Лучшим доказательством ценности метода является, несомненно, то, что он уже при помощи своих начальных упражнений развивает маленьких детей до уровня, превышающего слабое развитие более старших, испорченных уже практикой обычной школы. Сила метода и составляет его ценность; существование этой силы является свидетельством против многих и против многого. Поэтому наиболее ловкие противники метода отрицают самое существование этой силы и извиваются подобно червяку, если на него наступишь, когда им приходится признавать ее реальное наличие. Чтобы ослабить впечатление от ее фактического наличия, один из критиков назвал глубокое и обобщающее понимание числовых соотношений и способность быстро, с величайшей точностью и уверенностью выражать эти соотношения — затверженным их повторением. Другие лица в своей неправильной критике метода зашли настолько далеко, что предложили в целях его беспристрастной оценки не наблюдать за применением метода на практике. Они утверждают, что для того, чтобы нелицеприятно взвесить и оценить его результаты, необходимо якобы держаться на достаточном расстоянии от самого факта. Кроме того, они нашли мое требование «придите и убедитесь» навязчивым и неподобающим. Тем не менее они выразили свое мнение о методе словами: «я вижу, я вижу»,— присоединив к ним оговорку, что и смотреть-то, собственно говоря, незачем, можно и не считаясь с требованием «приходите посмотреть» иметь полное суждение о нем. Эти и многие другие ухищрения доказывают, насколько важно этим людям подорвать веру в наличие силы метода. Так как, однако, они не были в состоянии путем проверки фактов, в которых сила метода проявляется, доказать ее неправильность или нереальность, то они стараются ослабить впечатление от нее путем подобных ухищрений и искаженных толкований. Но она все же существует, эта сила.
Все эти ухищрения напрасны. Речь идет не о мнении, а о факте. Многие ошибочные взгляды в отношении метода без труда опровергаются простым наблюдением за проведением его в жизнь. Невозможно наблюдать метод в действии со всей ему присущей силой и после этого утверждать, что это победоносное разрушительное средство против всего пустого школьного механизма будто бы является лишь механической подготовкой к научным знаниям. Невозможно видеть метод в действии и утверждать, что его влияние ведет к отставанию наших детей в области реальных знаний. Невозможно видеть его в действии и не понять, что он ведет к запозданию лишь в отношении видимости знаний, а не самих знаний. Но то, что он приводит к такому результату, не только хорошо, но и необходимо; это потребность времени, экстренная необходимость нашего времени. Все знания, которыми обладает человечество, пригодны только постольку, поскольку они созрели; а они созревают, могут созревать только тогда, когда построены на фундаменте развитых сил человеческой природы. Единственной задачей метода является развитие этих сил, а упражнения, применяемые методом, являются не чем иным, как систематизированным на психологической основе рядом средств возбудить эти силы в их исходном состоянии, руководить их ростом, укреплять их и в конце концов довести до зрелости.
Отмена этих упражнений привела бы к перерыву в простом ходе действия метода, сделала бы невозможным прогрессирующее развитие сил, которое должно быть обеспечено при их помощи, созревание этих сил и те результаты, к которым необходимо и обязательно должно привести продолжение упражнений. Все эти способности, все без исключения, созревают и совершенствуются только при непрерывном продолжении упражнения, при помощи которого они вызваны к жизни и продолжают жить. Прекратите доступ к цветку соков, поднимающихся из корня,— и он наверняка увянет; плод, который лежал в нем в виде зародыша, никогда не появится в своем завершении. Но что стоит беспардонному садовнику сделать из дерева придворного калеку, срезав все его плодоносящие побеги,— только бы получить ту шарообразную форму, придавать которую деревьям научил его дед!
Метод ни в какой мере не признает противоестественных претензий всякого рода специалистов по шарообразной подстрижке. Его ведет рука природы, он повсюду твердо и уверенно идет путями, противоположными тем, которые выбирают его губители. В своем смертном поту от изнурительного ночного ноказного труда они смешивают все вместе и превращают все в непреодолимый хаос. Метод же спокойно проводит свою работу днем, добиваясь реальных результатов; разделяет и вычленяет все то, что в своем великом труде вычленила и разделила сама природа. Он коренным образом отделяет элементарное обучение от всякого обучения узкопрофессиональным приемам, ибо последние в той же мере можно отождествить с элементарным обучением, как можно отождествить работу крестьянина в поле с работой мельника и пекаря.
Таким образом, упражнения, используемые при элементарном обучении, будучи радикально отделены от всех применяемых при узкопрофессиональном обучении упражнений, сами по себе имеют твердую последовательность ступеней. В каждом случае, на каждой ступени все предусмотренное ими действие и поведение является свободным, живым движением естественных сил, заложенных в ребенке, так же как все бытие и поведение молодого зверька на полянке является живым проявлением его природных сил. Всякому сообщению научных знаний недостает, безусловно, свободного движения этих природных сил, так же как не хватает быку, впряженному в плуг или телегу, свободы действий его детеныша на лужайке. Итак, обучение наукам, по существу, является произвольным регламентированным применением тех сил, которые возбудило, усилило и усовершенствовало свободное, живое движение элементарного обучения.
Обучение научным дисциплинам предполагает, следовательно, предварительное наслаждение свободой которую оно ограничиваем
точно так же как впряжение взрослого животного в плуг или телегу является произвольно направленным применением тех сил, которые молодое животное приобрело и развило в период, когда оно жило и свободно гуляло на пастбище.
Если же эти силы начать применять раньше, чем они созреют, то это калечит душу человека, делает ее неспособной выполнять ту роль, которая ей предназначена в жизни, так же как это происходит и с телом животного, если оно попадает в подобное положение. Такому калечению и лишению одухотворенности человеческой природы обычно предшествует раннее и мнимое ее созревание, подобное раннему и мнимому созреванию плода, надкушенного на дереве червем.
Между тем метод также обвиняли и в том, что он приводит к раннему и мнимому созреванию, несомненно забывая при этом, что его обвиняли также и в том, что он слишком старается предупредить это мнимое раннее созревание, что этим он задерживает развитие детей, что они в результате отстают и т. д. и т. п. Оба эти упрека исходили из одних уст, но оба они отпадают так же, как все те вздорные возражения против метода, которые делаются без знания его принципов и результатов. Они опровергаются фактами, если даже они заранее не были опровергнуты в результате своей противоречивости.
Кто из наблюдавших силу метода в процессе его применения присоединяется еще к этим обвинениям? Кто из них придерживается мнения, будто детей нужно оставлять в моем учреждении только на короткое время и будто наблюдательность и силу, которую дает детям метод, следует рассматривать лишь как простую подготовку к тому лучшему и более важному, что им следует давать позднее? Нет, на самом деле гораздо лучше совсем не посылать детей в мое учреждение, чем посылать их с этим ограничением. И что же представляет из себя то лучшее и более важное, что в дальнейшем следует давать детям, которых вели согласно моему методу, как не применение его самого? Разве это не представляет собой использование их развитой при помощи метода силы на более высоких ее ступенях и не является научным образованием, основа которого заложена методом?
