«— Только одного я бы желал,— продолжал я,— это — чтобы всегда с ней быть, всегда ее видеть, и больше ничего. А ты влюблен? Признайся по правде, Володя.
Странно, что мне хотелось, чтобы все были влюблены в Сонечку и чтобы все рассказывали это.
— Тебе какое дело? — сказал Володя, поворачиваясь ко мне лицом.— Может быть.
— Ты не хочешь спать, ты притворялся! — закричал я, заметив по его блестящим глазам, что он нисколько не думал о сне, и откинул одеяло.— Давай лучше толковать о ней. Не правда ли, что прелесть?.. Такая прелесть, что, скажи она мне: «Николаша! Выпрыгни в окно или бросься в огонь», ну, вот клянусь! — сказал я,—сейчас прыгну, и с радостью. Ах, какая прелесть!— прибавил я, живо воображая ее перед собою, и, чтобы вполне наслаждаться этим образом, порывисто перевернулся на другой бок и засунул голову под подушки.— Ужасно хочется плакать, Володя.
— Вот дурак! — сказал он, улыбаясь, и потом, помолчав немного,— я так совсем не так, как ты: я думаю, что если бы можно было, я сначала хотел бы сидеть с ней рядом и разговаривать...
— А! так ты тоже влюблен? — перебил я его.
— Потом,— продолжал Володя, нежно улыбаясь,— потом расцеловал бы ее пальчики, Глазки, губки, носик, ножки —всю бы расцеловал...
— Глупости! — закричал я из-под подушек.
— Ты ничего не понимаешь,— презрительно сказал Володя.
— Нет, я понимаю, а вот ты не понимаешь и говоришь глупости,— сказал я сквозь слезы.
— Только плакать-то уж незачем. Настоящая девочка!»
Этот разговор двух мальчиков, столь разной индивидуальности, с гениальной силой психологического анализа, переданный Львом Толстым в «Детстве», в свое время не мог не вызвать крайнего неудовольствия тупоумных блюстителей порядка и благонравия. Еще бы! Нарушены основные правила приличия: влюбленные мальчики не в состоянии уснуть от прилива чувств, они говорят о любви, о прелестной девочке, даже о поцелуях... Синклит ревнивых блюстителей «нравственности», по всей вероятности, немало сил потратил, дабы уберечь подрастающее поколение от влияния столь «крамольных» строк.
Чего только ни бывало, к сожалению, на белом свете. Напомним, как упорно боролся Белинский с ме-щанско-ханжеской пошлостью мысли, как страстно негодовал он на всякого рода тупиц и резонеров обоего пола, чурающихся книг, способных взволновать юное сердце необыкновенными мечтаниями, неясными желаниями, пробудить в юном читателе внутреннюю поэтическую жизнь.
Шли десятилетия, и великая русская литература продолжала воспитывать миллионы юных сердец, пробуждая в них благородные порывы, красоту и поэзию «необыкновенных мечтаний»...
Но тупицы и ханжи все же необычайно живучи, и с ними, увы! приходится иной раз сталкиваться и в наше время, когда, казалось бы, весь строй жизни направлен против них...
Когда в романе Катаева «Хуторок в степи» семейство Бачей направлялось из Неаполя в Рим, Петя увидел на перроне девочку лет тринадцати с серьезными глазами и черным бантом в каштановой косе. Их глаза встретились, и Петя влюбился сразу, с первого взгляда.
Что было здесь от возвышенной любви русских романов и что от непосредственного влечения сердца — трудно решить. Но фантазия мальчика заработала с необычайной силой.
Разумеется, это была «любовь с первого взгляда». В этом Петя не сомневался. Но кем была она и кем он, следовало еще разобраться. Так как дело происходило за границей, то больше всего подходил Тургенев. Она могла быть Асей или даже, с небольшой натяжкой, Джеммой из повести «Вешние воды». Это было тем более удобно и приятно, что в обоих случаях Петя в качестве главного героя оказывался сразу же горячо и преданно любимым.
Однако чутье подсказало Пете, что на самом деле она не Джемма и не Ася. Пожалуй, она подходила для Татьяны. Но Татьяну Петя тоже отверг. В подобном случае ему следовало стать Онегиным, что никак не совпадало с его потребностью взаимной любви.
Княжна Мери и Бэла тоже не подходили, хотя бы потому, что Пете порядочно-таки надоело быть Печориным, чем он в последнее время сильно злоупотреблял.
