В русской литературе сохранились огромные запасы письменных памятников, живописующих тогдашнее положение крестьянина и отчасти рабочего. И, несмотря на то, что в основе большинства этих произведений лежит известная доля сентиментальности (слащавости), несмотря даже на то, что в значительной своей части этим произведениям не чужды розовые краски и что нарисованные ими картины сильно приукрашены в лучшую сторону, они дают ценнейший материал.
Вот описание крестьянской «холопской жизни»:
Плач холопов XVIII века
О, горе нам, холопам, за господами жить.
И не знаем, как их свирепству служить.
А хотя кто и служит, — так, как острая коса;
Видит милость—и то, как утренняя роса.
О, горе нам, холопам, от господ и бедство.
А когда прогневишь их, так отымут и отцовское наследство.
Что в свете человеку хуже сей напасти?
Что мы наживем, — и в том нам нет власти.
Пройти всю подселенную — нет такова житья мерзкова.
Разве нам просить на помощь Александра Невскова?
Как нам, братцы, не досадно
И коль стыдно и обидно,
Что иной и равный нам никогда быть не довлеет,
И то видим: множество нас в своей власти имеет.
Во весь век сколько можем мы, бессчастные, пожить.
И всегда будем мы, бессчастные, тужить.
бнать, прогневалась на нас земля и сверху небо.
Неужель мы не нашли бы без господ себе хлеба?
На что сотворены леса, на что и поле,
Когда отнята и та от бедных доля?
Зачем и для чего на свет нас породили?
Виновны в том отцы, что сим нас наградили.
Противны стали ныне закону господа,
Не верят слугам ни в чем и никогда.
Без выбору нас, бедных, ворами называют,
«Напрасно хлеб едим» — всечасно попрекают,
А если украдем господский один грош,
Указом повелят его убить, как вошь.
Холопей в депутаты затем не выбирают,
«Что могут-де холопы там говорить».
Трудно указать в литературе более реалистическое описание прошлой жизни крестьян, чем то, которое дали сами крестьяне в своем «Плаче холопов»; следовало бы его напечатать в крестьянских газетах полностью и хранить в красных уголках для крестьянской молодежи.
Могут возразить, что ведь эта песня-плач пелась в восемнадцатом столетии, а мы, слава богам, живем в двадцатом.
К сожалению, такое возражение имеет лишь формальное значение. Крепостное право отменено с небольшим полсотни лет назад; наши отцы еще испытывали всю его прелесть на себе.
А разве отмена крепостного права по существу облегчила положение крестьянства? Наоборот, оно стало еще нестерпимее, обострилось еще более.
Да ведь, по совести говоря, русские белогвардейцы типа Кутеповых, Евлогиев, Крупенских, Марковых и иже с ними с упоением и восторгом возвратили бы этот золотой для них век.
Это идеал их, идеал густопсового, махрового помещика.
Да только ли идеал русской черной сотни? Я думаю, не будет большой натяжкой сказать, что этому вполне сочувствуют и внешне культурные «благородные лорды» Англии. В самом деле, чем отличается только что описанное положение русского крепостного крестьянства от положения эксплуатируемого населения в таких английских колониях, как Индия, Африка, на островах Азии и т. д., и т. п.?
Попробуйте перевести эту песню на языки индусов, негров, малайцев и т. д., и можно быть уверенными, они найдут в ней многие и многие черты собственного быта.
А ведь надо сказать, что не только оголтелая буржуазия, но и так называемая «социалистическая» общественность страдают удивительной близорукостью, какой-то буквально обывательской узостью, относя факт борьбы рабочего класса за классовые задачи пролетариата лишь к немногим аристократическим странам Европы, между тем как наиболее яркая и наиболее ожесточенная борьба классов в наше время переносится именно во внеевропейские страны и преимущественно в страны восточные.
Английская забастовка углекопов в 1926 году, как великая забастовка, займет почетное место в истории рабочего движения мира, но все же ее нельзя равнять с китайской революцией, острие которой направлено в самое сердце мирового империализма. И что характерно, на этой революции более всего сказывается опыт русской Октябрьской революции и именно — руководящая роль пролетариата в революции.
Можно смело сказать, — самые блестящие страницы китайской революции вписаны китайскими рабочими. И в современных условиях рабочий сектор Китая в международном рабочем движении занял не менее ответственное место, чем рабочий сектор любой из европейских стран.
