Несколько определений понятия семьи и понятия страны (pays) у детей от 7 до 10 лет
Ж. Пиаже. "Речь и мышление ребенка"
Государственное учебно-педагогическое издательство,
Москва - Ленинград, 1932 г. OCR Detskiysad.Ru Книга приведена с некоторыми сокращениями
Во второй главе и на предшествующих страницах мы рассмотрели трудности для ребенка постичь такие повидимому простые идеи, как идея брата и сестры, правой и левой стороны и трудности оперировать ими. Мы нашли, что эти трудности происходят от неспособности ребенка известного возраста уразуметь относительности понятий. Следующие страницы, хотя и относящиеся к областям, как далеким от логики отношений, послужат нам на самом деле полезным дополнением. Анализируя определение семьи, мы коснемся вопроса, близкого к вопросу о братьях и сестрах: мы увидим ребенка в процессе овладения понятием о родстве, понятием, которое является относительным. При определении понятий страны, города и кантона мы снова очутимся перед трудностями, зависящими от отношения целого к части, а это отношение также является основным для ребенка. Наконец между понятиями семьи и страны также имеются соотношения, которые мы заметим более или менее ясно: оба они вызывают понятие «целого».
Само собой разумеется, что эта анкета не была задумана нами, как систематическая. Иначе можно было бы нас справедливо заподозрить, что мы некоторым образом подтасовали факты. Наоборот полученные нами результаты обязаны случайностям исследования. Бове, которому нужны были сведения относительно социальных понятий у детей, заставлял ребят определять такие слова как страна, отечество, семья, дядя, кузен, иностранец. Около 200 детей в возрасте от 8 до 10 лет отвечали на эти вопросы. Но вместо ответов с чувственной окраской были получены ответы более или менее словесные, которые нужно было проанализировать. Мы проделали этот анализ над 30 мальчикамя от 7 до 10 лет, расспрашивая их индивидуально. При каждом определении мы следили за ребенком в избранном им направлении, пытаясь таким образом путем разговора внести поправку в слишком словесный характер, который мог иметь этот прием.
Детские определения всегда интересны, но истолкование их нелегко. В самом деле, всякое определение есть осознание, а известно из закона Клапареда об осознании, что чем автоматичнее употребляется какое-нибудь понятие или отношение, тем труднее его осознать. Стоит спросить, например, у взрослого, далее культурного, какая разница между «потому что» (parce que) и «ведь» (puisque). Хотя взрослые и умеют очень правильно и кстати употреблять эти два термина, иногда правда ставя один вместо другого, но этого еще недостаточно, чтобы они могли сразу осознать разницу между ними. Так что, хотя дети и умеют употреблять слова «дядя» или «страна» в осмысленных фразах, этого все же недостаточно, чтобы они умели определить эти слова. Точно так же при изучении определения, даваемого детьми, следует тщательно различать осознание и реальное понятие, в некотором смысле несознаваемое или по крайней мере подразумеваемое, которым обладал ребенок, не умея, однако, его выявить.
Сделав эту оговорку, мы, думается, можем утверждать, что понятия о стране и семье остаются еще словесными между 7 и 9 годами, т. е. что реальное понятие, которым еще неосознанно владеет ребенок, и которое осознается им мало-по-малу, представляет из себя еще лишь понятие, возникшее в связи с речью взрослых, а не спонтанное и непосредственное представление.
Иначе говоря, ребенок часто слышит слова «страна», «семья» и т. д., и он ставит в соответствии с ними более или менее синкретическую схему, в которую он вводит образ, но здесь не образ породил схему, а наоборот. Итак, мы собираемся заняться изучением словесного, а не конкретного понимания, т. е. родившегося по поводу какого-нибудь наблюдения внешнего мира. Мы называем словесным пониманием функцию приспособления ребенка не к самой действительности, а к словам и к выражениям, услышанным из уст взрослых и других детей, словам, под которыми ребенок старается себе представить действительность. И именно потому, что словесное понимание частично оторвано от реального мира, педагог не должен культивировать его у ребенка, по крайней мере, не приняв необходимых предосторожностей. Но для психолога оно представляет большой интерес: часто схематизм детской речи обнаруживается здесь яснее, чем при конкретных представлениях. Слыша, например, слово «страна», ребенок может совершенно свободно создать себе любое представление. Это представление, действительно, гораздо менее, чем это можно было бы предполагать, зависит от окружающих влияний: так как услышанное ребенком не связано ни с каким конкретным представлением, то он его деформирует и классифицирует по законам мысли, свойственным каждой возрастной стадии. Достаточно поэтому ясно представить себе, что делаешь, когда занимаешься изучением словесного пониманиями точно различать эту разновидность мысли от понимания восприятий, чтобы исследования словесных представлений стали интересными.