Больше всего годилась Вера из «Обрыва». В ней тоже было что-то непокорное и таинственное. В таком случае Пете оставалась роль Марка Волохова, так как на неудачника Райского он был решительно не согласен. Что ж, Марк Волохов — это совсем не плохо. Он еще никогда не был Марком Волоховым.
Петя не успел окончательно остановиться на Вере и Марке Волохове, как ему вдруг показалось, что Клара Милич с ее таинственным загробным поцелуем есть именно то, что надо. Она — Клара Милич. Что может быть лучше? Но в ту же минуту внутренний голос сказал Пете, что это тоже неправда.
Между тем, любовь не ждала, она не терпела ни малейшего промедления. И вот, наскоро смешав Татьяну, Веру, Асю, Джемму, оставив загробный поцелуй Клары Милич и прибавив черный бант в каштановой косе, Петя в конце концов получил «ее» — ту единственную, нежную, на всю жизнь любимую и любящую, с которой его так мимолетно свела судьба и так безжалостно разлучила».
Петя Бачей прошел ту высокую школу воспитания чувств, которую дала ему русская классическая литература XIX века. С тонким юмором раскрывает Катаев психологию подростка, почти юноши, горячее сердце и пылкое воображение которого страстно ищут положительного примера в столь ответственной для воспитания характера сфере чувств. И кем бы ни была девочка с каштановой косой — Джеммой или Асей, Верой или Кларой Милич, или всеми ими вместе,— это прежде всего поэтический, высокий образ, мечта о преданной, верной, нежной, единственной любви. Мечта эта щедро питалась и книгами, навсегда оставшимися в сердце, и мучительно-восторженной радостью общения с природой. Эстетическое наслаждение, которое давали книги и природа, одухотворяло мечту о любви, сливалось в ней воедино. В главе «Вьюга в горах» Катаев раскрывает этот сложный комплекс чувств, своеобразное эстетическое воспитание души.
Во время путешествия по Швейцарии Петя уговорил отца подняться в плохую погоду в горы, чтобы своими глазами увидеть снежную бурю летом — ведь этого никто, никто, кроме него, Пети, не сможет увидеть. Началось с игры — желания быть непохожим на других, а потом пришло искреннее упоение мрачной красотой июльской вьюги, покрывающей все кругом — и цветы и камни — белоснежной пеленой. Это упоение вызвало образ девочки с каштановой косой, и снова началась игра, превращающаяся в подлинное переживание: «Весь облепленный снегом, со снежинками на бровях и ресницах, Петя стоял, скрестив на груди руки, в развевающемся плаще и с мрачным упоением думал о маленькой девочке, которую так безжалостно с ним разлучили и увезли в Париж, в Лонжюмо. Он упивался своей несчастной любовью и одиночеством, хотя втайне и ликовал, представляя себя со стороны — страдающего, всеми забытого, с эдельвейсом на груди, в грубом альпийском плаще, который не в состоянии спасти его
от холода».
С каким тонким, лирическим юмором раскрыто здесь столь характерное для внутреннего мира подростка-юноши теснейшее переплетение игры, позы с подлинными переживаниями.
Начиная с главы «Уголек в глазу», где Петя впервые увидел девочку с черным бантом и серьезными глазами, в сюжет романа «Хуторок в степи» вторгается великолепная новелла о первой любви. Читатель с неослабевающим вниманием и волнением следит, как юно шеская мечта о любви постепенно превращается в любовь, как мужает душа подростка-юноши, как раскрывается она для первого, робкого, страстного и нежного чувства. И финальная сцена романа — своего рода заключительный аккорд этой новеллы, где любовь, природа, музыка художественного слова сливаются в стройную лирическую симфонию:
«Марина сидела рядом с Петей, смотрела вверх на звезды, и вдруг Петя почувствовал такую нежность, такую мучительную, щемящую любовь, что даже слезы выступили у него на глазах.
— Послушайте...— прошептал он, осторожно трогая ее за рукав.
— Что? — почти беззвучно сказала она, не поворачивая головы.
«Я вас люблю»,— чуть не сказал Петя, но вместо этого произнес:
— Правда, замечательно?
— Да,— ответила Марина, как-то особенно красиво и свободно тряхнув головой.— Чем ночь темней, тем ярче звезды.
Где-то очень далеко, еле слышно, кричали петухи, и тонкий голубой луч нового большефонтанского маяка стрелой уходил далеко вверх, в звездное небо».
