Мать была беременна мной, когда отец ни с того ни с сего выгнал ее и женился на другой. Я родился у дяди, в хлеву. Оскорбленные поступком отца, мои родственники выместили это на мне: не дав мне даже испробовать материнского молока, они завернули меня в драную рогожу и подкинули к отцовским воротам. Так с обиды и началась моя жизнь.
Соседка, у которой в ту пору родился мертвый ребенок, из жалости кормила меня грудью, обзывая щенком. До семи лет я оставался у нее. Потом отец однажды увидел: взрослый мальчик в соседском дворе. «Ба, да это же мой сын!» — и взял в свою саклю.
Сакля была полна детей, нелюдимая мачеха прятала от меня кукурузные лепешки, я рос, как и родился, в хлеву, рядом с буйволом. Не помню ничего об этой поре, кроме навозного запаха. Потом заболел отец, сошел с ума. Целыми днями он собирал по улицам камни и прятал от людей, называя это богатством... Внезапно поседел, глаза пожелтели. Умер отец, оставив на руках у матери шестерых детей и разбросанные по двору кучи речного булыжника...
Не могу назвать ни одной точной даты. То были не такие времена. По всей округе у нас только два человека знали грамоту, да и то начальник почты и старшина. Я был, вероятно, тринадцатилетним мальчиком, когда ушел из своего аула. В Дербенте меня «призрел» богатый человек. Я ухаживал за его трехверстными виноградниками, сторожил конюшни, рубил дрова, чистил двор. Четыре года батрачил я у этого человека, ни зимы, ни лета не замечая. А когда уволился, оказалось, что снова некуда себя деть, и карманы мои по-прежнему пусты.
Тогда я вернулся в свой аул. Но в Ашага-Стале всегда батраков было больше, чем надо, и долгое время мне пришлось перебиваться поденной работой у соседей. Я был молод. Это очень унизительно, друзья, просить поденной работы у соседей. Люди рассказывали, будто неподалеку, в Гандже, англичане арендуют у царя землю, где добывают какие-то корни. Там нужны рабочие. И вот вместе с другими я вскоре уехал в Ганджу.
Два года работал я на плантациях, жил впроголодь, болел малярией и, наконец, не выдержав, сбежал. Это была настоящая ловушка. Я не только ничего не накопил, но еще задолжал в харчевне, где кормили нас коровьими кишками. Из Ганджи — я и сам не помню как — добрался до Самарканда. Там я устроился чернорабочим в депо и работал несколько лет подряд. Затем около года работал на постройке железной дороги и больше года на постройке моста через Сыр-Дарью.
Очень много видел и узнал я в те годы. Я узнал, что везде и всюду было одинаково трудно рабочему человеку, что уйти от самого себя невозможно, что бедные люди и на Сыр-Дарье и в Ашага-Стале одинаково несчастны. Тогда потянуло домой... Но денег оставалось мало.
Я застрял в Баку и с трудом устроился на нефтяных промыслах. Проработал там около двух лет. Жил я очень скромно. И когда с грехом пополам накопилась у меня некоторая сумма денег, оказалось, я уже тридцатилетний мужчина, у меня борода, и я уже старею. Надо обзаводиться семьей. Это было очень трудное дело. Но мне повезло впервые в жизни. В ауле я нашел круглую сироту — дочь бедняка-объездчика. Нас повенчали, и я навсегда поселился в ауле.
Своими руками, вместе с женой, мы построили маленькую саклю. Недоедали, недосыпали, завели огород. Огород охраняла жена, а я в это время жал у людей пшеницу.
Однажды я возвращался домой к обеду. На одной из улиц я заметил, что собралось множество народу, и удивился: «Что же случилось?» Посреди улицы сидели бродячие ашуги (народные певцы) с бубнами в руках и пели песни о соловье, тоскующем по солнцу. Ашугам бросали в подол серебро и медь. Постоял я с народом, послушал: «Черт возьми, ведь это же все давно лежит у меня на душе! Постойте-ка, постойте!»
