года в Париже, где Маркс вместе с А. Руге решил издавать «Не-мецко-французские ежегодники». Единственный номер «Немец-ко-французских ежегодников» вышел в феврале 1844 года; в нем были, между прочим, опубликованы три сатирических стихотворения Гейне - «Хвалебные песни в честь короля Людвига».
1844 год - год наиболее интенсивного личного общения Маркса и Гейне. Гейне в это время пишет политические стихотворения и поэму «Германия». Посылая эту поэму Марксу, Гейне писал ему из Гамбурга (21 сентября 1844 года), что делает это «из трех соображений, а именно: во-первых, чтобы доставить Вам удовольствие, во-вторых, чтобы [Вы] могли сразу же сделать кое-что для этой книжки в немецкой печати, и, в-третьих, чтобы Вы, если сочтете это целесообразным, опубликовали лучшее из новой поэмы в «Форвертсе».
О близости Маркса и Гейне свидетельствует письмо Маркса, написанное им накануне отъезда из Парижа в феврале 1845 года: «Из всех людей, с которыми мне здесь приходится расставаться, разлука с Гейне для меня тяжелее всего. Мне очень хотелось бы взять Вас с собой».
В дальнейшем Маркс и Гейне если и встречались, то крайне редко. Гейне жил в Париже, Маркс - в Брюсселе, Лондоне и Кельне. Вероятно, Гейне и Маркс виделись во время кратковременных приездов Маркса в Париж весной 1848 года и летом 1849 года. Связь между ними не прекращалась до 1849 года, она поддерживалась через общих знакомых, и в частности через Энгельса.
Когда Маркс стал издавать в 1848 году «Новую Рейнскую газету», он пригласил Гейне участвовать в ней. Гейне выразил свое согласие, но недолгое существование газеты и, может быть, еще какие-либо другие невыясненные обстоятельства помешали поэту осуществить свое намерение.
Хотя, таким образом, личное общение Гейне с Марксом было относительно недолгим, политическая зрелость стихов Гейне 40-х годов свидетельствует о благотворном влиянии на него Маркса.
Маркс и Энгельс высоко ценили и любили Гейне как поэта, хотя и видели его слабости и политическую непоследовательность. После революции 1848 года выяснилось, что Гейне получал деньги от правительства Гизо; этот факт не мог не вызвать осуждения со стороны Маркса, как и всей прогрессивной общественности. Пытаясь защититься, Гейне утверждал, что эта пенсия не влияла на его убеждения и отношения к французской политической жизни, и ссылался при этом на Маркса, который якобы выражал ему сочувствие в связи с той кампанией, которая была поднята против Гейне, когда стал известен факт получения денег. Маркс, конечно, никакого сочувствия Гейне не выражал, и тем не менее он не счел нужным публично опровергать измышления поэта.
Политическая лирика Гейне. Политическая лирика Гейне 40-х годов вошла в сборник «Современные стихотворения» (1839-1846).
Значительное количество стихов этого сборника - сатирические стихи, направленные против уродства современной политической и общественной жизни Германии - против духа пруссачества, религиозного и политического обскурантизма, реакционного национализма.
Политическая сатира Гейне предельно конкретна в том смысле, что поэт указывает на определенные факты и определенных лиц, и в том смысле, что он дает точную социально-политическую характеристику каждому явлению. Клеймя принцип, Гейне клеймит его реального носителя.
Конкретность политического мышления поэта дает себя знать не только в сатирических стихах. Гейне обращается к немецкому народу не с абстрактными лозунгами борьбы против тирании за свободу, а наглядно, нарочито просто разъясняя ему, как его обманывают и какие реальные блага он получит от своей победы.
Политические и социальные категории, абстрактные понятия Гейне наполняет житейски понятным и наглядно убедительным содержанием. Эта наглядность у Гейне иронична - Гейне сознает, что между политической и социальной идеей и ее конкретной «частичной» реализацией существует известный зазор, и ирония поэта спасает его политические стихи от опошления великих идей, как, с другой стороны, эта ироничная наглядность спасает их от абстрактной расплывчатости. Поэт обращается к немецкому народу:
Михель милый! Неужели С глаз повязка не снята? Ведь похлебку в самом деле Отнимают ото рта.
Вместо пищи - славословят Счастье райского венца Там, где ангелы готовят Нам блаженство без мясца.
Михель, вера ль ослабеет Иль окрепнет аппетит,- Будь героем, и скорее Кубок жизни зазвенит.