В дальнейшем китайское крестьянство, в особенности китайская беднота, на собственном опыте убедится, что его победа возможна лишь под руководством китайских рабочих. И этого сознания, что завоевание достигнуто кровью рабочих и крестьян Китая, никто отнять не сможет.
На эту тему можно было бы писать и говорить бесконечно, тем более что материала для этого более чем достаточно.
Но перейдем от народного эпоса (былин) XVIII столетия к художественной картине последних годов крепостного быта.
Из записок крепостного времени
«Когда молодой барин к нам приехал, их и узнать было нельзя: очень выросли, возмужали, отрастили большие усы и сделались еще красивее прежнего...
Егор Петрович все по комнатам с матерью ходили и расспрашивали о хозяйстве да о своих мужиках.
С виду наш барин казался таким строгим, что, кажется, я бы и подойти к ним не посмела; а наша Дунька была девка отчаянная, — все шмыгала по тем комнатам, где можно было повстречаться с молодым барином. Я тоже раза два (за делом) мимо барина пробежалась, только они меня тогда не заметили — были заняты, с матерью разговаривали.
Наша барыня перед сыном была смирная и ему тихо отвечала:
— Откуда, Егорушка, я тебе денег возьму? У меня в короткое время было трое похорон, я и Пашу на свой счет хоронила, и эти оба года был неурожай.
В кабинете господа о делах разговаривали, а в девичьей Дунька придумывала, как бы пошутить с барином, — на ночь под одеяло им крапивы положить. А мы с ней ругались, говорили, что она нас всех подведет под господский гнев.
— Не вы будете стлать постель, а я, — говорила Дунька, — я одна буду и в ответе.
Тут я Дуньке сказала:
— Пожалуй, и я помогу тебе рвать крапиву, только, смотри, меня барину не выдавай.
Малаша услыхала мои слова и засмеялась:
— Не смотрите, — говорит, — на нашу Акульку, что ей шестнадцать лет, она всех девок перехитрит: из-за чужой спины с молодым барином заигрывает.
Из-за этих слов я с Малашкой начала ругаться, и тут в девичью вошла Ольга Ивановна.
— Вы, — говорит, — девки, не подеритесь из-за молодого барина, лучше посмотрите, какой он мне платок ковровый привез.
Когда Малашка с Аксюшкой начали рассматривать платок, Дунька меня толк в бок и шепчет:
— Сбегай, Акулька, в сад, нарви крапивы... Вечером, когда мы легли спать, я уже знала, что моя
крапива лежит в ногах у молодого барина. И вот, лежу я на постели, а у самой от страха сердце бьется: что-то,— думаю, — завтра нам будет.
Дунька рядом со мной лежала, вижу — она встает.
— Куда ты? — спрашиваю.
— Не лежится, — говорит, — хочу посмотреть, спит ли молодой барин.
Я тоже пошла с Дунькой. Шли мы по комнатам в одних рубашках, босиком и на цыпочках.
У барина огонь был потушен, а дверь комнаты неплотно приперта; мы к ней сбоку подкрались и заглянули.
В комнату барина месяц смотрел, и от него по всему полу свет лежал.
Барин спал на кровати, покрывшись шелковым одеялом, а возле кровати на полу накидана наша крапива. Посмотрели мы на барина и той же дорогой пошли назад.
На другой день, утром, когда мы, девки, все были в девичьей, вошел молодой барин, остановился на пороге и спрашивает:
— Которая из вас, девок, мне стлала постель? Дунька поднялась из-за пялец и говорит:
— Это я!
От Дуньки я не захотела отстать, подошла к барину и говорю:
— Крапиву я рвала.
Барин сначала взглянули на меня, потом на Дуньку и, усмехнувшись, сказали:
— Какие вы обе смелые — не побоялись своего барина окрапивить! Чем мне вас наказать?
Тут барыня помешала, пришла сына звать чай пить.
— Охота, — говорит, — тебе, Егорушка, с этими дрянями разговаривать.
А сын ей на это:
— Я, маменька, смотрю на ваших девок, между ними есть и красивые, вот хоть бы эта, — и барин указал на меня, — сама беленькая, как снежинка, а глазенки темные и блестят, словно угольки.
А барыня на меня сейчас и накинулась.
