(Смирнов А. А. Психология ребенка и подростка. М., 1927 г.)
Наглядные образы — основное достояние дитяти. Вместе с тем они — «силы», стремящиеся воплотиться в действии. Отсюда чрезвычайная ценность детского рисунка как одного из основных путей их внешнего выражения.
Вслед за многочисленными исследователями художественного творчества детей мы можем наметить здесь ряд последовательных ступеней.
СТАДИИ РАЗВИТИЯ ДЕТСКОГО РИСУНКА
Самой первой из них является стадия лишенных смысла штрихов. Ими ребенок еще не пытается выражать что-либо определенное. Они — только результат подражания тем действиям, которые он видит у взрослых. Он хочет сам водить карандашом по бумаге, как это делают его мать, старшие братья и товарищи. Сейчас он испытывает большое удовлетворение только от того, что чувствует себя виновником появления каких-то линий на бумаге. Правда, карандаш еще не слушается его и ведет за собой руку часто совсем не туда, куда хочется ребенку. Но все же это его рука оставляет после себя реальный, наглядный след. И это является сейчас для него предметом большой гордости.
Сначала эти штрихи идут более или менее в одном направлении, но по мере того как рука приобретает большую уверенность, они понемногу меняют его, перекрещиваются друг с другом, принимают форму ломаных или закругленных линий. В силу этого из их хаотической массы получаются иногда такие случайные сочетания, которые напоминают ребенку какие-либо реальные предметы.
Совершенно непроизвольно проводя линию в форме спирали, он сейчас же с восторгом восклицает: «пуф-пуф», т. е. «дым». Точно также случайно сомкнув кривую линию и получив нечто вроде круга, он сразу, же усматривает в этом сходство с человеческой головой и называет свое произведение «мама» или «дядя».
За этой же первой стадией, падающей обычно на начало третьего года жизни, следует близкая к ней по объективным результатам, но резко отличная по переживаниям самого ребенка стадия бесформенных изображений. Сейчас уже ребенок определенно стремится выразить на бумаге какой-то образ, но его силы еще настолько недостаточны, что посторонний наблюдатель не в состоянии, без помощи самого «художника», определить смысл нарисованного. Кошка изображается длинной, лишь относительно прямой линией, пересеченной множеством других, коротких. Дом бывает представлен несколькими неодинаковыми «квадратами», расположенными рядом друг с другом.
Здесь мы не видим еще общей формы предмета; отдельные части возникают совершенно самостоятельно, по мере того, как вспоминаются ребенком. Иногда они даже не примыкают непосредственно друг к другу. Глаза и нос находятся вне того овала, которым изображается лицо.
Там, где эта разорванность отдельных частей резко подмечается детьми, они выходят из своего затруднительного положения тем, что обводят все эти части общим кругом и этим как бы подчеркивают их сопринадлежность друг другу.
Приблизительно с четвертого-пятого года жизни ребенок вступает в следующую стадию: схематичного изображения. Она тянется очень долго, и в ней, в свою очередь, можно наметить ряд ступеней, в зависимости от того, как первые, совсем примитивные схемы наполняются мало-помалу более существенным содержанием. Человек, например, сначала изображается в высшей степени упрощенно, слагаясь только из двух основных частей: головы и какой-либо подпорки. При этом в качестве такой опоры фигурируют часто лишь ноги, которые в силу этого оказываются прикрепленными непосредственно к голове. Вместе с тем они рисуются наиболее простым способом: в виде «палок», идущих под некоторым углом вниз.
Но постепенно эти подпорки дифференцируются: выделяются новые части человеческой фигуры и среди них прежде всего туловище и руки. Туловище имеет обычно самую различную форму: овальную, почти квадратную, удлиненной полоски и т. д. Иногда его обособление от ног достигается тем, что две длинные «прямые», идущие непосредственно от головы до самого низа, в середине перечеркиваются небольшой горизонтальной линией. Руки в, большинстве случаев изображаются с пальцами, которые бывают притом настолько велики, что напоминают собой совершенно иные предметы: не то расходящиеся лучи солнца, не то венчик цветка. Число их вместе с тем превышает иногда чуть ли не вдвое действительное.
