Родился я 14 октября 1899 года в деревне Середнево, Рыбинского уезда, Ярославской губернии. Деревни заволжской и зашекснинской стороны по тракту Рыбинск—Пошехонье были разбросаны среди смешанных лесов, клюквенных моховых болот, скудных нив и сенокосных лугов. Земля в наших краях неласковая к земледельцу — суглинистая и супесчаная. И мало этой земли приходилось на одну крестьянскую душу. Поэтому искони наши края поставляли отходников в Петербург, Москву и другие города Российской империи. Отходом промышляло и все-население нашей деревни. Были среди моих односельчан старшего поколения и кузнецы, и портные, и пекаря, и повара, и бакалейные приказчики, и «шестерки» — официанты в ресторанах и трактирах, и крючники, и люди всяких других профессий. И наша семья, еще с крепостных времен, была оброчная, отходная. Прапрадед, мой Захар, и прадед Никифор, и дед Помпеи, и отец Александр были «питерцами», стояли в стольном граде Санкт-Петербурге за прилавками бакалейных лавок, наживали добро не особенно щедрым хозяевам, а горести своей незадачливой, неприкаянной жизни топили, по древнему русскому обычаю, в сивухе. Недаром сказано у Некрасова, нашего земляка: «У каждого крестьянина душа, что туча черная — гневна, грозна,— и надо бы громам греметь оттудова, кровавым лить дождям, а все вином кончается. Пошла по жилам чарочка, и рассмеялась добрая крестьянская душа!» Так они прожили на свете — и прадед, и дед, и отец, не ожив до пятидесяти лет, не оставив после себя ничего, кроме многочисленных своих чад, которых выбросили обстоятельства существования в бурное житейское море, как слепых котят: выплывешь — плыви, не выплывешь — тони.
Детские мои воспоминания населены стародавним и для нынешних поколений — диковинным. Бабки наши рассказывали нам, малым внукам, как ходили они на барщину к господам помещикам Вадковскому, Голохвастову, Михалкову, как куражились над мужиками барские бурмистры, как наши оброчные прадеды, вернувшись с «чужой стороны», заработанные денежки сдавали барскому приказчику по оброчной статье, а потом, до следующего похода на ловлю, птицы счастья, садились на хлеба своей любезной, обремененной множеством голодных ртов, супруги. Я думаю, с пятилетнего возраста запал в мою голову рассказ сестры моего деда, бабка Анны, о том, как выдавали ее в крепостное время замуж. Привели шестнадцатилетнюю девочку в Костино, в усадьбу, положил перед ней бурмистр на стол две шапки — выбирай любую. А за каждой шапкой два неизвестных чужих парня. Выбрала плачущая девочка одну шапку, а за шапкой оказался дюжий конюх с барской конюшни, Григорий. А у Григория уже давно были дела со скотницей Марьей. И в первую же брачную ночь, когда отзвучало горькое веселье, положил молодожен в постель слева от себя нелюбимую, навязанную барской волей, несчастную девочку-жену, а справа разлюбезную свою Марьюшку.
Не понимали мы, малые, всю глубину трагедии, заключенной в этой нехитрой старушечьей «сказке». Но глаза у бабки Анны, когда рассказывала она нам свою горькую жизнь, были такие скорбные, что замирало и холодело сердце.
Когда я был маленький, в нашей деревне помещалось волостное правление. «Святая троица» сельской власти — волостной старшина маслодел Федот Егорыч, пьянчуга и мздоимец волостной писарь Козырев и урядник, фамилию которого никто не знал, но которого за огромный темно-сизый от пьянства нос все называли «Железным носом»,— до зрительной ощутимости сохранилась в моей памяти до сих пор. Когда мать или старая нянька Настя, умеряя наши шалости, пугали нас: «Смотри, бог палкой убьет»,— мне всегда казалось, что бог такой же бородатый, хмурый и сердитый, как наш волостной старшина, и, даже увидев в куполе церкви изображение лежащего на облаках, как на пуховиках, бога Саваофа, чистого, расчесанного, розово-добродушного старика, я кощунственно не поверил в него, не расстался со своим богом — Федотом. Детство мое было так далеко, что в памяти сохранилась даже картина публичной экзекуции при волостном правлении. Одна старуха пожаловалась в суд на своего непокорного, беспутного сына. Волостной суд присудил научить его уму-разуму и почитанию родителей посредством пятидесяти розог. Как сейчас помню шумную толпу перед крыльцом волостного правления. Старики, бабы, ребятишки. Волостной судья с золоченой цепью на шее. Урядник. Другое начальство. На скамейке лежит с задранной рубашкой и спущенными портками привязанный «для порядка», рыжеголовый парень. Двое десятских по очереди полосуют его спину размоченными в воде розгами. Парень орет, мотает головой, плачет и сквернословит. Розги свистят, а на спине и мягких местах множатся и множатся багровые рубцы.