— Зачем, мерзавка, без работы стоишь? Если нет глаженья, садись за пяльцы и вышивай, — и, взявши сына под руку, барыня пошла из девичьей.
Потом все утро она ко мне придиралась, под конец, приказала в девичьей затопить печку и выгладить ее новый капот.
Капот был хороший, батистовый; девки вышивали его ровно два года. Я за это время уже выучилась хорошо и скоро гладить и теперь в какой-нибудь час выгладила больше половины капота.
В печке стояло несколько утюгов: один утюг простывал, брала другой. Когда же в капоте мне осталось выгладить только один перед, где была сплошная гладь, в это время мимо окон девичьей шел наш молодой барин; на них было надето черкесское платье, и в руках они держали хлыст.
Я загляделась на барина и забыла, что у меня в руках горячий утюг, прижала его к капоту; когда барин прошел, я вспомнила об утюге и увидела на капоте черное, сожженное пятно; тут я как ахну!..
— Пропала, — говорю, — я, девушки, погибла я, бессчастная, до смерти запорет меня барыня!..
Девки выскочили из-за пялец посмотреть на сожженный капот, а Малашка уже шмыгнула за дверь доложить барыне.
Вижу, что все равно мне погибать.
— Пропустите, — говорю, — меня, девушки, на чердак: я там повешусь.
Уйти я не успела, барыня, как пуля, влетела в девичью и прямо к гладильной доске. Я повалилась ей в ноги.
— Ночей, — говорю, — сударыня, не буду спать, исправлю все, что испортила.
Барыня меня не слушает и только кричит девкам, чтобы те меня раздевали.
Девки мигом с меня стащили набойчатое платье, и я осталась в одной рубашке.
— Скиньте с нее и рубашку, — кричит барыня, — и держите Акульку ко мне спиной.
Девки скинули с меня и рубашку; я осталась как мать родила.
Девки держат меня за руки и за ноги; барыня схватила с гладильной доски горячий утюг, да как им полоснет по моей спине.
Не взвидела я божьего света и заорала на весь дом.
Во второй раз барыня не успела меня полоснуть, — вбежал молодой барин, вырвал утюг из рук матери, швырнул его в угол комнаты, да как закричит на мать:
— Зачем вы, маменька, портите такое красивое тело? Это тело нужно не жечь, а сечь.
Потом барин и на девок закричал:
— Не держите Акульку, выпустите ее руки и ноги.
Девки из своих рук меня выпустили. Я хотела убежать; барин дорогу мне пересек и со всей силы ударил меня хлыстом по груди.
Я взвизгнула и бросилась в угол.
Барин — за мной и опять хлестнул меня.
От барина я бегала то в один угол, то в другой, а барин все хлестал меня и хлестал. Я хотела спрятаться между девок, которые стояли, прижавшись к стене, и дрожали от страха, а те от себя меня отпихивали.
Я пряталась и за барыню, а та сама меня толкала под хлыст. Мое окровавленное лицо и обожженная спина уже так болели, что мне стало томно, и я повалилась на пол.
Очнулась я на кровати у молодого барина. Ольга Ивановна стояла возле меня и прикладывала к моей обожженной спине мокрую намыленную куделю; барин ходили по комнате и говорили:
— Смотри, нянька, хорошенько лечи Акульку, чтобы от ожога пятна не осталось».
Хотя крепостное право формально уже окончилось свыше шестидесяти лет назад, все же типы повести не покрылись тлением истории.
Наоборот, последняя гражданская борьба наглядными картинами показала, что потомки помещиков умеют драть не хуже своих отцов и дедов, но только девственный дедовский прут они заменили более культурной, а следовательно, и более чувствительной плетью, а спокойное наслаждение предков зрелищем порки перешло в исступленную ненависть потомков к рабочим и крестьянам.
И чем короче у них руки, тем большая жажда охватывает белогвардейцев расправиться со своими вековечными классовыми врагами, т. е. с рабочими и крестьянами.
Когда об этом «далеко прекрасном прошлем» с умилением говорят потомки крепостников, это понятно: паразиты не могут существовать сами по себе,— они тоскуют по живому народному телу, на котором они питались, развивались и которое терзали целые столетия, для них это вопрос жизни или смерти.
Но ведь в одном военном лагере с ними находятся меньшевики и все так называемые народнические партии — от Мякотина до Чернова, от Чернова до крайних левых эсеров включительно, — партии, мнящие себя монополистами по охране так называемой «демократии».