§ 5. Семья
Мы ставим себе целью показать, что определение семьи представляет полезное контрольное испытание для вывода нашего очерка об отношении, выражаемом словом «брат», в том смысле, что эти определения до возраста 9—10 лет не принимают во внимание отношения родства. Действительно, эти определения проходят через три стадии. В первой — ребенок называет семьей людей, находящихся вокруг него: он не интересуется отношениями родства и определяет семью по квартире или по фамилии. Во второй стадии ребенок умеет применять понятие о родстве, но еще ограничивает состав семьи родственниками, которые находятся вокруг него в данный момент. В третьей стадии, наконец, определение распространяется на всех родственников.
Вот примеры первой стадии.
Бэт (7 лет): «Это люди, которые живут вместе, в одной и той же квартире». Тетки и дяди не принадлежат к семье. Бэт оспаривает, что у экспериментатора тоже имеется семья.
Жак (7 лет): «Это люди, это когда много лиц». Это определение имеет тот же смысл, что и предыдущее.
Кю (7 л. 7 м.): «Семья — это когда они все вместе.— Здесь есть семья?— Нет.— Когда они все носят одну фамилию. Но кузины и тетки не принадлежат к семье, потому, что они не живут с нами.— Если бы твоя тетя жила с вами, ты сказал бы, что она принадлежит к семье?— Да».
Бюс (8 л. 6 м.) дает то же определение. Кузен не принадлежит к семье. Если бы он принадлежал к семье, то он жил бы у нас.— А если бы я стал жить с вами, я принадлежал бы к семье?— Да.— Бабушка принадлежит к семье «потому что она жила с папой». Это последнее замечание по своему внутреннему смыслу относится ко второй стадии, хотя явно ребенок прибегает лишь к факту «жить вместе».
Бои (9 лет) не соглашается, что его брат принадлежит к семье: «Нет он в Савое»; потом, подумав, он расширяет смысл слова «семья»: «Он принадлежит к семье, но он в Савое». Это «но» хорошо показывает, что Бон держится своей идеи, иначе эта фраза имела бы не больше смысла, чем знаменитый пример: «Этот человек — садовник, но он протестант». Что касается дедушки Бона, то он не принадлежит к семье, но к семье отца Бона, «потому что, когда мой папа был маленьким, то он жил у моего дедушки» (то же замечание, что и Бюс).
Лов (10 л. 9 м.) определяет семью, говоря: «Они все в одной и той же квартире». Потом он прибавляет идею общей для всех фамилии.
Излишне приводить больше примеров. Ребенок на этой стадии определяет семью фактом совместного сожительства с прибавлением или без прибавления условия единой фамилии. Кузены, дедушка и бабушка, братья принадлежат к семье лишь тогда, когда живут вместе с ребенком, не иначе. Конечно не следует полагать, что ребенок не знает отношений родства. Доказательством этого служат определения слов «кузен» и «дядя», которые мы требовали от тех же самых детей, и которые нам были даны в более или менее опытной форме, но всегда точно: «дядя — это брат папы или мамы» и т. д.; «кузен — это сын тети» и т. д. Но подобно тому как ребенок, зная, сыном чьих родителей является его брат, не делает заключения о взаимных отношениях с братом, потому что он судит лишь с непосредственной своей и эгоцентрической точки зрения — точно так же в определении семьи он остается тоже на непосредственной точке зрения. Зная реальные отношения родства, он называет семьей тех из родственников, которые действительно окружают его в настоящий момент. Здесь имеется реалистическая ориентация ума, которую интересно подчеркнуть, ибо, не означая в данном случае настоящего незнания отношений, она объясняет — по крайней мере в качестве именно умственной ориентации — как наиболее значительные иллюзии могут быть порождены детским реализмом. Заметим, что правильные определения слова «брат» получаются только в 9 лет. Во второй стадии понятие родства получает определение, но не замещает еще собой факта совместного сожительства.
Матт (9 л. 3 м.) так, например, определяет семью: «Папа, мама и дети». Но его папа и его мама сами не принадлежат к семье: «Папа, когда был маленьким, имел свою семью» (сравни с Боном).
Map (9 л. 7 м.) доходит до того, что, определив семью: «это родственники», говорит, что его папа «не совсем принадлежит к семье».
Вик (11 лет, отсталый): «Семья — это группа родственников.— А сколько вас в семье?— Трое в моей семье, но может быть несколько.— Почему трое?— Те, которые вместе обедают».
Шар (12 л. 9 м., отсталый): «Семья — это ряд лиц.— А сколько вас в семье?— Четверо, потому что моя сестра далеко».
Следует еще отметить выражение Во (9 лет), говорящего о своем еще живущем дедушке: «Это был папа моей мамы». Отношение родства таким образом еще не ясно понимается ребенком как независящее от места и времени. Явно опираясь на понятие родства, ребенок во второй стадии хранит еще заднюю мысль: семья еще понимается с точки зрения непосредственной и реалистической.