Допустим, что метод и применяемые им средства не стоят ни в какой связи с науками и их существенными требованиями. Но если рассматривать вопрос: «Что настоятельно необходимо для того, чтобы научить ребенка какой-либо, безразлично какой, науке?»,— то ответ на него ясен. Во-первых, требуется, чтобы в ребенке была достаточно развита способность к пониманию, которая требуется данной наукой. Далее требуется, чтобы материал данной науки в его основных разделах был в достаточном объеме и с достаточной силой доведен до сознания ребенка и вызывал разносторонние образы и представления в его воображении. Требуется, наконец, чтобы различные разделы науки распределялись в соответствии с силой восприятия ребенка и сообщались ему в последовательном порядке, начало которого должно быть простым и глубоким, продолжение — легким, обширным и лишенным пробелов, а конец имел бы целью завершение целого во всех его частях, обеспечивал завершенность всего этого материала как целого.
Все эти требования являются сами по себе требованиями элементарного учения. Невозможно удовлетворить их в отношении научного образования и для него иначе, как при помощи элементарного образования и его влияния, предшествующего научному. А это значит, что связь между преподаванием научных предметов и элементарным образованием заключается в самом элементарном учении и в значительной степени обусловлена им.
Так же как учение в школе предполагает предварительное домашнее воспитание, а профессиональная подготовка — общее развитие человека, так и преподавание научных дисциплин требует предварительного элементарного образования. Но, так же как учение в школе часто бывает и не может не быть безуспешным, если ему не предшествует достаточное семейное воспитание, а профессиональная подготовка оказывается безрезультатной, если ей не предшествует воспитание общечеловеческих качеств,— точно так же и научное образование часто бывает и не может не быть безрезультатным, потому что ему не предшествует элементарное образование.
Дело совсем не в том, что элементарному методу не хватает внутренней организации, которая помогала бы его согласованию со всеми колебаниями ежедневно меняющейся методики преподавания научных предметов. Правильнее сказать, что у научных дисциплин отсутствует внутренняя организация, которая позволила бы им согласовываться с вечными и неизменными законами элементарного учения. Нет, не элементарное учение должно быть изменено — должно быть изменено преподавание научных предметов, чтобы возможен стал естественный переход от первого ко вторым и чтобы фактически воплотить в жизнь и использовать во благо научных предметов ту связь, которая, несомненно, существует между ними в природе.
Между тем многие разделы научных предметов в том виде, в каком их в действительности преподают, имеют в себе простоту, внутреннюю связь и завершенность, которые очень облегчают работу по установлению полной связи между научными предметами и элементарным учением. Правда, такая связь еще полностью не выработана ни для одного из научных предметов; это и не могло быть сделано ввиду того, что само элементарное учение еще не до конца разработано.
Тем более замечателен тот факт, что, даже не дожидаясь его окончательной доработки, авторитетные лица в области различных научных предметов чувствуют необходимость переработки их для установления такой связи и видят в установлении ее единственно возможное средство положить конец той порче рода человеческого, которая происходит от односторонности и заблуждений в преподавании научных предметов. И уже сейчас предпринимаются реальные шаги к использованию для этой цели элементарного учения с его отдельными предметами даже в том недоработанном виде, в котором оно пока существует.
Связь между научными предметами и элементарным учением несомненна, так же как и тот факт, что их согласие признается людьми, которые в первую очередь имеют возможность судить об его присутствии или отсутствии. Я имею право определенно поставить вопрос и смело заявить, что элементарное учение должно стоять в теснейшей, неразрывной и вечно прочной связи с тем неизменным, вечным, единственно доступным детскому уму и поэтому единственным методом обучения, при котором все научные предметы вместе и каждый в отдельности должны быть доведены до сознания человека. Более того, элементарное обучение не состоит ни в каком согласии и ни в малейшей связи ни с каким поверхностным, не подходящим для детского ума и противным природе ребенка и его точке зрения методом, при помощи которого не следует преподавать и пытаться довести до сознания человека ни все научные предметы вместе, ни каждый из них в отдельности. Элементарное учение действует в совершенно противоположном направлении, живет совершенно им противостоящей и противодействующей жизнью. Поэтому совершенно нельзя оспаривать, да и по следует оспаривать утверждения, что сила, которую метод дает своим воспитанникам, никак надлежащим образом не увязана с такого рода преподаванием научных дисциплин. Детям же, особенно тем, которых забирают из моего воспитательного учреждения до того, как силы, которые придает им элементарное образование, окончательно созреют, и которым без учета их природных особенностей и образования часто предлагается разбираться в хаосе различных наук, на этом пути большей частью действительно грозит опасность снова потерять силы, развитые в них элементарным образованием. Против всего этого мы не возражаем. Мы об этом только сожалеем.
Но тому, что так много людей, в особенности так много педагогов, не в состоянии понять связь метода с тем неизменным, вечным, единственно соответствующим детскому уму способом, которым все научные предметы вместе и каждый в отдельности должны доводиться до человеческого сознания,— этому удивляться не приходится. Жизнь многих тысяч людей, в особенности многих тысяч учителей, делает их невосприимчивыми ко всему, что просто и безыскусственно, что находится перед ними в открытом и естественном виде, и, наоборот, приучает их оказывать предпочтение всему, что запутанно, искусственно и недоступно их чувствам. Всем им приходится сначала потушить ослепляющий фонарь этого предпочтения, так ярко горящий, а это немногие из них делают охотно. И все же им придется это сделать, как это сделал однажды другой человек. Отправляясь как-то ночью в путь через горы, он захватил с собой фонарь на случай, если собьется с дороги. И вот действительно с ним это произошло. Стараясь выбраться из трудного положения, он, полный веры в свой фонарь, зажег его. Направляя яркий свет то вправо, то влево, то вверх, то вниз, человек каждый раз напрасно следовал за ним. Он лишь все больше сбивался с пути, пока, наконец, не понял, что свет фонаря слепит глаза. Потушив его, человек нашел дорогу. Тогда только он понял, что для сбившегося с пути темнота ночи все же лучше, чем... сбивающий с толку свет.
Конечная цель любого научного предмета заключается в основном в том, чтобы совершенствовать человеческую природу, развивая ее в максимально высокой степени. Не развитие науки, а развитие человеческой природы через науку является их священной задачей. Поэтому не человеческая природа должна быть приведена в соответствие с научными предметами, а научные предметы с человеческой природой.
Первым шагом в этом направлении является забота о том, чтобы принятый метод обучения уже заранее не портил человеческую природу. Первый шаг, который для этого необходим,— это забота о том, чтобы метод, которым преподаются научные дисциплины, непосредственно выводил их из человеческой природы и чтобы для их усвоения детьми не применялось ничего, абсолютно ничего, что чуждо ей. Кто же возьмет на себя эту заботу? Кто будет править к этой цели? Так как элементарное учение вообще развивает те силы, которые для этого требуются, то первые люди, подготовленные элементарным учением, будут также первыми, кто захочет сделать и сделает это. Ведь до какой бы степени совершенства ни поднялся человек в области науки, не обладая элементарным образованием, он все-таки но имеет того, что для этого в основном требуется и что подготовленный элементарным методом человек носит в себе,— способности извлечь знания из самого ребенка.
