Автобиография — это воспоминания человека, прошедшего определенный жизненный путь, сообщение о людях, фактах, событиях, сыгравших важную роль в его формировании, росте. Богат, сложен и неповторим жизненный путь, пройденный человеком! Много в мире людей, не похожи они друг на друга, столь же многообразна, не тождественна их личная биография. В жизни каждого человека немало бывает трудностей, радостей, страданий, удач любви, горестей разлуки, падений и взлетов, которые в совокупности могли бы послужить содержанием поучительной повести или романа большого объема.
Не потому, что я ленив или скрытен, но по каким-то другим непонятным мне причинам, я не пытался до сих пор писать автобиографию, из-за чего приходилось не однажды выслушивать упреки читателей, близких друзей.
Чтобы написать автобиографию, необходимо оживить все свое прошлое, заставить заговорить сами факты, которые приводит память. Это может сделать не каждый человек, и я заранее прошу читателей извинить меня за краткость изложения. Для того чтобы полностью описать свою жизнь, у меня не хватает умения.
Те из киргизов, кто родился до Октябрьской революции, не могут точно определить свой возраст, им не могут помочь в этом деле их родители. Дата рождения устанавливалась обычно в связи со значительными событиями, имевшими место в прошлом, вроде: «он родился, помню, в то время, когда люди умирали от страшного тифа»; «родился, кажись, в том году, когда произошел падеж скота от бескормицы»; «когда умер соседний бай-богач» или «когда какой-то человек пустился в паломничество в Мекку».
Только после долгих расспросов живых свидетелей прошлых событий, какого-нибудь седобородого, тугого на ухо, ветхого старика или беззубой, в паутине морщин старушки, которые занимались определением лет особыми своими приемами, можно было, наконец, приблизительно узнать, в каком году родился человек. Но месяц и день рождения пожилых людей не мог установить ни один «пророк-прорицатель». При этом, как правило, ходили различные легенды в связи с рождением того или иного человека. Точно то же было с моим рождением.
Если верить семейным легендам и преданиям, то я, оказывается, родился в ту весну, когда под снежным обвалом погиб некий Черный охотник. В каком же году это произошло?
В тот год белый царь воевал с низкорослыми джапанцами.
Следовательно, выходит, что я родился во время русско-японской войны. В моем паспорте сейчас можно прочитать: рождения 1904 года 7 ноября.
Киргизы не были глубоко религиозны. Среди них находилось немало людей, высказывавших свое недовольство богом. И одним из таких «непокорных» был мой отец. Отец веровал в бога, хотя нередко говаривал: «Несправедлив он, разве это бог?!» Свои бедствия он объяснял «неразумными деяниями» бога. До самой смерти он не переставал утверждать, что «у бога нет справедливости».
В те времена всеми делами рода вершили влиятельные старейшины — аксакалы. Тот, кто пытался не подчиниться их решению, объявлялся «непокорным бунтарем» и был окружен общей ненавистью. Поскольку мой отец был одним из таких «бунтарей», люди говорили о нем: «Ничего не признающий Рыжий-хан» (отец был светлолиц).
Внешняя суровость и повышенная раздражительность не мешали отцу моему быть человеком честным, правдивым, независимым. Он наставлял нас, детей своих, на добрый путь, предостерегал от всего порочного. Современники, люди, которые знали моего отца, его бунтарскую! непокорную натуру, рассказывают о нем много легенд. Когда старейшины рода решили выдать замуж его дочь Батму и получить за нее калым, отец страшно разгневался и, вопреки всем традициям, отдал Батму за бедного юношу — сироту Калметая.
Позже люди аула, как пословицу, повторяли: «Если ты храбрый, то выдай свою дочь замуж без калыма, как Токомбай».
Моя мать, Уулбала, была дочерью храброго Байшукура из рода Таздар. О Байшукуре сохранилось предание, что он — батыр, много раз подставлявший свою исполинскую грудь ударам штыков в схватках за благополучие и честь своего рода. Однажды в сражении враги раздробили ему кость ноги. Но он вновь бросился в бой, и когда ему вонзилась в грудь смертельная стрела, выпущенная из лука его противником, Байшукур, не теряя самообладания, приехал с поля боя домой, распорядился наследственным имуществом и лишь после этого вытащил ядовитую стрелу из своей груди и отошел к вечному сну...
