Писателю трудно написать автобиографию: о своей жизни он привык рассказывать по-другому — смешивая правду с вымыслом, прячась за спины героев. Мне шестьдесят семь лет, друзья иногда спрашивают меня, почему я не пишу мемуаров. Для того чтобы задуматься над прошлым, нужны отъединение и время, а у меня нет ни того, ни другого, я живу настоящим и все еще пытаюсь заглянуть в будущее. Жизнь нельзя просто пересказать, это неинтересно. Да и опасно полагаться на память: оглядываясь назад, видишь десятилетия в тумане, лес, а в лесу — случайно запомнившиеся полянки. Для того чтобы рассказать о жизни, следует ее продумать. Сейчас моя голова занята другим — движением за мир, литературными спорами, газетным шелестом, который громче грома.
Нелегко будет потомкам разобраться в душевных драмах нашего времени: мы оставим после себя куда больше анкет, чем дневников или исповедей. Очевидно, таковы законы эпохи, и мне придется ограничиться кратким перечнем событий.
Родился я 27 января 1891 года в Киеве, в еврейской семье среднего достатка. Когда мне было пять лет, родители переехали в Москву, отец получил должность управляющего на Хамовническом пивоваренном заводе. Я учился в первой московской гимназии. По-еврейски я не умею говорить, но о том, что я — еврей, мне неоднократно напоминали люди, которые, видимо, верят в особые свойства крови. Я не расист, никогда им не был, но покуда на свете водятся расисты, на вопрос о национальности я отвечаю: «еврей».
Рядом с пивоваренным заводом жил Лев Николаевич Толстой. Однажды он пришел на завод, отец показывал ему, как варят пиво. Я, разумеется боялся пропустить слово. Меня удивило, что Толстой говорил о том, как заменить водку пивом,— я был убежден, что он хочет заменить ложь правдой — об этом кричали студенты, которые приходили в переулок с песнями, да и рабочие завода говорили, что «граф за правду», а отец дал мне переписать «Не могу молчать».
В гимназии я сначала был примерным учеником, но скоро отбился от рук. Особенно трудно мне давалась математика. Я очень много читал в детские годы, любил зоологию, сидел часами над микроскопом, увлекался древней историей. Вероятно, я все же дотянул бы до аттестата зрелости, но мне было четырнадцать лет, когда впервые история (не древняя) вмешалась в мою жизнь, и в анкетах на вопрос об образовании мне приходится писать «незаконченное среднее».
Революция 1905 года изменила мою жизнь. Я убегал на митинги, в декабре помогал строить баррикады. (Помню зарево над Пресней.) Я начал читать популярные книги марксистов, народников. В конце 1906 года я вошел в гимназическую организацию РСДРП, а несколько месяцев спустя — в московскую организацию большевиков. Я работал организатором в Замоскворецком районе, связывался с солдатами; знал «Макара» (Ногина), «Иннокентия» (Дубровинского), «Егора», «Таню», Илюшина с обойной фабрики Сладкова, ходил на собрания то на татарском кладбище, то на Воробьевых горах, то в Марьиной роще. Были явки, дискуссии с меньшевиками — перед выборами делегатов на съезд. Я даже написал сочинение «Два года единой партии», где наивно спорил против объединения большевиков с меньшевиками.
В январе 1908 года гимназическую организацию арестовали. Главными обвиняемыми были Валя Неймарк и я. Арестовали и Надю Львову, но ее вскоре освободили на поруки — ей было всего шестнадцать лет. Она меня удивляла тем, что любила стихи (она потом выпустила сборник стихов и кончила жизнь самоубийством). Основными пунктами обвинения, которые предъявлял мне полковник жандармского корпуса Васильев, была рукопись «Два года единой партии» и найденная у меня печать военной организации РСДРП. Я сидел в Сущевской части, в Басманной, потом в Бутырках в одиночке. Мне было предъявлено обвинение по 102 статье. Отец, понатужась, внес залог, и меня освободили до суда. В Москве мне жить не разрешили, и я уехал в Полтаву, хотел работать в подполье, но шпики ходили за мной по пятам. В декабре 1908 года я очутился в Париже, разыскал там товарищей, они повели меня в кафе на авеню д'Орлеан, где собиралась большевистская группа. Я увидел Ленина, который пригласил меня к себе.