Наконец в третьей стадии ребенок освобождается от этого реализма и определяет семью только по признаку родства. Поэтому он почти внезапно замещает понятие семьи в ограниченном смысле (родители и дети) понятием в широком смысле (дедушка, бабушка, дяди, тетки и кузены):
Про (8 лет, преждевременно развившийся): «Это все родственники вместе».
Пио (12 л. 3 м.): «Это поколение» и т. д.
Итак, этот беглый обзор эволюции определения семьи подтверждает наш анализ отношения, выраженного словом «брат». Благодаря эгоцентрическим привычкам мысли, ребенок не старается сойти со своей непосредственной точки зрения на вещи. Отсюда семья понимается как совокупность лиц, окружающих ребенка, независимо от вопроса о родстве. Эта непосредственная точка зрения является сверх того реалистической в том смысле, что родство, не будучи освобождено от обстоятельств места и времени, среди которых ребенок живет, не понимается еще, как отношение. Здесь только один шаг (как это в достаточной мере нам показало изучение отношения «брат») от точки зрения непосредственной или реалистической к отсутствию интереса, к реальным отношениям.
Остается вопрос о природе этого реализма, который в данном частном случае кажется исключительно зрительным: действительно, может показаться, что образ квартиры или фактор совместного сожительства преобладают в упрощенных определениях, которые мы только что перечислили. Правда, в представлении детей всегда имеются образы, однако это еще не значит, что детский реализм может быть квалифицирован попросту, как зрительный. Весь вопрос в том, чтобы знать, что замещает и что представляет образ: причинные ли отношения, отношения пространственные или простое соположение терминов, понимаемых без синтеза и т. д.? И вот, в случае с определением семьи образ, будучи зрительным и удаленным от логической действительности (отношение родства), тем не менее может быть сравниваем с тем реализмом, который, например в рисунке велосипеда ведет ребенка к тому, чтобы заменить пространственные отношения (символизирующие причинные зависимости) соположением частей, понимаемых попросту, как «идущие вместе». В этом отношении определить семью, говоря: «они все вместе», это — дать доказазательство реализма, похожего на реализм интеллектуальный, который производит соположение в рисунке. Действительно, оба заменяют связи логические, причинные и даже пространственные непосредственной связью, обусловленной господствующим интересом ребенка.
Что касается возрастов, которыми характеризуются наши три стадии, то можно приблизительно отнести второй к 9 годам, а третий к 11. Если дальнейшие изыскания не переместят этих лет, то можно будет установить совпадение в возрасте с той эпохой, когда отношения брата и отношение вообще употребляется правильно.
§ 6. Страна (pays)
Нам часто случалось, независимо от анкеты, о которой мы говорим сейчас, задавать школьникам вопросы такого рода: «Ты швейцарец?» Очень часто мы получали в ответ: «Нет, я женевец.— Но тогда ты швейцарец?— Нет, я женевец.— Но твой папа швейцарец.— Нет, он женевец». Тогда мы стали спрашивать: «Ты женевец?» Иногда ребенок, будучи даже обитателем Женевы, отвечает: «Нет, я швейцарец». Наконец, мы стали спрашивать у значительного количества швейцарских школьников всех кантонов: «Ты женевец?» (или уроженец Ваадта). А потом: «Ты швейцарец?» (или в обратном порядке). Затем: «Ты швейцарец и женевец в одно и то же время?» и, наконец: «Можно ли быть вместе швейцарцем и женевцем?» До 9 лет 3/4 опрошенных нами школьников оспаривали, что можно быть одновременно швейцарцем и женевцем.
Отчего происходит этот факт? Нет ли здесь каких-нибудь следов кантонального шовинизма? Мы не нашли ничего подобного. Женевцы, невшательцы, валийцы и даже бернцы, находившиеся в классах, не обнаружили ни малейших следов шовинизма. Дети дали отрицательный ответ вовсе не потому, что они подумали над вопросом. Они себе иногда не ставили такого вопроса. Часто даже вопрос им казался странным.
Можно ли сказать, что тут имеется простое незнание, недостаток осведомленности, что лишило бы всякого интереса подобные суждения? Действительно, можно утверждать, что так как в школе до 9—10 лет еще не учат тому, что такое Швейцария и кантоны, то ребенок говорит о Швейцарии так, как если бы говорил о Китае: эта страна, которая находится «дальше». Но, вопрос этот решается опытным путем. В известных случаях (и мы увидим, что эти случаи встречаются часто в первой стадии) так дело и происходит. В этих условиях представляется интересным спросить у ребенка, что такое Швейцария, что такое страна и т. д., только для того, чтобы посмотреть, что он усвоил и что выбрал из разговоров, которые он мог слышать случайно в семье или на
улице. Но ответ ребенка не будет представлять непосредственного интереса для логики. Наоборот, в других случаях очень заметно, что у ребенка имеется некоторая точная осведомленность относительно Швейцарии и ее кантонов. Несмотря на это, его тенденция отрицать возможность быть одновременно швейцарцем и женевцем продолжает существовать вопреки осведомленности. Швейцария, говорит нам один мальчик, это «все кантоны вместе».— Значит ты швейцарец?— «Нет». Другие знают, что Женева в Швейцарии, но не соглашаются, что они швейцарцы. Таким образом эти случаи, относящиеся ко второй группе, гораздо более интересны, ибо в данном случае оказывает действие не недостаточность осведомленности, а трудности схематизации.