Уулбала, будучи еще девушкой, без посторонней помощи сложила песню и оплакивала отца, за что была названа людьми «кошокчи» (сочинительница плачей).
Помню, как в трескучую морозную ночь мать, посадив нас, детей, вокруг себя, спокойным, пленительным голосом распевала старинные обрядовые песни-кошок, рассказывала волшебные сказки. Она учила нас запоминать загадки, скороговорки, народные песни, исполняемые на свадебных играх. Так водилось не только у нас: каждая мать для своих детей играла роль первой школы и первого учителя.
Наш дом особо притягивал нищих, сказочников, певцов. После того как они уйдут, мы, малыши, старались подражать не только их песням и рассказам, но и походке, жестам. На меня произвел особо сильное впечатление «юродивый» по имени Урак — непризнанный сказитель героического эпоса «Манас». О нем говорили: «Не имел он ни дома, ни семьи, ночевал там, где заставал его вечерний закат: был он человек не то помешанный, не то нетрезвый, но в то же время мудрец, не ведавший страха, сеявший добро теплыми, вдохновенными словами». Теперь, когда я вспоминаю его, передо мною почему-то возникает образ греческого философа Диогена, и мне хочется назвать Урака «Диогеном кочевников». Слова его были непростыми: он пел о жизни и смерти, о щедрости и жадности, о добродетели и пороке, о богатстве и бедности... Он предсказывал судьбу по бараньей лопатке, он же нащупывал пульс, определял болезни и лечил людей.
Этого певца-мудреца народ называл «думана» — нищим, обладавшим даром прорицания. Но он, как иные нищие, не гонялся за милостынями. Единственное добро и богатство, которым он располагал, был его гладкий прочный посох. Он пел, взывая к добродетели, истине, сопровождая свои песни выкриками. Он исполнял героические эпосы «Курманбек», «Семетей», «Манас». Урак гостил у нас очень часто, и его приход был для меня огромной радостью.
Многое из песенного репертуара Урака оставалось у меня в памяти. Я мог полностью воспроизвести сказание о Курманбеке и частично из эпоса «Семетей». Значительная доля тех сказаний не выветрилась из памяти даже в зрелые годы. Так, например, в моем исполнении был записан краткий вариант эпоса «Курманбек» и был в 1923 году напечатан в журнале «Чолпон» («Утренняя звезда») на казахском языке. Как раз в то время я только что начинал владеть письмом.
Я никогда не в силах забыть свою любимую мать и доброго Урака, открывших мне сокровища устного народно-поэтического творчества. Оставленное ими песенное наследство оказало мне неоценимую помощь в творческой работе. Но из-за неумения целесообразно и вдумчиво пользоваться неиссякаемым кладом были у меня случаи, когда я оказывался скованным традиционными формами фольклора. Такую временную неудачу, видимо, пережили и многие писатели других народов, не имевших письменной традиции. Только используя опыты, достижения советской и русской реалистической литературы, мы оказались перед возможностью правильного, творческого использования богатейшего фольклорного наследия.
Страшный голод, начавшийся в 1917 году при Керенском, свирепствовал до 1918 года на всей территории Киргизии. Из восьми членов нашей семьи остался в живых чудом один только я.
Отец у меня был человеком резким, вспыльчивым, не признававшим ни авторитета людей, ни силы власти, а мать — на редкость мягкой, душевной, внутренне гармоничной. И, несмотря на такие резкие расхождения в характерах, они оба наставляли нас на добрый путь, повторяли как молитву свое родительское поучение: «Избегайте воровства, не говорите ложные слова, не замышляйте ни о ком дурного, не преклоняйте по-рабски голову перед гордецами, не жалейте силы и жизни ради доброго дела, а главное — будьте дружны, не зря говорится, «где дружба — там и счастье»...
Они повторяли это и во время страшного голода, сопровождаемого тифом, и на смертном одре.
В условиях патриархально-кочевой жизни полнота власти принадлежала тем, кто был сильным, грубым, жестоким, беспощадным. Из-за отсутствия письменности, не имея твердо закрепленных правил господства над народом, баи-богачи пользовались неприкрытой грубой силой; подлостью, кровавой жестокостью. Этот свой преступный опыт они старались передать детям с самого раннего возраста. Как бы в шутку тот или иной бай подзадоривал своих малышей: «Крой его... Ну-ка, теперь стукни его, бей кулаком, а вот еще раз!..» Затем и простолюдины в отместку стали подстрекать своих детей: «Ну, и ты крой его!.. Бей его, ну, что стоишь?!»