Книги, природа, любовь, эстетически воспитывая Петину душу, облагораживают его ум и сердце, делают его особенно восприимчивым, чутким к правде, к справедливости, пробуждают в нем сочувствие к угнетенным, желание бороться за человека — за его возможность свободно жить на свободной земле...
Потребность любви рождает другие душевные потребности: быть лучше, благороднее, быть самоотверженным, деятельным, сильным, красивым.
Любить - это значит в глубь двора вбежать и до ночи грачьей, блестя топором,
рубить дрова силой своей играючи... (Маяковский)
Как же не пожалеть, что у нас чрезвычайно мало книг, где бы изображалась поэзия отношений между юношами и девушками, книг, которые бы, по выражению Макаренко, учили любить, то есть учили человеческому достоинству?
Зато вполне достаточно ханжески-нравоучительных, однообразно-унылых повестушек и рассказов, где царит стандарт: «хорошая» девочка-девушка из двух, оказывающих ей внимание, мальчиков-юношей, «хорошего» и «плохого», выбирает, конечно, «хорошего» и старательно поучает «плохого»... Собственно, о любви здесь почти и не говорится, даже само слово «любовь» стыдливо подменяется словом «дружба».
Одной из книг, протестующих против «благонравия» и ханжества в педагогике и литературе является «Повесть о первой любви» Н. Атарова.
Первая любовь! Это отнюдь не статистическое понятие : сначала первая, потом вторая, третья... Первая любовь — это желание любви, душевная потребность счастья. Начинается поединок, соревнование юных сердец, первое, решающее соревнование, экзамен на Человека с большой буквы.
Как важно в этот момент помочь раскрытию характера, чтобы не надломить, не отравить молодую душу пессимизмом, недоверием к людям, неверием в себя. Разумеется, потом, впоследствии, в большинстве случаев найдется противоядие, но какая ненужная трата душевных сил! Надо сделать все, чтобы помощь пришла своевременно, в самом начале первых и трудных шагов вступления в жизнь. Об этом и написана повесть Николая Атарова о первой любви.
Они встретились на стадионе. «В том, как сероглазая скуластая маленькая Оля Кежун повела рукой, как пригнулась, как засмеялась, было что-то новое для Мити: беспокоящее и влекущее в одно и то же время». Они сидели близко друг к другу, и оттого, что Митя иногда ей шептал на ухо и они встречались глазами, он разоткровенничался, становился все болтливее и болтливее. Оля вела себя удивительно независимо и даже не совсем уважительно к собеседнику. «Он с интересом поглядел на нее. Не обращая на него внимания, она трясла расслабленными кистями рук, чтобы кровь отлила. В этом запоздалом упражнении рук сквозила та же подчеркнутая незаинтересованность в разговоре. И вдруг ему стало все равно, как она ведет себя,— просто хорошо с ней. И когда Олю снова позвали в строй, он удержал ее руку и очень внятно сказал:
— Давай встречаться».
Так началась эта первая любовь. Строгой и независимой Оля остается и потом, когда они хорошо узнали друг друга, стали вместе бродить по городу, мечтать, работать.
Такой человек, как Оля, не покорится слабостям и обстоятельствам. Разве может она, к примеру, остаться троечницей, когда Митя «метит на медаль»? Конечно, нет. Она сама помогает Мите «оказывать влияние» на нее, помогает ему себя «вытащить».
Любовь в том и выражается, что люди стремятся быть лучше и быть равными, им в одинаковой мере оскорбительны и собственное унижение и унижение достоинства любимого человека. Отсюда честная и щедрая взаимопомощь. Митя остается на высоте до тех пор, пока он не изменяет этому принципу, но ему недостает душевной тонкости и гибкости, чтобы всегда быть на высоте. Когда после смерти матери Оля находит приют в семье Мити, у последнего не хватает душевной силы и чуткости противостоять пошлым сплетням, уберечь любимую девушку от унижений. Он не понимает во всей мере, как трудно Оле, какое напряжение, душевную драму переживает она. И вот происходит первая большая ссора, которая еще не убивает любви, но оставляет в сердце след навсегда. Оля все еще любит, любит Митю, и когда ей внезапно почудилось, что Митя вернулся, что он дома и ждет ее, она бросает все дела и стремглав мчится к нему.