В этом мраке сельского существования, тупого и беспросветного, только иногда оживляемого появлением «питерцев», всегда шумных, всегда под хмельком, или появлением занятных нищих и прохожих, школа явилась как бы воротами в иную, невиданную жизнь.
Хотя мать моя в школе не училась и самоучкой кое-как приладилась писать и читать, от грамотных ли теток, от старших ли ребят-школьников выучился я читать раньше, чем пошел в школу. И когда сел за парту первого класса, старую парту, исполосованную надписями многих поколений моих предшественников, мог медленно, но без запинки прочесть первую в жизни книжку «Пчелка-мохнатка» или рассказ, про Филиппка из школьного учебника. Знал я к тому времени массу слышанных от старух сказок и всяких историй и даже запомнил кое-что из «Бориса-Годунова», которого однажды зимой читал в нашей избе бабам загнанный в деревню безработицей сосед Михайло Жуков.
Школа навсегда пристрастила к книге и вывела меня в большой мир из маленького, кончавшегося на нашем выгоне деревенского мирка. Пусть в тогдашней школе были ненужные строгости и самодурство нашего законоучителя, сердитого отца Алексея, который мог ударить ребенка линейкой по рукам и голове. Пусть иногда за шалости и невнимание ставили «столбом», «в угол» и на колени и даже выгоняли из класса, деревенская школа со всем: с товарищами, с учительницами и учителем Иваном Ивановичем Нагорным, который и ныне здравствует и учит в стенах той же школы поколение наших внуков, осталась для меня светлым оазисом в темной, часто голодной, всегда омраченной молчаливой тоской одинокой матери, детской моей жизни. Там добрые умные люди пристрастили меня к чтению, дали малые, но важные в трудовой жизни человека зачатки знаний, а главное, растравили в детской душе жажду познания мира, неистребимую, неутолимую любознательность и, что, может быть, определило и мой жизненный путь, помогли полюбить чудесную музыку певучей русской речи — такой, как она звучит и переливается тысячами тонов и оттенков в стихах Пушкина, Лермонтова и самого любимого поэта моего детства — Николая Алексеевича Некрасова. С книжкой Некрасова, подаренной за «отличные уследи» в нехитрых науках, и перешагнул я порог нашей старой школы в нелегкую «взрослую» жизнь. Четыре класса сельской школы только разбудили жажду знания. Но по исстари установленному обычаю, как было с дедами и отцами, надо было в новом круге повторять их жизненный путь. Трех мальчуганов из трех соседних деревень, сверстников и «однокупельников» (в один день крестили), посадили на нанятую за целковый подводу и отвезли в город Рыбинск на вокзал. Купили нам по взрослому билету (шесть рублей двадцать копеек), дали по полтиннику в руки, поплакали, попричитали на перроне и в вагоне и отправили «на чужую сторону», унеся, домой глухую, как ночь, материнскую печаль.
Шесть с половиной лет прожил я «на чужой стороне», «в чужих людях», в холодном и каменно-равнодушном к малой моей судьбе столичном Санкт-Петербурге. Переходил от хозяина к хозяину, менял профессии, был много бит физически и унижаем морально, пока над холодным этим городом не прошумел огненный ветер Великого Октября. Тогда обрел я, вместе с миллионами моих сверстников и соотечественников, самую благородную из всех профессий — профессию строителя всеобщего человеческого счастья на земле.