Воспитание, которое я получил дома, те наставления, которые давали мои родители, противостояли этой жестокой феодальной морали: Какими бы простодушными, наивными ни казались они порою, но именно они сопутствовали мне всюду, руководили моим поведением. В суровые годы классовой борьбы всякого рода враги, провокаторы не однажды пытались забрызгать меня грязью, запугать угрозами, толкнуть на ложный путь, учинить надо мною кровавую расправу. Но я еще в детстве твердо усвоил правило не поддаваться лжи, преступному уговору и не гнуться перед грубой силой, и это правило, впоследствии укрепленное мощными принципами коммунистической морали, стало как бы наг следственным, основным качеством моего характера.
В годы гражданской войны я был круглым сиротой, а жестокий голод, как смерч, буйствовал по всему Семиречью. В то время невозможно было найти временный приют и крошку хлеба, обходя все нынешние Иссык-Кульскую, Нарынскую, Фрунзенскую области; под страхом голодной смерти я был вынужден с 1917 до середины 1919 года скитаться по всей Северной Киргизии, поддерживая жалкое свое существование случайными подаяниями.
Отдельные картины из моей тогдашней бродяжнической жизни были воспроизведены впоследствии в повести «Раненое сердце». Обычно нищие просили подаяния «бога ради». Я не произносил эти слова, и не потому, что мне не был понятен их смысл, а просто мне было не по душе протягивать руку. Ничего, не говоря, без всякого вступления я, бывало, начинал с ходу петь романтическую песню Исака Шейбекова о восстании киргизов «Многострадальный народ золотой» и эпос «Курманбек». И это была не моя находка, петь ее мне посоветовал некий бродяга-старец по имени Бектурган. Про какие только чудеса не рассказывал мне этот старец! Я тогда с удивлением думал, что вряд ли на свете есть еще такой же неповторимый человек, что люди, подобные ему, вряд ли бывают, смертны...
В один из дней летом 1919 года, наконец, я нашел своих родственников по отцу в Иссык-Куле, и многие бедствия, связанные со скитальческой жизнью, остались позади.
В некоторых местах открылись первые начальные школы. Тогда с трудом приобретали бумагу и карандаши, поэтому многие из учеников выводили письмена на высушенной гладкой глине. В школах обучали и военному делу: ученикам вместо винтовок выдавали деревянные макетики, и они с воодушевлением пели ныне забытые маршевые песенки «Наш предок», «Герой-турчанин», «Мы — народ киргизский». Мне тоже страшно хотелось петь, маршировать, как те ребята, но для этого нужно было внести за труд учителя одну овцу, а за меня никто внести такую плату не мог...
Годы моего учения, связанные с ним трудности и мои страдания, видимо помнит тогдашний юноша-учитель Тологен, считавшийся одним из дальних родственников моей матери. Был он умный, мягкий юноша, и его любили в аиле. Возможно, что он знал меня и раньше по рассказам односельчан.
— Ну, что, родич, думаешь учиться? Твой ровесник Калык отзывается о тебе, как об одаренном юноше. Раньше ты не учился грамоте? Садись и занимайся вместе с ребятами, а бумагу и карандаш сможешь достать?
Уроки, даваемые Тологеном, оказались проще и понятнее, чем зубрежка загадочных отрывков из корана, какой занимались в старых школах. Каждый раз вновь освоенные мною буквы, как цыплята, вылупившиеся из яйца, оживали передо мной и приходили в движение: «Ат, ата, тат, атат, тата — конь, отец...» — всего только две буквы, а говорят так много! (Читая же коран, не понимал я ни одного слова.) Как это чудесно!
Для меня неиссякаемым рулоном бумаги стала служить песчаная гладь. Лежа на боку на берегу озера, на намытом водой песке с утра до вечера я выводил до ряби в глазах капризные начертания букв...
Мой зять, искусный мастер, сделал мне самодельный карандаш — свинцовый гвоздик, которым можно было писать не только на сухой глине, но даже и на бумаге. Трудно себе представить мою тогдашнюю радость, я и сейчас ясно помню блестящий серебряный след от самодельного карандашика, и мне кажется, что это самый чудесный пишущий инструмент, который я когда-либо видел.