Неужели же кто-нибудь всерьез поверит, что союзники меньшевиков справа являются вместе с этими меньшевиками защитниками «демократии»? Таких наивных людей в Союзе сейчас вряд ли найдешь.
Крепостничество — их идеал, за который они борются по силе возможности.
Всякий, входящий с крепостниками-белогвардейцами в то или иное политическое соглашение, тем самым принципиально считает их идеал для себя более приемлемым, чем советский строй, — как бы этого ни опровергали наши «демократические» противники.
Партии меньшевиков и эсеров, когда-то, в пережитом прошлом, революционные, на словах борются за демократию, а на деле вступают в теснейший контакт с реакционерами и крепостниками всех мастей, как русских, так и международных, т. е., иными словами, оправдывают, защищают, содействуют крепостничеству, независимо or перемены внешней формы крепостничества.
Враги Советов заорут, что мы хотим пугать старым призраком, что о крепостном строе не помышляют не только мелкобуржуазные, но даже и крайние реакционеры Кутеповы, и что поэтому нечего зря шевелить покойников.
Конечно, правильно, что мертвого не воскресишь, как бы этого многим ни хотелось. Но дело в том, что именно по этом-то мертвом плачут и мечтают политические друзья меньшевиков и эсеров.
Оставим и мы крепостной быт, ведь он нами только "И приведен в напоминание, к чему стремятся и чем дышат в своей злобной мстительности и крепостнической ненависти к народной «черни» реакционеры.
Перейдем к так называемому пореформенному периоду, который близок не только нашим отцам, но и непосредственно нам.
Я останусь столь же скупым на картины и этого времени, чтобы никому не представилось излишнее сгущение красок недавнего прошлого.
«— Вы пашни больше берите, — увещевал он крестьян: — в ней вся надежда. За лесом не гонитесь, а я сучьев на протопление и валежнику на лучину хоть задаром добрым соседям отпущу. Лугов тоже немного вам нужно, — у меня пустошей сколько угодно есть. На кой мне их шут, только горе одно... хоть даром косите.
Словом сказать, так обставил дело, что мужику курицы выпустить некуда. Курица глупа, не рассуждает, что свое, а что чужое, бредет туда, где лучше, — за это ее сейчас в суп. Ищет баба курицу, с ног сбилась, а Конон Лукич молчит.
— Вы, что ли, Конон Лукич, курицу взяли? — пристает она к барину.
— Не знаю; видел я давеча курицу у себя в огороде, а твоя ли, моя ли, — Христос их разберет.
— Куда же она девалась?
— Должно быть, в суп ко мне попала. Не ходи в огород, — за это я не только чужой, но и своей курице потачки не дам.
Что бабе делать? Не судиться же из-за курицы. Обругает барина, да он уже обтерпелся. В глаза его «мучителем» зовут, а он только опояску на халате обдергивает.
И полеводство свое он расположит с расчетом. Когда у крестьян земля под паром, у него — через дорогу овес посеян.
Видит скотина — на пару ей взять нечего, а тут же чуть не под самым рылом целое море зелени. Нет-нет, да и забредет в господские овсы, а ее оттуда кнутьями, да с хозяина штраф. Потравила скотина на гривенник, а штрафу рубль.
— Хоть все поле стравите, мне же лучше, — ухмыляется Конон Лукич: — ни градобитиев бояться не нужно, ни бабам за жнитво платить.
Однако он настолько добр, что денег за штрафы не требует.
— Мне на что деньги, — говорит он; на свечку богу да на лампадное маслице у меня и своих хватит. А ты вот что, друг: с тебя за потраву следует рубль, так ты мне вместо того полдееятинки вспаши да сдвой, а уж посею я сам. Так мы с тобой по-хорошему и разойдемся.
— Мучитель вы наш, Конон Лукич.
— Ты говоришь «мучитель», а я говорю: правило такое есть — на чужую собственность не заглядывайся. Я к тебе не хожу, ты ко мне не ходи. Знаешь ли ты, что такое собственность? Ею, друг, государство держится. Потому всякому своего жаль, так, стало быть, и чужого касаться не следует. Все друг о дружке живут; я тебя берегу — ты меня, потому что у каждого есть собственность. А ежели кто это забывает, значит, тот и государству изменник, да и вообще... ну, просто, значит, ничего не стоящий человек.