Там, где из общей массы «туловища» выделяется шея, она получает несоразмерно большую длину. Лицо, которое неизменно фигурирует во всех рисунках, снабжается обычно некоторыми частями. В большинстве случаев это — глаза, рот и намек на нос. Ухо удостаивается чести попасть на рисунок лишь в одну из последних очередей. Брови отсутствуют также очень долго. Зато то, что при нормальных условиях при взгляде на лицо не бывает видно, а именно зубы, выступает на сцену довольно часто. При всем несовершенстве таких портретов ребенок все же старается снабдить изображенного на них человека какой-либо эмблемой, соответствующей его высокому званию. Особенно часто такой эмблемой бывает шляпа, палка или папироса (у мужчин) и волосы с громадным бантом (у женщин). Одежда обычно обнаруживает свое присутствие только пуговицами. Все эти первые изображения представляют человека в анфас. Лишь постепенно совершается переход к профилю. При этом ребенок на продолжительное время задерживается на промежуточной ступени: только часть фигуры рисуется боком, а остальное пребывает в том же положении (лицом к наблюдателю). В некоторых случаях эта действительность приводит и к удвоению отдельных органов: носа, рта и т. д.
«Правильные» профили обнаруживают опять-таки новую особенность: на них отмечаются также и те части тела, которые в действительности «в профиль» не видны: к их числу особенно часто относится закрываемая туловищем рука.
При построений всех этих схем ребенок обычно совершенно не соблюдает действительных пропорций человеческой фигуры. Люди, изображаемые им, в большинстве случав оказываются головастиками. Туловище сравнительно редко имеет наибольший объем; там же, где его длина, наоборот, несоразмерно велика, оно изображается в виде весьма узкой полоски, очень часто перечерченной горизонтальными штрихами.
Аналогично «портретам» человека также схематически изображаются и животные. При этом в наиболее примитивных рисунках их схемы бывают даже настолько общи и неопределенны, что посторонний наблюдатель далеко не всегда бывает в состоянии отличить сам лошадь от коровы. Иногда животное наделяется какой-либо характерной для него чертой, которая только одна и позволяет относить его в определенную категорию. Так, свинья снабжается «пятачком» или коротким хвостом, лошадь — большими, острыми ушами, баран — рогами, кот — усами.
Такую же схематичность видим мы и при изображении деревьев, домов, паровоза и т. д.
Несмотря на чрезвычайное несовершенство своих рисунков, ребенок уже в этом периоде очень смеле берется за передачу на
бумаге наиболее трудных предметов: излюбленными темами его «художества» являются люди и животные. Из простых по своей форме объектов он останавливается почти исключительно на домах. Такие вещи, как чашка, стакан, шкаф, стол, цветок, даже дерево, сравнительно редко являются источником его вдохновения: вернее говоря, только тогда, когда они так или иначе связаны с «любимыми» темами. В своем отборе ребенок, следовательно, руководится не простотой предмета, а тем моментом, который в это время у него всюду вызывает наибольший интерес: движением (динамичность детского рисунка). Даже дом, нечто безусловно статическое, наделяется некоторым динамическим признаком: из его трубы всегда валит дым.
Дальнейшая ступень детских рисунков (стадия правдоподобных изображений) характеризуется постепенным отказом от схемы и попытками воспроизвести действительный вид предметов. Ноги приобретают уже некоторый изгиб: часто даже тогда, когда изображается спокойно стоящий человек. Руки находят себе применение: они держат какой-нибудь предмет. Голова обрастает волосами, иногда тщательно причесанными. Шея имеет значительно меньший объем. Появляется округлость плеч. Наконец, весь человек облачается в какую-либо одежду.