Михель, пищей без стесненья Свой желудок начини, А в гробу пищевареньем Ты свои заполнишь дни.
(«Просветление».)
В ряде стихотворений Гейне прибегает к иносказаниям (например, стихотворения, направленные против прусского короля Фридриха Вильгельма IV, «Китайский император» и «Новый Александр»). Эти иносказания преследуют цель не столько завуалировать прямые указания на реальных лиц и реальные факты, не столько создать эзопов язык - намеки, разбросанные в стихах, были слишком очевидны для современников,- сколько являются эстетическим качеством, усиливая гротескность образов. Известные политические факты звучат у Гейне особенно остро благодаря неожиданным - контрастным или внутренне закономерным сопоставлениям; он превращает, например, прусского короля в нового Александра Македонского или переодевает его в костюм китайского императора, рисуя современную Германию как некий фантастический, чудовищный по своей нелепости Китай.
В некоторых стихах Гейне с иронией говорит о противоположном типе политической лирики - абстрактной, выдержанной в предельно общих чертах, годных для всех веков и народов (см. стихотворение «Тенденция»). Такая абстрактная политическая поэзия, утверждает Гейне, не затрагивая самых наболевших, чувствительных мест и не обращаясь ни к кому конкретно, по существу никого ни к чему не обязывает:
Раб любит о свободе петь Под вечер в заведенье,
От этого питье вкусней, Живей пищеваренье.
(«К политическому поэту».)
Представителем такой политической поэзии был для Гейне Георг Гервег. В стихотворении «К Георгу Гервегу» (имеющем, следовательно, как обычно у Гейне, точный адрес) Гейне замечает, что, подобно жаворонку, взвивающемуся высоко в небо, Гервег потерял из виду землю. В другом стихотворении, обращенном к нему же, Гейне иронизирует над политической наивностью Гервега, связанной с абстрактностью его поэзии, имея в виду определенный факт-аудиенцию у прусского короля, во время которой Гервег пытался выступить в роли нового маркиза Позы.
В сборнике «Современных стихотворений» особо выделяется своей могучей внутренней патетикой одно из наиболее популярных стихотворений Гейне - «Силезские ткачи». Для него, как и для других политических стихотворений Гейне, характерны конкретность и образность поэтического языка, отражение конкретности и прозорливости политических представлений поэта.
В этом стихотворении Гейне рисует пролетариат не как объект сострадания (как, например, Ф. Фрейлиграт в стихотворении «В горах Силезии»), а как активную силу истории, призванную разрушить старое общество. Средние три строфы стихотворения: проклятия богу, «королю богатых», и «лживой родине» - как бы народно-революционный ответ на прусский лозунг 1813 года «С богом, за короля и отечество!». «Германия. Зимняя сказка». В 1844 году Гейне написал поэму «Германия. Зимняя сказка». За время жизни во Франции Гейне удалось дважды - в 1843 и 1844 годах - побывать в Германии. Первая поездка (октябрь - декабрь 1843 года) и послужила поводом для написания поэмы.
Поэма Гейне перекликается с его «Путевыми картинами»: то, что поэт видел в Германии по пути в Гамбург, лишь повод для его размышлений, острых сатирических выпадов, для выражения чувств, волнующих его. Сюжетный стержень поэмы Гейне - путешествие из Парижа в Гамбург - столь же условен, как странствия поэта в «Путешествии на Гарц». Это лирическая политическая поэма. Стоящий в центре образ самого поэта, который ненавидит и шутит, издевается и смеется, делает политическое содержание поэмы предельно конкретным и эмоционально значительным.
Германия, какой ее видит и описывает поэт,- старая, хорошо известная поэту Германия косных социально-политических порядков, «романтическая» Германия с «романтиком на троне» - прусским королем; с девушкой, поющей романтическую песнь отречения; с кельнскими обскурантами - достойными подражателями Гоогстратена и других средневековых изуверов,- мечтающими достроить «Бастилию духа» - Кельнский собор; со «швабской школой» романтиков; со средневековыми «романтическими» легендами, оттесняющими живые интересы современности.
Призраки средневековья преследуют поэта на немецкой земле; даже мысль о справедливом будущем облекается здесь в форму легенды о добром императоре Ротбарте (Фридрихе Барбароссе).