Чувствую, однако, что, учитывая задачу своего письма, я слишком многословен. Собравшись с мыслями, еще скажу лишь несколько слов о преимуществах метода, в первую очередь ответив на вопрос: что делает метод в отношении специальных навыков, которые развиваются преимущественно при помощи привычных школьных средств?
На этот вопрос я отвечаю определенно: метод дает воспитаннику все, что он получил бы в одной из наших лучших школ; при этом он делает это в более широком объеме, с большей радостью и свободой и по крайней мере за столь же короткий срок. Метод дает воспитаннику одновременно бесконечно большее, а именно то, без чего все навыки не имеют фундамента и не могут его иметь. Когда ребенок этого фундамента не имеет, то навыки, полученные в обыкновенной школе, теряют для него основную силу, которую они должны иметь. Они оказываются для него тем же, чем в другом отношении является познание бога без любви,— медью звенящей и кимвалом звучащим. Конечно, пустое умение читать для ребенка, не научившегося правильно наблюдать и не умеющего правильно выразить свои мысли, является не чем иным, как таким металлом и таким кимвалом. И в письме нет для людей, не научившихся думать и говорить, ни мысли, ни истины. Учиться писать, как и читать, для них напрасно потраченный труд, в особенности для бедняка, которого заставляют делать это без толку и часто ему во вред. Можно было бы, правда, полагать, что для богатого письмо и чтение всегда представляют жизненный интерес. Но как это ни верно, верно также и другое: жизненный интерес в результате мертвечины косных методов и форм преподавания в обычных школах ущемляется и удушается.
Мой метод специально предназначен, чтобы помочь исправить эти действительно крупные недостатки в работе наших народных школ, покончить с бесполезной, напоминающей молотьбу пустой соломы работой школ, являющейся источником наших необоснованных претензий и бессилия. Он выполняет это, предваряя обучение чтению и письму выполнением систематических рядов упражнений в речи и мышлении. Таким образом, метод возвращает обучение к тем основам, из которых оно по существу должно исходить, чтобы действительно стать таким, каково есть и только может быть по своей природе, а именно продолжением, подъемом на более высокий уровень и совершенствованием самого замечательно внешнего признака нашей высшей природы — способности речи. Обучение письму метод связывает еще и с основами линейного рисунка, всеобщее владение которым имеет столь широкое и решающее значение для всей жизни бюргерства.
Что касается арифметики, то метод безусловно способен сохранить свойственный ей живой дух также и в учебной форме этого предмета. Используя эту форму, он безусловно способен еще и укрепить этот живой дух. Метод в основном возвращается к тому виду арифметики,
которым люди пользовались до изобретения тех искусственных приемов, при помощи которых мы ее теперь с одной стороны сокращаем, а с другой расширяем. Арифметика представляет собой лишь осознание системы числовых соотношений, вытекающее из простого их наблюдения. Основной ее целью является развитие ума путем логических операций, требующих соединения, расчленения и сравнения этих соотношений.
Во всех своих разделах метод способен уничтожить косность форм, убивших живой дух во всех средствах обучения. Он способен вновь вернуть все средства обучения к тому исконному положению, в котором они существовали в какой-либо форме еще до того, как их стали применять в качестве искусственных. Однако все это неосуществимо, даже нельзя себе представить без внесения в средства обучения, на которые возложена эта задача, того духа интуиции и живого опыта в их полной мере, в какой они, несомненно, присутствовали в них первоначально. Поэтому метод обязательно должен освободить все применяемые им средства обучения от мертвящих устарелых форм и в чистом виде восстановить в них дух истины и первоначальной силы. Он это и делает. Центральным пунктом, из которого должны исходить все наши средства обучения, несомненно, является наша прирожденная способность воспринимать соотношения в полном их объеме — чувство соотношения. И дух метода заключается в повсеместном пробуждении и оживлении этого чувства там, где оно еще теплится, в его растущем стремлении ко всему, в чем выражается гармония нашей природы и в чем раскрываются ее силы.
Это пробужденное чувство соотношения, это живое стремление к гармонии и силе проявляются всюду, где имеет место непосредственное обращение к подлинным началам человеческой деятельности и где она систематически развивается как в своем объеме, так и в своей силе. И где бы ни охватило человека это стремление к гармонии и силе, оно всегда охватывает как гармоническое целое; оно охватывает в равной степени все стороны его личности, затрагивает все его задатки. В этом и заключаются мощные и единственно правильные основы всякого человеческого образования. Это совершенно неоспоримо. Это полностью вытекает из существа данной точки зрения. И все же эти взгляды совершенно чужды обыкновенному школьному учителю. Ему чужда даже самая мысль о необходимости закрепления пробужденного чувства соотношения и сознания внутренней гармонии и силы. И вместе с этим ему поистине не хватает здравого ума своего сословия и чутья ко всему и для всего, чему должен он учить своего воспитанника. При таком полном внутреннем несоответствии существенным требованиям своей профессии он совершенно не понимает
и той задачи, которая на него возложена. Он и не может ее понять, поскольку в нем самом отсутствует фундамент, необходимый для ее выполнения. В нем имеются лишь разрозненные части его в виде обломков, не имеющих в его смятенном и перегруженном мозгу ни начала, ни середины, ни конца. Все, чему такой учитель должен обучать своих воспитанников, он преподносит им только в том виде, а никак не иначе, чем это понимается им самим. То, чего не понимает, он не может объяснить и своим воспитанникам. То, что в его сознании находится в виде ни с чем не связанных клочков, он не сможет вложить в своего воспитанника в той связи, которой он сам не сознает. То, что обременяет его ум и вносит в него путаницу, никогда не сможет прояснить и осветить ум его учеников. И тому, что в нем не имеет ни начала, ни середины, ни конца, такой учитель не сможет положить ни начала, ни конца в душе своих воспитанников.
Не следует, однако, полагать, что эта характеристика правильна лишь в отношении немногих школьных учителей и не касается тех, кто каким-либо образом ухватил несколько упавших со стола крох научного образования. Нет, она в полной мере касается и этих учителей. Клочкообразное, половинное или четвертное научное образование ни в коей мере не приспособлено к тому, чтобы поднять человека до истинного знания и понимания сущности воспитания. Наоборот, подобное образование бросает такого учителя в убийственный для необходимого знания и понимания водоворот представлений, мнений и понятий, которые в нем самом не находят ни фундамента, ни очищенного от посторонних примесей содержания. И чем глубже он погружается в эту пропасть — пусть даже дно ее освещается для него верой или неверием, безразлично,— чем глубже он в нее погружается, тем больше каждый раз утрачивает способность к чуткому вниманию, распознаванию и схватыванию у детей признаков стремления к развитию и образованию. Между тем необходимость обеспечить у учителя наличие такого понимания и чуткости бросается в глаза. Метод делает это, давая в руки воспитанника, из которого он готовит учителя, путеводную нить элементов человеческого образования. Благодаря наличию применяемых методом систематических, организованных в ряды упражнений то, что воспитаннику самостоятельно необходимо в себе переработать, с полной ясностью стоит у него перед глазами. И как только он твердо и уверенно ухватится за нить этих элементов, к ней обязательно подключается все расширяющееся понимание природы и объема ее деятельности на основе ее последовательного закономерного развития.