«Как же она раньше не догадалась, что он вернулся! Как могла она пропустить столько времени! Мысль о том, как он встретит ее, не приходила ей в голову. И многодневная боль обиды утихла, оборвалась мгновенно... В кузове, куда она влезла, подсаженная чьими-то руками, было полно народу, пели песню мордовские девушки. «...Я ни чуточки... ни чуточки, ни чу-точ-ки...— шептала она быстро-быстро.— Ты уедешь в Москву, я не стану грустных писем писать, не дождешься... Эх ты, толстокожий!.. А с тебя кожу трудно содрать, Митенька... И не надо спорить, Митя, больше не надо...» — «Зачем ты обижала меня?» — внятно слышала она голос Мити. «А ты бы еще дольше у Чапа жил. И потом всем известно, что я хуже всех, самая плохая...» — «Не хуже всех, а просто недоразвитая»,— кротко поправлял Митя. «Хуже всех... Самая некрасивая, вредная...» И эта скороговорка все убыстрялась, убыстрялась. Вокруг кричали, пели — она не слышала. Она только слышала, как грузовик быстро хлопает своим задним левым колесом. И не было больше ничего в мире — ничего в мире не было, кроме нее и Мити и этого хлопающего левого заднего колеса».
Да, Митя немного толстокожий. Автор противопоставляет ему Чапа, тоже десятиклассника. У Чапа было трудное детство. Отец бросил его, а мать опустилась — стала менять мужей, заводить легкие связи. Чап почувствовал себя в доме «хуже сироты» и впал в пессимизм, даже покушался на самоубийство. Бывшая вожатая в школе Веточка Рослова, педагоги и товарищи помогли Чапу встать на ноги, «изжить мизантропию», как он сам сказал о себе впоследствии. Но Чап не озлобился, не замкнулся в себе; угловатый, неровный, угрюмый, он крайне восприимчив к чужому горю, душевно чуток и нежен. Чап сразу почувствовал, как трудно Оле, и почти прогнал от себя Митю, заставил его вернуться домой.
Он сделал это так, что Митя не обиделся и даже почувствовал нежность к Чапу. Когда впоследствии Митя, не простившись с Олей, уехал на соревнование, этот отъезд представился Чапу прямым предательством — «в его угрюмую душу залетала и залетала обида за Олю». В сцене, где Чап разговаривает с Егором Петровичем, отцом Мити, раскрывается в полную меру рыцарски честный, великодушный характер Чапа. Благородно негодуя на Митю за боль, нанесенную Оле, он невольно вспоминает своего отца, мать — незаслуженные обиды несчастного своего детства. Егора Петровича «этот мальчик удивлял, и тревожил, и странно радовал в то же время своим ходом мысли, ее скачками, ее щенячьей логикой, где все найдешь: и выстраданную зрелость и детскую наивность».
Какие же причины заставили страдать Олю и Митю, заставили Чапа снова вспомнить и пережить тяжелые дни своего детства? Мещанско-обывательская пошлость, равнодушие, недоверие к человеку, которые нет-нет да и запускают свои ядовитые стрелы в юные незащищенные сердца. И первой маленькой стрелой, смутившей светлую радость чувства Оли и Мити, было назойливо-пошлое вмешательство Гриньки, одноклассника Мити, в тайну их отношений...
«— Любовь без радости, любовь без поцелуев и все же... и навсегда любовь,— сказал он, дирижируя самому себе тонкими кистями рук.
Он был слабенький мальчик, спортсмен никудышный, и только это удержало Митю от физического метода воздействия — это да еще Олина рука, схватившая его за плечо. Определять их отношения! Кто дал ему это право?
— О дон Мирониус! — пропела Оля, смеясь, стараясь не показать Гриньке, как прозвенела и над ее ухом его отравленная стрела».
Это было только предвестником дальнейших обид и оскорблений, которые нанесли Мите и Оле директор женской школы Антонида Ивановна и работник райкома комсомола Белкин. Эти горе-педагоги решили не пускать Митю и Олю работать в один и тот же лагерь, ибо мало ли что может произойти,— того и гляди будет задета «честь школы»...