Со всем этим средневековым романтическим хламом поэт предлагает разделаться современным способом - революционным. Идея революционной переделки действительности проходит через всю поэму: за мыслью должно последовать дело - таков смысл символического образа человека, идущего по пятам за поэтом и прячущего под плащом до поры до времени топор (главы VI и VII).
Размышления и чувства поэта выливаются в очень своеобразную фантастическую форму: поэт разговаривает с «отцом Рейном» (глава V); за поэтом ходит призрак, прячущий под плащом топор (глава VI); ему снится, как по его приказу этот призрачный спутник разбивает ожившие скелеты трех восточных царей (глава VIII); поэт обращается с речью к волкам (глава XII); он пересказывает легенду о Ротбарте и ссорится с ним во сне (глава VIII); поэта мучает ночной кошмар (глава XVIII); в заключение он встречается с богиней-покровительницей Гамбурга, Гаммонией, и беседует с ней в весьма интимной обстановке (главы XXIII-XXVI).
Эта своеобразная форма открывает перед Гейне богатые идейные и художественные возможности. Она придает размышлениям и чувствам поэта большую образную выразительность и своеобразную - правда, почти всегда ироническую - конкретность; заостряет сатирическую направленность отдельных эпизодов; усиливает атмосферу сатирического гротеска, характерную для поэмы; наконец, пародирует ложную «романтику» современной поэту Германии, поскольку поэт широко пользуется ее обычными средствами и приемами - легендой, «мифом», грезами, аллегориями и символикой.
Характерным примером такого многократного использования фантастической формы является центральный эпизод поэмы - эпизод с Ротбартом.
Поэт вспоминает о сказках и легендах, которые ему рассказывала в детстве няня, и среди них - легенду о Ротбарте. В этой легенде воплощена мечта народа о добром, справедливом императоре, о грядущей расплате за несправедливость и притеснения.
Вкладывая легенду в уста своей няни, относя ее к периоду своего детства, Гейне придает ей определенную эмоциональную окраску, подчеркивая ее наивно-романтический характер (глава XIV).
В следующих главах (XV-XVI) Гейне рисует свой сон: он в пещерах Ротбарта разговаривает с императором. Это непосредственное сопоставление современного человека с миром легенд прошлого иронически развенчивает легенду, поскольку обнаруживается абсолютная несовместимость современности и прошлого, наивно-романтической мечты и насущных политических требований момента. Удивление и гнев Ротбарта, когда поэт объясняет ему, что такое гильотина, и возмущение поэта высокомерием императора придают политической проблеме, поставленной Гейне, необычную наглядность и сатирическую остроту.
Ироническое обращение поэта к Ротбарту, после того как он проснулся (глава XVII), является сатирическим разоблачением современного ему немецкого мракобесия, выраженным в форме похвал прошлому.
Так многогранно, наглядно и эмоционально Гейне раскрывает проблему необходимости революционной переделки действительности.
В поэме «Германия. Зимняя сказка» ярко воплотилась указанная особенность политической лирики и публицистики Гейне. Политика для Гейне - это важнейший элемент жизни современного человека. Она имеет касательство ко всем сторонам жизни и деятельности человека, поэтому ее выражения очень конкретны и многообразны по своим формам. Политическая проблематика в творчестве Гейне лишена сухой риторичности и абстрактности. В поэме интимные подробности жизни поэта и его политические убеждения, сатира на современную ему буржуазно-юнкерскую Германию и, казалось бы, личные выпады против гамбургского общества, которому поэт обязан горьким опытом своей юности, органически дополняют друг друга.
Заключительная глава поэмы как бы подводит итог пониманию общественной роли искусства и значения поэта как активного участника политической борьбы. Поэт в понимании Гейне не романтический мечтатель или «маг», а страстный борец-гражданин. Поэт бичует общественные пороки и может навеки пригвоздить к позорному столбу сильных мира сего.
Обращаясь к прусскому королю, поэт говорит:
Иль Дантова «Ада» не знаешь ты, Его терцин суровых? Кого поэт заточил туда, Тому не уйти от костров их,
Ни бог, ни спаситель не могут унять Певучее это пламя. Смотри, как бы мы тебя в этот ад Не ввергли с твоими делами.
Так, в своих лучших стихах, написанных в 40-е годы, и в поэме «Германия. Зимняя сказка» Гейне оказался в ряду борцов за дело революции в Германии.