Работая на презренной должности «мальчика» в мебельных магазинах, ученика в столярных мастерских, цинкографского ученика, портового весовщика, еще до революции прошел я первый курс университета ненависти к обществу, разделившему людей на сытых и голодных, унижающих и унижаемых. Как-то само собой получилось, что вскоре же после февральской революции я оказался в водовороте активной революционной работы, в Совете старост портовых рабочих, в числе организаторов профсоюза, активных помощников большевистской партии, а после Октября, когда надо было защищать завоеванное, в 1918 году, оказался на фронте. Было боевое фронтовое крещение огнем, был горький, наполненный тысячами смертей и немыслимыми страданиями год плена у белоэстонцев. Опять была армия, борьба с кулацкими бандами Антонова в Тамбовской губернии. На войне и в плену, увидев воочию звериную, бессмысленно-жестокую суть и обличие тех, кто кичился фальшивым званием защитников культуры и человечности от большевистского варварства и бесчеловечия, завершил я прохождение курса «науки ненависти» к капитализму и капиталистам, их помощникам и лакеям.
Около трех лет, после демобилизации из Красной Армии, я прожил в деревне. Безуспешно пытался выжать прожиточной минимум для пяти голодных ртов из жалкого единоличного надела «на три четверти души». Работал в волисполкоме, был избачом, волостным политпросветорганизатором, селькорствовал в уездной газете, занимался публицистикой и сатирой в масштабе волостной стенгазеты и даже, вынужденный беспросветным хроническим безрепертуарьем, писал пьески для драматического кружка. Годы, проведенные в послереволюционной деревне,— это острые годы борьбы с поднимавшим в нэповские годы голову кулачеством, самогонщиками, хулиганьем, годы окончательного становления характера и познания развития революционной действительности у ее первоисточников.
В конце 1924 года взяли меня из деревни на работу в город. Был уездным политпросветчиком. Работал на партийной агитпропской и комсомольской работе. Редактировал комсомольскую газету. Незаметно для себя превратился сначала в профессионального журналиста, а потом в профессионального литератора. После работы в Рыбинске и Ярославле, будучи избран на Первом съезде пролетарских писателей в правление и секретариат РАПП„ перебрался я на жительство и на работу в Москву, где и живу до сих пор. Здесь я окончательно профессионально оформился как литератор, журналист. Здесь вышли моя первая и последующие книжки стихов. Здесь я в 1934 году кончил Институт красной профессуры. Здесь я два незабываемых года был помощником М. Горького в редактировании журнала «Литературная учеба». Из Москвы трижды привелось мне уезжать в действующую армию: в 1939 году, в сентябре — в освободительный поход в Западную Белоруссию, в декабре—на финский фронт, и в июне 1941 года — на Великую Отечественную войну. В военные годы был фронтовым армейским газетчиком и солдатским поэтом. После Великой Отечественной войны я оказался среди тех, кому выпала высокая честь бороться за мир — со страниц печати и с трибун разных международных собраний и конгрессов защищать дело мира и дружбы между народами. После войны побывал я во многих странах мира — от знойных берегов Персидского залива до шотландских берегов Атлантики. В памяти отложились тысячи человеческих образов, тысячи случаев и эпизодов, «весомо, грубо, зримо» подчеркивающих и выделяющих грани между миром, идущим в гору, и миром, опускающимся все глубже в сумерки исторического небытия, противящимся этой исторической неизбежности и в своем сопротивлении впадающим в опасное состояние буйного помешательства.
Несколько слов о своей литературной судьбе. Когда я написал свою первую стихотворную строчку — не упомню. Возможно, что еще в школе. Помню только, что за чтенье стихов наизусть (сказки Пушкина) получил от учителя в подарок раздвигающийся карандашик. Когда жил в Петербурге, наш приказчик Оськин, рыжебородый красавец, социалист в теории и драчун и обидчик «мальчиков» на практике, посылал меня каждый день покупать ему газеты. У газетчика, стоявшего на Невском, возле Публичной библиотеки, покупал я для Оськина «Правду» и меньшевистский «Луч». С опасностью получить потасовку за опоздание я читал (в сквере около Михайловского манежа) все доступное моему пониманию, что было в этих газетах. На страницах «Правды» прочей я впервые хлесткие, злые, понятные моему сильно униженному и оскорбленному сердцу сатирические стихи и басни Демьяна Бедного. На страницах же «Правды» прочел я и первые стихи о рабочей жизни. Под влиянием этого написал сам несколько стихотворений, подражающих стихам пролетарских поэтов, и послал их в «Правду» с наивной верой в то, что — вдруг — напечатают! Стихи, однако, не напечатали, что умерило мой пыл. А потом пришла война, наступили и в моей маленькой жизни большие потрясения и перемены, отодвинувшие на задний план упражнения в стихосложении. Правда, и в предреволюционные годы пытался я писать и стихи и, кажется, рассказики на военные темы, куда-то их посылал и тоже безрезультатно.