Действительно, настоящая трудность прежде всего состоит в том, чтобы создать себе зрительное представление, схему правильных включений; но даже тогда, когда эта схема достигнута, для ребенка продолжает оставаться трудность понять, как часть, включенная в целое, действительно составляет часть этого целого и как человек, помещающийся в части, продолжает находиться, однако, в целом. Иначе говоря, трудность может быть иллюстрирована типичным ответом ребенка Белля (9 л. 2 м.). Белль знает, что Женева в Швейцарии и что Швейцария больше, чем Женева, но он не понимает, что, будучи в Женеве, находишься тем не менее в Швейцарии. Тогда Беллю рисуют большой круг, содержащий многочисленные маленькие кружки; ему объясняют, что большой круг представляет Швейцарию, а маленькие кружки соответственно — Женеву, Ваадт и т. д., и обращают его внимание на то, что, будучи в маленьком кружке, находишься в то же самое время и в большом. Белль заявляет тогда, что он все понял. Но он так мало схватил схему, что когда у него спрашивают, можно ли быть одновременно женевцем и ваадтцем, Белль отвечает не колеблясь, что да, так как Женева и Ваадт оба находятся в Швейцарии.
Короче, трудность для ребенка проистекает из того, что он сополагает попросту территории, не связывая их. Он понимает, что Женева в Швейцарии, не понимая, что Женева «составляет часть» Швейцарии. Трудность таким образом относится к связи целого с частью, и поэтому с этой точки зрения и интересует нас вопрос об определении слова «страна» в главе, посвященной изучению оперирования отношениями у ребенка.
В эволюции понятия «страна» можно различить три стадии. В первой «страна», это простая единица, находящаяся рядом с городами и кантонами и такой же величины, как они. Швейцария, следовательно, находится рядом с Женевой и Ваадтом. Во второй стадии города и кантоны находятся в странах, но не составляют их части. Таким образом Швейцария окружает Женеву и Ваадт. Они находятся в Швейцарии, но в действительности не составляют части ее. Наконец правильная связь устанавливается третьей стадией. Вот примеры первой стадии:
Шла (7 л. 11 м.): «Страна — это другой город. Салев это гора в другом городе, т. е. в другой деревне Франции, как Шо-де-фон. Савойя — это деревня поменьше. Город — это куча домов». Может ноказаться, что Шла отвечает так благодаря простому незнанию. Действительно, самое естественное решение для ребенка — это сополагать страны, города и деревни в одной и той же плоскости вместо того, чтобы делать из одних части других, если мы предположим, что его нарочно не выучили поступать наоборот. И вот Шла — в этом и состоит интерес факта — как раз умеет употреблять правильные словесные формы: «Город составляет часть страны»,— говорит он нам спонтанно. «Страна — это чтобы путешествовать.— А что находится в стране?— Дома, сады, поезда, трамваи, люди.— И города? — Да... Нет?»
Иначе говоря, Шла достаточно слышал, чтобы составить себе правильную схему. Если бы понятие о части понималось ребенком, то выражение «город составляет часть страны» влекло бы за собой помещение Женевы в Швейцарии, но тенденция к соположению сильней, и Шла продолжает представлять себе Женеву рядом со Швейцарией, а страны уподоблять городам.
Жак (7 лет) уроженец Ваадта, но он полагает, что нельзя быть и ваадтцем и швейцарцем одновременно. Швейцария для него — это кантон или страна в том же смысле, как и Женева. Однако он умеет сказать, что страна больше, чем кантон. Как Шла, он умеет употреблять правильные словесные выражения, но еще не доходит до схематизации целого и части.
Босс (6 л. 9 м.) умеет сказать, что Женева в Швейцарии, но он понимает Женеву, Швейцарию и Францию, как рядом стоящие города. Швейцария «дальше», чем Женева. Бюсс (8 лет) представляет подобный же случай. Он говорит также, что Женева в Швейцарии. Мы ему рисуем Женеву в виде круга и просим его показать, где Швейцария. Он рисует тогда второй круг, рядом с первым. Швейцария равным образом «дальше».
Тье (10 лет)— подобный же случай. Женева в Швейцарии (но рядом). Нельзя быть женевцем и швейцарцем в одно время, ибо швейцарцы находятся в «Швейцарии».