Конечно, все это достигается не сразу. Поэтому нам вначале приходится встречаться с промежуточной станцией, на которой часть рисунка передается еще почти совершенно схематически.
В соответствии с переменами в изображении человека меняются и рисунки животных, домов и т. п. Корова уже наделяется рогами, широкой шеей, выменем, прямой спиной. Дом покрывается соломой, снабжается дверью и ведущим к ней крылечком, его окна украшаются занавесями, иногда становится ясно заметно, из какого материала он выстроен.
Наряду с этим происходит значительное обогащение тем рисунков: появляются пейзажи, деревни, целые поезда, идущие по
рельсам, со столбами и семафором возле них, внутренний вид домов и т. д.
Однако, несмотря на все эти изменения, три черты продолжают оставаться неизменными в детских рисунках.
Как и раньше, это только контуры изображаемых предметов. Мы не находим в них светотени даже в тех случаях, где они имеют достаточно сложное и богатое содержание (контурность).
Равным образом еще не соблюдаются удовлетворительно и пропорции: рост человека достигает высоты двухэтажного здания (непропорциональность).
Наконец, в полной силе сохраняется зарисовка тех частей предмета, которые в действительности при данном его положении ни в коем случае не могут быть видны. У паровоза, изображенного «в профиль», рисуются буфера и фонари, причем потребность обнаружить их существование бывает настолько сильна, что ребенок, передавая в профиль вагоны, загибает в то же время паровоз так, чтобы он был виден обязательно в анфас. В лучшем случае он сопровождает это и крутым поворотом всего железнодорожного пути.
Здесь же мы встречаем и наиболее характерную особенность детского рисунка: его прозрачность. Дуга, надетая на лошадь, стоящую боком, видна вся целиком, хотя на самом деле ее второй конец должен быть скрыт шеей животного. Особенно ярко проявляется эта черта в некоторых изображениях домов. Фасадная стена в таких случаях часто совершенно исчезает, и наблюдатель в одно и то же время получает возможность видеть и наружные очертания здания (крышу с трубой, боковые стены), и то, что находится внутри жилища (мебель, сидящих и мирно пьющих чай людей и т. д.).
Усложнение сюжета выводит ребенка из сферы почти плоскостного изббражения в мир перспективы. Пока он ограничивался рисунком отдельных людей, животных, домов, она не играла особенно существенной роли. Сейчас же, когда в центре художественного творчества становятся «виды» (деревня, город, убегающие вдаль поезда, открытый пейзаж), он уже не может уклониться от ее передачи.
Однако именно этот пункт дается ему с наибольшим трудом. Правда, потребность выявить различие в изображении близких и далеких предметов у него имеется вполне определенно, но путь ее удовлетворения ему еще совершенно неизвестен. Это весьма ярко сказывается уже тогда, когда он пририсовывает к дому лестницу, при всем его старании она все же не оставляет у зрителя впечатления одновременно и поднимающейся кверху, и уходящей вдаль. Часто он прибегает к совершенно обратному, ложному способу указания на удаление предмета, особенно там, где ему приходится изображать объект, постепенно уходящий вдаль (дорогу, поезд). Вместо требуемого уменьшения он увеличивает предмет.
Весьма оригинальны попытки дитяти нарисовать что-либо находящееся на очень большом расстоянии в глубину от центральных предметов: в этих случаях он поднимает все далекое на такую высоту, что иллюзия удаления совершенно пропадет. Предмет оказывается не на одном уровне с тем, что находится ближе его, а значительно выше. На этой основе иногда возникает второй горизонт, специально помечаемый даже особой линией.