Словом сказать, и потравы и порубки не печалят его, а радуют. Всякий нанесенный ему ущерб оценен заблаговременно, на все установлена определенная такса. Целый день он бродит по полям, по лугам, по лесу, ничего не пропустит и словно чутьем угадает виновного. Даже ночью одним ухом спит, а другим прислушивается.
На первых порах после освобождения он завалил мирового посредника жалобами и постоянно судился, хотя почти всегда проигрывал дела. Но крестьянам даже выигрывать надоело; выиграешь медный пятак, а времени прогуляешь на рубль. Постепенно они подчинились; отводили душу, ругая Лобкова в глаза, но назначенные десятины обрабатывали исправно, не кривя душой. Чего еще лучше.
Другое подспорье, это — система так называемых одолжений. У мужика к весне и хлеб и сено подошли, а Конон Лукич всегда готов по-соседски одолжить.
— Одолжили бы, сударь, пудика два мучки до осени! — кланяется мужичок.
— С удовольствием, друг! И процента не возьму: я тебе два пуда, и ты мне два пуда — святое дело.
Известно, за благодарность ты что-нибудь поработаешь... Что бы, например, ну, например, хозяйка твоя с сношеньками полдесятинки овса мне сожнет. Ах, хороша у тебя старшая сноха... я-адреная.
— Помилуйте, Конон Лукич, полдесятинки овса сжать, — мало-мальски два с полтиной отдать нужно.
— Это ежели деньгами платить, а мне — за благодарность. Я ведь не неволю: мне и гуляючи отработаете. Наступит время, поспеет овес, бабыньки-то твои и не увидят, как шутя полдесятинки сожнут.
За первым мужичком следует другой, за другим — третий и т. д. У всех нужда, и всех Конон Лукич готов наделить. Весной он обеспечивает себе обработку и уборку полей. С наступлением лета он точно так же обеспечивает уборку сенокоса.
Здесь ему приходит на помощь третье, отличнейшее подспорье — пустошь.
— Берите у меня пустоша... — советует он мужикам, — я с вас ни денег, ни сена не возьму, — на что мне. Вот лужок мой всем миром уберете, — я и за то благодарен буду. Вы это тут на гулянках сделаете, а мне — подспорье.
— Всё на гулянках, да на гулянках. И то круглый год гуляем у вас, словно на барщине, — возражают мужички: — вы бы лучше, как и другие, Конон Лукич, за деньги, либо исполу...
— Что вы, Христос с вами, да мне стыдно будет в люди глаза показать, если я с соседями на деньги пойду. Я — вам, вы — мне, вот как по-христиански следует. А как скосите мне лужок, я вам ведерко поставлю да пирожком обделю, — это само собой.
Словом сказать, благодаря подспорьям, гуляют у него мужики на работе, а он пропитывается».
Но дальше, дальше от крепостного времени.
Дадим себе небольшой отдых, передышку на временах так называемых «великих реформ».
Наверху шли реформа за реформой по облагодетель-ствованию крестьянства, превращению его в равноправного гражданина России, а на низах...
«Пропустивший «сроки» распоясовец ослаб духом совершенно; он, очевидно, потерял все...
Закончив долголетнюю историю своего терпения и бедности сознанием своего ничтожества, такого ничтожества, которое может быть во всякое время выкинуто вон, как сор, распоясовец чувствовал внутри себя полный разгром и стал пропивать все, что оставалось, стал воровать, — до того, что прямо подходил к проезжему купцу и говорил:
— Ну, что ж, купец, давай на чаек-то!
— За что?
— А за разговор. Мало тебе этого. Вынимай-ка желтую бумажку!
И вот в такую минуту падения, грозившего потопить распоясовца в море самой крайней нищеты, однажды по осени, в самое трудное для распоясовцев время, когда приходилось вносить недоимки, — в маленькой тележке, запряженной добрым мерином, появился Иван Кузьмич вместе с управляющим.
Они, очевидно, объезжали и осматривали «округу». Меринок шел свободно и весело по дороге. Иван Кузьмич просто и прямо оценивал: «что чего стоит», и скоро стало известно, что «купец снял» у барина «все» — и лес дремучий, и реки, и поля, все, все до нитки. Скоро новорас-поясовцы узнали, что и их Иван Кузьмич тоже «снял» всех до единого: полтина в сутки пешему и рубль конному: «кто хочет по этой цене идти на станцию за пятнадцать верст принять оттуда паровик — иди».