— Ведь это мои слова! — крикнул я.
— Куда тебе, убогий! — ответили мне.— Ты на себя посмотри, разве эти слова подходят к твоему носу, соловей ты!..
Домой я вернулся пристыженный.
«О соловье может всякий спеть»,— сказал я дома жене и, взяв в руки вместо бубна папаху, впервые в жизни начал слагать стихи.
...Влюблен без памяти в цветы,
Не замечаешь разве ты
Страданья, муки нищеты,
И плач, и стоны, соловей!..
Это — строчки из первой моей песни, которую я сложил к концу того же дня. Я прочел ее друзьям, но друзья не поверили:
— В таком случае сложи-ка песню о старшине.
Мои друзья в большинстве были безземельные отходники. Они годами пропадали на нефтяных промыслах в Баку и лишь изредка приезжали на лето в аул. Они были почти настоящие рабочие.
— Мир,— говорили они, — это весы, умышленно сбитые с толку. Ты смотри, Сулейман, не ошибись. На этих весах и днем и ночью обвешивают нашего брата на кусок хлеба, на аршин бязи, а иногда и на целую жизнь. Будь смелее, проверяй все гири...
Песни свои я привык слагать в поле, во время работы. Возвращаясь под вечер в аул, я часто присоединялся к друзьям и по дороге повторял то, что сочинялось за день. Я даже не заметил, как мои песни стали распеваться в ауле. Мое новое дело оказалось трудным и очень неспокойным.
Как-то, во время отдыха у родника, я спел песню о царских судьях. Услышавший мою песню мулла ткнул меня палкой в грудь и стал кричать:
— Где это слыхано, чтобы голодранцы учили царских судей? Ты! Паршивый хвост! Твое дело плестись сзади, а думать за тебя, слава богу, поручено голове.
Это обожгло меня.
— Разве на хвосте растут такие руки? — вскричал я, схватив муллу и приподняв его над родником. Мои товарищи рассмеялись... Мулла побелел и умчался в аул. За мной явился старшина. Меня забрали в канцелярию, допрашивали и пытались посадить в тюрьму. Но пришли друзья. Они поклялись на коране, что Сулейман не со зла показывал силу своих рук. Меня отпустили, строго-настрого предупредив, чтобы никогда больше не слагал я «грязных» песен...
Но поэт молчать не может. Скрыть от мира, сохранить для себя свое сердце ему не удастся.
Однажды ко мне пришли только что вернувшиеся из Баку мои старые приятели. Они рассказали мне печальную историю. На нефтяных промыслах была забастовка рабочих, но она кончилась неудачно, и моих друзей уволили как зачинщиков. О забастовке я сложил песню.
Так от случая к случаю я слагал песни, подобно тому, как горячую обжигающую пищу глотают осторожно по маленькому кусочку...
Прошло лет пять. И вот слышу я однажды весной, что царя свергли, что все теперь равны, что пришла свобода. Прошли месяцы, оглядываюсь кругом,— все прежнее. «Какая же это свобода,— думаю я.— В судах по-прежнему сидят те же судьи, богатеи аула по-прежнему властвуют над нами!» А потом закружилось время. То англичане, то деникинцы, то бичераховцы,— кто их звал?
В ту пору я еще не знал о большевиках. Я думал много. Мимо моей сакли проезжали люди и спрашивали моего совета. Но я не всегда торопился с ответом. Я знал — язык не нога: споткнувшись языком, часто остаешься лежать на земле, не в силах подняться.
Однажды в Касум-Кент пришли интервенты и повесили трех моих односельчан. За что? Оказывается, они были большевиками и шли из Баку к нам на помощь.
«Ого,— подумал я,— земля наша, горы наши, а люди, которых убивают, ведь тоже наши... Что ж это такое? Значит, большевики — это мы сами, а чужие люди тут хозяйничают».
В тот же день на улице встретился мне мой бывший хозяин.