Значительное своеобразие обнаруживается и при изображении предметов, расположенных по откосам возвышенностей. В этом случае ребенок равняет их полностью «по местности», т. е. придает им такой же уклон, какой, например, имеет склон горы, совершенно ле считаясь с нашими законами земного притяжения. Такое же подчинение линиям природы замечается у него иногда и при изображении того, что движется «вбок». Желая подчеркнуть, что человек идет вдоль тропинки слева направо, он рисует его в горизонтальном направлении. Наконец, не менее оригинальными являются и те детские рисунки, на которых мы видим попытки изобразить тесную пространственную связь предметов (их «переплетение»). В этом случае ребенок рисует каждый предмет совершенно независимо от другого. Так, палка, в действительности находящаяся в руках человека, располагается рядом с рукой, шляпа только касается большого пальца.
Несмотря на значительное несовершенство рисунков этой стадии, средний (т. е. художественно специально не одаренный) ребенок редко поднимается на следующую ступень самостоятельно, т. е. если ему не приходится проходить некоторую «школу». Поэтому и взрослые, своевременно систематически не учившиеся рисовать, обнаруживают в своем творчестве очень много черт, весьма сходных с только что отмеченными. Но если дитяти делаются систематические указания на несовершенство его произведений и даются наставления о способе их исправить, он достигает четвертой стадии: правильных изображений.
Правда, и здесь мы встречаемся с рисунками различной степени совершенства, но это зависит уже от неравенства индивидуальных способностей каждого «художника», а не имеет в своей основе какую-либо общую закономерность. Вместе с тем сейчас «изображение» в значительной мере теряет уже свою «детскость», т. е. те специфические особенности, которые свойственны именно детскому рисунку.
Вряд ли можно приурочить каждую из намеченных нами стадий детского художественного творчества к строго определенному возрасту. Здесь больше, чем где-либо, сказываются и индивидуальная одаренность «юного художника», и влияние на него тех образцов, которыми он пользуется. Но приблизительную закономерность мы можем все же получить, руководствуясь статистической обработкой больших коллекций детских рисунков. В этом отношении весьма показательны, результаты, полученные Кершенштейнером.
Данные Кершенштейнера позволяют нам судить о степени распространенности различных типов рисунка в разном возрасте. Как показывает таблица, 6-летние дети дают сплошь чистую схему. И только начиная с 11-летнего возраста, мы встречаемся с ней реже, чем с остальными, более совершенными способами изображения. Правдоподобный рисунок выступает на первый план только после 13 лет.
КРАСКА В ДЕТСКОМ РИСУНКЕ
Какова роль цвета в художественном творчестве ребенка? Мы можем выявить здесь следующие стадии.
Первоначально в своем употреблении краски ребенок не руководится какой-либо определенной целью. Ему доставляет удовольствие просто размазывать ее по бумаге. Поэтому он совершенно неопределенно закрашивает ею весь лист.
Но даже и в дальнейшем, когда он уже сообразуется с очертаниями нарисованных предметов, их расцвечивание выполняется хаотически. Сейчас он стремится лишь к наибольшему разнообразию окраски и с этой целью разбивает один и тот же предмет на отдельные части, раскрашивая их разными цветами.
Только значительно позднее ребенок начинает стремиться к правдоподобному раскрашиванию, т. е. сообразуется с действительным цветом предмета. Поэтому теперь у него исчезают рисунки, где лошадь отмечена синей, а трава и дерево — красной краской.
В некоторых случаях эта реалистическая тенденция предваряется совершенно иным, чисто эстетическим устремлением: дать красивое сочетание. Эти две, иногда противоположные друг другу, цели в дальнейшем примиряются: ребенок одновременно заботится и о правдивости цветовой передачи, и об ее эстетической ценности. Поэтому сейчас он часто дополняет первоначально задуманный сюжет новыми подробностями только для того, чтобы ввести новую краску. Зеленый монотонный луг оживляется отдельными красочными пятнами, олицетворяющими красные платки крестьянок, работающих на нем.
Все эти ступени цветного изображения имеют между собой то общее, что сейчас ребенок довольствуется только равномерной окраской. Он еще не пользуется различными степенями насыщенности цветов для оттенения отдельных частей одного и того же предмета. Лес передается в совершенно одном тоне, несмотря на свое значительное протяжение. Равным образом и перспективные различия еще не обозначаются изменениями в оттенках того же самого, цвета. Удаленные предметы окрашиваются столь же ярко и красочно, как и находящиеся на переднем плане.