Энгельс имел все основания писать в декабре 1844 года: «...Генрих Гейне, наиболее выдающийся из всех современных немецких поэтов, примкнул к нашим рядам и издал том политических стихов, куда вошли и некоторые стихотворения, проповедующие социализм». Последний период творчества. Поражение революции 1848 года в Германии, во Франции, где события разворачивались в непосредственной близости от него, в Австрии и Венгрии глубоко потрясло Гейне. Для него, человека передовых демократических убеждений, поражение революции и наступление реакции означало крушение надежд, которые он связывал с революцией, надежд на лучшее будущее. Общественная трагедия воспринималась поэтом особенно остро сквозь призму его личной трагедии: в то время поэт медленно умирал; неизлечимая болезнь, постепенно разрушая его организм, приковала его на долгие мучительные годы к постели - «матрацной могиле», как называл ее сам поэт.
«Могила без гишины, смерть без привилегии мертвецов, которым не приходится тратить деньги и писать письма или даже книги,- печальное положение!» - писал Гейне в 1851 году.
Произведения поэта в этот последний период его творчества (1848-1856) - главным образом стихотворения, полные огромной общественной скорби, мучительной боли за человека, за поруганные идеалы.
Общественная по существу тема его последних стихов, как почти всегда у Гейне, звучит очень лично, что придает этим стихам особую выразительную силу.
В период общественной реакции все мучительные сомнения поэта вспыхнули с новой силой, обнаружив с предельной остротой противоречия его мировоззрения, его отношения к революции и к коммунизму.
В предисловии к «Лютеции» Гейне писал (1855):
«Это признание, что будущее принадлежит коммунистам, я сделал с бесконечным страхом и тоской, и - увы!- это отнюдь не было притворством. Действительно, только с отвращением и ужасом думаю я о времени, когда эти мрачные иконоборцы достигнут власти: грубыми руками беспощадно разрушат они все мраморные статуи красоты, столь дорогие моему сердцу; они разобьют все те фантастические игрушки и безделушки искусства, которые любил поэт, они уничтожат мои лавровые рощи и будут сажать там картофель; лилии, которые не трудились и не пряли, а все же одевались так, как не одевался и царь Соломон во славе своей, будут вырваны из почвы общества, если только не захотят взять в руки веретено; розы, эти праздные невесты соловьев, подвергнутся такой же участи; соловьи, эти бесполезные певцы, будут изгнаны, и увы! Из моей «Книги песен» бакалейный торговец будет делать фунтики, в которые будет сыпать кофе или нюхательный табак для старух будущего! Увы! Все это предвижу, и несказанная печаль овладеет мной при мысли, что победоносный пролетариат угрожает гибелью моим стихам, которые исчезнут вместе с романтическим старым миром. И все же, честно сознаюсь, этот самый коммунизм, столь враждебный моим вкусам и склонностям, держит мою душу во власти своих чар, которым я не в силах противиться; два голоса в моей груди говорят в его пользу, два голоса, которые не хотят замолчать, которые в сущности, быть может, являются не чем иным, как внушением дьявола,- но, как бы то ни было, я в их власти, и никакие заклинания не в силах их побороть.
Ибо первый из этих голосов - голос логики. «Дьявол-логик!» - говорит Данте. Страшный силлогизм околдовал меня, и если я не могу опровергнуть посылку, что «все люди имеют право есть», я вынужден подчиниться и всем выводам, вытекающим из нее. Думая об этом, я боюсь лишиться рассудка, я вижу, как все демоны истины, торжествуя, пляшут вокруг меня, и, наконец, великодушное отчаяние охватывает мое сердце, и я восклицаю: «Приговор давно уже произнесен, оно обречено, это старое общество! Да свершится правосудие! Да будет он разрушен, этот старый мир, где невинность погибла, где благоденствовал эгоизм, где люди эксплуатировали друг друга! Да будут разрушены до основания эти дряхлые мавзолеи, где царили обман и несправедливость! И да будет благословен тот бакалейный торговец, что будет некогда изготовлять пакетики из моих стихотворений и всыпать в них кофе и табак для бедных старушек, которым в нашем теперешнем мире несправедливости, может быть, приходилось отказывать себе в подобных удовольствиях - fiat justitia pereat mundus!