...Давно я не видел свою старшую сестру Батму, выданную замуж, вопреки обычаю, без калыма. Последний раз мы расстались в 1916 году. После возвращения из Китая, в 1918 году, они с мужем осели в местечке Кочкорка. Из расспросов близких и случайных людей они узнали, что я единственный из всех родных, который остался в живых, и муж сестры приехал, чтобы забрать меня к себе.
У зятя я научился тачать сапоги, делать деревянные ведра, вырезывать из кости пуговицы, выстругивать колодки для обуви. Кто бы ни приглашал, я приходил к нему в дом и мастерил. Никто тогда не знал, что надо требовать оплату за ручной труд. «Какие искусные руки у него! А наши дети не умеют даже пищу толком проглотить! Дай бог тебе счастья, а сапоги на самом деле чудесно сшиты!» — эти похвалы были для меня вроде платы за труд.
Когда умирал знатный человек, по вековой традиции умершего оплакивали три раза в день в течение года. Чтобы прослушать песню-плач о знатном человеке, собиралось много людей. Юноши — любители песен вроде меня внимательно слушали плакальщиц и запоминали их произведения.
Много перенял я таких плачей из уст своей матери. Материнские песни мне нравились больше, так как многие профессиональные плакальщицы часто старательно голосили в тоне крайней безнадежности, без всякой рифмы, повторяя одно и то же: «Безжалостная ты, смерть, лишила нас опоры!..», «Лучше бы не умирал, наш бесценный!..»
Иногда, подражая плакальщицам, я пел грустные плачи. Однажды Алмадай-апа — бабушка одного моего товарища,— очень любившая песни,— спросила меня:
— А вот, если умер, скажем, дед Джумабай, как бы ты оплакал его? Возьми сейчас и спой нам плач, а мы послушаем!
Джумабай, бывший в молодости хозяйственным, храбрым, удачливым джигитом, доживал тогда свой долгий век, он был почти столетним дряхлым стариком. Это предложение увлекло меня, и я сразу вспомнил плач, который по требованию манапа Чыныбая был сочинен его женами, когда тот, будучи еще живым, вздумал испытать верность и одаренность своих супруг. Вспомнил я и похоронную песенку про одного пастуха, который, подражая знатным богачам, потребовал при жизни, чтобы его сноха сложила плач о нем. И Джумабай вдруг ясно предстал перед глазами. Уперши руки в бока и направив застывший взгляд высоко над деревянным каркасом юрты, я начал оплакивать живого Джумабая, посвящая ему все заученные мной ранее плачи. А в конце каждой строфы, как полагалось, начинал голосить. Причитания эти вызвали вначале смех у меня самого и у ребят, стоявших рядом. Алмадай-апа же стала одобрять меня: «Пой дальше, светик мой, очень уж складно у тебя получается!» И я пою:
Садился ты на голубого коня, признав его резвым,
Облачался ты в голубую шубу, считая ее теплой.
Оставлен конь голубой на лету,
Свернута шуба голубая, добротная.
Скачут молодцы через перевалы,
Раздавая щедро дар по пояс.
Богатырь ты — бесценный отец,
Куда ты удалился, покинув нас?
Покрыты вершины Ала-Тао снегом сыпучим
Сочувствуют ли они мне, горемычному?
Покинутый, одинокий и юный —
Есть ли еще на свете душа несчастнее меня?!
Отец дорогой! Когда ты был живой,
Питал и растил меня с любовью.
Отец золотой! Когда ты закрыл глаза свои,—
Прозвали меня жалким сиротой...
Я спел несколько таких грустных песен. Видимо, я постепенно вошел в роль, стал оплакивать и собственную тяжелую долю. Даже ребята перестали смеяться и слушали меня с огромным вниманием.
— Достаточно, сынок, хватит!..— послышался мужской грудной голос. Оказалось, что снаружи слушала меня не только Алмадай-апа, как я думал, но и целая группа любопытных из аила. Среди них были и не знакомые мне люди. Если бы я знал заранее, что соберется столько людей, я бы, конечно, отказался петь.