Вот диалог по этому поводу умного, чуткого педагога Марии Сергеевны, тетки Мити, с Антонидой Ивановной, которой Оля простодушно призналась в любви к Мите:
«— Антонида Ивановна, в этике педагога нет более тяжкого проступка, как тот, что вы совершили. К вам пришла девочка как на исповедь. Она простодушно открыла вам всю свою душу. Вы даже вызвали ее к доверчивости именем покойной матери. Ну, а потом, по-казенному сняли трубку и казенному же человеку, деревяшке, все разболтали, выдали, преподнесли... И что же, доверие побито, как градом. Высокие переживания низведены публично к чему-то смешному, преданы ухмылке.
— Я, может быть, действительно изгнала их из рая, и они застыдились, как Адам и Ева,— язвительно согласилась Болтянская.
— Нет, Антонида Ивановна! Так можно воспитать только лицемеров и ханжей. А этого добра у нас хватает. Вы с Белкиным хотите отвлечь Митю и Олю от их любви, но способны отвлечь только от чистого в любви. Вы хотите сдерживать чистые чувства, а развязываете и насаждаете цинизм.
— Чистые отношения, нечистые,— Антонида Ивановна нетерпеливо вскочила.— Бросьте! Каким инструментом изволите это мерить? Скажите так: опасные отношения. И они должны находиться под неусыпным наблюдением.
Теперь поднялась и Мария Сергеевна.
— Хорошо,— сказала она.— Я остаюсь. Продам билет, верну путевку. Остаюсь. Только избавьте детей от вашего неусыпного наблюдения. Я уж сама как-нибудь...
Они пробирались среди вещей к выходу, и Антонида Ивановна, обескураженная крутым решением Марии Сергеевны, все время говорила о том, о другом, задерживалась, с напускным интересом разглядывала какие-то вещи, а Мария Сергеевна, точно усталый и сонный Кутузов, следовала за ней по пятам. И уж если пришло это сравнение, то все это подлинно напоминало отступление Наполеона из Москвы».
Здесь спор человека с мещанином, столкновение доверия к человеку с неуважением, светлого ума с мещанской пошлостью мысли.
Если впоследствии победа окажется за Марией Сергеевной, то разве это будет достаточным искуплением за мучительное унижение Оли и Мити, за то оскорбление, которое было нанесено их юным сердцам?..
Но вот перед нами еще одна история оскорбленной любви — кинофильм «А если это любовь?»
Герои его Борис и Ксения — тоже старшеклассники. Действие происходит на фоне новых, светлых зданий, которые встали на месте захудалых хибарок деревни Кузьмихино. И школа, где учатся Борис и Ксения, новая, просторная, полная воздуха и света. Разве место здесь старым предрассудкам!..
Фильм открывается сценой, где по широкому шоссе группа десятиклассников возвращается домой из школы. Школьники веселые, счастливые, и кажется невозможным, противоестественным, что чья-то злая воля готовится нанести им тяжелый удар.
Кто же носитель этого зла?
Учительница немецкого языка — «человек в футляре», или еще хуже — жандарм в юбке; ее ледяные глаза, каменный голос, самоуверенная тяжелая поступь сразу вызывают в зрителе непреодолимую неприязнь. Из обрывка письма Бориса к Ксении, где каждый нормальный человек увидит даже не любовь, а лишь радость поэтического предчувствия любви, эта учительница создает «дело» о нарушении нравственности.
Атмосфера поругания и клеветы, в какую попадают Борис и Ксения, становится все более невыносимой, и наступает катастрофа: на классной доске появляется надпись, выведенная трепещущей детской рукой: «Ксения отравилась».
Как же могло это случиться?
Ведь в школе много хороших, передовых педагогов— умная старая директриса, благородная молодая учительница, чуткий деятельный руководитель заводской практики. Почему же их совесть и разум не одолели мракобесия учительницы немецкого языка?
Беда в том, что этой особе помогали старые, физически уже отошедшие в прошлое, хибарки деревни Кузьмихино. Оттуда по каким-то неведомым каналам даже сквозь стены новых домов просочились жизненные установки «маленького чумазого». Носительницей их оказалась не только злоязычная баба с тазом — яростная дворовая сплетница, которая первая оскорбила Бориса и Ксению, когда они возвращались с прогулки по лесу, но и мать Ксении, простая, работящая женщина, которая одна без мужа вынуждена была воспитывать и кормить двоих детей. Это она, самозабвенно любя свою дочь, в бабьем страхе за ее судьбу стала внушать Ксении, что любовь — только плотское вожделение. Не ведая, что творит, она отняла у дочери веру в любовь.