Второй из этих повелительных голосов, которыми я зачарован, еще могущественнее и еще демоничнее, ибо это голос ненависти, ненависти, возбуждаемой во мне партией, страшнейшим противником которой является коммунизм и которая поэтому есть также наш общий враг. Я говорю о партии так называемых представителей национальности в Германии, об этих притворных патриотах, патриотизм которых состоит в отвращении ко всему иноземному и к соседним народам и которые каждый день изрыгают свою желчь - прежде всего на Францию. Да, к этим обломкам или потомкам тевтономанов 1815 года, которые только подновили свой старый костюм ультрагерманских шутов и немного укоротили себе уши, я всегда чувствовал ненависть и всегда боролся с ними, и теперь, когда меч падает из моих рук - рук умирающего, я утешен сознанием, что коммунизм, которому они впервые попадутся на дороге, нанесет им последний удар; и, конечно, не ударом палицы уничтожит их гигант, нет, он просто раздавит их ногой, как давят жабу. Это будет началом. Из ненависти к сторонникам национализма я мог бы почти влюбиться в коммунистов».
Такое высказывание Гейне о коммунистическом обществе объясняется, с одной стороны, тем, что его представление о нем сложилось на основании уравнительных мелкобуржуазных социалистических теорий; с другой стороны - страхом поэта перед народом, которого он не знал. Наконец, представление Гейне о значении личности и индивидуального начала было выражением буржуазных отношений: поэт понимал, что в новых общественных отношениях личности не будет придаваться такое значение, и это пугало его.
Эти сомнения в будущем обществе были у Гейне и раньше, например они уже выражены в книге о Берне; но в период общественно-политического подъема сомнения поэта отступили перед радостным ощущением необходимости и справедливости революционной ломки уродливых общественных отношений. В период реакции сомнения говорили громче, но Гейне до самой смерти продолжал верить в неизбежность и конечную справедливость новых общественных отношений, которые навсегда покончат с капиталистическими.
В 1851 году, в послесловии к «Романцеро», Гейне декларировал свое обращение к богу. Это было со стороны поэта актом отчаяния и разочарования, и сам он так и воспринимал свою религиозность.
В беседе с одним из своих посетителей (20 января 1850 года) Гейне говорил о том, что во время июньских боев 1848 года он слышал стоны умирающих. «В такие минуты пантеизма мало»,- добавил он.
В другой беседе (лето 1850 года) поэт говорил, что если бы он мог еще ходить на костылях, то пошел бы в церковь,- ибо куда же еще можно пойти на костылях? Конечно, если бы он мог ходить без костылей, он охотно прошелся бы по смеющимся бульварам и пошел бы на бал Мабиль!
Это сознание, что в других обстоятельствах он не нуждался бы в религии, лишает «обращение» Гейне «абсолютного» смысла. Религия, понимал Гейне, не абсолютная истина, а лишь идеология больных и побежденных. «Романцеро». Наиболее значительное произведение Гейне последнего периода - сборник «Романцеро», названный так в подражание испанским сборникам романсов, ибо первый раздел сборника - «Истории» - написан в балладно-романсной форме.
Большинство стихотворений этого сборника написано в первые три года после поражения революции, под непосредственным впечатлением этого поражения, или до революции, в предчувствии трагического ее исхода. Отсюда отчаяние и разочарование, звучащие в этих стихах.
Большинство стихотворений первого раздела сборника «Истории» представляют собой маленькие новеллы, сюжеты которых взяты из истории, мифологии или современности.
То настроение, из которого родились сюжеты, образы и мысли многих стихотворений этого сборника, выражено словами песни валькирии:
Гибнет лучший из людей. Верх берет всегда злодей.
(«Валькирии».)
С горькой иронией смотрит поэт на мир и людей.
Ловкий вор, благодаря готовности людей идти на любые компромиссы, получает в жены дочь царя, наследует корону и, сделавшись царем, не хуже других покровительствует торговле и талантам («Рампсенит»). Палач становится родоначальником «гордого рода» Шельм фон Берген («Шельм фон Берген»). С улыбкой умирает деспот - он спокоен: после его смерти рабство не прекратится («Царь Давид»). Человеческое «счастье» и человеческие «страсти» по своей ничтожности равны мышиным («Маленький народец»). Лишь после смерти поэт получает заслуженную награду («Поэт Фирдоуси»). Нищенскую бесполезную жизнь влачат в Париже два польских эмигранта; они спасли свои жизни, но за душой у них ничего не осталось («Два рыцаря»).
Через многие стихотворения проходит тема побежденных на поле битвы («Поле сражения при Гастингсе», «Витцли-путцли»), в жизненной борьбе («Помаре»), внутренне побежденных и опустошенных («Два рыцаря»), обреченных на поражение историей («Карл I», «Мария Антуанетта»).