Это также является большим преимуществом метода в отношении его влияния на школьное образование. Он дает воспитаннику образование, не вкладывая в него ничего извне. Даваемое при его помощи образование заключается в том, что он раскрывает учащемуся его самого и то, что в нем самом заложено, и, пробуждая и оживляя все заложенные в глубине его силы, открывает ему путь ко всем необходимым знаниям и умениям и заставляет приобретать их самому при помощи своей внутренней самостоятельности. Это действие метода универсально. Так же, как на воспитанника, метод действует и на учителя. Он делает это также при помощи его самого: только пробуждает и возбуждает заложенные в самом учителе силы и таким образом наставляет его на путь. Иначе говоря, метод благодаря вызванной им деятельности придает учителю внутреннюю способность развивать мыслительные и творческие способности воспитанников. Учитель способен добиваться также того, чтобы воспитанники, пользуясь этим методом, все более успешно сами развивались и совершенствовались.
Важнейшей чертой метода является общее побуждение к деятельности каждого из существенных наших задатков. Безусловное влияние такого побуждения на развитие этих задатков; творческая сила личности; чувство свободы, гарантирующее ребенку возможность осуществления своих способностей; душевное состояние, порождающее любовь, благодарность и привязанность; чувство силы и свободы, ростки которого при стечении всех этих благоприятных обстоятельств распускаются и тянутся вверх; в особенности же стремление к самоусовершенствованию, на каждой ступени в полной и сильной мере развиваемое методом путем завершения всего, что можно достичь на ней,— таковы следствия метода, которые при его правильном применении не случайно, а закономерно вытекают из его существа.
И если сущность метода обеспечивает надежную силу, то применение его не представляет трудностей. Его легко применять, потому что ему легко научиться; ему легко научиться потому, что он имеет границы, в пределах которых он представляется вполне законченным даже и для тех людей, которые совершенно неопытны во всем, что выходит за эти пределы. Поскольку существо метода является подлинным выражением всего, что есть благородного и высокого в природе человека, постольку он безусловно гармонически связан со всем тем истинным, прекрасным и хорошим, что вообще существует в этой природе. Нет ничего истинного, хорошего и прекрасного, что не согласовалось бы с ним, было бы чуждо его близкому детям духу, к чему бы этот метод ни применялся. Все, что ни есть хорошего, как бы незначительно оно ни было в том, чему учат в самой захудалой школе,— все это метод с глубокой любовью принимает в свое лоно и дает ему лучшее обоснование. При этом метод ни в коей мере не пятнает себя присущей школе величайшей испорченностью и не смущается той ограниченностью, с которой это хорошее в ней проявляется. Если это обычно применяемое хорошее попадает в руки метода в своем ограниченном и испорченном виде — а нам кажется, что мы только и можем воспользоваться им в этой оболочке,— то метод дает возможность человеческой природе усвоить это хорошее в свободном и облагороженном им виде. И если традиционная школа часто беспомощно носится с внешней оболочкой и пустой скорлупой нравственности и религии, мудрит над ними, то метод пробуждает в глубине нашей природы их существо — высокую силу любви.
Метод не только в общих чертах находится в гармонии с самыми благородными требованиями нравственности; предлагаемые им средства умственного образования превосходно и громко выражают эту гармонию. Хотя и верно, что законы нравственности не определяются числовыми отношениями и что для того, чтобы сделать наглядными утешительные доводы религии, нельзя использовать квадрат, но все же внутреннее сходство подлинно интеллектуального и подлинно нравственного образования явно и неоспоримо.
Исходные положения и того и другого одинаково просты и плодотворны, стремятся к обязательному завершению нас самих в целом и как целого. И то и другое требует последовательного восхождения по ступеням от более легкого к более трудному, от близкого к далекому, от настоящего к будущему. И в том и в другом трудное обосновывается и становится возможным при помощи легкого, далекое при помощи близкого, будущее при помощи настоящего. Оба они требуют завершения единичного и подготавляют тем самым силу для такого завершения целого, или, вернее, завершения самих себя как целого. И то и другое исходит из общего живого созерцания: одно — из общего живого внешнего созерцания, а другое — из общего живого внутреннего созерцания. Следствием этого в первом случае является полное осознание себя самого как интеллектуального существа, а в другом случае — столь же полное осознание себя самого как нравственного существа; завершением же являются, с одной стороны; развитые интеллектуальные силы, а с другой — развитые нравственные силы.
Последовательность ступеней в применении средств обучения в обоих случаях одна и та же. Подобно тому как при интеллектуальном образовании всякому разговору о соотношении чисел и мер предшествует и должно предшествовать созревшее в результате внешнего созерцания осознание этих соотношений, точно так же и даже в еще большей степени при нравственном воспитании каждому суждению и каждому разговору о нравственных отношениях должно предшествовать созревшее благодаря внутреннему созерцанию понимание этих отношений. И наконец, так же как высшая ступень завершенности интеллектуального образования и наивысшие результаты созревшего осознания числовых соотношений и соотношений мер теряются в благоговейном удивлении перед лицом неизмеримого и бесконечного, точно так же и высшая ступень завершенности нравственного восптания, наивысшие результаты созревшего сознания моральных ценностей теряются в благоговейном преклонении перед бесконечным, неизмеримым и вечным.
Всякий, кто признает человека как высшее, способное на подлинное совершенствование существо, тот не может не признать наличия этого взаимного соответствия. Правда, те, кого затянули жестокие, звериные воззрения света, кто глух ко всему чистому, благородному и ¦ высокому в нашей природе и ничего в них не понимает, тот не воспринимает и этого соответствия. Он считает это глупостью, и каждый бесполезный разговор с ним на эту тему вызывает только досаду.
Я задержусь еще лишь одно мгновение на этом вопросе. Как представления о мире, выраженные в свойственных человеческому разуму категориях числа и формы, составляют его сущность, так же любовь, благодарность и доверие, свойственные человеческому сердцу, составляют его содержание. К чистому истоку любви присоединяется весь ряд развивающегося чувства любви — любви к богу и людям; любовь в ребенке также является совершенной в своем истоке — в любви к матери. «Если бы я прожил сто лет, я не мог бы любить тебя сильнее; моя любовь к тебе — это совершенная любовь»,— сказал один знакомый мне ребенок своей матери и выразил этими словами с большой тонкостью закон природы о завершенности исходного пункта всякой нравственности.
От любви к матери ребенок переходит к любви к непосредственно окружающим его людям, к любви к отцу, к братьям, к обслуживающей его прислуге, к соседу, который его забавляет, и т. д. Ступени нравственного развития ребенка полностью совпадают со ступенями интеллектуального образования.