— Сулейман,— сказал он,— почему ты не сложил песню в честь Казим-бея или бережешь ее для большевиков?
Я промолчал.
— Этот мир — колесо,— прибавил хозяин,— все время вертится...
— Неправильно вертится,— оборвал я его.
— Постой, постой, уж не просится ли твоя шея на крючок!
— Нет,— ответил я.— Крючок любит сало, а шея моя сплошь из мозолей!
В тот день в моей крови одна капля заговорила по-большевистски. Я не стал мешать ей, я дал ей волю. Ее голос стал родным.
***
...Держа за спиной посох, неторопливым, спокойным шагом он идет по тропе. Осень. Уже отцветшие и тяжелые подсолнухи безмолвно стоят в стороне. Длинные плети тыкв и огурцов путаются в ногах. Они заползают на соседний стог, переваливают через ветхие бревна и тянутся к крыше навеса, под которым стоит, сверкая фарами, новенький «М-1».
— Доброе утро, Сулейман-холо,— машет папахой проезжий всадник.— Как ваше здоровье?
— Хорошо,— говорит Сулейман,— неплохо. А ты не знаешь, как там обмолот?
Всадник сообщает, что обмолот, вероятно, кончится к вечеру и что бригада сына Сулеймана — Багаутдина по-прежнему впереди.
— Спасибо,— говорит Сулейман,— это хорошая весть, я доволен.
Он задумывается. Им начинает овладевать беспокойство. Он идет в сад и вдруг, вернувшись с полпути, садится на край бревна. Потом идет к навесу, отшвыривает ногой валяющийся вблизи машины бараний череп и, не выдержав, кличет сына.
— Мусаиб,— зовет он негромко,— ва, Мусаиб! Позвони-ка шоферу. Скажи: Сулейман хочет ехать в Ахтынский район. Можно ли, мол? — И так как доктора запрещают ему поездки, то он, как бы оправдываясь сам перед собой, шепчет: — Доктор-моктор, кому какое дело. Вот еще!..
Спустя полчаса он уже сидит в машине, направляясь в дальний колхоз своего имени.
Дорога лежит сквозь сады. В конце аула Сулейман вдруг трогает рукой за плечо шофера и шикает.
— Останови-ка машину,— говорит он,— опять этот проклятый буйвол забрался в колхозный сад! Надо его выгнать.
Проселочная дорога переходит в широкое шоссе. Машина стремительно несется в горы. Рабочие на мосту приветствуют поэта, поднимая руки. Пионерский отряд, вышедший в поле на прогулку, салютует его машине, выстроившись в шеренгу. Женщины у родников машут своими платками и восторженно кричат: «Сталь-Сулейман!» Чабаны на горах подбрасывают вверх свои папахи и наперерез бегут ему навстречу.
Известность этого человека и любовь к нему неслыханны, необычайны.
Узнав от прохожих, что в колхозе имени Стальского к обмолоту приступили только вчера, Сулейман торопит шофера.
— Надо мне было не слушаться этих докторов,— говорит он мрачно.— Колхоз выполняет задание правительства позже всех? Стыд и позор на мою голову!
На окраине аула, окруженные высокими скирдами, работают молотилки. Желтая метель соломы бушует над ними, и Сулейман, заразившись кипучим духом молотьбы, внезапно снимает папаху.
— Кумагула! — кричит он, поравнявшись с народом.— Да спорится работа!
— Ура, Сулейман! — приветствуют его колхозники, стараясь перекричать молотилку.
Он поочередно подходит ко всем и, называя каждого по имени, с достоинством пожимает им руки.
— Я недоволен,— говорит он, качая головой,— после поговорим.
Отойдя в сторону, он о чем-то расспрашивает председателя колхоза. Они садятся на подножку машины и долго беседуют здесь о недостатках работы. Сулейман улыбается и нарочито медленно, по-хозяйски, разглядывает на ладони зернышки пшеницы.
— Машалла,— бормочет он,— с каждым годом крупнее.