Эти пять примеров показательны, ибо дети, о которых идет речь, ошибаются не в силу недостатка осведомленности. В самом деле, они умеют пользоваться правильными словесными формулами, но они переводят их в схематизм соположения. Сверх того, имеются, конечно, дети, которые не употребляют спонтанно эти самые формулы, и схема соположения которых является результатом простого неведения. Эта схема, действительно, экономичнее. Наоборот, было бы странно, если бы дети начали с установления иерархии между целым и единицами, которые в их присутствий просто называют: Швейцария, Женева, Ваадт, Франция и т. д., вместо того чтобы попросту их сополагать, делая из них совокупность городов, соседних или нет. Но интереснее всего то, что этот схематизм соположения при всей своей естественности достаточен, чтобы парализовать словесное приспособление ребенка, т. е. достаточен, чтобы помешать пониманию выражений, которые он слышит вокруг себя и которые, не будь этого, дали бы ему точные понятия. Почти 3/4 детей в этой стадии умеют сказать, что Женева в Швейцарии, если даже они не достигают той ясности выражения, которую обнаруживает Шла. Это не мешает привычке соположения взять верх и заставить ребенка вообразить, что Швейцария лежит «дальше», чем кантоны.
Во второй стадии наблюдается еще более любопытный конфликт между тенденцией к соположению и приспособлением к отношению всего к части: теперь Женева также в Швейцарии. На этот раз не словесно, но реально: только — и в этом интерес явления — Женева не составляет части Швейцарии. Она подобна клину в чужой земле, и быть женевцем и швейцарцем вместе невозможно. Естественно, что парадокс этот не всегда является в такой чистой форме, и наряду с очень ясными случаями встречается большое количество случаев менее определенных. В нижеследующих случаях, однако, явление это очень ясно видно.
Стю (7 л. 8 м.) говорит, что Женева в Швейцарии и что Швейцария больше (чем Женева). Но женевцы не суть швейцарцы. «Тогда откуда же нужно быть, чтобы быть швейцарцем?— Из Швейцарии». Мы рисуем круг, представляющий Швейцарию, и просим Стю поместить кантоны на их места. Вместо того, чтобы нарисовать их рядом (как Бюсс), Стю вписывает внутрь большого круга три или четыре маленьких кружка: Женева, Ваадт и т. д., но он не соглашаемся еще, что женевцы суть швейцарцы.
Март (9 л. 7 м.) не в курсе номенклатуры, и для него страна — это «часть кантона». Но, допустим это, он, очевидно, применяет к странам частичное отношение, по крайней мере, в своем языке: «Швейцария в Женеве, нет скорее Женева в Швейцарии». Но это чисто словесные отношения, ибо вслед за тем Map оспаривает, что женщины суть швейцарцы. Мы тогда указываем ему на противоречие: «Ведь ты же полагал, что мы находимся в Швейцарии?— Нет, я хорошо знал, что мы в Женеве». Иначе говоря, хоть Женева еще и в Швейцарии, нет, однако, настоящей иерархии между целым и частью.
Вспомним очень отчетливый случай Белля (9 л. 2 м.), приведенный в начале этого параграфа и принадлежащий к этой второй стадии. Вот его ответы: Белль начинает с того, что говорит, что он не швейцарец, но ваадец. Швейцария — это страна. Ваадт «это кантон». Кантон, говорит нам Белль, это поменьше. Мы рисуем большой круг, говоря Беллю, что это Швейцария, и просим его нарисовать Ваадт и Женеву. Он помещает два маленьких круга в большой, что правильно. «Значит, тот, кто находится в кантоне Ваадт, находится в Швейцарии.— Да.— И он находится в кантоне Ваадт.— Нет.—А... да. (Белль как будто бы понял).— Можно быть одновременно женевцем и ваадтцем?— Да.— Если он находится в Женеве, он в Швейцарии. А если он в Швейцарии, то он может быть тоже и ваадтцем» (он показывает кружок, обозначающий Ваадт). Белль таким образом не схватывает отношения между целым и частью.
Обер (8 л. 2 м.) говорит, что он фрибуржец, но не швейцарец. «Ты знаешь, что такое Швейцария?— Вся страна. Это 22 кантона. Женева в Швейцарии?— Да,— Это очень маленькая страна в Швейцарии», кажется таким образом, что Обер все понял, но отрицает еще, что он швейцарец. Что такое швейцарец?— Они живут в Швейцарии.— Фрибург находится в Швейцарии?— Да.— Но я не фрибуржец.— Потом швейцарец.— А те, которые живут в Женеве?— Они женевцы.— И швейцарцы?— Не знаю.— Нет, это как я, я живу в Фрибурге, который находится в Швейцарии, и я не швейцарец. С женевцами то же самое.— Знаешь ли ты швейцарцев?— Немного.— Существуют ли швейцарцы?— Да.— Где они живут?— Я не знаю.
Мей (9 л. 5 м.): «Женева в Швейцарии, а Швейцария больше, чем Женева (схематизм правильный), но нельзя быть в обоих местах в одно и то же время».