Эта особенность, в значительной мере аналогичная отсутствию светотени в рисунках карандашом, обнаруживает нам новую характерную черту детского живописного творчества: преимущественную роль контура. Ребенок не только не стремится внести богатое содержание внутрь того, что очерчено линейными границами предмета, но он всячески пытается возможно сильнее подчеркнуть именно эти наружные очертания. Поэтому он не удовлетворяется теми, для него расплывчатыми, границами, которые даются простым переходом от одного цвета к другому, и наряду с цветом вводит также и карандашный контур: им он обычно и начинает свое произведение. Там же, где линии карандаша по тем или иным причинам в рисунке совершенно отсутствуют, ребенок старается возможно больше усилить границу соседних предметов, обведя ее более густой краской.
ИСТОЧНИК СВОЕОБРАЗИЯ ДЕТСКОГО РИСУНКА
Что же лежит в основе своеобразия детских рисунков?
Здесь мы встречаемся с двумя прямо противоположными возможностями объяснения. С одной стороны, мы можем рассматривать художественное творчество ребенка как правильное отражение наиболее характерных черт его интеллекта. В этом случае несовершенство детского рисунка обусловлено недостаточностью или своеобразием зрительных образов. Произведение художественного творчества не совпадает с реальными объектами потому, что с ними не совпадает образ воспоминания: ребенок не в состоянии представить себе с полной отчетливостью внешний вид лошади, и только потому она выходит у него чрезвычайно похожей на других животных. Эта неясность образов, в свою очередь, может иметь различные причины. Среди них прежде всего нужно отметить недостаток прежних наблюдений. В том, что именно этот момент играет часто действительно существенную роль, убеждают нас опыты Меймана. Он предлагал своим испытуемым описать изображения предметов в то время, когда те находились у них перед глазами. Результаты, полученные им, указывают, что «в большинстве случаев люди, не являющиеся профессиональными рисовальщиками или живописцами, действительно, видят вещи крайне неточно; они совсем не замечают многих подробностей, даже таких, которые бросаются в глаза; их видение нисколько не является анализирующим и замечающим», они смотрят, но не видят. Далее, причиной неясности образов воспоминания может быть слабость самой памяти, т. е. ее сохраняющих функций. Однако этот момент, в особенности у ребенка, не играет первостепенной роли, что вполне подтверждается опытами Кершенштейнера. Он предлагал детям рисовать как с натуры, так и по воспоминанию и пришел к тому заключению, что, по крайней мере, в возрасте от 6 до 10 лет ребенку совершенно безразлично, рисует ли он по памяти или с натуры.
Наконец, для успешности рисунка весьма существенной является стойкость самого зрительного образа во время рисования. У некоторых людей, как обнаружило исследование Меймана, этот образ сейчас же исчезает, как только они проводят на бумаге первые штрихи. Особенно часто это бывает в тех случаях, когда рука делает неверные движения, и, таким образом, сразу же получается неправильное изображение.
Совершенно противоположное объяснение недостаткам рисунка может быть дано, если принять за основу не исходный пункт рисования — зрительный образ, а самый процесс изображения, т. е. двигательные моменты. В этом случае мы могли бы сказать:
ребенок не потому плохо рисует, что плохо знает предмет, а только потому, что еще вообще не умеет рисовать.
Здесь опять-таки возможны разные случаи. Так, существенное значение могла бы иметь общая неискусность руки. Однако опыты Меймана, предлагавшего своим испытуемым — плохим рисовальщикам — срисовывать простые схематические фигуры, не подтверждают этой возможности. Они обнаруживают, что большинство таких лиц достаточно ловко и уверенно владеют рукой.