Молотилка умолкает. Колхозники бросают работу на обеденный перерыв и собираются все около машины. Председатель встает, очевидно, имея в виду открыть собрание, но тут Сулейман опережает его характерным движением руки:
— Собрания не нужно. Я приехал к вам на полчаса. Ашагастальцы уже кончили обмолот, а вы только начали. Вот моя забота, товарищи!
На днях закончим! — гудит собрание.
— Друзья,— говорит Сулейман, выпрямившись и очень спокойно,— об одном прошу: сделайте так, чтобы мне не пришлось на старости лет краснеть.
— Сулейман-холо,— говорит старый инспектор по качеству,— ты даже не беспокойся. Мой сын Амирхан и все бригадиры дали слово в течение пяти дней закончить обмолот.
Подождав, пока снова заработают молотилки, Сулейман садится в машину. Он едет обратно, немного усталый, но спокойный и умиротворенный.
Дома он застает гостей. Приехавший из Москвы журналист и молодой дагестанский писатель хотят побеседовать с ним.
Сулейман приглашает гостей в сад. Здесь, под огромными вековыми орешниками, сидя на ковре и отдыхая после утомительной дороги, он беседует с ними, удивляя их тактом и мудростью человека, в котором соединяются и непосредственность неграмотного крестьянина, и талант большого поэта, и логика философа.
— Я — поэт советский, а не лезгинский,— говорит он,— я пою о комсомоле, но ведь комсомол не только в Лезгистане. Я пою о Красной Армии, а Красная Армия и в Москве и в Самарканде одинакова, и в горах и на равнине одинакова. Родина у нас одна.
— Раньше я был ничем. Смотрите — вон моя старая сакля. Весь аул наверху, и только одна моя сакля внизу, под горой, точно собачье убежище под ступеньками. А теперь? Как же это так получилось, что теперь я выше всех в ауле? Я подобен зарытому в землю, заржавленному оружию, которое коммунистическая партия и советская власть раскопали, придали блеск и остро отточили. Я знаю теперь цену этой жизни. Я знаю, что хорошо, что плохо, где враг, где друг. И таких, как я, миллионы на нашей родине... Ты пойди попробуй, что они тебе скажут.
— Советская власть досталась нам нелегко,— скажут они тебе.— Ленин и Сталин добывали ее для нас, как огонь, перебрасывая с ладони на ладонь. Разве есть хоть один человек среди трудящихся во всем мире, который бы не дорожил ею, как своим сердцем, который бы позволил шутить с нею кому бы то ни было? Пускай трепещут подлые враги в своих гнездах. Наша власть могуча, но мы не оставим ни одной змеиной норы на нашей плодородной земле.
Так говорит Сулейман, глядя прямо в глаза своим собеседникам и прислушиваясь к своему голосу. Вокруг него обширные колхозные сады. Они неугомонны. Они поют, как орган,— от множества птиц и цикад, и Сулейман, поднимая указательный палец, обращает внимание гостей на эту вечно молодую, всепобеждающую и бессмертную музыку природы...
***
В 1937 году 23 ноября в родном ауле Ашага-Сталь, у самого преддверья Кюринских гор в Южном Дагестане, скончался в шестидесятивосьмилетнем возрасте Сулейман Стальский. Его замечательные песни А. М. Горький назвал «жемчужинами поэзии», а их автора — «Гомером XX века».
26 ноября в столице Дагестана — в Махачкале — на большой площади близ моря состоялись похороны поэта.
Джамбул, узнав о смерти народного поэта Дагестана, сказал: «Сулейман умер, но песням его смерть не страшна. Они бессмертны, как народ, в глубине которого рождались».
Популярные статьи сайта из раздела «Сны и магия»
.
Магия приворота
Приворот является магическим воздействием на человека помимо его воли. Принято различать два вида приворота – любовный и сексуальный. Чем же они отличаются между собой?