Любовь к матери более чем легка. Все близкое и настоящее наполняет душу и вдвойне привлекательно. Природа и невинность боятся незнакомого,, мало ценят будущее и незнакомое. Приближение ко всему, что далеко и незнакомо, происходит в природе столь же медленно в области нравственной, как и в интеллектуальной. Долго, долго пребывает любовь в чистоте тихой семейной обстановки, в полной удовлетворенности от растущего сознания своей скрытой силы. Долго, очень долго любовь не осознает всего объема внутренней активности своих пробудившихся живых чувств. Сознание любви долго является безмолвным сознанием.
По законам природы слова любви не произносятся прежде, чем не созреют чувства. Когда же они, наконец, придут, когда они, наконец, созреют, когда человек в таком случае заговорит о любви, то, значит, он любит; когда он заговорит о благодарности, то, значит, он благодарен; когда он заговорит о доверии, значит, он доверяет.
По законам природы человек не тогда действительно нравствен, когда произносит добродетельные слова. По законам природы он потому произносит эти слова, что сила нравственности заставляет его уста произносить их. Так, ведя подлинно нравственную жизнь, а не прикрываясь мнимыми ее выражениями, нравственно воспитанный человек проходит согласно установленному природой порядку по ступеням нравственной силы — от исходного пункта любви к матери до подлинного и чистого подражания пожертвовавшему собой ради нас богочеловеку.
Метод ведет своего воспитанника точно по этому пути природы. Он считает круг жизни в семье первым и самым чистым средством развития нашей нравственной силы и рождающейся из нее свободы и совершенствования человека. Со всей силой своего воздействия он привязывает своего воспитанника к правдивости семейных отношений, к отцу и матери, к дому и усадьбе, к своему сословию и собратьям по сословию. Метод учит его на каждой ступени, на которой он стоит, в любых обстоятельствах, в которых ему приходится жить, при помощи осознания внутреннего развития всех своих задатков находить и использовать наличные и в его окружении достаточные средства для своего внешнего совершенствования.
Таким способом метод со всей силой удаляет от своего воспитанника противоестественные, но ожившие повсюду в результате испорченности светского общества соблазны искать себе сферу деятельности за пределами, указанными воспитаннику его положением и соответствующими этому положению реальными условиями. Он кладет конец всяким заблуждениям и претензиям, исходящим из легкомысленного стремления ко всяким неподобающим изменениям. При этом метод использует единственно верную преграду, которая может быть положена заблуждениям,— развитие способностей и стимулов к мудрому использованию всего надежного, длительного и приличествующего положению воспитанника, или по крайней мере он ставит такую цель. Уничтожая гибельный для основ человеческого совершенствования отрыв человека с живыми интересами его бытия и его деятельности от него самого и близких ему условий, мой метод одновременно ликвидирует столь же опасный разрыв между воспитанием в семье и в школе. Так же как в общем плане своего действия он повсюду подчиняет меньшее большему и несущественное существенному, так же и в этом отношении он твердо и настойчиво подчиняет школьное образование и воспитание семейному, придавая школьному образованию менее важное значение. И если педагогические мудрецы нашей части света отступают от пути природы также и в том отношении, что расширяют круг знаний детей, не обеспечивая полного осознания ими того, что должно лежать в основе этих знаний,— то мой метод не допускает этой ошибки, он твердой рукой ограничивает круг знаний детей тем, что полностью созрело для их сознательного усвоения.
Использование этого принципа как своей твердокаменной основы и непосредственная увязка с потребностями семейного воспитания и являются тем, что придает моему методу способность полностью удовлетворять также запросам школьного образования. Кто бы ни проникся духом моего метода, кто бы ни овладел им, будь то отец, мать, сын, дочь, батрак или батрачка,— он в пределах этого метода может быть удовлетворительным домашним учителем, а если ему будет поручено, то, опять-таки в этих же границах, и удовлетворительным школьным учителем. Даже маленький ребенок, полностью и свободно овладев какой-либо ступенью моего метода, в состоянии в качестве учителя сообщить и привить своим старшим братьям и сестрам, даже своим отцу и матери, каждому человеку все то, что он усвоил и носит в себе.
Тесная связь метода и его результатов с требованиями домашнего воспитания включает даже возможность одновременного выполнения домашних трудовых упражнений с упражнениями интеллектуального характера. Поскольку большинство последних требует лишь слухового восприятия, они оставляют для глаз и рук достаточную свободу, чтобы во время их выполнения дети могли также выполнять еще и какую-нибудь домашнюю или иную ручную работу. Не подлежит никакому сомнению, что при изучении большинства учебных предметов по моему методу ребенок может, выполняя какую-либо более или менее знакомую ему ручную работу, свободно воспринимать последовательные ряды предлагаемых ему упражнений, повторять их, понимать и, в полном смысле этого слова, заучивать.
Правда, при всем моем желании, я до сих пор не в состоянии был в достаточной степени осветить преимущества моего метода также и в этом отношении. Между тем самый факт возможности соединения обучения с трудом давно уже проверен на практике в условиях семейной жизни. Школьная же педагогика во всех отношениях так же далеко отстает от семейной, как далека любовь к детям со стороны любого школьного учителя от материнской любви; чрезвычайно редко он понимает в своем деле так много, как мать в своем.
Мой метод не только делает возможным совмещение образования
и труда. Он дает человечеству в этом отношении гораздо больше преимуществ. Он обосновывает, расширяет и облагораживает и то и другое — как учение, так и труд. Ведь самому существу моего метода свойственно развитие умственных и технических способностей, при его помощи достигается более тонкое развитие всех органов чувств, стимулируется напряжение, проникнутое сознанием своей силы, неразрывно связанное с рассуждением, требующее выдержки и стремящееся к завершению и совершенству. Все это, составляя сущность моего метода, не только обеспечивает соединение основных домашних упражнений с основными школьными, но и придает им обоим внутреннее содержание, внутреннюю добавочную ценность и внешне расширяет их. Он представляет в новом, важном свете то существенное и великое, что заложено в обучении мастерству. И я могу с уверенностью утверждать, что так же как без интеллектуального элементарного образования не может существовать действительно удовлетворяющая человеческой природе школа умственного образования, точно так же и без элементарного образования, готовящего к работе в индустрии, нельзя себе представить удовлетворяющую человеческой природе подготовку к индустрии. А без должного образования, готовящего к работе в индустрии, которое осуществляется одновременно с умственным и нравственным образованием, по существу невозможно дать подавляющему большинству народа действительно соответствующее его положению просвещение.
Значительное число людей получает образование не путем усвоения абстрактных понятий, а путем интуиции, не через блеск обманчивых словесных истин, а через устойчивую истину, присущую действующим силам. Без образования, которое придает людям подобного рода силу и заложенную в ней истину, без основанного на этой силе и истине образования, готовящего к работе в индустрии, расчет на какую-либо повышенную культуру народа даже в самом отдаленном будущем является химерой. Более того, при этих обстоятельствах невозможно поднять большинство народа даже до разумного сознания того, чем должно являться школьное и народное образование. Невозможно заставить даже бедняка в нашей стране не рассматривать больше школу как лишнюю тяготу, добавок к горестям и несправедливости, которые ему приходится переносить. При этих условиях его невозможно заставить поверить, будто такая школа действительно соответствует потребностям его семьи и является средством, способным оказать ему помощь.