Много лет спустя я прочитал воспоминания Н. К. Крупской, она рассказывает, что Владимир Ильич, читая «Хулио Хуренито», вспомнил автора: «Илья лохматый». У меня действительно были жесткие волосы, которые торчали в беспорядке. Я был очень молод и самонадеян, Ленину я начал излагать содержание моего опуса «Два года единой партии». Вероятно, он про себя смеялся над молодым начетчиком; он меня расспрашивал, какие пьесы идут в Москве, что думает молодежь о Леониде Андрееве, о декадентах, читают ли сборники «Знание».
В течение года я мечтал о нелегальном возвращении в Россию, продолжал ходить на собрания, спорил с меньшевиками, с эсерами, считал себя революционером. Потом, вместо прямой дороги, передо мной оказался клубок тропинок; я многому научился и многое потерял. В мою жизнь вошли поэзия и Париж.
В отрочестве я никогда не мечтал стать писателем. В Париже я встретился с молодой студенткой, которая любила стихи. Она мне читала Блока. Я вначале ворчал, потом соблазнился и начал сам писать. Эта студентка тоже стала впоследствии поэтессой — Е. Г. Полонская. Я писал стихи день и ночь, ходил по улицам Парижа и что-то бормотал, удивляя прохожих. В конце 1909 года в петербургском журнале «Северные зори» было напечатано мое первое стихотворение. В 1910 году я несколько месяцев постился, копил деньги, набрал двести франков и отнес их русскому типографу Рираховскому, который отпечатал в количестве двухсот экземпляров мой первый сборник стихов.
С тех пор я пишу стихи, иногда с большими перерывами. Говорят, что стихи, прежде всего дело молодых. Но вот я и теперь, не умея выразить в прозе того, что меня заполняет, часто возвращаюсь к стихам, не печатаю их, но пишу.
Мои первые сборники мне кажутся ученическими, хуже того — стилизованными. Только в 1915—1916 годах я начал говорить о том, что меня волновало. В Москве вышла моя книга «Стихи о канунах» — накануне революции. Брюсов написал о ней статью, он отмечал мою склонность к сатире и говорил, что я, должно быть, начну писать прозу.
Кроме поэзии, в мою жизнь вмешался Париж; он учил меня правде и неправде, красоте и беспорядку, восхищал и приучал к отчаянию. Чем только я не увлекался в те годы? Древней испанской поэзией и живописью Модильяни, философией, архитектурой, религией. Денег у меня не было, я жил беспорядочно, ходил оборванный, частенько голодал, работа была случайной — то служил гидом, то возил на товарной станции тележки.
В Россию я вернулся в июле 1917 года с группой политических эмигрантов — через Англию и Скандинавию. Революции я не понял, и блуждания мои продолжались.
В 1921 году я вернулся в Париж с советским паспортом. Меня и мою жену вскоре арестовали, выслали под конвоем на бельгийскую границу. В Бельгии за меня заступился поэт Франс Элленс, и мне разрешили прожить там несколько месяцев. Там я написал мой первый роман «Необычайные похождения Хулио Хуренито и его учеников». Написал я его за один месяц — я годами думал об этой книге и рассказывал друзьям вошедшие в нее истории. Хулио Хуренито — мексиканец; я дружил с художником Диего Риверой, и он часто говорил о своей родине. Происшествия, относящиеся к «ученику великого мексиканца» Илье Эренбургу, выдуманы, но «Хулио Хуренито» своего рода автобиография — это рассказ о пережитом и передуманном в предшествующие годы. Конечно, я изменился, изменились и мои суждения, но, в отличие от многих моих книг, «Хулио Хуренито» я не разлюбил.
С тех пор я стал писателем, написал около сотни книг, писал романы, рассказы, эссе, путевые очерки, статьи, памфлеты. Эти книги различны не только по жанру — я менялся (менялось и время). Все же я нахожу нечто общее между «Хулио Хуренито» и моими последними книгами. С давних пор я пытался найти слияние справедливости и поэзии, не отделял себя от эпохи, старался понять большой путь моего народа, старался отстоять право каждого человека на толику тепла. Я говорю «пытался», «старался» — у меня есть и стены и потолок; я не обольщаюсь своими возможностями, но гуманизм для меня не был отвлеченным понятием, я ему учился с детства — и на книгах и на людях.