Но как ни сильна горечь разочарования поэта, он не абсолютизирует победу зла, поругание и гибель идеалов. Хотя поэт как бы находит эту победу зла повсюду и во все времена, на самом деле он сознает, что это только отражение трагедии его эпохи. Поэтому так нарочито современно звучат эти картины прошлого и легенды, полные иронических анахронизмов (Рампсенит датирует свой рескрипт: «1324 года рождества Христова»; «Apropos», - говорит умирающий Давид Соломону; «Спи, мой палачик, спи»,- поет своему будущему палачу Карл I). Поэтому судьбы королей и «героев» далекого прошлого и легенд иронически сопоставлены с судьбой танцовщицы из парижского кафе-шантана («Помаре») и бедной монашки, потерявшей голову от любви к беспутному кантору амстердамской синагоги («Бог Аполлон»).
Второй раздел сборника, «Ламентации», содержит мало сюжетных стихотворений; в большинстве стихов поэт говорит о себе, предается печальным размышлениям и воспоминаниям или язвительными сарказмами выражает накопившуюся на сердце горечь.
Стихотворение «В октябре 1849 года» рисует зловещую тишину, наступившую вслед за революционной бурей: только иногда раздается выстрел; что это - застрелен друг, схваченный с оружием в руках, или пускают ракеты по случаю столетнего юбилея Гете?.. Поэт находит в этом замечательном стихотворении проникновенные слова сочувствия венграм в их борьбе и поражении и бросает гневные, полные презрения слова в лицо победившей реакции.
В заключительном стихотворении раздела «Enfant perdu» поэт подводит итог своей жизни - тридцатилетней борьбе за свободу. Раненный в этой борьбе, поэт умирает внутренне не побежденным:
Свободен пост! Мое слабеет тело...
Один упал - другой сменил бойца.
Но не сдаюсь! Еще оружье цело,
И только жизнь иссякла до конца.
В последнем разделе сборника «Романцеро», «Еврейские мелодии», очень характерно стихотворение «Диспут»: раввин и францисканец перед королем и королевой должны доказать истину своих религий; после двенадцатичасового диспута королева на вопрос, кто, по ее мнению, прав - раввин или францисканец,- отвечает, что оба воняют.
Остроумное и злое, это стихотворение свидетельствует о том, в какой степени скептиком и вольнодумием оставался в религиозных вопросах Гейне, несмотря на свое религиозное «обращение»; всякая церковность оставалась ему по-прежнему глубоко чуждой.
Гейне продолжал писать стихотворения до последних месяцев своей жизни; в собрании сочинений поэта они составляют раздел «Последние стихотворения», в котором встречаются отдельные яркие образцы политической лирики: «1649-1793-???», «Брось свои иносказанья», «Невольничий корабль» и несколько стихотворений, явившихся непосредственным откликом на события, связанные с революцией 1848 года, «Кобес I», «Король Вислоух I», «Ослы-избиратели» и другие.
Эти стихотворения свидетельствуют о том, что Гейне до конца мучительно ощущал несправедливость собственнического мира, ненавидел политические порядки современной ему Германии и верил, что они будут устранены революционным путем.
Такое стихотворение, как «Бродячие крысы», показывает, какие сомнения и противоречия приходилось преодолевать Гейне, «солдату в освободительной борьбе», каким он считал себя и каким он действительно был до самой смерти. Поэзия Гейне в России. Русский читатель впервые познакомился с творчеством Гейне в конце 20-х годов XIX века, т. е. сразу же после выхода на родине поэта «Книги песен» и первых частей «Путевых картин». Интерес переводчиков и критиков привлекал к себе вначале главным образом Гейне-лирик.
Первым русским поэтом, переводившим Гейне, был Тютчев. В 1827 году он опубликовал в «Северной лире» свой первый перевод- стихотворение «На севере мрачном». Отрывок из «Путешествия на Гарц» опубликовал в «Московском вестнике» в 1830 году А. Плещеев. Но эти переводы были одиноки в русской литературе тех лет. Широкой известностью в России Гейне на протяжении 30-х и первой половины 40-х годов еще не пользовался, хотя переводы его стихотворений продолжали появляться (например, переводы Лермонтова: «На севере диком» и «Они любили друг друга», 1840). Критики тех лет относительно мало писали о Гейне. В статьях Белинского имя Гейне упоминается сравнительно редко, значительно реже, чем имена других замечательных немецких писателей конца XVIII - начала XIX века: Гете, Шиллера, Гофмана. Белинский в общем положительно оценивал творчество Гейне, его идейную направленность. В 40-х годах он ценил в Гейне прежде всего человека, который стоит во главе «благородной дружины энтузиастов свободы, известной под именем «юной Германии» (письмо к Боткину от 10-11 декабря 1840 года), человека, «который весь отдался идее достоинства личности» (письмо к Боткину от 30 декабря 1840 года - 22 января 1841 года).