Само собой ясно, скажем это еще раз, что схематизм этой второй стадии не всегда так отчетлив. Вероятно даже, что у предшествующих испытуемых столь ясно зрительный схематизм появился по поводу (что не значит еще, что он был им внушен) наших вопросов. В невыраженной мысли ребенка дело происходит вероятно так: в первой стадии ребенок, не имея конкретного представления о Швейцарии и о городах, о которых в его присутствии говорят, попросту их сополагает. В третьей стадии он уже о них имеет правильное представление. В промежутке между двумя стадиями он узнает, что Женева действительно в Швейцарии и что она принадлежит Швейцарии. Он устанавливает тогда между Женевой и Швейцарией неотчетливое отношение, которое не является ни отношением части к целому, ни отношением принадлежности в собственном смысле слова, но смутное отношение, колеблющееся между этими двумя значениями: таким образом это «отношение собственности», о котором мы говорили в V главе (§ 4).
Напомним наконец, что третья стадия отмечена правильным схематизмом: «Страна,— говорит нам Ви (10 л.)— это совокупность кантонов, и Женева составляет часть Швейцарии. Можно быть женевцем и швейцарцем одновременно».
§ 7. Заключение
Несколько этих наблюдений над схематизмом понятия «страна» позволяют нам пополнить выводы, намеченные по поводу понятия о семье, т. е. проконтролировать идею родства, соединяющую отсутствие относительности и детский реализм.
Спросим себя сперва, в чем выражается свидетельство предшествующих понятий о трудности оперирования отношениями. Конечно, в том, что Женева, хотя и понимаемая как «часть Швейцарии» или как расположенная «в Швейцарии», не составляет еще в действительности «части» в том смысле, как взрослые понимают это. И в самом деле, мы уже старались показать в одной из предшествующих работ, насколько эволюция части отношения подвержена усложнениям у ребенка. Когда мы занимались вопросом
о понимании восприятий, мы не изучали частичного отношения ради него самого, т. е. того, каким оно употребляется согласно конкретными наблюдениями. Мы ограничились, как и в настоящем очерке, словесным выражением понятия о части, т. е. разложением на части и на целое, производимым разумом по поводу предметов, о которых говорят, не видя их. Видоизменяя тест Бюрта, мы поставили следующий вопрос: «Жан говорит своим теткам: «Часть моих цветов — желтая». Потом он у них спрашивает, какого цвета его букет. Мария говорит: «Все твои цветы — желтые». Симонна говорит: «Некоторые из твоих цветов — желтые», а Роза говорит: «Ни один из твоих цветов не желт». Которая из трех девочек права?» И вот любопытно, что еще в 9 и 10 лет почти все спрошенные мальчики ответили: 1) что букет Жана целиком желтый и 2) что Мария и Симонна говорят одно и то же. Иначе говоря, выражение «часть чего-нибудь» или «некоторые из» словесно не поняты. Выражение «часть моих цветов» значит, таким образом, «мои некоторые цветы», которые образуют частичный букет или маленький букет. Здесь имеется специальный смысл, приписываемый предлогу «де» (по-русски родительному падежу), о чем мы уже говорили (см. гл. II, § 4). Но есть и нечто большее. И вот это-то мы и хотим сказать.
Имеется детская способность мыслить — по крайней мере в словесной плоскости, о которой только и идет речь — часть независимо от целого, не разыскивая целого и не устанавливая частичного отношения.
«Часть это то, что не цело. Половина это нечто такое, что разрезано»— говорит Бэн (7 л. 1 м.) «А другая половина?— Ее выбросили. Это значит, что он (букет) имеет одну половину желтую.— А другую половину?— Ее нет.— Букет — это часть. А желтые цветы?— Нет. Это часть, которая вместе с букетом».
Как истолковать эти факты? Они в одно и то же время объясняются неспособностью к логическому умножению и неспособностью в логике отношений. С одной стороны, когда ребенок находится перед двумя или несколькими логическими категориями (здесь — букет, желтые цветы), он не старается понять, интерферируют ли они: он сразу же обнаруживает тенденцию сополагать или смешивать их (см. далее гл. IV, § 2).
С другой стороны, если эта тенденция предпочитать соположение умножению или интерференции столь сильна, то это вследствие непобедимой привычки ребенка думать о вещах абсолютно, вне связей между ними. Здесь ясно можно почувствовать, насколько логика категорий находится в зависимости от логики отношений. Категории это, так сказать, лишь моментальная фотография, снятая с подвижной игры отношений.