Поскольку метод проявляет внимание к бедным, постольку при обсуждении любого его аспекта встает вопрос: а заслуживают ли бедняки в наше время такого внимания?.. Тот, в ком присутствует дух Христа, несомненно, вместе со мной надеется, что бедняку, обделенному во всех отношениях и даже в отношении посещения школы, не придется вечно испытывать печальную необходимость в течение восьми, десяти, а то и более суровых зим своего голодного, раздетого, несчастного ребенка ради маленького кусочка хлеба, который он мог бы заработать и у себя в доме, посылать в школу, находящуюся на расстоянии четверти или получаса ходьбы. В этой школе ребенок ни на грош не получает ни умственного образования, ни нравственного воспитания, ни подготовки к трудовой деятельности. Однако в ней его постоянно удерживают от всего и соблазняют всем тем, от чего обычно воздерживаются и чем обычно соблазняются люди, будь они молоды или стары, когда их без толку и порядка сгоняют вместе в толпы и в таком положении предоставляют бездумью, скуке, дурному настроению и страху.
Главная заслуга метода состоит в том, что он с силой сопротивляется этому безобразию, где оно еще имеет место. Он достигает при этом превосходных результатов также благодаря тому, что его вспомогательные средства повсюду в высшей степени дешевы. Они все требуют лишь минимума внешнего, в их существе нет ничего внешнего; их существо и есть внутренняя сущность нашей природы. Метод является только средством, и притом максимально простым, помочь природе самой высказаться о том, что в ней заложено. И чем больше применяемые методом средства обладают этими свойствами, тем они лучше; чем они лучше, тем больше сливаются с деятельностью самой природы, тем меньше существуют сами по себе. Наоборот, чем большим блеском они сами по себе отличаются, чем в большей степени вместе со своим педагогическим искусством кажутся стоящими вне природы и над ней и поэтому являются чрезвычайно дорогими, тем в меньшей степени они пригодны.
Самое дорогостоящее заблуждение этого искусства в этом отношении заключается в блуждании со своими воспитанниками по пустующим полям всезнайства, которые для большинства человечества никогда не засевались и никогда не будут засеяны. Мой метод не блуждает со своими питомцами по этим полям. Он по самому своему существу направлен против дурмана всякого поверхностного, ненужного, необоснованного, неплодотворного и неподходящего знания. Все его средства базируются на твердо обоснованной законченности единичного, на глубоком проникновении одного в другое,, на целенаправленном совершенстве целого. Они являются подлинным противоядием против всех ухищрений духа времени, который возбуждает и поддерживает дурман пустого, чисто словесного обучения и всех связанных с ним негодных приемов. Они совсем не связаны с причинами этого словесного обучения, и результаты их другие. Средства моего метода должны действовать таким образом, так как его применение расчищает навоз, на котором растут эти поганки, взращенные духом времени.
Средства метода — это средства человеческой природы; они не являются отражением человеческих мнений и в еще меньшей степени отражают положение людей и признаваемых ими приличий. В основных своих требованиях они не зависят от удачи и даже от тех знаний и навыков, обладание которыми предполагает благоприятное стечение обстоятельств.
Пусть бедняк прожил двадцать лет, не обучаясь никакому мастерству и не получая извне никаких знаний. Но если он внутренне окреп под давлением нужды и если в нем заложены ростки сил, тогда для него еще не поздно подвергнуться воздействию моего метода и он сможет получить все те преимущества, которые являются результатами его воздействия. А вот баловень судьбы опоздает воспользоваться моим методом и его результатами, если он достиг того возраста и из-за суеты своей жизни, поверхностности своих знаний и растрачиваемого на мелочи внимания потерял то внутреннее равновесие покоя, достоинства, силы и невинности, без которых душа человеческая не может быть открыта духу моего метода.
Нужда сохраняет в бедняке многие из этих качеств и независимо от его заслуг. У природы имеются собственные способы компенсации, хотя мы их редко замечаем. А все-таки они существуют. Если она в одном случае ведет себя по отношению к человеку как мачеха, то в другом она часто с избытком отдает ему то, чего лишила его в первом случае.
Природа не покидает бедняка. Метод его также не покинет, если людская любовь подвела его к методу. Но метод должен быть применен к нему полностью, во всей своей чистоте и силе. Если этого не сделать, то это будет значить, что бедняк не воспользуется им, он получит лишь видимость метода. А от этого еще меньше толку, чем от пустой видимости всезнайства богачей и от показных знаний, навязываемых в народных школах.
Во всяком случае требование, чтобы мой метод изучался полностью или уж совсем не изучался, является категорическим. Во всех случаях, когда его изучали поверхностно, когда применяющие его учителя смешивали несозревшие еще внутри них приемы моего метода с несозревшими приемами других методов, это фактически сводило мой метод на нет. Соединение его с чуждыми ему приемами обучения невозможно. Он является замкнутым в себе целым. Каждое полупризнание этого целого, если оно сопровождается зазнайством, равнозначно отказу признать его, а каждое его половинчатое проведение в жизнь равноценно отказу от его осуществления.
Но его полное признание и полное проведение в жизнь предполагает людей, которые одарены внутренней способностью понимать его и содействовать его осуществлению, которые внешне в совершенстве подготовлены этим методом и владеют им. Если этого нет, то каждое вмешательство, требующее введения моего метода, является особенно вредным для него. Ведь введение его в качестве основы для народного образования — дело совершенно новое, и поэтому установленный порядок вещей, весь окружающий мир будет повсюду направлен против него. С этой стороны требуется самая крайняя осторожность. Пусть он будет признан, хотя бы частично или даже приобретет ослепляющий блеск; но во всех тех случаях, когда на самом деле налицо лишь его видимость, а не сам метод, он, распространяя зловоние, исчезает, как привидение. Это самое большое несчастье, которое могло бы произойти с методом. С его внешним введением можно и подождать. Важно скорее закончить его внутреннее совершенствование. Пусть сотня людей наденет на себя внешние атрибуты его силы, как осел львиную шкуру, и будет повсюду демонстрировать их; все равно при этом на каждом шагу из-под львиной шкуры будут выглядывать ослиные уши этого прежнего традиционного бессилья и прежних традиционных претензий. Так же и метод от этого меньшего выиграет, чем если один-единственный человек, вполне освоивший его, укроется с ним в какой-нибудь самой безвестной деревушке и в полной тиши будет применять его в полностью развитом виде, осуществляя все, что метод может дать в своей завершенности.
Люди, без глубокого знакомства с методом самонадеянно вмешивающиеся в его осуществление, сами играют на руку тем, кто тайно или открыто враждебны его духу и силе и торжествуют при его поражении, вызванном неправильно примененным оружием. Они лишь содействуют при этом насмешкам черни над методом. К этим насмешкам, однако, отнюдь нельзя относиться как к чему-то незначительному, чем можно пренебречь. В нашем мире, таком, каков он есть, для какого-нибудь доброго начинания, которое не совпадает точно со вкусами черни, они играют роль инея, выпавшего на слабые молодые всходы. Поэтому мы правильно сделаем, если по возможности не будем допускать этих насмешек над нашим делом. И в этом отношении нам нужно в первую очередь сосредоточить наше внимание на персонале, от которого в большей или меньшей степени зависит введение нашего метода.