Писателя часто спрашивают, какими книгами он увлекался, кто на него влиял. В разные периоды моей жизни я любил разные книги; пожалуй, через всю мою жизнь я пронес любовь к двум не похожим друг на друга писателям — к Чехову и к Стендалю. Многому меня научил Герцен. Из русских поэтов чаще всего я возвращался к Тютчеву.
Мне хочется упомянуть о некоторых людях, которым я много обязан. С А. Н. Толстым я познакомился в 1912 году, в течение тридцати лет его дружба, его присутствие в жизни, веселье и доброта помогали мне жить. В 1915 году я встретил Пабло Пикассо, и недавно — весной 1958 года — мы с ним вспоминали прошлое. Этот большой художник помог мне приблизиться к искусству. В 1920 году я работал в ТЕО, моим начальником был В. Э. Мейерхольд. Мы с ним ссорились, мирились, я любил в нем вдохновение. И. Э. Бабель был моим большим другом, его ум и сердце не раз меня приподымали. В разные эпохи я часто встречался с поэтами, назову тех, кого нет в живых,— Маяковского, Есенина, Мандельштама, Марину Цветаеву, Юлиана Тувима, Макса Жакоба, Поля Элюара, Незвала. Нужно ли говорить о том, что мне дали эти встречи?..
В 1932 году я был в Кузнецке. Книга «День второй» обычно считается поворотом в моей литературной судьбе. Может быть, это и справедливо. Меня потрясло упорство людей, строивших заводы в ужасных условиях, а еще сильнее потрясло меня их стремление приобщиться к тому духовному богатству, которое обычно называют «культурой»* Я понял, что жертвы оправданы. Мысли о том, что «культуру» нужно «укоренить», сделать творчеством всех, стали для меня путеводными. Я увидал тогда и другое: необходимость правды в искусстве. Правда страшна дряхлым, и если порой ее страшатся подростки, то, скорее всего от недопонимания.
Большим событием в моей жизни была Испания. Я полюбил эту страну до гражданской войны. Годы войны я провел, там. Я ездил в грузовике с кинопередвижкой и типографией. Мы показывали анархистам на Арагонском фронте «Чапаева» и «Мы из Кронштадта». Там я встретился с Рафаэлем Альберти, там еще застал Антонио Мачадо. Я был на последнем заседании кортесов в бомбоубежище возле французской границы, видел, как республиканцев французские жандармы загоняли в концлагеря. Я понял тогда, что предстоит человечеству.
Я был в Париже, когда туда вошли солдаты Гитлера. За несколько недель до развязки французы меня арестовали, обвинили в связи с... гитлеровцами. Спас меня советский поверенный в делах Н. Н. Иванов.
Вернувшись в Москву, я начал писать «Падение Парижа». Роман был почти закончен, когда немцы напали на нас. Последние десять страниц я дописал в Москве в январе 1942 года, между двумя поездками на фронт.
В годы войны я делал все, что мог. Я говорил тогда, что нужно не пытаться создавать литературу, а ее защитить — язык, родину, народ. В те годы я подружился с очень многими людьми крепкой, солдатской дружбой. С некоторыми я и теперь переписываюсь.
После войны я написал «Бурю». Победа оказалась не такой, какой она мыслилась в землянках и блиндажах. Начали говорить о возможности новой войны, еще более ужасной. Борьба за мир стала продолжением военных лет. Я положил на нее много сил и времени, но не жалею об этом.
В последние годы мне привелось много ездить. Европу я знал и прежде, но увидел впервые Соединенные Штаты, Канаду, Китай, Чили, Аргентину, Индию, Японию. В странах Азии я открыл для себя общность культур — меня поразило не то, что разъединяет людей, но то, что их сближает.
Много трудного пришлось пережить мне, как и другим моим сверстникам. Меня часто обвиняли в желании многое проверить, в том, что несправедливо порой называют «скептицизмом». Я не люблю слепой веры, но люблю верность. Нужно уметь победить в себе вспышки обиды, отчаяния. Я до конца сохраню верность и тем идеалам, которые смутно увидел в отрочестве, и погибшим друзьям, и советскому народу — он воистину выстрадал свое право на счастье — и трудом, и душевной силой, и потом, и слезами, и кровью.
Шестьдесят семь лет — глубокая осень жизни, а пишу я эти строки в майский день. Уже зеленеют осины, и под моим окном цветут подснежники, крокусы. Я люблю весну, как любил ее мальчишкой,— значит, через все испытания я пронес самый прекрасный дар: надежду.