Длинной вереницей проходили дни. Мои сверстники, которые учились в Ташкенте, приехав в аил, сообщили мне неожиданную новость; «Таких сирот, как ты, сама власть кормит, одевает и учит, езжай туда». Но чтобы ехать учиться в Ташкент, нужны были деньги, а у меня не было ни гроша. Оставалось только обильно проливать слезы от сознания своего бессилия. Брат отца, Курманалы, был беден, скота у него не было и в помине. Желая отправить меня учиться, он выпросил в долг у одного аильца Сырдыбая тощую, заезженную до выбоин на спине мухортую лошаденку и сказал мне: «Как-нибудь променяешь ее на деньжонки, остальное приобретешь там, если посчастливится...» Мухортая кляча еле дотрусила до Пишпека. Я же вместе с погонщиками казенного скота в качестве пастуха держал путь пешком дальше до Ташкента...
Учебный 1922—1923 год был давно уже начат, когда я прибыл в чужой для меня город, совершив огромный пеший переход. Куда только не водили меня, новичка, ребята, которые учились там и были знакомы с городом и местными условиями! После долгих скитаний устроили для начала в интернат. Менее чем через месяц, отобрав отдельную группу из вновь поступивших, нас передали в партшколу, где я впервые увидел электричество. В партшколе, к моему удивлению, сидели возвратившиеся из армии люди почтенного возраста, старые деды и такие же, как я, пятнадцати шестнадцатилетние сироты-подростки. Там нас разбили по классам от первого до седьмого.
Я начал учение с первого класса. Всего нас, учащихся, было семьдесят человек. Говорили, что учебное наше здание — бывшая «еврейская церковь». Помещений для занятий не хватало. Отвернувшись друг от друга, в одной комнатке слушали урок одновременно два класса.
Впервые я услышал о газетах и журналах там, в партшколе, и увидел их собственными глазами. Уроки проводились на казахском и татарском языках. Наши преподаватели — это студенты казахско-киргизского института в Ташкенте. Не хватало учебников и писчей бумаги. Партшкола получала один экземпляр газеты «Джашкайрат» («Юная сила»), который вывешивался в коридоре. Через день-два газету, заботливо перевернув, выставляли другой стороной. Рядом с ней обычно висела стенгазета «Жалкын» («Пламя»).
Кроме собранных Дебаевым вариантов из казахских эпосов «Алпа-мыш», «Эр-таргын», «Кубланды» и учебника «Естествознание», не было книг, доступных для нашего понимания. Названные книги были большой редкостью, читали их поочередно, выпрашивая друг у друга. Библиотеку в то время мы не видели даже во сне...
Когда все уже спали, я вскакивал с постели и начинал упражняться в письме, как когда-то в аиле. Из двух тетрадей я научился делать четыре: сначала я писал карандашом, затем написанное обводил аккуратно чернилами. По ночам я много читал. Усну, сидя на полу, просыпаюсь встревоженно, пишу стихи или читаю вновь и опять засыпаю. С ранним утренним звонком я первым раскрываю глаза и моментально оказываюсь на ногах. Такое мое упорство в овладении знаниями вознаградило меня в тот же год успешным переводом из первого класса во второй.
Люблю я трудиться ночью до сих пор. Работа ночью идет успешнее и плодотворнее, нежели днем. По природе вещей ночь дана для отдыха, но жизнь постепенно выработала во мне привычку работать в ночное время.
В 1923—1924 учебном году, начав с подготовительного курса САКУ, в 1927 году окончил этот трехгодичный университет имени Ленина. Написанные мною в годы учения стихотворения «О Ленине» вышли отдельной книгой в январе 1927 года (издательство Истпарт Средазбюро).
До 1924 года у киргизов не было не только своих печатных изданий, но даже национального алфавита. В 1924 году в связи с национальным территориальным размежеванием народностей Средней Азии начали выходить первые газеты на языках этих народов. В знаменательный день в истории киргизского народа — 7 ноября 1924 года — вышел первый номер первой национальной газеты «Эркин-Тоо» («Свободный горный край»), на страницах которого было напечатано мое стихотворение «Октябр-дын кельген кези» («Победное шествие Октября»). Этот день — одна из незабываемых дат в моей жизни. Число 7 ноября впоследствии было официально записано в моем паспорте днем моего рождения.
Я начал писать стихи, как только научился грамоте. Никто не давал мне ни советов, ли наставлений, как писать. Я даже никогда не предполагал стать писателем, просто писал, потому что не мог не писать.