Уже через полгода после Великой Октябрьской революции, когда только что возникла в Петрограде «Красная газета», написал я маленькое стихотворение против мировой бойни и отослал, под псевдонимом «А. Гутуевский», в редакцию новой газеты.
Трудно выразить словами то, что пережил я в минуту, когда, купив у газетчика номер «Красной газеты», прочел на первой странице свои стихи. Как всегда бывает с начинающими, после первого дебюта, обуянный стихотворческим зудом, начал я писать неудержимо много и посылать написанное в редакции. Из того, что тогда было написано, около двух десятков стихотворений были напечатаны в «Красной газете». Работники редакции посоветовали мне связаться с группой пролетарских поэтов петроградского Пролеткульта. Но и посещения Пролеткульта и мое стихописание прервались на добрых пять лет осенью 1918 года, когда ушел я в Красную Армию. В армии, и на фронте, и в тылу, было не до стихов. Правда, и тогда я пытался сочинять новые тексты на мелодии старых солдатских песен и сочинил и пустил в обиход среди товарищей по роте некоторое число частушек на мотив популярного тогда «Яблочка».
Попытки писать стихи возобновил после окончания гражданской войны, когда, работая избачом, я вынужден был обеспечивать злободневным материалом репертуар коллектива живой театрализованной газеты, осовременивать репертуар волостного хора и разнообразить содержание стенной газеты. Как-то так случилось, что вместе с селькоровскими заметками стал я посылать в уездную газету стихи, и эти стихи стали печатать. Совсем неожиданно для меня одно из посланных в Рыбинск стихотворений оказалось напечатанным в московской «Правде», а потом московские журналы «Молодая гвардия» и «Октябрь» тоже напечатали мои стихи. В общем, получилось так, что в 1930 году была выпущена в Москве первая моя стихотворная книжка «Запев».
Со времени выхода первой книжки, за два с лишним десятилетия, богатые выдающимися историческими событиями, много пережито и довольно много написано. Братскому вниманию нашего великодушного советского читателя обязан я тем, что общий тираж книжек моих стихов превышает полтора миллиона экземпляров, а некоторые песни, написанные советскими композиторами («Конармейская», «То не тучи — грозовые облака», «Песня смелых», «В землянке», «Рано-раненько» и другие), стали всенародно распевными песнями. Стихи мои переведены на многие языки народов СССР и на пятнадцать иностранных языков. Кроме стихов, пишу очерки, критические статьи, активно участвую в литературно-общественной работе, в движении сторонников мира, несу депутатские обязанности как депутат Верховного Совета СССР.
Первая моя книга была заявкой на большую тему великой нашей революции. Этой теме отдал я всю свою жизнь в литературе. Я писал о людях революции, ее творцах, защитниках ее завоеваний, смелых и беззаветно преданных коммунистическому будущему строителях социализма. Скажу по совести, приблизился я к большому решению этой темы, выражаясь военным языком, пожалуй, лишь на рубежи дальних подступов, хотя за годы своего существования в литературе выпустил пятнадцать, не повторяющих одна другую, книг стихов. То ли тема уж очень громадна, то ли способности не очень велики, но живу я в литературе с горьковатым чувством того, что время идет, а большие и ясные слова о большом и сложном времени нашем все еще не выплавляются в сердце. И тем горше это чувство неудовлетворенности, что огромное содержание эпохи, преобразившей все историческое существование человечества, участниками созидания которой выпало нам великое счастье быть, еще не выражено в нашей поэзии, даже в творчестве самых сильных, талантливых и любимых народом, столь ярко, как должно бы быть изображено. И чем больше живешь на земле, тем острее возникает непреоборимая необходимость исповедоваться перед современниками и перед будущим за изумительную, невиданную по своей красоте судьбу поколения делателей величайшей из социальных революций, славной армии строителей коммунизма, к числу которых ты имеешь высокую честь принадлежать, от имени которых выпало тебе счастье выступать в литературе.
Прозой ли, стихами ли обязаны мы, советские поэты, рассказать человечеству историю своего современника, деяния которого до основания потрясли мир.