Популярные статьи сайта из раздела «Сны и магия»
.
Магия приворота
Приворот является магическим воздействием на человека помимо его воли. Принято различать два вида приворота – любовный и сексуальный. Чем же они отличаются между собой?
По данным статистики, наши соотечественницы ежегодно тратят баснословные суммы денег на экстрасенсов, гадалок. Воистину, вера в силу слова огромна. Но оправдана ли она?
Порча насылается на человека намеренно, при этом считается, что она действует на биоэнергетику жертвы. Наиболее уязвимыми являются дети, беременные и кормящие женщины.
Испокон веков люди пытались приворожить любимого человека и делали это с помощью магии. Существуют готовые рецепты приворотов, но надежнее обратиться к магу.
Достаточно ясные образы из сна производят неизгладимое впечатление на проснувшегося человека. Если через какое-то время события во сне воплощаются наяву, то люди убеждаются в том, что данный сон был вещим. Вещие сны отличаются от обычных тем, что они, за редким исключением, имеют прямое значение. Вещий сон всегда яркий, запоминающийся...
Существует стойкое убеждение, что сны про умерших людей не относятся к жанру ужасов, а, напротив, часто являются вещими снами. Так, например, стоит прислушиваться к словам покойников, потому что все они как правило являются прямыми и правдивыми, в отличие от иносказаний, которые произносят другие персонажи наших сновидений...
Если приснился какой-то плохой сон, то он запоминается почти всем и не выходит из головы длительное время. Часто человека пугает даже не столько само содержимое сновидения, а его последствия, ведь большинство из нас верит, что сны мы видим совсем не напрасно. Как выяснили ученые, плохой сон чаще всего снится человеку уже под самое утро...
Согласно Миллеру, сны, в которых снятся кошки – знак, предвещающий неудачу. Кроме случаев, когда кошку удается убить или прогнать. Если кошка нападает на сновидца, то это означает...
Как правило, змеи – это всегда что-то нехорошее, это предвестники будущих неприятностей. Если снятся змеи, которые активно шевелятся и извиваются, то говорят о том, что ...
Снятся деньги обычно к хлопотам, связанным с самыми разными сферами жизни людей. При этом надо обращать внимание, что за деньги снятся – медные, золотые или бумажные...
Сонник Миллера обещает, что если во сне паук плетет паутину, то в доме все будет спокойно и мирно, а если просто снятся пауки, то надо более внимательно отнестись к своей работе, и тогда...
При выборе имени для ребенка необходимо обращать внимание на сочетание выбранного имени и отчества. Предлагаем вам несколько практических советов и рекомендаций.
Хорошее сочетание имени и фамилии играет заметную роль для формирования комфортного существования и счастливой судьбы каждого из нас. Как же его добиться?
Еще недавно многие полагали, что брак по расчету - это архаический пережиток прошлого. Тем не менее, этот вид брака благополучно существует и в наши дни.
Очевидно, что уход за собой необходим любой девушке и женщине в любом возрасте. Но в чем он должен заключаться? С чего начать?
Представляем вам примерный список процедур по уходу за собой в домашних условиях, который вы можете взять за основу и переделать непосредственно под себя.
Та-а-а-к… Повеселилась вчера на дружеской вечеринке… а сегодня из зеркала смотрит на меня незнакомая тётя: убедительные круги под глазами, синева, а первые морщинки
просто кричат о моём биологическом возрасте всем окружающим. Выход один – маскироваться!
Нанесение косметических масок для кожи - одна из самых популярных и эффективных процедур, заметно улучшающая состояние кожных покровов и позволяющая насытить кожу лица необходимыми витаминами. Приготовление масок занимает буквально несколько минут!
Каждая женщина в состоянии выглядеть исключительно стильно, тратя на обновление своего гардероба вполне посильные суммы. И добиться этого совсем несложно – достаточно следовать нескольким простым правилам.
С давних времен и до наших дней люди верят в магическую силу камней, в то, что энергия камня сможет защитить от опасности, поможет человеку быть здоровым и счастливым.
Для выбора амулета не очень важно, соответствует ли минерал нужному знаку Зодиака его владельца. Тут дело совершенно в другом.
© Все права на статьи принадлежат авторам сайта, если не указано иное.
16 +