Я хорошо знал лирические песни известного тогда в Северной Киргизии певца Боогачи: «У Кей» (имя девушки), «Секетбай» («Тоска по милой»), «Кюйген» («Страдание»). Это были любовные частушки, сложенные в фольклорной традиции, без строгой логики в строфах и смысловой связи в рифмованных словах. Я писал тогда по их образцу. Большинство из учащихся было в «лирическом» возрасте, и мои сочинения расходились сразу же во многих рукописных экземплярах. Ни одно из стихотворений этого цикла не было мною напечатано, но ныне нередко можно услышать в народе мои стихи, сложенные в те годы. Конечно, никто не знает их историю...
Коммунистический университет имени В. И. Ленина (САКУ) сыграл огромную роль в жизни народов Средней Азии. Слушателями-курсантами этого вуза были сыновья рабочих и крестьян, закаленные в труде, энергичные, жаждавшие знаний, не жалевшие собственной жизни ради победы советской власти.
В САКУ было поставлено на должную высоту интернациональное воспитание. Учеба в нем явилась для меня светлой дорогой в новый мир.
Имя Ленина я услышал в 1917 году. Киргизы питали к Ленину особенную любовь. Ведь до победы Октябрьской революции киргизский народ прозябал в беспросветной тьме, в бесправии, испытывая неописуемые горе и страдания. За период с 1912 по 1917 год численность населения Киргизии по многим причинам катастрофически уменьшалась. И народ, доведенный до предела нищеты, восстал и, потерпев временное поражение, скитался на чужбине. Октябрьская революция дала трудящимся киргизам свободу, национальный суверенитет.
Задолго до поступления в университет, еще в аиле, мне однажды приснился Ленин. По старому обычаю, Алмадай-апа и сестра испекли лепешек, сварили чай и пригласили гостей из аила, чтобы разгадать мой сон «Бог дал тебе счастье. Если увидел во сне русского, то это — ангел. Ведь сам Ленин — тоже ангел, который вышел из русских»,— нагадали мне.
И вдруг я поступил учиться в учебное заведение, носящее имя великого Ленина. После уже, когда я хорошо узнал, кто такой Ленин я с внутренним трепетом поставил себе заветную цель — написать о нем стихотворение.
В 1924 году печальные слова: «Ленин не должен был умирать!.. Ленин умер...» — затмили вселенную, обрушиваясь непоправимым несчастьем, тяжелым горем. Вместе со слезами поднимались у меня из глубины души стихотворения-плачи. Не смыкая глаз до рассвета, я писал стихи. К утру было готово стихотворение «О Ленине», заполнившее собой две тетради. В нем я излил огромное, глубокое народное горе, оплакал самого дорогого сердцам трудящихся Человека.
Это произведение, которое до того широко распространялось, переписывалось от руки, в 1927 году было напечатано отдельной книгой — это была моя первая книжка. И она, несмотря на то, что написана не окрепшим еще пером и выглядит ученической, особенно дорога мне.
Итак, мой творческий путь начинается в 1924 году. К 1958 году мною написано свыше сорока книг, из которых в прозе пять, а все остальное — поэзия. Литературной школой для меня всегда была сама жизнь...
Многому научила меня работа с 1924 по 1927 год в газете «Интернационал», издававшейся в САКУ. Еще в годы учения в Ташкенте был издан на шапирографе с моим участием альманах «Тунгуч адым» («Первый шаг») в сотне экземпляров. Этот маленький творческо-издательский опыт показал свои прекрасные результаты, когда я вернулся в Киргизию.
В 1927 году нами, начинающими писателями, был организован первый литературный кружок при Кирпедтехникуме, который был назван «Кызыл учкун» («Красная искра»). Члены этого литобъединения в последующие годы стали основным организующим ядром коллектива советских киргизских писателей, их можно назвать ветеранами киргизской советской литературы.
Начиная с организации первого литкружка «Красная искра», оказание помощи молодым писателям становится для меня постоянным общественным долгом.
На первом съезде писателей республики меня избрали председателем Союза. С тех пор возлагается на меня обязанность члена правления Республиканского объединения писателей.