Эти явления мы находим в связи с вопросами о Швейцарии. Даже те дети, которые определяют Швейцарию как совокупность кантонов или как целое, часть которого составляет Женева, или как страну, в которой находится Женева, раньше третьей стадии еще не могут уловить отношения целого к части: целое для них является еще абстракцией в случае Рена и в особенности Дюпа, который считает, что Швейцария меньше, чем Женева, это нечто другое, чем сумма частей, как думает Стю, потому что он помещает швейцарцев в большой кружок, который окружает кантоны и выходит за пределы их. Короче, факты, подобные тем, которые мы только что анализировали, ясно указывают на тенденцию мыслить часть как нечто самостоятельное, зная, однако, что это часть, и забывать о целом, которое то становится абстракцией, то другой частью. Эти факты отмечаются при изучении развития у ребенка понятия о дроби и в особенности при анализе детских рисунков: части одного и того же целого (человек, дом, автомобиль и т. д.) всегда нарисованы, т. е. поняты независимо от целого, прежде, чем они были правильно синтезированы. Здесь таким образом имеется обычный факт, свидетельствующий о столь общей всем детям тенденции избегать употребления отношений и замещать относительные понятия такими, о которых можно думать вне связи с другими, абсолютно. В данном частном случае с какими факторами находится в связи эта тенденция? Безусловно с реалистической тенденцией, которая заставляет ребенка принимать свою непосредственную точку зрения за единственно реальную и мешает поставить эту точку зрения в собтношение с опытом. Но какова эта непосредственная точка зрения? Это не зрительная или пространственная точка зрения. Дети, с которыми мы имеем дело, даже как будто бы совершенно лишены всякого географического интереса. Они не только не осведомлены относительно положения мест, о которых мы им говорим, но они не имеют никакого понятия и о расстоянии. В 7—8 лет Африка не считается дальше от Женевы, чем Швейцария или Лозанна. Из этого отсутствия интереса можно было бы даже извлечь одно, на первый взгляд серьезное возражение против нашей анкеты, ибо, как общее правило, совершенно бесполезно спрашивать детей о предметах, которые их не интересуют. В этом случае ребенок отвечает, что ему придет в голову, или выдумывает. Но в этом частном случае возражения отпадают, ибо страны интересуют ребенка, но только с другой точки зрения, чем точка зрения пространственного реализма, что и объясняет как раз отсутствие в детских понятиях относительности и в частности отношения целого к части.
Эта точка зрения прежде всего есть точка зрения номинального реализма и артифициализма. Ребенка прежде всего интересует название. Большое число детей определяло страну так: «Это кусок земли, имеющий название». Иначе говоря, происходит то же самое явление, что и с рисунком, где так же интеллектуальный и даже номинальный реализм вызывает соположение частей и отсутствие отчетливых пространственных отношений. До 7—8 лет, например, ребенок, рисуя велосипед, знает, что нужны колеса, педали, цепь, маленькое колесо и т. д. Поэтому он ограничивается тем, что рисует их рядом, и думает, что эти части «идут вместе», но не заботится о контакте между ними. Раз они существуют и имеют название, они необходимы, но их взаимные отношения не представляют важности. То же самое происходит, когда речь «Идет о стране: «Страна — это собственно «группа домов и кусок земли». Дома построены и разграничены каким-то «господином»; тот же «господин» дал им название, чтобы отличить их от других. По воле этого «господина» страны поддерживают друг с другом более или менее сложные отношения собственности. Только эти отношения и имеет в виду ребенок, когда он говорит, что Женева составляет часть Швейцарии или находится в Швейцарии, но именно в силу этого факта, что у Швейцарии есть название, она существует где-то далеко, независимо от кантона. Всем недавно выученным названиям (а ребенок любит заполнять ими свою память: «страна Жекс» очень часто понимается в том же значении, как и Швейцария, Франция и Америка) соответствует интерес, состоящий не в том, чтобы поместить на свое место страну, называемую так или иначе, и не в том, чтобы представить себе ее реально, как часть другой (хотя словесное выражение, воспроизводимое ребенком, как будто на это указывает), а в том, чтобы рассматривать ее, как существующую где-то, или как сфабрикованную рядом и за счет других. Отсутствие отношений целого к частям соответствует таким образом в данном частном случае, как и во многих других (рисунок), интеллектуальному и номинальному реализму. Здесь не место заниматься изучением представлений детей относительно происхождения стран, что составляет совершенно другую тему. Но вот несколько примеров понятий, которые хорошо показывают, насколько интерес ребенка далек от пространственных отношений.
Шла (7 л. 11 м.) полагает, что «Франция принадлежит другому «господину» (чем Швейцария).— А Швейцария тоже принадлежит какому-нибудь господину?— Нет. Да. Тому господину, который хотел выдать нам паспорта».
Для Стю (7 л. 8 м.) страна — «это большой план». А что это такое? — «Рисунок».— Это, значит, на самом деле существует?— «В земле».
Для Фре (7 лет) страны делаются по мере надобности подрядчиками. Для Про (8 лет) страны узнаются на вокзалах, «потому что это отмечено на вокзалах». Для Конта (9 лет) то же самое: «Это отмечено (на вокзалах).— А если ты идешь пешком?— Тогда это на дороге, это отмечено. Имеется надпись» и т. д.