Поэтому значительно ближе к действительности следует считать другую возможность: не движения сами по себе, а их соответствие зрительному образу определяет успешность изображения: основным являются зрительно-моторные координации, т. е. выполнение именно того движения, которое требуется данным образом. Тщательный сравнительный анализ значения каждого из этих отдельных моментов, выполненный Мейманом, приводит к убеждению, что все они сказываются на результатах изобразительной деятельности ребенка.
Вместе с тем в детском творчестве к ним присоединяется еще одно, может быть даже наиболее существенное, обстоятельство. Мы имеем в виду совершенно специфическую «установку», характерную именно для юного художника. Рисунки взрослого (неспециалиста) преследуют обычно, как основную, «реалистическую» цель: мы стремимся придать произведению своего «художества» максимум сходства с реальными предметами. В противоположность этому ребенок старается не столько воспроизвести конкретный образ точно, сколько передать лишь общую идею предмета. Поэтому он и довольствуется только схемой, не обременяя ее тем, что, с его точки зрения, несущественно. Когда мы указываем ему, что у нарисованного им человека нет ушей или слишком много пальцев, он хотя и делает соответствующие исправления, но без особого воодушевления, как-то механически, точно уступая нам. С его точки зрения, они не прибавляют особенной ценности его произведению, так он уже достаточно выразил то, что имел в виду. С другой стороны, то, что, по-нашему мнению, должно было бы отсутствовать в рисунке, как невидимое при данном положении предмета, усердно изображается детьми: ведь для них оно очень часто является наиболее яркой особенностью зарисовываемого. Они не довольствуются только тем, что фактически видимо, а стремятся передать и то, что им известно. Ребенок рисует не то, что видит, а то, что знает.
В этом отношении весьма показательно рисование с натуры в опытах Кершенштейнера. Когда дети рисовали ребенка, стоявшего перед ними в профиль, то из 1124 рисунков оказалось 360 таких, где он был изображен лицом к классу, и 22, передававшим профиль, обращенный в другую сторону.
Мы можем провести поэтому некоторую аналогию между первоначальным художественным творчеством ребенка и его речью: художественная деятельность дитяти вначале отнюдь не питается реалистическими или чисто эстетическими тенденциями. Она выполняет только выразительную функцию. Вместе с тем его художественное творчество тесно связано с его общей активностью, являясь лишь одним из способов выявления его стремления к деятельности. Ребенок не довольствуется, пассивным созерцанием окружающего, а пытается в движении выявить результат своих наблюдений. Для него поэтому важен скорее самый процесс выражения, а не реальная художественная ценность произведения. В этом смысле мы можем тесно сблизить его рисование с игрой и сказать: как игра не мирится с принуждением и строгой системой, так и рисование вначале должно быть безусловно свободным. Мы не должны препятствовать детям выражать рисунком то, чем живет сейчас их интеллект.
Лишь много позднее, а именно отнюдь не раньше школьного периода, мы замечаем значительное усиление реалистических тенденций. Только сейчас ребенку становится вполне понятной оценка его произведения с точки зрения соответствия с действительностью. Но вместе с тем такая перемена в отношении к собственному рисунку влечет за собой то, что ребенка и в особенности подростка часто ждет разочарование в своих изобразительных способностях. Отсюда вполне понятно то резкое охлаждение пыла к рисованию, которое наблюдается именно в данном периоде и которое должно учитываться педагогической практикой. Наконец, только последним по времени мы можем ставить перед ребенком вопрос об эстетической ценности его произведений. Только сейчас, когда уже удовлетворены более насущные запросы общей активности, игры и реализма, подрастающий человек может вступить на путь подлинно художественного творчества. Здесь, как и всюду, имеет силу основное положение: только тогда, когда ребенок напитается живительным соком своего детства, он выйдет на путь самостоятельной жизни с полными силами.
Приворот является магическим воздействием на человека помимо его воли. Принято различать два вида приворота – любовный и сексуальный. Чем же они отличаются между собой?