Со второй половины 40-х годов интерес к Гейне возрастает; количество переводов его стихотворений значительно увеличивается, о нем пишут много в русских журналах.
Время массовых переводов Гейне и наибольшего внимания критики к его творчеству - это конец 50-х - начало 60-х годов; в это время наряду с лирическими стихами все чаще переводятся и сатирико-политические стихотворения Гейне.
С 40-х годов стихи Гейне переводят М. Л. Михайлов, Фет, Ап. Григорьев, Мей, Ал. Толстой, Плещеев, Огарев.
«...Кто не знает, что именно теперь Гейне едва ли не самый популярный чужеземный поэт у нас в России»,- писал И. С. Тургенев в 1874 году.
К числу наиболее удачных принадлежат переводы поэта-революционера М. Михайлова. Из всех русских поэтов он перевел наибольшее количество стихотворений Гейне. В 1858 году Михайлов опубликовал книгу «Песни Гейне». В нее вошли уже публиковавшиеся с 1845 года переводы, новые переводы (главным образом из «Книги песен») и статья самого Михайлова, посвященная Гейне.
Русская революционно-демократическая критика конца 50-х - 60-х годов высоко оценивала творчество немецкого поэта. На появление «Песен Гейне» в переводах Михайлова откликнулся рецензией Добролюбов, который пережил период сильного увлечения Гейне и сам тоже переводил из «Книги песен». Добролюбов подчеркивает достоинство переводов Михайлова: «Нет сомнения, что хороший перевод хороших вещей Гейне всегда будет иметь значение в нашей литературе и обратит на себя внимание публики». Добролюбов лишь досадует на краткость статьи Михайлова, в особенности в той ее части, «в которой говорится, что Гейне был барабанщиком воинственного легиона молодых деятелей юной Германии», т. е., по мнению Добролюбова, следовало больше показать политическую, революционную сторону творчества Гейне.
Чернышевский называет Гейне «одним из серьезнейших и благороднейших поэтов нашего времени» (в рецензии 1854 года на книгу «О поэзии. Сочинение Аристотеля»).
В письме к сыну (27 января 1885 г.) Чернышевский, однако, указывал на политическую непоследовательность Гейне. «Мне жаль,- писал он,- что недостатки его характера помешали ему подняться в своей деятельности до высот, которых достигла бы поэзия человека, обладающего при таком таланте большею силою характера. А помимо этого сожаления о Гейне, я люблю его поэзию».
С большой статьей «Генрих Гейне» выступил в 1867 году Писарев. «Гейне - один из наших кумиров, и, конечно, в мире не было до сих пор ни одного поэта, который в более значительной степени заслуживал бы уважения и признательности мыслящих реалистов». Сказав в начале статьи эти слова, Писарев, однако, в дальнейшем критикует Гейне. В творчестве немецкого поэта Писарев ценит критические и сатирические тенденции (его «сарказмы», как пишет Пиаарев) и решительно отвергает «романтическое» в его творчестве, под которым он понимает элементы субъективизма и эстетизма, для них он, правда, находит объяснение в исторических условиях, в которых жил и творил Гейне.
Герцен читал Гейне с увлечением еще в период вятской ссылки и ценил его как писателя революционно-демократического направления. После поражения революции 1848 года Герцен хотя и говорит о том, что Гейне «было противно на ярко освещенной морозной высоте, на которой величественно дремал Гете под старость», тем не менее он упрекает его в оторванности от жизни. Свои рассуждения о Гейне Герцен заканчивает словами: «Гейне ни его круг народа не знал, и народ их не знал» (глава XXII, «Без связи». 4. Zu deutsch).
Последним из больших русских поэтов, переводивших Гейне, был А. Блок. Его переводы наряду с переводами Тютчева, Лермонтова, Михайлова, Ап. Григорьева и некоторыми переводами Фета принадлежат к лучшим переводам Гейне на русский язык, способствовавшим тому, что русский читатель узнал и полюбил Гейне.