По данным статистики, наши соотечественницы ежегодно тратят баснословные суммы денег на экстрасенсов, гадалок. Воистину, вера в силу слова огромна. Но оправдана ли она?
Порча насылается на человека намеренно, при этом считается, что она действует на биоэнергетику жертвы. Наиболее уязвимыми являются дети, беременные и кормящие женщины.
Испокон веков люди пытались приворожить любимого человека и делали это с помощью магии. Существуют готовые рецепты приворотов, но надежнее обратиться к магу.
Достаточно ясные образы из сна производят неизгладимое впечатление на проснувшегося человека. Если через какое-то время события во сне воплощаются наяву, то люди убеждаются в том, что данный сон был вещим. Вещие сны отличаются от обычных тем, что они, за редким исключением, имеют прямое значение. Вещий сон всегда яркий, запоминающийся...
Существует стойкое убеждение, что сны про умерших людей не относятся к жанру ужасов, а, напротив, часто являются вещими снами. Так, например, стоит прислушиваться к словам покойников, потому что все они как правило являются прямыми и правдивыми, в отличие от иносказаний, которые произносят другие персонажи наших сновидений...
Если приснился какой-то плохой сон, то он запоминается почти всем и не выходит из головы длительное время. Часто человека пугает даже не столько само содержимое сновидения, а его последствия, ведь большинство из нас верит, что сны мы видим совсем не напрасно. Как выяснили ученые, плохой сон чаще всего снится человеку уже под самое утро...
Согласно Миллеру, сны, в которых снятся кошки – знак, предвещающий неудачу. Кроме случаев, когда кошку удается убить или прогнать. Если кошка нападает на сновидца, то это означает...
Как правило, змеи – это всегда что-то нехорошее, это предвестники будущих неприятностей. Если снятся змеи, которые активно шевелятся и извиваются, то говорят о том, что ...
Снятся деньги обычно к хлопотам, связанным с самыми разными сферами жизни людей. При этом надо обращать внимание, что за деньги снятся – медные, золотые или бумажные...
Сонник Миллера обещает, что если во сне паук плетет паутину, то в доме все будет спокойно и мирно, а если просто снятся пауки, то надо более внимательно отнестись к своей работе, и тогда...
При выборе имени для ребенка необходимо обращать внимание на сочетание выбранного имени и отчества. Предлагаем вам несколько практических советов и рекомендаций.
Хорошее сочетание имени и фамилии играет заметную роль для формирования комфортного существования и счастливой судьбы каждого из нас. Как же его добиться?
Еще недавно многие полагали, что брак по расчету - это архаический пережиток прошлого. Тем не менее, этот вид брака благополучно существует и в наши дни.
Очевидно, что уход за собой необходим любой девушке и женщине в любом возрасте. Но в чем он должен заключаться? С чего начать?
Представляем вам примерный список процедур по уходу за собой в домашних условиях, который вы можете взять за основу и переделать непосредственно под себя.
Та-а-а-к… Повеселилась вчера на дружеской вечеринке… а сегодня из зеркала смотрит на меня незнакомая тётя: убедительные круги под глазами, синева, а первые морщинки
просто кричат о моём биологическом возрасте всем окружающим. Выход один – маскироваться!
Нанесение косметических масок для кожи - одна из самых популярных и эффективных процедур, заметно улучшающая состояние кожных покровов и позволяющая насытить кожу лица необходимыми витаминами. Приготовление масок занимает буквально несколько минут!
Каждая женщина в состоянии выглядеть исключительно стильно, тратя на обновление своего гардероба вполне посильные суммы. И добиться этого совсем несложно – достаточно следовать нескольким простым правилам.
С давних времен и до наших дней люди верят в магическую силу камней, в то, что энергия камня сможет защитить от опасности, поможет человеку быть здоровым и счастливым.
Для выбора амулета не очень важно, соответствует ли минерал нужному знаку Зодиака его владельца. Тут дело совершенно в другом.
© Все права на статьи принадлежат авторам сайта, если не указано иное.
16 +