По данным статистики, наши соотечественницы ежегодно тратят баснословные суммы денег на экстрасенсов, гадалок. Воистину, вера в силу слова огромна. Но оправдана ли она?
Порча насылается на человека намеренно, при этом считается, что она действует на биоэнергетику жертвы. Наиболее уязвимыми являются дети, беременные и кормящие женщины.
Испокон веков люди пытались приворожить любимого человека и делали это с помощью магии. Существуют готовые рецепты приворотов, но надежнее обратиться к магу.
Достаточно ясные образы из сна производят неизгладимое впечатление на проснувшегося человека. Если через какое-то время события во сне воплощаются наяву, то люди убеждаются в том, что данный сон был вещим. Вещие сны отличаются от обычных тем, что они, за редким исключением, имеют прямое значение. Вещий сон всегда яркий, запоминающийся...
Существует стойкое убеждение, что сны про умерших людей не относятся к жанру ужасов, а, напротив, часто являются вещими снами. Так, например, стоит прислушиваться к словам покойников, потому что все они как правило являются прямыми и правдивыми, в отличие от иносказаний, которые произносят другие персонажи наших сновидений...
Если приснился какой-то плохой сон, то он запоминается почти всем и не выходит из головы длительное время. Часто человека пугает даже не столько само содержимое сновидения, а его последствия, ведь большинство из нас верит, что сны мы видим совсем не напрасно. Как выяснили ученые, плохой сон чаще всего снится человеку уже под самое утро...
Согласно Миллеру, сны, в которых снятся кошки – знак, предвещающий неудачу. Кроме случаев, когда кошку удается убить или прогнать. Если кошка нападает на сновидца, то это означает...
Как правило, змеи – это всегда что-то нехорошее, это предвестники будущих неприятностей. Если снятся змеи, которые активно шевелятся и извиваются, то говорят о том, что ...
Снятся деньги обычно к хлопотам, связанным с самыми разными сферами жизни людей. При этом надо обращать внимание, что за деньги снятся – медные, золотые или бумажные...
Сонник Миллера обещает, что если во сне паук плетет паутину, то в доме все будет спокойно и мирно, а если просто снятся пауки, то надо более внимательно отнестись к своей работе, и тогда...
При выборе имени для ребенка необходимо обращать внимание на сочетание выбранного имени и отчества. Предлагаем вам несколько практических советов и рекомендаций.
Хорошее сочетание имени и фамилии играет заметную роль для формирования комфортного существования и счастливой судьбы каждого из нас. Как же его добиться?
Еще недавно многие полагали, что брак по расчету - это архаический пережиток прошлого. Тем не менее, этот вид брака благополучно существует и в наши дни.
Очевидно, что уход за собой необходим любой девушке и женщине в любом возрасте. Но в чем он должен заключаться? С чего начать?
Представляем вам примерный список процедур по уходу за собой в домашних условиях, который вы можете взять за основу и переделать непосредственно под себя.
Та-а-а-к… Повеселилась вчера на дружеской вечеринке… а сегодня из зеркала смотрит на меня незнакомая тётя: убедительные круги под глазами, синева, а первые морщинки
просто кричат о моём биологическом возрасте всем окружающим. Выход один – маскироваться!
Нанесение косметических масок для кожи - одна из самых популярных и эффективных процедур, заметно улучшающая состояние кожных покровов и позволяющая насытить кожу лица необходимыми витаминами. Приготовление масок занимает буквально несколько минут!
Каждая женщина в состоянии выглядеть исключительно стильно, тратя на обновление своего гардероба вполне посильные суммы. И добиться этого совсем несложно – достаточно следовать нескольким простым правилам.
С давних времен и до наших дней люди верят в магическую силу камней, в то, что энергия камня сможет защитить от опасности, поможет человеку быть здоровым и счастливым.
Для выбора амулета не очень важно, соответствует ли минерал нужному знаку Зодиака его владельца. Тут дело совершенно в другом.
© Все права на статьи принадлежат авторам сайта, если не указано иное.
16 +