Такова была прокламация Ивана Кузьмича к народу».
Капитализм делал свое дело: на низу шло первоначальное капиталистическое накопление, с одной стороны, усиленным темпом выращивало кулаческий деревенский слой, а с другой разоряло рядовое крестьянство. Сотни тысяч самостоятельных крестьян превращались в пауперов (нищих), в бесхозяйственных крестьян, массами направляющихся в города, на окраины России и в эмиграцию.
В то же время в городах и отдельных селах на дешевой рабочей силе шло развитие фабрик, заводов, крупных кустарных ремесел.
Между деревней и фабрикой росли связи по рабочей линии. Борьба рабочих, очень быстро перешедшая от простой экономической борьбы за свои непосредственные цеховые интересы в политическую борьбу с царизмом, не могла не отразиться на крестьянстве.
Расстрелы на Обуховском заводе в Петербурге, огромные южные забастовки вызвали довольно сильное крестьянское движение, которое в Харьковской губернии вылилось в разгром помещичьих имений. Окончилось оно печально: тысячи крестьян были выпороты харьковским губернатором, князем Оболенским, и высланы в северные губернии; разумеется, традиционная порка не только не уменьшила революционного движения, а, наоборот, расширила и углубила его.
Начиная с девятисотых годов, в числе политических ссыльных нередко стали появляться и крестьяне, не только за участие в аграрных беспорядках, но и за «систематическую противоправительственную работу...»
В деревне повеяло новым духом.
Все больше стало появляться людей, задумывающихся над общественными вопросами и предпринимающих те или иные шаги в разрешении так называемых «проклятых вопросов», т. е. вопросов исключительно тяжелого экономического положения крестьянства и его политического бесправия.
Из этого общественно-высшего слоя крестьянства в значительной степени выходили прозелиты, новые люди революционных партий.
В атмосфере запахло грозой.
Приближался пятый год, предвестником которого появился «Буревестник» М. Горького; между прочим, Горьким же отмечено и появление новых революционных типов в деревне. Война с Японией дала новый толчок развивающейся революционной мысли в деревне. Сотни тысяч крестьян наглядно увидели внутреннюю гниль царского режима, и, наконец, наступил пятый год, когда пролетариат в кровавой схватке потряс до основания остов царизма.
Говорят, что деревня не пришла своевременно на помощь пролетариату, а это и послужило главной причиной поражения революции пятого года.
Конечно, эта точка зрения — верная, но если учесть всю совокупность тогдашних деревенских условий, то станет понятным опоздание аграрного движения.
Во всяком случае запоздание крестьянского движения от рабочего и необходимость их сочетания для свержения царизма и остатков крепостничества дали возможность сказать тогда Ленину:
«Действительный мелкобуржуазный характер современного крестьянского движения в России не подлежит сомнению; мы должны разъяснять это всеми силами и беспощадно, непримиримо бороться со всякими иллюзиями всяких «социалистов-революционеров» или примитивных социалистов на этот счет.
Особая организация самостоятельной партии пролетариата, стремящейся через все демократические перевороты к полной социалистической революции, должна быть нашей постоянной, ни на минуту не упускаемой из виду целью. Но отворачиваться поэтому от крестьянского движения было бы самым безнадежным филистерством и педантизмом.
Нет, революционно-демократический характер крестьянского движения несомненен, и мы должны всеми силами поддерживать его, развивать, делать политически сознательным и классово-определенным, толкать его дальше, идти вместе с ним, рука об руку до конца, — ибо мы идем гораздо дальше конца всякого крестьянского движения, мы идем до полного конца самого деления общества на классы.
Вряд ли найдется другая страна в мире, где бы крестьянство переживало такие страдания, такое угнетение и надругательство, как в России.
Чем беспросветнее было это угнетение, тем более могучим будет теперь его пробуждение, тем непреоборимее будет его революционный натиск.
Дело сознательного революционного пролетариата всеми силами поддерживать этот натиск, чтобы он не оставил камня на камне в старой, проклятой, крепостнически-самодержавной рабьей Росси и, чтобы он создал новое поколение свободных и смелых людей, создал новую республиканскую страну, в которой развернется на просторе наша пролетарская борьба за социализм».