Основная масса тогдашнего молодого поколения Киргизии, рожденного революцией, не получала образования, сидя за партой и слушая лекции профессоров,— ее учила сама жизнь, кровавая классовая борьба, защита завоеваний великой социалистической революции. Таким образом, обладая скромными знаниями, ежедневно накапливая опыт в работе, мои современники с большим напряжением сил самоотверженно трудились на благо народа, передавая свой опыт следующим поколениям.
Для меня Алексей Максимович Горький — самый святой из святых авторитетов. Когда я читаю его произведения, он всегда подсказывает мне новое, самое важное, необходимое. Найдется в мире, конечно, немало художников, стоящих на одном уровне с Алексеем Максимовичем, каждый из них сам по себе гигант, но они не влияли на меня так сильно и властно, как Горький. Все произведения Горького, особенно его романтические рассказы, страстно любимы мной.
Я жаждал увидеть Горького и наконец встретился с ним. Когда я впервые увидел его, от восторга и упоения я не мог произнести ни слова... Впоследствии я испытывал огромную радость каждый раз, когда видел Алексея Максимовича, обменивался с ним теплым рукопожатием, слушал его отеческие наставления. Казалось, перед моими глазами вставал сам Данко, и я отчетливо слышал его боевой призыв: «Мое сердце принадлежат вам, молодежь, только вперед!» Этот призыв я воспринимал всем своим учащенно бьющимся сердцем. Плодотворно воздействие великого художника только тогда, когда он близок тебе и по руководящей идее, и по индивидуальным, творческим своим устремлениям. Этот синтез необходим. Иначе трудно добиться удачи и успеха. Например, творчество Маяковского я признаю как передовую поэзию героической эпохи. Но учиться его мастерству следует тому, кому это мастерство близко по индивидуальным склонностям таланта, по природным склонностям к поэзии. Молодому писателю надо знать, у кого учиться и чему учиться. Вслепую здесь идти нельзя.
В любом произведении остаются незначительные, легкие следы прошлого, пережитого самим автором, будь это тяжелое горе или радость. Но автор никогда не должен находиться в плену у тех или иных фактов. Например, когда я писал свое произведение «Кровавые годы», изображая страшный голод 1917 года, муки, страдания и гибель детей — все эти трагические картины брали в плен мое воображение буквально до физического ощущения страха. Видимо, получилось так, что не я господствовал над событиями, а они надо мной. Такое состояние ,может привести писателя к натурализму. Как ни сжился, ни слился писатель с развертывающимися перед его глазами событиями, он должен управлять их ходом, руководствуясь главной, основной идеей.
Творческий круг писателя определяется, в конечном счете, теми жизненными явлениями, которые наиболее близки для его восприятия и гораздо сильнее волнуют его, давая определенное направление. Качества, поступки героев произведений не выходят за пределы, очерченные духовным кругозором, глубиной мировоззрения, широтой знаний автора. Взгляды, знания, внутренний мир писателя формируют, дают героям жизнь и действия. Во многих случаях история личного жизненного пути и опыта автора сопутствуют основному сюжетному стержню произведения.
День и ночь, тьма и свет, смех и горе, сон и явь, любовь и ненависть, храбрость и трусость, добро и зло, богатство и нищета, бесконечность и ограниченность, жизнь и смерть и многие другие антитезы представляют собой вечные двигатели жизни, в которой главным действующим героем выступает, конечно, человек. Положительные герои художественного произведения, какими бы людскими слабостями они ни были наделены, какие бы страшные трудности они ни переносили, никогда не должны утрачивать своего главного, решающего качества — жизненного оптимизма. Они должны обладать талантом оптимизма, как говорил Горький.
В своем письме Л. Андрееву Горький писал: «Но, друг! Будь злым, будь мрачным, но не будь пессимистом». Это наставление Алексея Максимовича сказано не случайно и не для одного человека. Оно имеет большое общественно-воспитательное значение для нас, писателей. Я стараюсь неотступно проводить в жизнь этот завет великого учителя.
Родился я 7 ноября 1904 года. В 1923 году вступил в комсомол, а в 1927 году — в партию, начал писать с 1924 года. Являюсь членом правления Союза писателей СССР, членом Комитета по Ленинским премиям, членом Общества китайско-киргизской дружбы. В 1945 году мне было присвоено звание народного поэта Киргизии.
С 1955 года являюсь академиком Академии наук Киргизии.
Имею правительственные награды: орден Ленина, два ордена Трудового Красного Знамени, орден «Знак Почета» и медали.