В Советской стране Гейне - один из самых популярных и любимых немецких поэтов. Его с успехом переводят лучшие советские поэты-переводчики.
Приворот является магическим воздействием на человека помимо его воли. Принято различать два вида приворота – любовный и сексуальный. Чем же они отличаются между собой?
По данным статистики, наши соотечественницы ежегодно тратят баснословные суммы денег на экстрасенсов, гадалок. Воистину, вера в силу слова огромна. Но оправдана ли она?
Порча насылается на человека намеренно, при этом считается, что она действует на биоэнергетику жертвы. Наиболее уязвимыми являются дети, беременные и кормящие женщины.
Испокон веков люди пытались приворожить любимого человека и делали это с помощью магии. Существуют готовые рецепты приворотов, но надежнее обратиться к магу.
Достаточно ясные образы из сна производят неизгладимое впечатление на проснувшегося человека. Если через какое-то время события во сне воплощаются наяву, то люди убеждаются в том, что данный сон был вещим. Вещие сны отличаются от обычных тем, что они, за редким исключением, имеют прямое значение. Вещий сон всегда яркий, запоминающийся...
Существует стойкое убеждение, что сны про умерших людей не относятся к жанру ужасов, а, напротив, часто являются вещими снами. Так, например, стоит прислушиваться к словам покойников, потому что все они как правило являются прямыми и правдивыми, в отличие от иносказаний, которые произносят другие персонажи наших сновидений...
Если приснился какой-то плохой сон, то он запоминается почти всем и не выходит из головы длительное время. Часто человека пугает даже не столько само содержимое сновидения, а его последствия, ведь большинство из нас верит, что сны мы видим совсем не напрасно. Как выяснили ученые, плохой сон чаще всего снится человеку уже под самое утро...
Согласно Миллеру, сны, в которых снятся кошки – знак, предвещающий неудачу. Кроме случаев, когда кошку удается убить или прогнать. Если кошка нападает на сновидца, то это означает...
Как правило, змеи – это всегда что-то нехорошее, это предвестники будущих неприятностей. Если снятся змеи, которые активно шевелятся и извиваются, то говорят о том, что ...
Снятся деньги обычно к хлопотам, связанным с самыми разными сферами жизни людей. При этом надо обращать внимание, что за деньги снятся – медные, золотые или бумажные...
Сонник Миллера обещает, что если во сне паук плетет паутину, то в доме все будет спокойно и мирно, а если просто снятся пауки, то надо более внимательно отнестись к своей работе, и тогда...
При выборе имени для ребенка необходимо обращать внимание на сочетание выбранного имени и отчества. Предлагаем вам несколько практических советов и рекомендаций.
Хорошее сочетание имени и фамилии играет заметную роль для формирования комфортного существования и счастливой судьбы каждого из нас. Как же его добиться?
Еще недавно многие полагали, что брак по расчету - это архаический пережиток прошлого. Тем не менее, этот вид брака благополучно существует и в наши дни.
Очевидно, что уход за собой необходим любой девушке и женщине в любом возрасте. Но в чем он должен заключаться? С чего начать?
Представляем вам примерный список процедур по уходу за собой в домашних условиях, который вы можете взять за основу и переделать непосредственно под себя.
Та-а-а-к… Повеселилась вчера на дружеской вечеринке… а сегодня из зеркала смотрит на меня незнакомая тётя: убедительные круги под глазами, синева, а первые морщинки
просто кричат о моём биологическом возрасте всем окружающим. Выход один – маскироваться!
Нанесение косметических масок для кожи - одна из самых популярных и эффективных процедур, заметно улучшающая состояние кожных покровов и позволяющая насытить кожу лица необходимыми витаминами. Приготовление масок занимает буквально несколько минут!
Каждая женщина в состоянии выглядеть исключительно стильно, тратя на обновление своего гардероба вполне посильные суммы. И добиться этого совсем несложно – достаточно следовать нескольким простым правилам.
С давних времен и до наших дней люди верят в магическую силу камней, в то, что энергия камня сможет защитить от опасности, поможет человеку быть здоровым и счастливым.
Для выбора амулета не очень важно, соответствует ли минерал нужному знаку Зодиака его владельца. Тут дело совершенно в другом.
© Все права на статьи принадлежат авторам сайта, если не указано иное.
16 +