Наш путь в этом отношении новый, совершенно новый, и, следовательно, его приходится прокладывать совершенно заново. То, что у нас до сих пор делалось в области подготовки школьных учителей, ни в коей мере не может явиться масштабом того, что в этом отношении должно быть сделано для проведения нашего метода. Но и то, что делается для этого за границей, не может служить для нас масштабом, так как за границей мой метод столь же мало применялся для подготовки учителей, как и у нас. Между тем несомненно, что нужно либо забросить метод, когда он раскрывает свои первые прекрасные ростки, либо для его осуществления проложить путь, безусловно соответствующий существу его духа и свойственных ему средств. Если бы мы даже сомневались, в чем должен состоять этот новый путь, нам следовало бы оставить все сомнения.
Поскольку я имел возможность сделать это в своем частном кругу, я сделал все, чтобы найти новые меха для нового вина. Начиная с того момента, когда успех моих первых опытов окрылил меня новыми надеждами, я не прекращал собирать вокруг себя юношей и подготавливать их для введения и разработки метода. Однако деятельность одного человека никогда не дает таких результатов для осуществления поставленной задачи, которые окупали бы затраченные усилия.
Мое решение не выходит за границы четырех стен моего дома. Я слишком беден, стар и ограничен в действиях. Мои самые высокие стремления сейчас больше исходят из тени моих сил, чем из моих действительных сил. И все же в моей груди все кипит и бурлит. Я не брошу своего дела до последнего своего вздоха.
Если это дело хорошее, если мое дело настолько хорошее, насколько я его таким считаю, тогда не только я, но и мир, но и отечество обязаны заботиться о нем так же, как и я. Число людей, которых необходимо подготовить для того, чтобы они с гарантированным успехом могли применять метод, должно увеличиваться не только при моей помощи; оно должно расти при содействии отечества и человечества, и притом в действительном соответствии с их потребностями.
Я считал своим особым долгом сделать все от меня зависящее, чтобы заинтересовать человечество и отечество в этом деле. Я буду продолжать делать это, поскольку это возможно, избегая опасности недоразумений, так, чтобы это не казалось бестактностью и навязчивостью. Я лично, господа, слышал из Ваших уст о согласии здешнего кантонального правительства оказать мне содействие в подготовке нескольких учителей для осуществления моей цели. И так как Ваше положение дает Вам возможность дать ход соответствующему решению правительства и довести его до осуществления, я обращаюсь к Вам с просьбой, господа, передать правительству мою покорнейшую благодарность за те надежды, которые оно пробудило во мне в этом отношении. Одновременно я прошу Вас передать правительству прилагаемую записку с просьбой удостоить вниманием изложенные в ней взгляды и подвергнуть их проверке в свете тех предложений которые Вы в этом отношении намерены сделать правительству.
Что же, однако, делать правительству, если в этом деле нет еще достаточной ясности, в особенности в отношении того, что из сообщаемого правда и что ложьг и как отвести в моем деле надлежащее место тому, что правильно и что неправильно? Поэтому я вынужден настоятельно просить Вас, господа, в случае если и в Вашем кантоне имеются сомнения относительно правдивости изображения моей деятельности, имеются возражения или опасения в отношении ее,; сообщить мне об этих возражениях, сомнениях или опасениях. Возможно даже, что подвергнутся искажению или вызовут сомнения сами факты, которые я считаю решающими для опровержения некоторых известных мне возражений против моего метода. В таком случае, естественно, мои высказывания и ответные разъяснения могли бы быть сочтены пристрастными, а следовательно, неудовлетворительными или даже совсем не соответствующими действительности. А так как все же необходимо и в этом случае выявить истину, то важность дела, о котором идет речь, как мне кажется, позволяет мне и обязывает просить Вас, милостивые государи, как бы я ни был далек от того, чтобы претендовать на новое обследование моего дела, все же поручить кому-либо из Вашей среды нелицеприятно проверить на месте такие сомнительные или объявленные мною извращенными факты. При этом, господа, я прошу Вас не успокаиваться, прежде чем в дело не будет внесена полная ясность и Вы не будете в состоянии доложить правительству Ваше заключение по моему делу без колебаний, умолчаний и примешанного чувства сомнения.
Я бы постыдился, милостивые государи, предпринять хотя бы отдаленные шаги к тому, чтобы заинтересовать Вас в предмете, в справедливости, нужности и важности которого я не считал бы Вас убежденными. И, несомненно, только в таком случае я прошу Вас замолвить перед правительством слово о помощи для организации в маленьких масштабах первой семинарии для подготовки учителей народных школ на основе моего метода.
Но как бы счастлив я ни был, если Вы исполните мою просьбу, я все же обязан откровенно и ясно высказаться относительно тех условий, при которых любой шаг по введению моего метода в народные школы только и может иметь желаемый успех. Прежде всего я обя-
зан настаивать на том, чтобы в качестве таких учителей-экспериментаторов принимали только юношей, еще не огрубевших под влиянием применения других методов обучения, далеких от простых и незапутанных взглядов, что лежат в основе моего метода. Эти юноши не будут оказывать поэтому внутреннего сопротивления его усвоению. Необходимо выбирать лишь таких юношей, природные задатки которых в области развития ума, сердца и руки гарантируют их внутреннюю восприимчивость к любому естественному средству раскрытия их сил и задатков.
Это требование, правда, находится в чрезвычайно резком контрасте с высказывавшимися утверждениями, будто бы для лучшего доказательства надежности метода его следует проверить на идиотах. Но этот fiat experientia in anima vili столь же мало применим к моему методу, как и ко всем другим методам и неметодам на свете. И если мы не хотим допустить подобного эксперимента, то мы все же можем с определенностью ответить на вопрос, который, собственно, и ставится: у множества детей, для подлинного полноценного умственного образования которых обычные словесные методы и заучивание наизусть оказываются абсолютно непригодными, наш метод дает удовлетворительные результаты. Мы можем также с уверенностью сказать следующее: во всех тех случаях, когда подлинные средства метода, примененные с умом и нужной силой для развития нравственных, умственных и технических способностей ребенка, оказываются недействительными, тогда не могут окончиться удачей никакие другие попытки, ставящие себе эту же задачу. Что касается воспитанников,, которых мне, возможно, поручат для подготовки из них школьных учителей, то для них абсолютно необходимо продолжать посещать наше учреждение до тех пор, пока они не только поймут основы метода, но смогут отдать себе отчет во всем объеме его содержания. Руководствуясь тем, что эти юноши полностью усвоят в нем, они должны суметь двигаться дальше самостоятельно, без посторонней помощи. По этой причине столь же важно, чтобы институт был в состоянии обеспечить их в соответствии с их назначением и дать им столько учебных часов и столько учителей, сколько потребуется, чтобы с уверенностью добиться назначенной цели. Если правительство, убедившись в полезности моего дела, сделает хотя бы отдаленные шаги к его рекомендации, то многие общины, совершенно несомненно, охотно протянут руку помощи.