Являюсь автором свыше сорока книг, большая часть из которых — поэзия.
Популярные статьи сайта из раздела «Сны и магия»
.
Магия приворота
Приворот является магическим воздействием на человека помимо его воли. Принято различать два вида приворота – любовный и сексуальный. Чем же они отличаются между собой?
По данным статистики, наши соотечественницы ежегодно тратят баснословные суммы денег на экстрасенсов, гадалок. Воистину, вера в силу слова огромна. Но оправдана ли она?
Порча насылается на человека намеренно, при этом считается, что она действует на биоэнергетику жертвы. Наиболее уязвимыми являются дети, беременные и кормящие женщины.
Испокон веков люди пытались приворожить любимого человека и делали это с помощью магии. Существуют готовые рецепты приворотов, но надежнее обратиться к магу.
Достаточно ясные образы из сна производят неизгладимое впечатление на проснувшегося человека. Если через какое-то время события во сне воплощаются наяву, то люди убеждаются в том, что данный сон был вещим. Вещие сны отличаются от обычных тем, что они, за редким исключением, имеют прямое значение. Вещий сон всегда яркий, запоминающийся...
Существует стойкое убеждение, что сны про умерших людей не относятся к жанру ужасов, а, напротив, часто являются вещими снами. Так, например, стоит прислушиваться к словам покойников, потому что все они как правило являются прямыми и правдивыми, в отличие от иносказаний, которые произносят другие персонажи наших сновидений...
Если приснился какой-то плохой сон, то он запоминается почти всем и не выходит из головы длительное время. Часто человека пугает даже не столько само содержимое сновидения, а его последствия, ведь большинство из нас верит, что сны мы видим совсем не напрасно. Как выяснили ученые, плохой сон чаще всего снится человеку уже под самое утро...
Согласно Миллеру, сны, в которых снятся кошки – знак, предвещающий неудачу. Кроме случаев, когда кошку удается убить или прогнать. Если кошка нападает на сновидца, то это означает...
Как правило, змеи – это всегда что-то нехорошее, это предвестники будущих неприятностей. Если снятся змеи, которые активно шевелятся и извиваются, то говорят о том, что ...
Снятся деньги обычно к хлопотам, связанным с самыми разными сферами жизни людей. При этом надо обращать внимание, что за деньги снятся – медные, золотые или бумажные...
Сонник Миллера обещает, что если во сне паук плетет паутину, то в доме все будет спокойно и мирно, а если просто снятся пауки, то надо более внимательно отнестись к своей работе, и тогда...
При выборе имени для ребенка необходимо обращать внимание на сочетание выбранного имени и отчества. Предлагаем вам несколько практических советов и рекомендаций.
Хорошее сочетание имени и фамилии играет заметную роль для формирования комфортного существования и счастливой судьбы каждого из нас. Как же его добиться?
Еще недавно многие полагали, что брак по расчету - это архаический пережиток прошлого. Тем не менее, этот вид брака благополучно существует и в наши дни.
Очевидно, что уход за собой необходим любой девушке и женщине в любом возрасте. Но в чем он должен заключаться? С чего начать?
Представляем вам примерный список процедур по уходу за собой в домашних условиях, который вы можете взять за основу и переделать непосредственно под себя.
Та-а-а-к… Повеселилась вчера на дружеской вечеринке… а сегодня из зеркала смотрит на меня незнакомая тётя: убедительные круги под глазами, синева, а первые морщинки
просто кричат о моём биологическом возрасте всем окружающим. Выход один – маскироваться!
Нанесение косметических масок для кожи - одна из самых популярных и эффективных процедур, заметно улучшающая состояние кожных покровов и позволяющая насытить кожу лица необходимыми витаминами. Приготовление масок занимает буквально несколько минут!
Каждая женщина в состоянии выглядеть исключительно стильно, тратя на обновление своего гардероба вполне посильные суммы. И добиться этого совсем несложно – достаточно следовать нескольким простым правилам.
С давних времен и до наших дней люди верят в магическую силу камней, в то, что энергия камня сможет защитить от опасности, поможет человеку быть здоровым и счастливым.
Для выбора амулета не очень важно, соответствует ли минерал нужному знаку Зодиака его владельца. Тут дело совершенно в другом.
© Все права на статьи принадлежат авторам сайта, если не указано иное.
16 +