Короче, подобно тому, как ребенок, говоря о семье, не старается пойти дальше своей непосредственной точки зрения («Пребывание всех вместе в одной квартире или ношение одной и той же фамилии»), точно таким образом ребенок высказывает здесь свое номинальное понятие о стране, как абсолютное. Таким образом номинальный реализм ведет к помещению стран вовсе не в пространственном плане, способном заключать в себе отношение целого к части, но в воображаемой плоскости, где предметы мыслятся абсолютно, без отношения одних к другим или по крайней мере без каких-либо других возможных отношений, за исключением смутных и недиференцированных отношений «собственности» (это наблюдается одновременно). В случае со страной, как и в случае с семьей, братьями, или правой и левой стороной, реализм, зависящий от эгоцентрических привычек держаться на непосредственной точки зрения, влечет за собой отсутствие какой бы то ни было относительности, т. е. фактически неспособность оперировать логикой отношений.
Популярные статьи сайта из раздела «Сны и магия»
.
Магия приворота
Приворот является магическим воздействием на человека помимо его воли. Принято различать два вида приворота – любовный и сексуальный. Чем же они отличаются между собой?
По данным статистики, наши соотечественницы ежегодно тратят баснословные суммы денег на экстрасенсов, гадалок. Воистину, вера в силу слова огромна. Но оправдана ли она?
Порча насылается на человека намеренно, при этом считается, что она действует на биоэнергетику жертвы. Наиболее уязвимыми являются дети, беременные и кормящие женщины.
Испокон веков люди пытались приворожить любимого человека и делали это с помощью магии. Существуют готовые рецепты приворотов, но надежнее обратиться к магу.
Достаточно ясные образы из сна производят неизгладимое впечатление на проснувшегося человека. Если через какое-то время события во сне воплощаются наяву, то люди убеждаются в том, что данный сон был вещим. Вещие сны отличаются от обычных тем, что они, за редким исключением, имеют прямое значение. Вещий сон всегда яркий, запоминающийся...
Существует стойкое убеждение, что сны про умерших людей не относятся к жанру ужасов, а, напротив, часто являются вещими снами. Так, например, стоит прислушиваться к словам покойников, потому что все они как правило являются прямыми и правдивыми, в отличие от иносказаний, которые произносят другие персонажи наших сновидений...
Если приснился какой-то плохой сон, то он запоминается почти всем и не выходит из головы длительное время. Часто человека пугает даже не столько само содержимое сновидения, а его последствия, ведь большинство из нас верит, что сны мы видим совсем не напрасно. Как выяснили ученые, плохой сон чаще всего снится человеку уже под самое утро...
Согласно Миллеру, сны, в которых снятся кошки – знак, предвещающий неудачу. Кроме случаев, когда кошку удается убить или прогнать. Если кошка нападает на сновидца, то это означает...
Как правило, змеи – это всегда что-то нехорошее, это предвестники будущих неприятностей. Если снятся змеи, которые активно шевелятся и извиваются, то говорят о том, что ...
Снятся деньги обычно к хлопотам, связанным с самыми разными сферами жизни людей. При этом надо обращать внимание, что за деньги снятся – медные, золотые или бумажные...
Сонник Миллера обещает, что если во сне паук плетет паутину, то в доме все будет спокойно и мирно, а если просто снятся пауки, то надо более внимательно отнестись к своей работе, и тогда...
При выборе имени для ребенка необходимо обращать внимание на сочетание выбранного имени и отчества. Предлагаем вам несколько практических советов и рекомендаций.
Хорошее сочетание имени и фамилии играет заметную роль для формирования комфортного существования и счастливой судьбы каждого из нас. Как же его добиться?
Еще недавно многие полагали, что брак по расчету - это архаический пережиток прошлого. Тем не менее, этот вид брака благополучно существует и в наши дни.
Очевидно, что уход за собой необходим любой девушке и женщине в любом возрасте. Но в чем он должен заключаться? С чего начать?
Представляем вам примерный список процедур по уходу за собой в домашних условиях, который вы можете взять за основу и переделать непосредственно под себя.
Та-а-а-к… Повеселилась вчера на дружеской вечеринке… а сегодня из зеркала смотрит на меня незнакомая тётя: убедительные круги под глазами, синева, а первые морщинки
просто кричат о моём биологическом возрасте всем окружающим. Выход один – маскироваться!
Нанесение косметических масок для кожи - одна из самых популярных и эффективных процедур, заметно улучшающая состояние кожных покровов и позволяющая насытить кожу лица необходимыми витаминами. Приготовление масок занимает буквально несколько минут!
Каждая женщина в состоянии выглядеть исключительно стильно, тратя на обновление своего гардероба вполне посильные суммы. И добиться этого совсем несложно – достаточно следовать нескольким простым правилам.
С давних времен и до наших дней люди верят в магическую силу камней, в то, что энергия камня сможет защитить от опасности, поможет человеку быть здоровым и счастливым.
Для выбора амулета не очень важно, соответствует ли минерал нужному знаку Зодиака его владельца. Тут дело совершенно в другом.
© Все права на статьи принадлежат авторам сайта, если не указано иное.
16 +