История поруганной любви Бориса и Ксении кончается как будто благополучно; Ксения выздоравливает, школьный коллектив окружает ее нежной заботой... Но душевные раны остаются и долго не заживают.
Не на просторном шоссе, по краям которого высятся новые здания, как это было в начале фильма, а на еще незастроенном пустом пространстве Ксения прощается с Борисом. Напрасно юноша предлагает девушке свою любовь и защиту, она внешне спокойно, но с затаенной болью в недетских уже глазах говорит, что постарается быть счастливой и без любви.
Вот финал фильма — две маленькие фигурки расходятся в разные стороны и, по всей вероятности, навсегда.
Была ли это любовь или предчувствие любви — все равно погублено то, что могло бы остаться навсегда самым чистым и светлым переживанием.
Образ, навеянный первыми мечтами, предчувствиями любви, хранится в душе, как святая святых.
Как совесть, душу он хранит от преступлений; он след единственный младенческих видений. И деву чудную любил я, как любить не мог еще с тех пор, не стану, может быть.
Но тем ревнителям казенного благополучия, кто преследовал Бориса и Ксению, возможно, и эти стихи Лермонтова покажутся предосудительными...
И повесть и фильм, о которых шла речь, отнюдь не совершенны. В повести Атарова преднамеренность — дидактизм, поучительство мешает читателю ощутить поэзию отношений Оли и Мити. Ято касается фильма, то в нем обличив мещанства и доктринерства — всего, что мешает любви (это сделано очень сильно), заслонили самое любовь, поэзию зарождающегося чувства.
Таким образом, в произведениях, столь различных по жанру и по манере письма, есть общий и весьма серьезный изъян. И все же надо приветствовать их появление, потому что то были первые ласточки, возвещающие наступление весны в той области искусства и педагогики, где ставятся вопросы о воспитании чувств и прежде всего чувства любви. Насколько эти вопросы необходимо ставить, насколько они своевременны, говорит сама жизнь. И здесь следует вспомнить острую и умную статью учительницы Э. Марченко «В классе и на перемене», опубликованную в «Правде».
Некий педагог предложил десятиклассникам для домашнего сочинения тему: «Как я себе представляю своего друга». Педагог ожидал стандарта, описания схемы так называемого «положительного молодого человека». И вдруг среди стандартно-обтекаемых сочинений появляется работа, отличающаяся оригинальностью, смелостью мысли.
«Как я себе представляю молодого человека, которого хотела бы иметь своим другом? — пишет одна из учениц.— Он должен обладать комплексом следующих черт»... И далее под номерами перечисляются все, какие только можно перечислить, положительные качества человека. Сочинение кончается так: «В. Г. Белинский писал о любви: «Сердце имеет свои законы — правда, но не такие, из которых легко было бы составить полный систематический кодекс. Сродство натур, нравственная симпатия, сходство понятий могут и даже должны играть большую роль в любви разумных существ; но кто в любви отвергает элемент чисто непосредственный... тот не понимает любви. Если бы выбор в любви решался только волею и разумом, тогда любовь не была бы чувством и страстью».
Ясно, что девушке показалась оскорбительной сама идея учительницы составить этакий умозрительный путеводитель в область, где главным двигателем является сердце. Ясно, что автор всецело разделяет взгляд Белинского на любовь, как на чувство, которое хоть и подчиняется своим особым законам, но не таким, которые можно было бы механически втиснуть в определенные рамки.
Той бы учительнице поговорить с девушкой всерьез, по душам. Но она рассудила иначе. В конце сочинения красными чернилами написала: «Из сочинения видно, что ты мещанка. Рекомендую тебе в двухдневный срок написать другое сочинение на тему: «Мой любимый герой» (по любому советскому произведению). Это поможет тебе выработать правильные взгляды. В противном случае в журнале будет двойка».
Возможно, в сердце этой, по-видимому, незаурядной девочки-десятиклассницы зарождалось то поэтическое чувство, о котором она так искренне и горячо сказала словами Белинского. Но ее, как Олю Кежун и Ксению, мещане и догматики оскорбили грубым и пошлым окриком.
Чуткость и человечность были крайне необходимы и этой безымянной десятикласснице, и Оле, и Ксении, необходимы прежде всего для того, чтобы сохранились, сбереглись их ранние юношеские привязанности.