Понимая, как много нужно, чтобы в духе моего метода подготовить из отдельных воспитанников школьных учителей и обеспечить их полное развитие, мы потребовали от четырех мальчиков, которые проявили желание получить в нашем городе соответствующее образование, пробыть у нас по крайней мере пять лет. И мы примем их для этой цели только при указанных условиях. Я, правда, хорошо знаю, что правительство ни за что не разрешит воспитанникам, которых оно мне поручило, столь длительного пребывания в институте. Я привожу этот пример только для того, чтобы показать, какое значение придаю завершению образования людей, которые, согласно их назначению, будут иметь влияние на введение и общее распространение метода.
Однако самый короткий срок, необходимый для надежной подготовки к этому воспитанников, которых поручит мне правительство, составит все же никак не менее двух лет. Следует, по возможности, всех их назначить в школы поблизости от Ифертена, чтобы, когда они кончат институт и приступят на практике к работе по своей профессии, они все же могли и далее пользоваться помощью и руководством института.
Я надеюсь, милостивые государи, что разъяснение мною условий, необходимых для подготовки даже из небольшого числа воспитанников учителей народных школ, которые будут работать в согласии с основными принципами моего метода, так же как и мои высказывания по этому вопросу за все то время, что я живу поблизости от Вас, и даже раньше, с того момента, когда я в Станце и Бургдорфе впервые приступил к осуществлению своего предприятия,— убедят Вас, что намерения мои чисты, что за моей деятельностью не скрывается никаких эгоистических целей и что, передавая Вам свою просьбу заинтересовать в моих конечных целях кантональное правительство, я не имею в виду ничего иного, кроме блага страны.
Для меня это дело важно и свято. Я чувствую, что необходимо для населения Вашего кантона в области образования и что возможно дать ему в этом отношении, если подойти к делу не поверхностно и легкомысленно, а проявить при этом силу, решимость и любовь к народу.
Я считал бы себя счастливым и возблагодарил бы бога, если бы при жизни смог оказать в этом отношении посильную помощь моему отечеству. Эту помощь я в состоянии оказать благодаря опыту своей жизни и исключительным связям, созданным на основе моего большого опыта и высокой целеустремленности. Иностранные государства признают важность моих взглядов и преимущества моего окружения. Они охотно предоставили бы мне возможность деятельности, которая отвечает моим задачам, если бы возможно было погасить в моем сердце надежду на то, что мое отечество с радостью и одобрением примет от меня первые плоды моей принесенной в жертву этому делу жизни. Я надеюсь, что мне не придется пережить оскорбительного отказа. Если же до самой моей смерти мне не пожелают оказать и капли доверия, предоставив мне возможность официального влияния на состояние народного образования в моем отечестве, то я, следовательно, хотя и чистосердечно, но напрасно отклонил подобные предложения из-за границы.
Примите, милостивые государи, выражение высокого к Вам уважения, с которым имею честь подписаться.
Песталоцци.
Приворот является магическим воздействием на человека помимо его воли. Принято различать два вида приворота – любовный и сексуальный. Чем же они отличаются между собой?
По данным статистики, наши соотечественницы ежегодно тратят баснословные суммы денег на экстрасенсов, гадалок. Воистину, вера в силу слова огромна. Но оправдана ли она?
Порча насылается на человека намеренно, при этом считается, что она действует на биоэнергетику жертвы. Наиболее уязвимыми являются дети, беременные и кормящие женщины.
Испокон веков люди пытались приворожить любимого человека и делали это с помощью магии. Существуют готовые рецепты приворотов, но надежнее обратиться к магу.
Достаточно ясные образы из сна производят неизгладимое впечатление на проснувшегося человека. Если через какое-то время события во сне воплощаются наяву, то люди убеждаются в том, что данный сон был вещим. Вещие сны отличаются от обычных тем, что они, за редким исключением, имеют прямое значение. Вещий сон всегда яркий, запоминающийся...
Существует стойкое убеждение, что сны про умерших людей не относятся к жанру ужасов, а, напротив, часто являются вещими снами. Так, например, стоит прислушиваться к словам покойников, потому что все они как правило являются прямыми и правдивыми, в отличие от иносказаний, которые произносят другие персонажи наших сновидений...
Если приснился какой-то плохой сон, то он запоминается почти всем и не выходит из головы длительное время. Часто человека пугает даже не столько само содержимое сновидения, а его последствия, ведь большинство из нас верит, что сны мы видим совсем не напрасно. Как выяснили ученые, плохой сон чаще всего снится человеку уже под самое утро...
Согласно Миллеру, сны, в которых снятся кошки – знак, предвещающий неудачу. Кроме случаев, когда кошку удается убить или прогнать. Если кошка нападает на сновидца, то это означает...
Как правило, змеи – это всегда что-то нехорошее, это предвестники будущих неприятностей. Если снятся змеи, которые активно шевелятся и извиваются, то говорят о том, что ...
Снятся деньги обычно к хлопотам, связанным с самыми разными сферами жизни людей. При этом надо обращать внимание, что за деньги снятся – медные, золотые или бумажные...
Сонник Миллера обещает, что если во сне паук плетет паутину, то в доме все будет спокойно и мирно, а если просто снятся пауки, то надо более внимательно отнестись к своей работе, и тогда...
При выборе имени для ребенка необходимо обращать внимание на сочетание выбранного имени и отчества. Предлагаем вам несколько практических советов и рекомендаций.
Хорошее сочетание имени и фамилии играет заметную роль для формирования комфортного существования и счастливой судьбы каждого из нас. Как же его добиться?
Еще недавно многие полагали, что брак по расчету - это архаический пережиток прошлого. Тем не менее, этот вид брака благополучно существует и в наши дни.
Очевидно, что уход за собой необходим любой девушке и женщине в любом возрасте. Но в чем он должен заключаться? С чего начать?
Представляем вам примерный список процедур по уходу за собой в домашних условиях, который вы можете взять за основу и переделать непосредственно под себя.
Та-а-а-к… Повеселилась вчера на дружеской вечеринке… а сегодня из зеркала смотрит на меня незнакомая тётя: убедительные круги под глазами, синева, а первые морщинки
просто кричат о моём биологическом возрасте всем окружающим. Выход один – маскироваться!
Нанесение косметических масок для кожи - одна из самых популярных и эффективных процедур, заметно улучшающая состояние кожных покровов и позволяющая насытить кожу лица необходимыми витаминами. Приготовление масок занимает буквально несколько минут!
Каждая женщина в состоянии выглядеть исключительно стильно, тратя на обновление своего гардероба вполне посильные суммы. И добиться этого совсем несложно – достаточно следовать нескольким простым правилам.
С давних времен и до наших дней люди верят в магическую силу камней, в то, что энергия камня сможет защитить от опасности, поможет человеку быть здоровым и счастливым.
Для выбора амулета не очень важно, соответствует ли минерал нужному знаку Зодиака его владельца. Тут дело совершенно в другом.
© Все права на статьи принадлежат авторам сайта, если не указано иное.
16 +