Популярные статьи сайта из раздела «Сны и магия»
.
Магия приворота
Приворот является магическим воздействием на человека помимо его воли. Принято различать два вида приворота – любовный и сексуальный. Чем же они отличаются между собой?
По данным статистики, наши соотечественницы ежегодно тратят баснословные суммы денег на экстрасенсов, гадалок. Воистину, вера в силу слова огромна. Но оправдана ли она?
Порча насылается на человека намеренно, при этом считается, что она действует на биоэнергетику жертвы. Наиболее уязвимыми являются дети, беременные и кормящие женщины.
Испокон веков люди пытались приворожить любимого человека и делали это с помощью магии. Существуют готовые рецепты приворотов, но надежнее обратиться к магу.
Достаточно ясные образы из сна производят неизгладимое впечатление на проснувшегося человека. Если через какое-то время события во сне воплощаются наяву, то люди убеждаются в том, что данный сон был вещим. Вещие сны отличаются от обычных тем, что они, за редким исключением, имеют прямое значение. Вещий сон всегда яркий, запоминающийся...
Существует стойкое убеждение, что сны про умерших людей не относятся к жанру ужасов, а, напротив, часто являются вещими снами. Так, например, стоит прислушиваться к словам покойников, потому что все они как правило являются прямыми и правдивыми, в отличие от иносказаний, которые произносят другие персонажи наших сновидений...
Если приснился какой-то плохой сон, то он запоминается почти всем и не выходит из головы длительное время. Часто человека пугает даже не столько само содержимое сновидения, а его последствия, ведь большинство из нас верит, что сны мы видим совсем не напрасно. Как выяснили ученые, плохой сон чаще всего снится человеку уже под самое утро...
Согласно Миллеру, сны, в которых снятся кошки – знак, предвещающий неудачу. Кроме случаев, когда кошку удается убить или прогнать. Если кошка нападает на сновидца, то это означает...
Как правило, змеи – это всегда что-то нехорошее, это предвестники будущих неприятностей. Если снятся змеи, которые активно шевелятся и извиваются, то говорят о том, что ...
Снятся деньги обычно к хлопотам, связанным с самыми разными сферами жизни людей. При этом надо обращать внимание, что за деньги снятся – медные, золотые или бумажные...
Сонник Миллера обещает, что если во сне паук плетет паутину, то в доме все будет спокойно и мирно, а если просто снятся пауки, то надо более внимательно отнестись к своей работе, и тогда...
При выборе имени для ребенка необходимо обращать внимание на сочетание выбранного имени и отчества. Предлагаем вам несколько практических советов и рекомендаций.
Хорошее сочетание имени и фамилии играет заметную роль для формирования комфортного существования и счастливой судьбы каждого из нас. Как же его добиться?
Еще недавно многие полагали, что брак по расчету - это архаический пережиток прошлого. Тем не менее, этот вид брака благополучно существует и в наши дни.
Очевидно, что уход за собой необходим любой девушке и женщине в любом возрасте. Но в чем он должен заключаться? С чего начать?
Представляем вам примерный список процедур по уходу за собой в домашних условиях, который вы можете взять за основу и переделать непосредственно под себя.
Та-а-а-к… Повеселилась вчера на дружеской вечеринке… а сегодня из зеркала смотрит на меня незнакомая тётя: убедительные круги под глазами, синева, а первые морщинки
просто кричат о моём биологическом возрасте всем окружающим. Выход один – маскироваться!
Нанесение косметических масок для кожи - одна из самых популярных и эффективных процедур, заметно улучшающая состояние кожных покровов и позволяющая насытить кожу лица необходимыми витаминами. Приготовление масок занимает буквально несколько минут!
Каждая женщина в состоянии выглядеть исключительно стильно, тратя на обновление своего гардероба вполне посильные суммы. И добиться этого совсем несложно – достаточно следовать нескольким простым правилам.
С давних времен и до наших дней люди верят в магическую силу камней, в то, что энергия камня сможет защитить от опасности, поможет человеку быть здоровым и счастливым.
Для выбора амулета не очень важно, соответствует ли минерал нужному знаку Зодиака его владельца. Тут дело совершенно в другом.
© Все права на статьи принадлежат авторам сайта, если не указано иное.
16 +