В одном из писем к А. Колесниковой Фадеев говорит об огромном значении для всей последующей жизни человека юношеской дружбы-любви:
«Я же все эти годы — с 1930 по 1936 — скитался по свету и окончательно, как мне казалось, не мог никого полюбить. В своем одиночестве, вполне уже зрелый человек, я много размышлял над этой стороной жизни своей и сопоставлял с жизнью других. И я понял (и просто увидел по жизни других), что наиболее счастливыми и наиболее устойчивыми, выдерживающими испытание времени, бывают браки, естественно (по ходу самой жизни) сложившиеся из юношеской дружбы, дружбы, носящей или с самого начала романтический характер, или превращающейся в романтическую спустя некоторый срок, но дружбы не случайной, а более или менее длительной, уже сознательной, когда начинают складываться убеждения, формироваться характеры и подлинные чувства. Необыкновенная чистота и первозданность такого чувства, его здоровый романтизм, естественно перерастающий в подлинную любовь, где молодые люди впервые раскрывают друг в друге мужчину и женщину и формируют друг друга в духовном и физическом смысле, рождение первого ребенка — все это такой благородный фундамент всей последующей жизни!
Жизнь сложна, обрастает бытовыми трудностями, несчастьями, а главное — обыденностью; не застрахована она и от увлечений сердца — таких, какие могут нанести рану человеку, связанному с тобой всю жизнь; совместная жизнь с годами кажется иногда уже лишенной чувства и смысла. Но это — только поверхностное ощущение. Стоит всколыхнуть привычный быт опасностью разлуки или гибели одного из любящих, потрясти душу каким-нибудь сильным, высоким переживанием, как вдруг снова, точно молнией, пронзит воспоминание юности, счастья первых лет, общих мечтаний, надежд, той близости, через которую физическая природа человека так прекрасно выражает духовную сторону любви,— первого плача ребенка, впервые переданного в руки отца из рук матери,— все это вновь и вновь осветит жизнь светом юности и любви,— заставит переступить все горькое, трудное, обидное, скучное, обыденное и будет скреплять жизнь невидимой духовной связью до ее последнего конца. Нет, должно быть, большего счастья, как спустя десять, пятнадцать, двадцать лет снова и снова сказать любимому человеку: «А помнишь?..» Как это, должно быть, очищает душу!..
Психологическая правда этих слов Фадеева и глубока и поэтична: научить любить означает научить и человеческому достоинству и умению быть счастливым....
В рассказе Чехова «О любви» герой говорит: «До сих пор о любви была сказана только одна неоспоримая правда, а именно, что «тайна сия велика есть», все же остальное, что писали и говорили о любви, было не решением, а только постановкой вопросов, которые так и оставались неразрешенными. То объяснение, которое, казалось бы, годится для одного случая, уже не годится для десяти других, и самое лучшее, по-моему,— это объяснять каждый случай в отдельности, не пытаясь обобщать».
И все же Чехов заставляет своего героя в конце рассказа сделать неопровержимое обобщение: надо бороться, отбрасывать все ненужное, мелкое, обманчивое — все то, что мешает любить.
Этот рассказ Чехова отвечает требованиям современного советского человека, героя нашего времени, которому так претит всякого рода лицемерно-ханжеское, аскетически-жертвенное отношение к любви.
Да, тайна сия велика есть, и всякий, кто пожелает в области личной жизни преподносить прописные истины, якобы общие во всех случаях, окажется в ложном, нелепом положении. Но в тайне любви все же есть одна простая и открытая для всех истина: при самых разных обстоятельствах человек обязан свято охранять поэзию и достоинство любви, то есть собственное свое достоинство человека и гражданина. Но, к сожалению, не всегда так бывает.
Что же произойдет если один из любящих окажется недальновидным и эгоистичным, а другой недостаточно сильным, чтобы противостоять недальновидности и эгоизму? Вот один весьма поучительный эпизод: красивая девушка, боевая комсомолка вышла замуж за ответственного работника, и круг ее интересов, становясь все более и более узким, наконец глухо замкнулся в домашний мирок-пылинку. Это резко изменило ее и внутренне и внешне. Она как-то вся поблекла и душевно и телесно, утратила былую подвижность, веселость, задор и краски молодости, а мужу становилось с ней все скучнее и скучнее. Во всем этом виноват не только муж Нины. Дело прежде всего в ней самой. Значит, не было в ней того гордого сознания своей общественной значимости, которое разбудила и укрепила в женщине Октябрьская революция.