Здесь, собственно говоря, новы не мысли, высказываемые Лениным (он их придерживался и развивал их с самого начала своей революционной деятельности), а сама обостренная форма их постановки, — обычная манера Ленина: дать постановку, лозунг, которые по своей ясности не могли бы подвергаться различному толкованию.
Филистерством и педантизмом, т. е. близорукостью и чисто формальным подходом к крестьянству: раз, мол, крестьянское движение в основе своей мелкобуржуазно, то рабочему не с кем тут связываться в своей классовой борьбе. Против такого формального толкования мелкобуржуазной сущности крестьянского движения Ленин и боролся в то время с меньшевиками.
Меньшевики запугивали рабочий класс, что он останется одинок, без союзника. По существу, меньшевики толкали этим рабочий класс к революционному бездействию, к неверию в совместную победу с крестьянами.
Так партия пролетарского авангарда, в лице Ленина, ребром поставила вопрос: если крестьяне хотят выбраться из царистско-капиталистической кабалы, то для них выход только один — не оставить камня на камне в старом мире.
Интересно посмотреть, как сами крестьяне к этому времени смотрели на положение вещей.
Вот как пишет писатель Муйжель, излагая жалобу помещика Лаптева, обращающегося к старшине и его писарю:
«— Не дойдет. Вы говорите, не дойдет. Нет-с, уже дошло. Да-с, я вам говорю, что дошло. Извольте поглядеть: аренды не берут, надеются на что-то, слухи разные ходят, слова разные говорят: «Ты, — говорит, — где живешь — на небе, ай на земле? Уши у тебя золотом завешены».
— Да-с, значит, мысль, намерение, т. е., есть.
— А, недалеко ходить, и действия проявляться стали-с?
— Третьего дня, — Лаптев умолк на минутку, как бы собираясь поразить эффектом, — третьего дня у меня с Тимкина Лога — запащиков я туда послал — сохи и бороны в болото закинули... Да-с. Это — не дойдет. А вы, начальство, сидите, смотрите, — злорадно добавил он, сорвав очки, снова стал крепко и сердито протирать их.
— Я доложу, — забеспокоился старшина, и по сузившимся, ушедшим внутрь карим глазкам его Лаптев видел, что он напугался, — я доложу господину земскому начальнику... Это что же такое, это самоуправство, это действительно уже началось... Я обязательно доложу... Как вы думаете, Василь Иваныч, надо доложить, а? — обратился он к писарю.
Писарь помолчал, пожевал губами и солидно промолвил:
— Да, дело серьезное... Доложить требуется.
— Так нельзя, — говорил старшина, ерзая на твердом деревянном диване и беспомощно оглядываясь, — эдак они действительно... Батюшка давно говорил... И слухи тоже. Вон, в Сонинской-то...
Лаптев поднялся.
— А вы, со своей стороны, Петра Мосеич, — говорил старшина, — уж будьте добры, увидите господина земского начальника, уж не забудьте сказать... Я от себя, а вы от себя... Действительно, эдак они...
— Я скажу... Или я напишу ему лучше, — успокоил его Лаптев, — а покуда что...
— До свиданья, до свиданья... Так вы уж не забудьте,— твердил старшина, провожая его на двор, и в маленьких едких глазах его бегало трусливое беспокойство. — Ну, времена настали!..
Лаптев только махнул рукой в ответ и сел в дрожки.
В тот же вечер он отправил с Мишуткой, двенадцатилетним внуком кухарки, земскому начальнику письмо, в котором, жалуясь на мужиков, он, как дворянин и собственник, считает своим долгом предупредить, что от них можно ожидать всего. К тому же в народе ходят разные превратные толкования, и, памятуя пример соседней губернии, где бунты разрослись до того, что у помещиков были сожжены хлеб и амбары, он имеет честь доложить о вышеизложенном господину земскому начальнику.
Старшина, очевидно, со своей стороны доложил, потому что результат вышел самый неожиданный и для старшины, и для Лаптева, и для добрывичских мужиков, напугавших всех, как начало чего-то нового и страшного, нарушившего течение привычной жизни.
В деревню были вызваны казаки».
Несмотря на относительную мягкость тонов, которую дает своему описанию Муйжель, в них все же чувствуются огромные вожделения крестьян насчет помещичьей земли: желание взять ее захватным порядком и расправиться по-плебейски с помещичьим классом. Как видно, за 25— 50 лет произошел огромный сдвиг. 1927
Популярные статьи сайта из раздела «Сны и магия»
.