В наши дни женщина должна уметь сопротивляться косности, защищать свою независимость, свое человеческое, достоинство. Ей даны все возможности (юридические, моральные) сопротивляться и защищать себя. А если она живет по инерции, по старинке, то в этом и беда ее и вина. Но об этом вы прочтете в следующей главе.
Приворот является магическим воздействием на человека помимо его воли. Принято различать два вида приворота – любовный и сексуальный. Чем же они отличаются между собой?
По данным статистики, наши соотечественницы ежегодно тратят баснословные суммы денег на экстрасенсов, гадалок. Воистину, вера в силу слова огромна. Но оправдана ли она?
Порча насылается на человека намеренно, при этом считается, что она действует на биоэнергетику жертвы. Наиболее уязвимыми являются дети, беременные и кормящие женщины.
Испокон веков люди пытались приворожить любимого человека и делали это с помощью магии. Существуют готовые рецепты приворотов, но надежнее обратиться к магу.
Достаточно ясные образы из сна производят неизгладимое впечатление на проснувшегося человека. Если через какое-то время события во сне воплощаются наяву, то люди убеждаются в том, что данный сон был вещим. Вещие сны отличаются от обычных тем, что они, за редким исключением, имеют прямое значение. Вещий сон всегда яркий, запоминающийся...
Существует стойкое убеждение, что сны про умерших людей не относятся к жанру ужасов, а, напротив, часто являются вещими снами. Так, например, стоит прислушиваться к словам покойников, потому что все они как правило являются прямыми и правдивыми, в отличие от иносказаний, которые произносят другие персонажи наших сновидений...
Если приснился какой-то плохой сон, то он запоминается почти всем и не выходит из головы длительное время. Часто человека пугает даже не столько само содержимое сновидения, а его последствия, ведь большинство из нас верит, что сны мы видим совсем не напрасно. Как выяснили ученые, плохой сон чаще всего снится человеку уже под самое утро...
Согласно Миллеру, сны, в которых снятся кошки – знак, предвещающий неудачу. Кроме случаев, когда кошку удается убить или прогнать. Если кошка нападает на сновидца, то это означает...
Как правило, змеи – это всегда что-то нехорошее, это предвестники будущих неприятностей. Если снятся змеи, которые активно шевелятся и извиваются, то говорят о том, что ...
Снятся деньги обычно к хлопотам, связанным с самыми разными сферами жизни людей. При этом надо обращать внимание, что за деньги снятся – медные, золотые или бумажные...
Сонник Миллера обещает, что если во сне паук плетет паутину, то в доме все будет спокойно и мирно, а если просто снятся пауки, то надо более внимательно отнестись к своей работе, и тогда...
При выборе имени для ребенка необходимо обращать внимание на сочетание выбранного имени и отчества. Предлагаем вам несколько практических советов и рекомендаций.
Хорошее сочетание имени и фамилии играет заметную роль для формирования комфортного существования и счастливой судьбы каждого из нас. Как же его добиться?
Еще недавно многие полагали, что брак по расчету - это архаический пережиток прошлого. Тем не менее, этот вид брака благополучно существует и в наши дни.
Очевидно, что уход за собой необходим любой девушке и женщине в любом возрасте. Но в чем он должен заключаться? С чего начать?
Представляем вам примерный список процедур по уходу за собой в домашних условиях, который вы можете взять за основу и переделать непосредственно под себя.
Та-а-а-к… Повеселилась вчера на дружеской вечеринке… а сегодня из зеркала смотрит на меня незнакомая тётя: убедительные круги под глазами, синева, а первые морщинки
просто кричат о моём биологическом возрасте всем окружающим. Выход один – маскироваться!
Нанесение косметических масок для кожи - одна из самых популярных и эффективных процедур, заметно улучшающая состояние кожных покровов и позволяющая насытить кожу лица необходимыми витаминами. Приготовление масок занимает буквально несколько минут!
Каждая женщина в состоянии выглядеть исключительно стильно, тратя на обновление своего гардероба вполне посильные суммы. И добиться этого совсем несложно – достаточно следовать нескольким простым правилам.
С давних времен и до наших дней люди верят в магическую силу камней, в то, что энергия камня сможет защитить от опасности, поможет человеку быть здоровым и счастливым.
Для выбора амулета не очень важно, соответствует ли минерал нужному знаку Зодиака его владельца. Тут дело совершенно в другом.
© Все права на статьи принадлежат авторам сайта, если не указано иное.
16 +