Магия приворота
Приворот является магическим воздействием на человека помимо его воли. Принято различать два вида приворота – любовный и сексуальный. Чем же они отличаются между собой?
По данным статистики, наши соотечественницы ежегодно тратят баснословные суммы денег на экстрасенсов, гадалок. Воистину, вера в силу слова огромна. Но оправдана ли она?
Порча насылается на человека намеренно, при этом считается, что она действует на биоэнергетику жертвы. Наиболее уязвимыми являются дети, беременные и кормящие женщины.
Испокон веков люди пытались приворожить любимого человека и делали это с помощью магии. Существуют готовые рецепты приворотов, но надежнее обратиться к магу.
Достаточно ясные образы из сна производят неизгладимое впечатление на проснувшегося человека. Если через какое-то время события во сне воплощаются наяву, то люди убеждаются в том, что данный сон был вещим. Вещие сны отличаются от обычных тем, что они, за редким исключением, имеют прямое значение. Вещий сон всегда яркий, запоминающийся...
Существует стойкое убеждение, что сны про умерших людей не относятся к жанру ужасов, а, напротив, часто являются вещими снами. Так, например, стоит прислушиваться к словам покойников, потому что все они как правило являются прямыми и правдивыми, в отличие от иносказаний, которые произносят другие персонажи наших сновидений...
Если приснился какой-то плохой сон, то он запоминается почти всем и не выходит из головы длительное время. Часто человека пугает даже не столько само содержимое сновидения, а его последствия, ведь большинство из нас верит, что сны мы видим совсем не напрасно. Как выяснили ученые, плохой сон чаще всего снится человеку уже под самое утро...
Согласно Миллеру, сны, в которых снятся кошки – знак, предвещающий неудачу. Кроме случаев, когда кошку удается убить или прогнать. Если кошка нападает на сновидца, то это означает...
Как правило, змеи – это всегда что-то нехорошее, это предвестники будущих неприятностей. Если снятся змеи, которые активно шевелятся и извиваются, то говорят о том, что ...
Снятся деньги обычно к хлопотам, связанным с самыми разными сферами жизни людей. При этом надо обращать внимание, что за деньги снятся – медные, золотые или бумажные...
Сонник Миллера обещает, что если во сне паук плетет паутину, то в доме все будет спокойно и мирно, а если просто снятся пауки, то надо более внимательно отнестись к своей работе, и тогда...
При выборе имени для ребенка необходимо обращать внимание на сочетание выбранного имени и отчества. Предлагаем вам несколько практических советов и рекомендаций.
Хорошее сочетание имени и фамилии играет заметную роль для формирования комфортного существования и счастливой судьбы каждого из нас. Как же его добиться?
Еще недавно многие полагали, что брак по расчету - это архаический пережиток прошлого. Тем не менее, этот вид брака благополучно существует и в наши дни.
Очевидно, что уход за собой необходим любой девушке и женщине в любом возрасте. Но в чем он должен заключаться? С чего начать?
Представляем вам примерный список процедур по уходу за собой в домашних условиях, который вы можете взять за основу и переделать непосредственно под себя.
Та-а-а-к… Повеселилась вчера на дружеской вечеринке… а сегодня из зеркала смотрит на меня незнакомая тётя: убедительные круги под глазами, синева, а первые морщинки
просто кричат о моём биологическом возрасте всем окружающим. Выход один – маскироваться!
Нанесение косметических масок для кожи - одна из самых популярных и эффективных процедур, заметно улучшающая состояние кожных покровов и позволяющая насытить кожу лица необходимыми витаминами. Приготовление масок занимает буквально несколько минут!
Каждая женщина в состоянии выглядеть исключительно стильно, тратя на обновление своего гардероба вполне посильные суммы. И добиться этого совсем несложно – достаточно следовать нескольким простым правилам.
С давних времен и до наших дней люди верят в магическую силу камней, в то, что энергия камня сможет защитить от опасности, поможет человеку быть здоровым и счастливым.
Для выбора амулета не очень важно, соответствует ли минерал нужному знаку Зодиака его владельца. Тут дело совершенно в другом.
© Все права на статьи принадлежат авторам сайта, если не указано иное.
16 +